II.IV Представления о человеке, об иерархии ценностей в обществе периода Московского царства

Сочинения, указанные к пп. 2.1—2.3 Кроме того:

Домострой, начало XVI.

Нил Сорский. Завещание, до 1507. Нил Сорский. Устав о жительстве скитском, до 1507.

Нил Сорский. Предание ученикам своим, хотящим жиги в пустыне его, до 1507.

Слово о молчании, автор неизвестен, время неизвестно.

Поучение святых отцов к ленивым и не желающим работать, автор неиз­вестен, время неизвестно. Поучение святых отцов о лихоимстве и пьянстве, XIV в.

В конце XV-первой поло­вине XVI веков большое влияние на развитие представлений о человеке, об иерархии ценно­стей в обществе оказали просве­тительские идеи «новгородско-московских жидовствующих» и идеи о самосовершенствовании человека «нестяжателей». Эти два больших философских те­чения дополнялись в начале XVI века «Домостроем», в ко­тором христианская мораль бы­ла совмещена с бытовыми под­робностями жизни и тем самым осуществлена попытка выразить вечную мысль: как жить по со­вести и умереть достойно. В со­вокупности литературные па­мятники Московии рисуют до­вольно отчетливый портрет средневекового человека и даже позволяют заглянуть в его ду­ховный мир.

В конце ХV - начале XVI веков на Руси, как и в киевский период, понимали ценность христианского просвещения, но дополненного представле­ниями о мирских знаниях. «Новгородско-московские жидовствующие» говорили в своих сочинениях, что знания — не враждебны Богу. Поэтому вся­кий человек может свободно к ним обращаться, не страшась инакомыслия. Так думали нов­городские священники о. Денис и о. Алексий, приглашенные Иваном III в Москву на служ­бу, в кремлевские соборы: Ус­пенский и Архангельский, архимандрит московского Симо­нова монастыря Зосима, дипло­мат и думный дьяк Федор Ва­сильевич Курицын, дьячки ве­ликого князя Ивана III Истома и Сверчок, переписчик книг Иван Черный и купец Семен Кленов.

Дипломат Федор Иванович Карпов разъяснил читателю пользу знаний в сочинении «Написание о грамоте» так: Бог сотворил человека «животна, плодна, словесна, разумна, смертна, умна и художества приятна, праведна, безгрешна». Но человек не смог устоят перед злом; Бог пожалел человека и дал ему... грамоту: «От гра­моты люди собирают ум, при­ходят к познанию Бога». Федор Васильевич Курицын в сочине­нии «Лаодикийское послание» доказывал, что через доброде­тельную жизнь, постижение науки и достижение мудрости человек может обрести «самов­ластье души», т.е. личную нрав­ственную свободу.

Из всех мирских знаний русская книжная элита конца ХV - первой половины XVI веков выделяла философию. Максим Грек в Послании к Федору Карпову писал: «Философия -вещь весьма почитаемая и поис­тине божественная, ибо о Боге и о правде его и всепроникающем непостижимом промысле его прилежнейше повествует.., це­ломудрие же и мудрость и кро­тость восхваляет, и всякое иное доброе украшение нрава как за­кон полагает, и порядок в об­ществе наилучший устанавлива­ет и, в целом говоря, всякую добродетель и благодать в этой жизни вводит».

«Нестяжатели»: Нил Сорский , Вассиан Патрикеев, Мак­сим Грек, заволжские старцы - еще раз отчетливо напомнили в своих сочинениях, что основой жизни каждого человека явля­ется его нравственное (умст­венное в том числе) совершен­ствование. Нил Сорский пола­гал: «Кто молится только уста­ми, а об уме небрежет, тот мо­лится воздуху: Бог уму вне­млет», ум способен предчувст­вовать вечное блаженство. Мак­сим Грек в диалоге «Беседа ума и души» предостерегал человека от чрезмерного погружения в повседневную жизнь, напоми­нал о ценности умственной ра­боты: «Так скорее, о душа, по­знаем себя и достойно своего предназначенья да размышляем, не погружая себя в сон и ленность, как будто в безмятежное плывем плаванье».

Целью, самосовершенство­вания русские книжники счита­ли восстановление утраченного человеком единства с Богом. Поэтому их особенно интересо­вала роль человека в созданном Богом мире. Они пришли к вы­воду, что человек это подобие Бога, властелин мира, намест­ник Бога на земле, своим тру­дом обязанный поддерживать гармонию и порядок на земле. Максим Грек в диалоге «Беседа ума и души» писал: «Познаем, о душа, нашу славу(!) и не уподобляем себя бездумно-бес­словесным животным. Не один ведь конец нам и им, как не один и тот же облик у нас. Им ведь свойственно всегда долу наклоняться и наполнять бес­престанно свои утробы произра­станиями земли. Нам же, о ду­ша, и сам вид прямого тела прекрасно створен премудрым художником. О прочих беспо­добных красотах... умолчу, ибо они достаточно убеждают ве­рить, что небо является нам отечеством, и гордиться тем, что самого всевышнего отцом име­ем. Во имя этого будем стре­миться всегда к горнему миру, где отец наш и обиталище наше находятся». Эти идеи созвучны классическим представлениям гуманистов эпохи - Возрождения о человеке: его природе, досто­инстве, уникальном положении в мире, ценности его индивиду­альности.

«Домострой» из всех свойств человека самым главным при­знает его ум - он лучше видит, чем зрение, лучше слышит, чем слух. Ум вместе со словом от­личает человека от животных. Ум следует развивать наказани­ем (учением – Г.П.), а словом надо пользоваться с осторожно­стью, помня его силу, которая может быть и полезна и вредна человеку. Неизвестный автор «Слова о молчании» предосте­регал: язык мой - враг мой. «Ты ссоришь между собой братьев, единомышленников, ра­зоряешь миротворство, войны сеешь, заговоры сплетаешь». Человек должен умом прове­рять каждое свое слово, лучше больше помалкивать, ибо «го­ворливость во многие грехи вводит нас».

Мы имеем возможность су­дить о том, насколько русская элита конца ХV-ХVI веков соот­ветствовала высокому уровню рассуждений о человеке, ро­ли просвещения в обществе. Пример князя А.М.Курбского в этом отношении уникален. Он был человеком военным, но ко­гда жизненные обстоятельства в связи с эмиграцией изменились, он стал известным... философом (!). А.М. Курбский перевел на русский язык сочинения визан­тийского философа Иоанна Дамаскина «Диалектика», «Бого­словие», прокомментировал их; занимался разработкой русской философской терминологии, впервые ввел в русскую мысль теорию двух истин (Фило­софия - это знание о вещах и поступках человека, базирует­ся на естественном мышлении; религия находится вне естест­венного мышления это область мечтательного богосозерцания). В Остроге он организовал училище, где изучали языки, риторику, политику, диалекти­ку, богословие. Программа этого училища была принята в школах Львова, Бреста, Мин­ска.

С ценностями христианско­го просвещения, мирского зна­ния, умственного развития в конце ХV-ХVI веков была связана проблема инакомыслия. Две крайние точки зрения обозначи­лись на нее среди московских книжников. «Нестяжатели» и «новгородско-московские жидовствующие» считали, что не следует осуждать ни еретиков, ни вероотступников, тем более нельзя лишать их жизни за убеждения. Если еретики и ве­роотступники нарушали граж­данские законы, то их могли за это судить царский и граждан­ский суды. Эта точка зрения не смогла занять своего места в иерархии ценностей Московско­го царства, ее сторонники в большинстве своем были сожже­ны в Москве в 1504 году, ос­тавшиеся отправлены на «пе­ревоспитание» в монастыри сво­их оппонентов, чаще всего в Иосифо-Волоколамский. Так случилось с Максимом Греком, обвинения с которого были сня­ты только в 1551 году и предос­тавлена счастливая возможность провести остаток жизни в Троице-Сергиевом монастыре.

Другая крайняя точка зре­ния на инакомыслие была сформулирована в сочинениях Иосифа Волоцкого «Слово об осуждении еретиков» и «Про­светитель». Царям предписывалось «заботиться о том, чтобы быть отмстителями еретиков за Христа». Еретиков следовало осудить и подвергнуть прокля­тиям и жестоким казням. Жест­кая позиция Иосифа Волоцкого могла быть связана с нарож­дающейся теорией «Москва - третий Рим», в которой услови­ем продолжения истории всего человечества объявлялась твер­дость христианской православ­ной веры. Точка зрения Иосифа Волоцкого и его сторонников на инакомыслие больше совпадала с отечественной политической практикой, особенно во второй половине XVI века. Хотя на Руси и не было инквизиции, но цер­ковные и светские оппоненты власти старались меньше выска­зываться.

Высокое положение в шка­ле ценностных ориентиров Мо­сковского царства занимал труд. Труд считался основой жизни: «Праздный да не ест». Из 67 глав «Домостроя» 41 гла­ва посвящалась наставлениям о ведении домашнего хозяйства. Человек в «Домострое» «само­властен», то есть своей волей совершает поступки, ведущие к добру или злу, правде или не­правде. Поэтому только «дея­ния» - труд - определяют по­ложительную или отрицатель­ную оценку данной человече­ской личности.

Страстным защитником простых людей труда в середи­не XVI века выступил писатель Ермолай, в ионичестве Еразм. В сочинении «Правительница» глав­ной фигурой русской жизни им обозначен земледелец. От него хлеб - богатство, бескровная жертва Богу, пища, «вся земля от царя и до простых людей пи­тается от его трудов». Ермолай-Еразм считал несправедливым то, что и царь, и вельможи, и воины, и купцы, а также другие «дармоеды» питаются трудом земледельцев, но ничего не де­лают для облегчения тех тягот, которые они несут. Он предла­гал всем слоям общества отда­вать часть своих трудов в госу­дарственную казну.

Поскольку труд являлся одной из главных основ жизни, то в Московском царстве, как и в Киевской Руси осуждалось все то, что отвлекает от труда: лень, праздность, пьянство. Ермолай-Еразм, защищая зем­ледельцев, обрушился на город­ские корчмы (пьянство - источ­ник блуда и убийств), на ско­морохов, на «бесовские» музы­кальные инструменты, на со­вместные пьяные посиделки мужчин и женщин. В «Прави­тельнице» есть практический со­вет кузнецам ковать ножи с ту­пыми концами, чтобы умень­шить число жертв в драках, предлагалось запретить изго­товление «хмельных изделий», чтобы уменьшить пьянство. В «Поучении святых отцов к ле­нивым и не желающим рабо­тать» результат ленивой жизни четко обозначен: ...добра не ви­деть, горя не избежать, спасе­ния не получить, красивых одежд не носить, медового пи­тья не пить, сладкого брашна не есть, не прослыть добрым мужем, хозяином в доме не быть, во власти себя не видеть, у Бога, князя, государя в мило­сти не бывать и т.д.

К общехристианским обще­человеческим ценностям в Мос­ковии относилась семья. В мо­сковский период преобладала большая семья с общей числен­ностью в несколько десятков человек. Во главе стоял дед или большак. Его авторитет был не­пререкаем, последнее слово все­гда оставалось за ним, власть его в доме была священной, как власть царя в государстве. Он первый становился на молитву, резал и раздавал хлеб за едой, распределял работу между мужчинами. Работу по дому между женщинами распределя­ла жена большака. Большак в семье был выразителем тради­ционных ценностей и векового опыта народа. В «Домострое» были обозначены способы, с помощью которых домохозяин мог обеспечить дом экономиче­ски и устроить его обитателей нравственно. Мужчина должен быть строг, но справедлив, чес­тен. Женщина должна быть чиста и послушна. Дети должны быть послушными, чтить стар­ших, родителей, ухаживать за ними в немощи, любить их.

В Московии с симпатией относились к таким личным ка­чествам человека как умение владеть собой, искренность, не­лицеприятность в отношениях с окружающими, готовности по­могать каждому, кто нуждается в помощи, не рассчитывая, «достоин» ли он ее; способность ценить в любом деле не количе­ство, а качество, красоту счи­тать важнее пользы.

Сочинения конца ХV-ХVI веков позволяют судить об иерар­хии ценностей в разных соци­альных слоях Московского цар­ства.

В системе морально-нравственных координат пред­ставителей власти наблюдалось явное нарушение баланса прав и обязанностей. Ценность вла­сти к концу XVI века стала выше ценности права. Власть подчи­нила себе понятие права собст­венности, чести, достоинства. Книжники это видели и пыта­лись вернуть утраченное равно­весие. Ермолай-Еразм считал, что царю «стоит без устали ста­раться к благополучию поддан­ных, заботиться в делах управ­ления не только о вельможах, но и о самых последних». Автор укоряй царя за то, что тот не­правильно расходует государст­венную казну: «деньги земле­дельцев», вместо общественно необходимых трат царь раздает для обогащения вельможам и воинам». Писатель раздражен чрезмерным богатством отдельных лиц, как правило прибли­женных к государю. Он писал: «Пусть он так велик, что досто­ин быть воеводой, но не следует все же ему быть чуть ли не го­сударем рядом с другими вои­нами».

Это же имел в виду Филофей, когда написал Василию III, что «корень всякого зла в сребролюбии». В «Валаамской беседе» царю предлагается со­бирать с поданных налоги «с жалостью», всякие дела следует делать милосердно, советуясь при этом «со своими князьями и боярами и прочими мирянами». Федор Иванович Карпов счи­тал, что цари должны для своих подданных установить такие за­коны, «Правду», по которым каждому воздастся по заслугам. Царь не должен строить свои отношения с подданными толь­ко на их терпении. Вместо со­блюдения законов и общего блага одни люди могут дотерпеться до потери отечества, че­стной службы, превратиться в нищих; другие станут золотом все покупать: «почесть и власть, нежную страсть, почет, друж­бу», впадут в лесть, коварство, распри и грабежи. «Дело на­родное в городах и царствах по­гибнет».

В российской политической практике второй половины XVI века Иван IV и вовсе пренебрег обязанностями перед поддан­ными: «Мы вольны награждать своих холопов, вольны и казнить», «те, которые оказывают противодействие, приемлют казнь по своей воле». О такой форме власти весьма подробно говорил Федор Васильевич Ку­рицын в «Дракуле» в конце XV века. Понятие абсолютной, деспо­тической власти вошло в поли­тическую культуру Московского царства на примере власти ор­дынского хана. Н.М.Карамзин писал в «Истории государства Российского», что князья, вы­нужденные в годы ига смиренно пресмыкаться в Орде, возвра­щались оттуда к своему народу грозными властелинами.

Под влиянием специфиче­ских азиатских правовых норм и способов наказания у русских размывались традиционные пре­дставления о карающей власти общества («поток и разграбле­ние», «кровная месть») и огра­ниченности княжеского права наказывать людей (предпочте­ние «виры», штрафа). Караю­щей силой стало не общество, а государство в лице палача. Именно в это время Русь узнала «китайские казни» - кнут («торговая казнь»), отрезание частей лица (носа, ушей), пытки на дозна­нии и следствии. Это было со­вершенно новое отношение к человеку, по сравнению с киев­ским периодом.

Формирование сословий в Московском царстве не сопро­вождалось четким разделением их прав и обязанностей, как в Европе. В России централизация государства вела к ограни­чению прав всех сословий. Не­которые историки объясняют это тем, что государство было единственным гарантом нацио­нальной независимости в усло­виях непрекращающейся внеш­ней агрессии. Поэтому вопросы о правах сословий в ХV-ХVI веков в России не вставали. Со­словия имели только обязанно­сти, обусловленные интересами государства.

Вместе с тем памятники второй половины XVI века иллю­стрируют ценностные ориента­ции отечественной родовой аристократии. Это прежде все­го переписка кн. А.М.Курбского с царем Иваном IV. А.М.Курб­ский как безупречный вассал участвовал в реализации воен­ных программ Ивана IV. Но вместо естественной благодар­ности и милостей царя он во­время почувствовал надвигав­шуюся опалу: за блестящие во­енные победы получал скудные должности, головы его друзей и единомышленников то и дело слетали с плеч. Потомок яро­славских удельных князей А.М.Курбский не считал себя холопом государя, он реализо­вал свое феодальное право отъ­езда. А.М.Курбский был убеж­ден, что царь не вправе на сво­их князей и бояр напускать не­слыханные мучения, истязания, гонения, смерть, не доказав прежде их вины. Он не допус­кал себя в качестве невинной жертвы.

Ценностные ориентации православной церкви Московии имели два основных направле­ния - «иосифлянское», осно­ванное на представлениях о сильной, богатой, влиятельной церкви и «нестяжательское», основанное на идее отрицания земного мира как несправедли­вого. «Иосифляне» к XVI веку стали крупнейшими земельными собственниками. Зачастую они принимали крупнейшие земель­ные вклады в знак покаяния феодалов за грехи обогащения. Появились образцовые мона­стырские хозяйства. Но отече­ственные православные мона­стыри, в отличие от европей­ских, не создали наследствен­ную традицию предпринима­тельства, упорного, высокоэф­фективного труда.

«Нестяжатели» жили и мо­лились так, как считали нуж­ным в «пустынях». Пустынно­жительство было идеалом глу­боко верующих монахов, стре­мившихся достичь единства с Богом с помощью «умной» мо­литвы. Около 1339 г. Сергием Радонежским был таким обра­зом основан Троицкий мона­стырь. Пострижником Кирилло-Белозерского монастыря был Нил Сорский, основавший поз­днее пустыню на р. Соре. Именно «нестяжатели» были духовными вождями народа. Они жили только своим трудом. Известно предание о желании Ивана IV построить в Ниловой пустыне на р. Соре каменную церковь на месте прежней деревянной. Нил явился ему во сне и запретил эту постройку. Нил запретил после своей смерти писать его житие. Его «Завещание» - это крайняя степень аскезы: «Я стараюсь, насколько в моих си­лах, не быть сподобленным чес­ти и славы века сего никакой -как в жизни этой, так и по смерти моей».

«Нестяжатели» олицетво­ряли очень важный в системе традиционной культуры Руси идеал нищенства, идею о том, что бедному легче войти в рай, чем богатому. Юродивых или блаженных считали наиболее близкими к Богу, пророками, святыми (Василий Блаженный). Купец, у которого юродивый брал что-нибудь в лавке, ничего при этом не заплатив, чувство­вал себя ближе к Богу и гор­дился этим. На подаяние ни­щим расходовались огромные деньги. Юродивых боялись да­же цари, которым только они говорили правду. Русские часто воспринимали обогащение как грех и неправедное дело. Даже крестьяне богатых монастырей все равно ощущали себя греш­никами. Они не чувствовали духовного превосходства над нищими крестьянами из сосед­них деревень. Такими же греш­никами чувствовали себя бога­тые купцы. Часто они скрывали свое богатство: прятали деньги, жили в грязных лачугах, спали на голых скамьях, носили ветхую одежду. Богатство не давало им полного внутреннего удовлетворения. Наиболее рас­пространенной формой покая­ния во «грехе» было строитель­ство купцами церквей в горо­дах.

Ученики Нила Сорского, авторы «Валаамской беседы» открыто призвали светскую власть уничтожить монастыр­ское землевладение: «Это ду­шам ионическим вредно, не пристало им в мирской суете вращаться; от всего мирского по уставу отреклись иноки сами своею волею, так как им подо­бает».

В целом ценностные ориен­тации в Московском царстве не разделялись еще на шкалу «верхов» и шкалу «низов». Они были объединены общими ценностями традиционной куль­туры, которые при этом при­спосабливались к разным усло­виям существования. В XVI веке многие православные обычаи были сильнее развиты у верхов общества. Именно богатые люди первыми начали соблюдать в России обычай праздничного отдыха. Сначала днями общего отдыха были лишь церковные праздники, затем - престоль­ные, затем - воскресенье. Еще в XVI-XVII веках простые люди в эти дни, как правило, работали. Бояре первые, вслед за царем и духовенством, стали начинать и завершать день молитвой, мо­литься перед едой, креститься на церкви, а при входе в дом - на иконы. Наиболее ярко выражен был у царя и бояр традиционный распорядок дня русской семьи. Вста­вали и ложились спать очень рано. При этом обязательным был после­обеденный сон. В полночь, напротив, было принято просыпаться и вста­вать на молитву: ночная молитва счи­талась более угодной Богу, чем днев­ная. Национальным обычаем стало в это время ношение взрослыми муж­чинами бороды. Когда Василий III начал бриться, церковь официально осудила это как вероотступничество. Бреющихся причислили к «невер­ным», за них нельзя было молиться в церкви и даже ставить в их память свечи.

Таким образом, исторические, политические, ценностные представ­ления древнерусских книжников конца XV - XVI веков носили ярко вы­раженный традиционалистский ха­рактер. Считалось, что все происхо­дящее в мире - это отображение бо­жественного «первообраза», наиболее четко запечатленного в древности, который с течением времени неиз­бежно «искажался». При решении конкретных государственных вопро­сов, исключая, пожалуй, проблему власти, в расчет принимались не столько обстоятельства дела, сколько примеры из истории прошлого, особенно связанные с известными госу­дарственными деятелями, а лучше - святыми. Боярин Берсень Беклемешев писал: «А которая земля обычаи переменяет, та земля недолго стоит».