3. Особенности «конфликтов нового поколения» Общий контекст

Окончание холодной войны, крушение социалистического лагеря и развал СССР вывели на первый план те вопросы, которые отражают феномены массового масштаба, свидетельствующие о переходном ха­рактере современного международного порядка и не освоенные до конца ни одним из рассмотренных выше теоретических направлений в исследовании международных конфликтов.

Действительно, в эпоху холодной войны тотальный контроль над миром со стороны двух сверхдержав выполнял регулятивную роль в международных отношениях. В наши же дни ядерное оружие уже не имеет прежнего устрашающего и сдерживающего значения. Вместе с

развалом Советского Союза, исчезновением биполярности и оконча­нием идеологического противоборства между Востоком и Западом произошло высвобождение «замороженных» прежде этнических, меж­племенных, националистических конфликтов, столкновений социаль­ных меньшинств, культурных идентичностей и иных явлений, дости­гающих сегодня кризисных масштабов во многих, особенно в слабора­звитых, странах.

С окончанием холодной войны произошли глубокие изменения в правилах международных взаимодействий и в поведении их участников, особенно негосударственных акторов. Нельзя строить типологию конфликтов и кризисов, исходя лишь из идеологического и ядерного противостояния.

Глубина возникающего в этой связи комплекса проблем отражена американским ученым Дж. Розенау. Он обратил внимание на становя­щееся все более очевидным «раздвоение» международной арены, где «акторы вне суверенитета» демонстрируют сегодня влияние, которое по своим .последствиям может конкурировать с влиянием традиционных (государственных) акторов (Козепаи. 1990). Значение новых акторов подчеркивают М.-К. Смуте и Б. Бади, французские специалисты в области политической социологии. Они отмечают трудности в иден­тификации негосударственных акторов, которые придают междуна­родным конфликтам и насилию роль «рационального» средства в до­стижении своих целей (Байге, 8шои1$.1992). Исследователь Еврейского университета в Иерусалиме Мартин ван Кревельд подчеркивает фундаментальное отличие современной эпохи (с точки зрения наиболее типичных для нее конфликтов и войн) от всей предыдущей истории международных отношений. Начиная с 1648 г. войны почти всегда велись государствами и поэтому могли быть поняты на основе идей Карла фон Клаузевица, но теперь ситуация изменилась. Эпоха нацио­нальных государств и, следовательно, межгосударственных конфликтов подходит к концу, а с ней исчезает и ясное «подразделение на три субъекта — правительство, армию и народ», которое ранее возникло в связи с тем, что войны велись государствами (цит. по: Кар1ап. 1994. Р. 71). Известный американский исследователь и публицист Роберт Каплан считает, что войны XXI в. «будут субнациональными, то есть государствам и местным властям будет трудно защитить граждан фи­зически. Именно таж в конце концов погибнут многие государства» (там же. Р. 72).

К аналогичным выводам приходят и многие отечественные ученые. Так, эксперты СВОП отмечают появление феномена «падающих госу­дарств», которые становятся средоточием конфликтов, «базой «идео­логизированного», фундаменталистского терроризма, «безопасной га­ваныо» для международной оргпреступности, источником угрозы рас­пространения оружия массового распространения (ОМУ) «для бедных»

— химического и бактериологического оружия» (Стратегия для России... 2.15). М.М. Лебедева отмечает, что «современные конфликты

— практически все внутригосударственные. Они получили название «конфликтов идентичности» и характеризуются плохой управля­емостью, подключением многих участников, слабостью центральной власти и т.п.» {Лебедева. 2000. С. 31).

Действительно, динамика вооруженных конфликтов, разразившихся в мире после холодной войны, говорит именно об этом: в последние годы самыми многочисленными вооруженными конфликтами стали этнические и сепаратистские. В 1993—1994 гг., согласно ежегоднику СИПРИ, в мире было зарегистрировано более 30 вооруженных конфликтов. 16 из них могли рассматриваться как международные, поскольку причиной их стали территориальные или пограничные тре­бования; 12 имели внутригосударственную природу. В 1996 г. из 27 во­оруженных конфликтов только один мог рассматриваться как между­народный. Новизна вооруженных конфликтов еще и в том, что они затрагивают уже не только страны «третьего мира», но и Европу, в частности Балканы и страны бывшего СССР. «Война возвращается в Европу. На смену жесткой системе отношений между Востоком и За­падом, находившейся под контролем двух основных игроков с простым кодексом поведения, пришло множество новых игроков» {Давид. 1996. С. 196).

В расколотом посткоммунистическом мире, как считает Д. Коляр {Со1агй. 1996. Р. 74—75), вполне логичен возврат истории и географии, культуры и религий, этнических идентичностей и меньшинств. Это объясняет рост локальных кризисов и конфликтов, развитие новых форм вооруженной борьбы (герилья, терроризм, интифада, блокада, эмбарго, анархия насилия,..).

Изменились.и сами факторы мощи: наблюдается переход от мира с преобладанием классических войн к миру, в котором преобладают экономические и технологические конфликты. Роль дипломатии И стратегии становится менее важной, менее значительной, чем роль эко­номики и финансов.

Причины, участники, содержание

Из всего вышесказанного можно сделать следующие выводы.

Во-первых, в канун XXI в. изменились причины и источники кон­фликтов. Последние все чаще возникают на этнической и религиозной основе. Все чаще возникают экономические и финансовые противоречия, проявляется обострение борьбы за рынки и ресурсы. В перспективе именно дефицит ресурсов (причем не только нефти и газа, но и воды, а также продуктов питания) превратится в одну из главных проблем. Борьба за доступ к ресурсам на местном, региональном и глобальном уровнях способна стать одной из наиболее распространенных причин конфронтации, вооруженных столкновений и войн. Новые конфликты тесно связаны со снижением влияния и эффективности государственной власти, с ее эрозией. Источниками кризисов и конфликтов становятся также нестабильность, слаборазвитость и нищета, которые благоприятствуют подъему религиозного интегризма, в частности исламского фундаментализма. Среди глубинных причин конфликтов нового поколения следует назвать социально-экономические и социально-демографические изменения: разрыв в доходах между различными странами и различными регионами в рамках одной страны; бурный рост урбанизации; продолжающееся обвальное увеличение населения в наименее развитых странах мира. В результате массового исхода сельского населения в города последние превращаются в огром­ные деревни, новое население которых, утрачивая свою идентичность, культурное самосознание, не имеет никаких шансов на трудоустройство. В странах с переходной экономикой модернизация не всегда может служить средством предотвращения конфликтов: способствуя увеличению разрыва в доходах населения, сопровождаясь обнищанием значительной его части, она подогревает индивидуальные и групповые амбиции при одновременном ослаблении лояльности по отношению к государству. Наконец, одной из причин современных конфликтов счи­тают глобализацию. По мнению одного из обозревателей «Монд дип­ломатика» С. Латуша, подъем интегризма, усиление конфликтов иден­тичности и этнического терроризма представляют собой ответную ре­акцию на высокомерную политику безальтернативности либеральной демократии, ничем Не ограниченной экспансии рынка, прав человека в их западной интерпретации. Подобная политика стала своеобразной формой этноцентризма с «транскультурными инвариантами», не до­пускающими никаких возражений. Ликвидируя таким образом куль­турное многообразие, глобализация порождает возникновение «племен», покорность, рост этницизма, взрыв конфликтов идентичности, а не сосуществование и диалог (см.: Ьа1оиске. 1999).

Во-вторых, меняются участники конфликтов. Конфликты между государствами, в том числе и военные, не исчезают, но перспектива крупномасштабных межгосударственных войн, типа двух мировых, становится все менее вероятной. Это не значит, что государство пере­стает быть одной из сторон конфликтов, однако его противником, или, иначе говоря, другой стороной конфликта, все чаще будут выступать негосударственные акторы — экстремистские религиозные течения и преступные группировки (в том числе и внутри самого государствен­ного аппарата); транснациональные преступные синдикаты, прони­кающие в самые разные структуры; террористические формирования и этнокультурные кланы... Иначе говоря, конфликты часто ведутся «с участием новых бойцов» (см. об этом: Ре1еп: 1994), мотивы которых трудно понять. Они незаинтересованы в окончании конфликта, потере своего статуса «бойца», так как после окончания конфликта общество часто не может предложить им привлекательных стимулов для занятия созидательным трудом.

В-третьих, меняется характер и содержание конфликтов. Как уже было сказано, они все меньше и меньше являются межгосударствен­ными и все более и более внутригосударственными. Иначе говоря, они происходят преимущественно в пределах внутренних границ госу­дарств, и, как правило, в густонаселенных, высокоурбанизированных и слаборазвитых регионах. Все более распространенными становятся асимметричные, в силу сущностного несходства противоборствующих сторон, конфликты. Они приобретают характер раздробленных, де­централизованных процессов, с которыми гораздо сложнее бороться: «...на пространстве, где более не существует общих норм поведения и где происходит ослабление государств, любой, даже слабый стратеги­ческий игрок обладает неконтролируемой способностью уничтожения» {Давид. 1996. С. 196). Кроме-того, конфликты становятся все более продолжительными, все труднее определить точку их начала и окончательного разрешения. Неопределенность распространяется и на результат конфликтов: в отличие от обычных межгосударственных войн, в них становится гораздо сложнее выявить, кто победил и кто проиграл, они не имеют четких ограничений во времени. Указанная неопределенность касается не только времени, но и пространства: кон­фликты все больше распространяются в пространстве. При этом кон­фликтное пространство все меньше определяется государственными границами. Многие исследователи указывают на феномен своего рода «феодализации» — возникновение перемещающихся и многообразных центров власти, напоминающее ситуацию, господствовавшую в меж­дународных отношениях в средние века. Аналогия со средними веками возникает и в связи с такой характеристикой, новых конфликтов, как их растущая ожесточенность. Так как новые конфликты и войны вызывают у великих держав желание сосредоточиться на самих сеое, то значительная часть слаборазвитых стран «третьего мира» «сползает» к полной анархии. Конфликты и войны, которые возникают в странах «третьего мира», отличаются особой жестокостью, дикостью и варвар­ством (см. об этом: Кар1ап. 1994; Давид. 1996). Стирается разница между военными и гражданскими объектами, гражданские цели оказываются все менее защищенными. Многие из «новых бойцов» стремятся направить свои действия именно против гражданских объектов. В-четвертых, перечисляя отличия конфликтов и кризисов нового поколения от тех, которые были типичными для эпохи холодной войны, нельзя не отметить изменения в деятельности международных организаций. Прежде всего это касается такой универсальной органи­зации, как ООН. Справедливая критика в ее адрес не должна заслонять того факта, что по сравнению с периодом холодной войны 1990-е гг. характеризуются определенной активизацией и деблокированием ее деятельности, ростом операций по поддержанию мира и участившимся вмешательством в кризисы и конфликты. Проведение миротворческих и гуманитарных операций под эгидой ООН перестает быть исключи­тельным феноменом.

Механизмы урегулирования

Изменения касаются не только причин, участников и характера кон­фликтов в современном мире. Меняются и механизмы их урегулиро­вания. Структура этих механизмов приобретает более сложный харак­тер, трансформируется их иерархия.

Например, в условиях уменьшения роли государства-нации наблю­дается снижение эффективности дипломатических методов урегулиро­вания конфликтов. В составе же причин современных конфликтов и в Структуре методов их разрешения, напротив, растет роль экономических механизмов и финансовых средств. Пример борьбы с международными наркамафиозными структурами может подтвердить как силу за­действования, так и ограниченность экономических рычагов. Ограни­ченность их подтверждается также и тем, что ни одно даже самое богатое государство не в состоянии откупиться от конфликтов на ре­лигиозной или этнической почве. С другой стороны, и межгосударст­венные противоречия, и асимметричные конфликты требуют огромных средств для своего предупреждения, урегулирования и управления собой. Растут цены на постоянно совершенствующиеся и обновляющиеся виды вооружений, хотя они, конечно, не в состоянии Дать тех качественных выгод или преимуществ, которые обеспечивают технический прогресс, информация, образование.

Все более заметную роль в составе механизмов урегулирования конфликтов играют гуманитарные операции. В то же время, как уже отмечалось ранее, полной ясности относительно содержания этого тер­мина все еще нет. Включая в себя защиту нрав и свобод человека, достоинства личности, понятие «гуманитарные операции» нередко вы­ступает и как мотив урегулирования конфликтов, и как средство по­литического давления.

Растет роль информационного элемента. И не только в составе ме­ханизмов урегулирования конфликтов, но и в их обострении. Война с участием Си-Эн-Эн, как пишет Ф. Стеч, приводит к тому, что общест­венность и руководители государств описывают события в зависимости от содержания видеоклипов и их звукового сопровождения (см.: 81еск. 1994). В свою очередь, немецкий журналист М. Хеннес отмечает: «В результате постоянных репортажей о войне с ужасными картинами убийств и мародерства в Югославии для западной дипломатии все свелось к вопросу: военная интервенция, да или нет? Не было места для анализа ситуации, для прогнозирования действий, и западная дип­ломатия запуталась в собственной беспомощности и пустых словах» (Неппеа. 1994. Р. 628). Благодаря изображениям, распространяемым электронными СМИ, со времени «Войны в Заливе» намного поднялась роль профессионалов гуманитарных операций. С гуманитарными операциями НПО теперь конкурируют гуманитарные операции госу­дарств и коалиций государств (экс-Югославия, Сомали, Руанда) со всеми недостатками, которые с этим связаны (подробнее об этом см.: Со11агй. 1996. Р. 77-100).

Правовой элемент, как мы уже видели, претерпевает достаточно сложные метаморфозы: это и снижение в последние несколько лет роли ООН и ее Совета Безопасности, и пренебрежение нормами меж­дународного права в новой доктрине и в действиях Североатлантичес­кого союза, и отставание международного законотворчества от развития событий на мировой арене и т.п.

При всех оговорках и ограничениях, которые высказываются по этому поводу, остается бесспорной роль военного элемента в предуп­реждении, урегулировании конфликтов и осуществлении над ними контроля со стороны международного сообщества (ООН). В этой связи специалисты в области стратегических исследований выделяют четыре категории военных задач (подчеркивая при этом, что речь не идет об оборонных задачах, так как в большинстве случаев нет угрозы суверенитету).

Во-первых, это участие в военных операциях. Решение этой задачи связано с поддержанием соглашений о контроле над вооружениями, с обеспечением свободы судоходства в мировом океане, а также с про­ведением миротворческих операций. Вторая задача формулируется как оказание помощи местной гражданской администрации и включает в себя обеспечение правопорядка в зоне поддержания мира, обслужи­вание и материально-техннескую поддержку инфраструктуры, без­опасности границ, борьбу наркобизнесом и терроризмом. Третья задача — оказание гуманитарной помощи населению при стихийных бед­ствиях, поддержка НПО (нпример, «Врачей без границ») и помощь беженцам. Наконец, четверш задача связана с осуществлением одно­сторонних военных операцт, включающих в себя действия по спасе­нию насильственно удержи аемого персонала, по эвакуации мирного населения и т.д.

Особую роль, как покаавает политическая практика последних лет, играют миротворческиеоперации. Они включают в себя:

1. Собственно миротворество (или установление мира) — дипло­матические усилия, связанше с организацией посредничества и/или переговоров, между сторонам конфликта, направленные на достижение мирного соглашения.

2. Поддержание мира —операции небоевого характера, осущест­вляемые с согласия сторон вцелях выполнения достигнутых соглаше­ний.

3. Принуждение к миру -боевые операции или угроза применения силы по принуждению или щерживанию воюющих сторон.

4. Построение мира — дательность, осуществляемая после завер­шения боевых действий и ншравленная на восстановление экономики и политической стабильноси в регионах конфликта.

Главы VI «Мирное разрешение споров» и VII «Действия в отноше­нии угрозы миру, нарушешй мира и актов агрессии» Устава ООН представляют собой основымандата на проведение миротворческой операции. Однако в них нетаких понятий, как «установление мира», «поддержание мира» или «шшуждение к миру».

ООН стремилась не даваъ определения этим понятиям по поли­тическим мотивам. Так, Стегальный комитет по операциям по под­Держанию мира каждый годрассматривал вопрос о разработке соот­ветствующей декларации. Одако каждый год он решал не приступать к этой разработке на том оснвании, что зафиксированное определение лишило бы гибкости и прапатичности саму концепцию, имевшуюся в распоряжении ООН. Тряиционные операции по поддержанию Мира, предполагающие беспрктрастность и согласие конфликтующих сторон, обычно проводятся н основе положений VI главы («операции Шестой главы»). Но так какфирода конфликтов изменилась, то все Чаще принимаются решения 1 проведении операций, которые выходят ^За рамки традиционного подержания мира. Мандаты этих операций опираются на главу VII, а и;енно на «мероприятия при угрозе миру Или нарушении мира и пртгрессивных действиях». В то же время практика миротворчества поождает в последние годы ряд коллизий.

Классическая форма действий ООН по поддержанию мира и, со­ответственно, наименее проблематичные операции, проводимые Орга­низацией с этой целью, связаны с рядом условий: стороны согласны прекратить разделяющий их конфликт; согласие и сотрудничество сто­рон можно принимать как данность, и никто не подвергает сомнению беспристрастность миротворцев; риск невелик, и применение силы, как правило, не является необходимым; задачи, поставленные перед миротворцами, знакомы любой армии мира; ресурсы, имеющиеся в распоряжении ООН, достаточны для реализации этих задач (Ткагоог. 1995—1996). Как показывает III. Тхарур, специальный помощник за­местителя Генерального секретаря ООН по миротворческим операциям (см. там же), после холодной войны СБ ООН вышел на беспрецедентный уровень согласия относительно того, как следует реагировать на международные кризисы. На этой основе ООН организовала целую серию операций по поддержанию мира, которые по своему размаху, сложности и функциям, имели мало общего или совсем не имели общего с операциями по поддержанию мира в прошлом. В результате «поддержание мира» стало восприниматься как понятие, включающее в себя не только наблюдение за выполнением соглашений о прекращении огня и их реализацию, но и весь диапазон задач, включая организацию выборов и наблюдение за их проведением, защиту прав человека, контроль за проведением земельной реформы, доставку в боевой обстановке гуманитарной помощи, восстановление разрушенных гос­структур в странах, где государство потерпело фиаско, а также амби­циозные попытки заставить враждующие силы, полные решимости продолжать воевать, принять мир. В то же время основой многоплано­вых усилий ООН по поддержанию мира по-прежнему остаются согласие и готовность сторон: новые функции, о которых говорилось выше, обычно проявляются в условиях всеобъемлющего урегулирования, и обе или все стороны конфликта хотят осуществления урегулирования со стороны ООН. Наконец, необходимо, чтобы ни одно из предыдущих условий не подрывало стремления ООН не прибегать к силе. Значи­тельно более сложные проблемы возникают в ситуациях, когда согласия нет или оно скоро исчезает; когда ООН не имеет официального согласия на свои действия или отсутствует практическое сотрудничество сторон, на территории которых развернуты силы ООН; и когда природа продолжающегося конфликта вынуждает искать ответ на непростой вопрос о возможном применении силы, а значит, пойти на риск, так как применение силы поставит под угрозу беспристрастность ООН и саму перспективу достижения ею эффективности.

Таким образом, мы выявили, что есть задачи, которые выполнить с помощью механизма поддержания мира невозможно. Появилось поня­тие «принуждение к миру», ставшее особенно популярным в странах Запада и в НАТО. Однако, как считает Ш. Тхарур, «этот термин все чаще используется для того, чтобы прикрыть желание начать военные дейст­вия, не делая трудного политического и военного выбора, который лежит в основе таких действий. Реальные альтернативы — это вмешательство или невмешательство, и именно в этом в действительности и заключает­ся выбор...» (там же). Если принимается решение вмешаться в конфликт, как говорит III. Тхарур, тогда второй вариант выбора лежит между логи­кой мира и логикой войны. Если выбирается мир, то это означает, что выбирается механизм поддержания мира со всеми его лимитирующими факторами. Если же выбор делается в пользу войны, то он должен под­крепляться необходимой политической волей, военными и финансовыми ресурсами, без которых одержать победу нельзя. Определяется про­тивник, и все необходимые силы и средства направляются на то, чтобы уничтожить его (там же). В конечном счете выбор между миром и вой­ной определяется двумя факторами. Первый из них имеет концептуаль­ный характер: опасность при проведении операций по принуждению к миру заключается в том, что они представляют собой рискованную игру, в ходе которой одной и той же стороне угрожают нанесением воздушных ударов и с ней же ведут переговоры о сотрудничестве. Второй фактор носит материальный характер: речь идет о хронической проблеме несо­ответствия между мандатами и средствами ООН. Некоторые наблюда­тели полагают, что данная проблема создана искусственно Соединенны­ми Штатами. В 1995 г. Конгресс США принял решение об обязательном одностороннем сокращении взноса США на проведение операций по поддержанию мира с 31,4% до 25%. По состоянию на 15 марта 1998 г. государства-члены были должны ООН 1,7 млрд долларов в виде текущих и просроченных взносов на операции по поддержанию мира. 958 млн долларов из этой суммы приходится на долг США (см.: Операции ООН... 1998). По мнению обозревателя «Монд дипломатик» Ф. Бенни, речь идет о продуманной стратегии США, которая состоит в том, чтобы «лишить ООН ее решающей роли путем лишения ее адекватных ресурсов, персонала и авторитета, с тем чтобы затем возложить на нее ответственность за последствия кровавой войны, ведущейся США в Косово» (Бепта. 1999. Р. 1).

И все же с 1945 г. было проведено 47 операций ООН по поддержанию мира. Что касается операций по принуждению к миру (когда СБ Дает государствам-членам санкцию принимать все необходимые меры [для достижения поставленных целей независимо от согласия кон­фликтующих сторон), то они использовались в очень немногих случаях. Следует отметить, что ни одна из таких операций — будь то в Пер­сидском заливе, в Сомали, в Руанде, в Боснии и Герцеговине или в

Албании — не проводилась под руководством ООН. Ими руководила одна из стран или группа стран. При этом основанием для проведения операций как по поддержанию мира, так и операций по принуждению к миру являются положения Устава ООН о поддержании международного мира и безопасности и решение Совета Безопасности. Вот почему операция НАТО против Югославии, проведенная в 1999 г. без санкции СБ ООН, породила негативную реакцию в мире, вызвала споры в недрах самого Североатлантического союза и создала опасный прецедент нарушения норм международного права. Указанная операция поставила целый ряд сложных вопросов, которые касаются урегулирования конфликтов в современном мире. Ответы на? эти вопросы пока не найдены.

* * *

В современных условиях абсолютное большинство конфликтов не может быть урегулировано с помощью механизмов классической меж­дународной стратегии (военное подавление, «баланс сил», «равновесие страха» и т.п.). Конфликты нового поколения имеют, конечно, общие черты. Можно установить и их сходство с движениями сопротивления, партизанскими и религиозными войнами, национально-этническими столкновениями и другими типами негосударственных международных конфликтов, издавна известными человечеству. Отсюда возникает соблазн «вписать» современные конфликты в одну из известных нам теорий или парадигм, а их особенности считать явлениями маргиналь­ного порядка, не способными оказывать существенного влияния на основные правила международного общения, или рассматривать их как досадные случайности, которые можно не принимать во внимание ради сохранения стройности теории. Можно, напротив, трактовать со­временные конфликты как абсолютно новые по своей природе фено­мены, опрокидывающие все известные представления. В обоих случаях мы рискуем не понять существа дела. Каждый конфликт должен рассматриваться как уникальный, однако нельзя исключать возмож­ности сравнительного исследования и нахождения некоторых (отно­сительно.) общих тенденций в развитии конфликтов, что может дать определенный шанс в поиске путей их решения (в качестве пример такого исследования см.: Лебедева. 2000).

Сходство конфликтов в первую очередь выражается в отсутстви какой-либо ясности относительно природы и путей их урегулиров ния, их «неправильности» с точки зрения соотношения целей и среД^с их участников, опасности, которую они представляют для населен»

Каждый конфликт многомерен и содержит в себе не один, а несколько кризисов и противоречий, каждый — уникален по своему характеру. Переговоры, консультации, посредничество, соглашения и другие тра­диционные средства урегулирования в современных конфликтах об­наруживают весьма низкую эффективность. Их действенность опреде­ляется возможностями формализации конфликта, придания ему офи­циального статуса, четкого определения его причин и идентификации бесспорных легитимных представителей сторон, т.е. как раз тем, что, как правило, оспаривается участниками рассматриваемых конфликтов.

Попытки урегулирования конфликтов сталкиваются с такой про­блемой, как «ускользающая» природа успеха. Не всегда существует понимание того, что успех в данной области практически всегда явля­ется ограниченным. Кроме того, в последнее время наблюдается явное увлечение операциями военного характера. Однако довольно большая часть конфликтов не может быть урегулирована при помощи операций по поддержанию мира, а тем более принудительными операциями с использованием военной силы. Как сказал в 1995 г. Бутрос Бутрос-Гали: «Если у главных действующих лиц конфликта отсутствует политическая воля разрешить проблему, ООН не сможет принудить их к миру» (цит. по: Ткатоот. 1995—1996. Р. 60).

Вышеназванные проблемы ООН (несоответствие между мандатами и средствами) осложняются еще и тем, что ООН, будучи создана в иное время и с иными целями, сегодня столкнулась с необходимостью серьезных реформ. Однако пока дальше полемики по данному вопросу и продолжающейся критики «недееспособности» Объединенных Наций дело не идет. Необходимость преобразования ООН становится все более очевидной. Скорее всего, столь же очевидной является и необходимость ее сохранения. Но до сих пор не понятно, может ли ООН трансформироваться, сохранив преемственность и авторитет единст­венной всемирной организации, призванной предупреждать и преодо­левать конфликты. Возможно, одна из задач в том, чтобы ООН давала подряды другим международным организациям (как в Боснии). Во всяком случае предпринятая НАТО попытка силового разрешения ко­совского конфликта без санкции ООН гораздо больше проблем поро­дила, чем разрешила. Но, видимо, следует признать и то, что имеющие— ^я в распоряжении международного сообщества законные средства не ^,Сегда достаточны для реагирования на возникающие качественно °^вЫе ситуации. Как мы уже видели, крайне сложной остается проблема суверенитета и вмешательства с целью урегулирования конфликта. Отсюда нарушение уже заключенных соглашений, неуважение к посредникам (и даже их физическое устранение). Отсутствует ясность и относительно протагонистов конфликтов, их главных действующих лиц. «Боевики», «мафиозные, группировки», «сепаратисты», «банд­формирования» и т.п. термины отражают не столько понимание про­блемы, сколько ее эмоциональное восприятие.

Таким образом, имеющиеся сегодня результаты исследований меж­дународных конфликтов хотя и не утрачивают своего значения в свете новых явлений, но обнаруживают беспочвенность претензий на всеох-ватность отражения международных реалий. Данный вывод верен и в отношении международного сотрудничества.

ЛИТЕРАТУРА

1. АнтюхинаМосковченко В.И., Злобин А.А., Хрусталев МА. Основы теории междуна­родных отношений. М., 1988.

2. БогатуровАД., Плешаков К.В. Динамика международной стабильности // Мировая экономика и международные отношения. 1991. № 2.

3. Гарт Л. Стратегия непрямых действий. М., 1957.

4. Давид Дж. Война ушедшая, война вернувшаяся // М. Жирар (рук. авт. колл.). Ин­дивиды в международной политике. М, 1996.

5. Доронина Н.И. Международный конфликт. М., 1981.

6. Коллинз Дж.М. Большая стратегия. Принципы и практика. М., 1975.

7. Лебедева ММ. Политическое урегулирование конфликтов. М., 1997.

8. Лебедева ММ., Хрусталев М.А. Основные тенденции в зарубежных исследованиях международных переговоров // Мировая экономика и международные отношения. 1989. № 9.

9. Лебедева ММ. Межэтнические конфликты на рубеже веков (методологический ас­пект) // Мировая экономика и международные отношения. 2000. № 5.

10. Международные конфликты / Под ред. В.В. Журкина и Е.М. Примакова. М., 1972.

11. Международные отношения как объект изучения. М., 1993.

12. Операции ООН по поддержанию мира: некоторые вопросы и ответы // Ьйр:/Ау\у\у.ип.ога/ги»»1ап/дие»1юп/реасекес.Ь1т

13. О процессе международных переговоров (опыт зарубежных исследований) / Отв. ред. Р.Г. Богданов, В. А. Кременюк. М., 1989.

14. Социальный конфликт: современные исследования: Реферативный сборник. М., 1991.

15. Стратегия для России: повестка дня для президента — 2000: Глава 2. Российская внешняя политика перед вызовами XXI в. // Ы1р//\у\у\у. Ьоок_2000.ш

16. Фельдман ДМ. Политология конфликта. М, 1998.

17. Байге В., 8тои(а М.-С. Ье ге1оштютеп1 йи топйе. 8осю1о§1е йе 1а »сепе т1егпаиопа1е. К, 1992.

18. БапеаЗ. ТЬеопе» йе» ге1аиоп» т1егпаиопа1е». Р., 1978.

19. Беппга Рк. Ь'Етр1ге соп1гс ГОЖ1 // Ье Мопйе Й1р1ота^ие. Бес. 1999.

20. Бгдо О. >)оиуеаих гедагй» »иг 1е» сопРЫ»? // Ье» поиуеИс» ге1а1юп» т1егпаиопа Рга^ие» с1 йЬеопе». 8ои» 1а йи\ йе М.-С. 8тои1». Р., 1998.

21. Б1оот/1е1йЬ. Соп1гоШп§ 8та11 №аг». Репашп Рге»», 1972.

22. Бои1йгпдК. СопШс! апй БеРепсе. А Оепега1 ТЬеогу. №У., 1962.

23. БгаШагйРк., О}а1ШМ.-Р. Ье» ге1аиоп» т1егпаиопа1е». Р., 1988.

24. Биг(оп З. Ке»о1и1юп оР СопРИс! // Ьйегпаиопа! 81шЬе» С)иа1ег1у. XV. 1. МагсЬ 1У

25 Созег Ь. ТЬе РипсПоп» оР 8о«а1 СопШс!». №У, 1956.

9й ОегггеппгсЗ.-Р. Е»^ш»»е йе ргоЫета^ис роиг ипе »осю1о§1е йе» ге1а!юп» т!егпа!юп-

' а1е». Р., 1977. 27 Оеи(зскМ. БюптЪиЙуе ,01»исе: а 8осю-р»усЬо1о§ка1 Рег»ресиуе. Мете Науеп: Уа1е

Ишу Рге»», 1985. 28. СаЫипдЗ. А 81гис1ига1 ТЬеогу оР А§ге»»юп /Лоигпа1 оР Реасе Ке»еагсЬ. 1964. № 2. 99. Огоот А.З. Рагай1§т» т СопШс!: ТЬе 8!га!е§1»!, !Ье СопШс! Ке»еагсЬег апй !Ье Реасе

Ке»еагсЬе // СопШс!: Кеайте» т Мападетеп! апй Ке»о1и!юп. Ь., 1990.

30. Иегтез М. Бег «СММ-Рак!ог» // ЕигораюсЬе 81сЬегЬсп\ 12/1994.

31. ИоДтапп 8. Ь1!егпа!юпа1 8у»!ет» апй Iп!егпа!^опа1 Ьате // ТЬе !п1егпаиопа1 8у»!ет. ТЬеоге!ка1 Е»»ау». Рппсе!оп, 1961.

32 Ио1зП 01е Р. СгЫ», Е»са1а!юп, №аг. Моп!геа1; Ь., 1972.

33^л Кар1ап Р. ТЬе Соттд АпагсЬу // ТЬе АПапис Моп!Ь1у. Vо1. 273, № 2. РеЬ. 1994.

34. Ьедаи1А. V^п§!-с^п^ ап» й'е!ийе» »!га!е§^^ие: Е»»а1 сп^ие е! »игуо1 йе 1а йоситепШюп // В. Когапу с! со11. Апа1у»е йе» ге1а!юп» т!егпа!юпа1е». Моп!ге1, 1987.

35. Мег1еМ. ВПап йе» Ке1а!юп» Ьйегпайопак» Соп!етрогате». Р., 1995.

34. РозепаиЗ. ТигЬи1епсе т \Уог1й РоШс». Рппссиоп, 1990.

34. Ткагоог 8. 8Ьои1й ИМ Ргасекеертд ОО 'Васк !о Ва»к»? // 8иплуа1. Vо1. 37, № 4 (№т!ег 1995-1996).

35. 8сктгйИ. РоШс» апй Реасе Ке»еагсЬ /Лоигпа1 оР Реасе Ке»еагсЬ. Vо1. V 1968.

36. 8епдкаазО. (ей.). Кпи»сЬе Рпейеп»Рог»сЬип§. РгапкРиг!, 1971.

37. 8епагйепзР. йе. Ьа ро1кщие т!егпа!юпа1с. Р., 1992.

38. 8гпдег О. Vег» ипе »скпсе йе 1а ро1кщие т!егпа!юпа1с: рег»ресиуе», рготе»»е» е! ге»и1!а!» // В. Когапу с! со11. Апа1у»е йе» ге1а!юп» т!егпа!юпа1е». АрргосЬс», сопсер!» е! йоппее». Моп!геа1с, 1987.

39. 81еск Р. Мптпд №аг» // Рагате!ег». Аи!итп 1994.

40. №гг%Ы (). Е»са1а!юп оР Iп!егпа!^опа1 СопШс!//.юигпа1 оР СопРНс! Ке»о1и!юп. 1965. №4.