Б), в) Род и племя § 59 (64), 60 (65)

Сама собой напрашивается мысль, что семья, расширяясь, становится затем родом, племенем, народом; и не только рациональная историография прошлого века любила проводить эту мысль, но и во многих сказаниях народов она много раз повторяется.

312

Естественно, такие сказания ничего не доказывают; если и можно предположить, что род людской произошел от одной пары, а её потомство через семьи расширилось до родов и племен, то обсуждение такого вопроса выходило бы за пределы любых возможностей исторического исследования.

Но откуда же идут такие племенные сказания древних евреев, греков, германцев и т. д.?

Такие сказания являются просто попытками, если можно так сказать, понять себя и мир. Тот непреложный факт, что род в определённой совокупности и идентичности здесь налицо, отличается от других, ощущает себя иным по сравнению с ними, тот факт, который имеют перед глазами, объясняют по аналогии с разрастающейся семьей, что этот род, это племя были основаны одним предком, одним героем племени, в котором затем видят и почитают тип своей общности. Он – воплощенная идея этого единства, и то, что помнят об истории своей общности, как представляют её деяния и надежды, переносят запросто в историю героя племени. Он – общее имя, на которое переносится все, что касается тех, кто называет себя по нему, или полагают, что они так называются. Ибо и имя точно так же перенесено на героя. Если в странствиях древних эллинов складывается пестрое скопление из разных народов, называющих себя эолийцами, памфилами, то герой племени называется Эол и т. д. Как видим, это логическое своеобразие процесса. Он обозначает историческое начало. Как это единство, будучи результатом процесса становления, имеется, несомненно, налицо, так и оно перемещается из конца ряда развития в его начало, а конечный результат становится начальной целью.

Я могу также употребить выражение: понять самого себя. Пониманию мира служит та же самая формула в следующем эпизоде. Люди окружены другими враждебными им племенами, быть может, они покорили или поработили одних, других предстоит ещё покорить.

Как и свое собственное, чужое рассматривают также в таких персонификациях, переносят на героев чужих племен ненависть против тех, кого они олицетворяют.

313

Ненависть детей Израиля против Ханаана сводят к Хаму и его дурному отношению к подвыпившему отцу Ною; не отрицают своего близкого родства с исмалитянами в пустыне, но говорят, что Исмаил, насмешник Авраама, был рождён от египетской служанки и со своей матерью Агарью был изгнан в пустыню, как говорит ангел: «Он будет между людьми, как дикий осёл, руки его на всех, и руки всех на него». ⁸³

Эта тема племен и народов представляет особый интерес, поскольку они явились одной из первых, начальных форм государственного развития и особенно там, где появляются элементы более высокой исторической культуры. Я говорю о так называемом родовом строе (Зибель. Возникновение германской королевской власти. 1844).

Мы знаем много таких форм родового строя. Вероятно, ни в одном случае нельзя подтвердить ни одной действительно родственной общности, но часто можно доказать, что родство лишь контур, лишь схема организации. Там, где она появлялась, был налицо факт большой общности людей, которые, переходя с места на место, завоевывая территорию и поселяясь на ней, чувствовали себя и держались как общность, и именно в этом общежитии образовывали общность, связующую всех. Имеются примеры, показывающие, что такие общности даже не были одноязычными, не имели общего культа, например, среди 12 племен Израиля явно отличались друг от друга настоящие евреи и кочующие с ними вместе египтяне, или дорийцы, завоевавшие Пелопоннес, считали своими родственниками в Гераклидах ахейцев, как об этом было ещё известно во времена Персидских войн, а в Элиде беотийцев, т. е. эолийцев. Вся история германских племен от Цезаря до конца Великого переселения народов понимается в непрерывном движении: всё новое беспорядочное смешение выкристаллизовывается во все новых формах родового государства, пока, наконец, королевская власть и церковь, сотрудничая друг с другом, не создают новые формы.

314

Если в немецких землях встречаются такие патронимические топонимы, как Рейтлинген, Тюбинген, Мейяинген; в Аттике – такие, как Бутадаи, Лакиадаи, Холледаи, то понятно, что в этих местах селились родовые сообщества, как и вообще структура деревенских общин сохранилась вплоть до наших дней. Напротив, в земле Дитмаршен рода ⁸⁴ одного герба были по всей земле, и вся социальная структура основывалась на родах и его ветвях, однако это самый поздний пример древнейшего признака родового поселения у одного племени, о котором точно известно, что оно сложилось не из родственного единства, а из очень разных народов. Если шотландские горцы до 1746 г. вели борьбу, организованные в кланы, то здесь имеет место тот же строй, который описывает Тацит, говоря о германцах (nec fortuita, conglobatio turmam aut cuneum facit, sed familiae et propinquitates, Tacitus. Germ. 7) ⁸⁵, тот же строй, который Цезарь обозначает словами: «Germani suas copias castris aduxerunt generatimque constituerunt» (De bell. G. 1,51) ⁸⁶, где правильно переведена греческая трактовка κάτα φυλάζ, точно так же, как боевой порядок у Гомера организован κάτα φυλάζ; και κατά φρήτραζ.

Я не буду больше говорить о формах этого древнего родового государства. Мне было важно показать на примерах, что значат племя и род для истории, каковой следовало бы доказать, что в этой второй форме естественных общностей содержится самая большая часть того, что обычно называют естественным государством, понятие, которое всесторонне рассмотрено в содержащей много интересных мыслей книге Штура «Гибель естественных государств», 1812.

Теперь мы продвинемся ещё на один шаг вперед. Мы должны были признать, что эти рода и племена отнюдь не обязательно были в естественном, кровном родстве, это родственники не φύσει, a θέσει ⁸⁷. Те среди эллинов, что похвалялись, что они автохтонные жители Аттики, свидетельствовали категорически, что в их родовое государство были приняты многие чужие рода; мы ещё знаем некоторые из них, отчасти это самые именитые.

315

Следовательно, не в роде и племени заложен существенный момент, т. е. разросшаяся семья. Её сущностная общность возникла в результате сосуществования и взаимоподдержки, т. е. историческим путем. Но эта общность выражается и продолжается в форме родства, т. е. историческое становится естественным, ему верят, и оно продолжает действовать как таковое. Как в естественной общности семьи, так и здесь историческое становление есть подлинно учредительный момент.

Тот, кому человечное кажется в высшей степени совершенным, только если оно происходит естественным образом, следовательно, кто ставит естественное выше нравственного, может убедиться на этом примере, как он ошибается. Даже племя и род, даже семья не рождаются из пресловутой первозданности: человеческая природа, в любой момент настроенная на нравственное, приходит к естественным общностям только путем какого-либо исторического развития, которое каким бы великим или малым ни было, показывает всегда естественное одухотворенным. Только вырождение, последняя стадия исторического загнивания, производит на свет голую естественность, чистую первозданную природу, пресловутые органические членения и т. п., это явления конца, похотливого старчества.

Мы видели, как семья основывалась на том, что две индивидуальности в своем половом отличии каждая сама по себе недостаточная, отказывались от своей самостоятельности, своего особого бытия и становились взаимообусловливающими сторонами одного нравственного отношения: лишь в этом преодолении естественного эгоистического существования исполнилась цель полов, чтобы тотчас обрести более высокую цель: кормление и воспитание новорожденных. Вот в каких моментах развились единство семьи, общность умонастроения и общие заботы. Домашний очаг, домашние пенаты являются надежным святилищем, которое объединяет всех членов семьи. Но если семья расширяется за счёт внуков и правнуков и их семей, хотя всех по-прежнему связывает господствующий авторитет главы семейства, и если бы при этом дети оставались детьми дома, то наступила бы стагнация, при которой нравственные связи сами собой отмерли бы.

316

Ибо дети должны взрослеть, а не оставаться детьми, и сами когда-нибудь стать отцами и матерями. Подлинно патриархальное состояние было бы исторически самым плодотворным; но оно, продолжаясь, привело бы лишь к расширению отцовской власти, каковое учреждает деспотизм.

Как мы уже упоминали, народы, призванные к более высоким делам, прошли, по-видимому, все без исключения родовой строй, т. е. они не остановились на том, чтобы придать семье абсолютную ценность; а семья, которую обошли более надежные родовые и племенные институты, находит подобающее ей относительно значительное место; она становится элементом целого, которое, объединяя многие живущие по соседству равноправные семьи и их постоянно упорядоченное отношение, является более свободным в своих узах, но одновременно более надежным в своих формах, дает нравственному движению широкое пространство и иную цель. Так объединяются не принадлежащие по естественному принципу рода, а раздельные рода для совместных целей, как и в случае основания семьи сначала следует обуздать и отбросить резкость индивидуальности, так и они устанавливают свой порядок, довольно часто после взаимной борьбы, которая завершает такое объединение и делает объединенных формально кровными родичами. Следовательно, на место только семейного пиетета, отцовской и патриархальной власти, естественной зависимости и безволия всех других вступает здесь новый момент, право между равными и объединенными, правовое и правомерное участие семей в общих целях и интересах, возможность различий, которые необходимо сглаживать ради высшей цели общности. Здесь уже в полном движении идея права, которая в семье и семейной общности оставалась ещё совершенно скрытой и была противна духу семьи. Можно сказать, что подлинно движущим и плодотворным моментом здесь является то, что объединяются чуждые элементы, как, например, в дорийской общине настоящие дорийцы, ахейцы и эолийцы, или в родовом государстве, которое основали германцы в кельтской Британии, где объединились саксы, англы, юты и фризы.

317

И так дело обстоит повсюду в отношении движения и переселения народов, каковое мы можем обозреть с большой достоверностью. Такие смешения являются в истории живительным и плодотворным моментом, в них складываются новые, прогрессивные нормы.

В историческом развитии форма родового строя оказывается обойдённой более высокими. Родовые объединения всё больше локализуются, становятся соседствами, появляются общины, центром которых являются место обитания, общинный луг, выпас и т. д. Но тип племенного объединения остаётся, и имеются многие народы высокой культуры, которые лишь поздно вышли из такого племенного объединения, или никогда не выходили за его пределы, вся историческая жизнь которых движется в нём. Я напомню о Древней Греции; здесь живая история продолжается, пока сохраняется эта племенная общность, она отмирает по мере того, как формируется идея национального единства, национального государства и приобретает чёткую форму.

Проследить историческое значение родов и племен при помощи намеченных нами прежде подходов было бы одной из самых трудных, но и самых поучительных задач. Это был бы, как я полагаю, метод исторического понимания большого числа явлений, которые Клемм в своей «Истории культуры» (1843) обобщает под понятием «пассивные народы», метод определения исторического места этих народов. Быть может, в этой связи можно было бы решить вопрос, является ли дикость племен галла, тупость австралийских негрито и т. п. состоянием вырождения или естественным состоянием. Я делаю это замечание, чтобы обратить внимание на то, какие важные исследования и решения лежат на этом пути.

318