3. Глобализация и национальный интерес

Как уже говорилось, международная политика представляет собой процесс столкновений и борьбы, переговоров и компромиссов различ­ных типов власти, которые стремятся навязать друг другу свои пред­Почтения. Сегодня в эту борьбу все чаще вторгается, привнося в нее свои отличительные особенности и преодолевая сопротивление тради­ционных акторов, многообразная и пестрая совокупность безличных рыночных сил. Рост движения капиталов и инвестиций создает условия для все более глубокого взаимопроникновения национальных экономик и более прямолинейной конкуренции между предприятиями Расширение межгосударственных торговых обменов сопровождается существенным увеличением числа и объема трансграничных финансо­вых потоков. То, что мировая экономика приобретает общую основу, становится все очевиднее. Формирующиеся глобальная финансовая система и единое информационное пространство, транснациональное производство и сеть мировой торговли влекут за собой стирание на­циональных границ и трансформацию государственного суверенитета. В мире произошли кардинальные перемены, среди которых выделяется процесс экономизации политики, продолжающий набирать силу (Стратегия для России. 2.4). Все это не может не оказывать сущест­венного влияния на содержание национальных интересов. Каков ха­рактер этого влияния? Единого мнения по данному' вопросу нет.

Одни считают, что, по существу, ничего принципиально нового не происходит. Государства остаются главными участниками междуна­родных отношений, и по-прежнему, как во времена Фукидида, им не­обходимо уметь выживать и развиваться. Усложнение мира, появление новых глобальных вызовов ведет не к солидарности и единству чело­вечества, а к обострению межгосударственных противоречий. Следст­вием сокращения мировых сырьевых ресурсов становится борьба за доступ к ним с применением все более изощренных средств и техно­логий, борьба, в которой неминуемо сталкиваются национальные ин­тересы различных стран. Причиной столкновений остается и про­должающееся перераспределение мировых рынков сбыта, которое со­провождается гонкой вооружений и продолжающейся политикой военно-политических союзов и коалиций. Понятия «жизненные инте­ресы», «зоны влияния», «принципы государственного суверенитета» и т.п. остаются центральными понятиями, отражающими суть мировой политики в эпоху глобализации (см., например: Громыко Ан. и Громыко Ал. 2000).

Другие исследователи, напротив, говорят о полном размывании со­держания национальных интересов, поскольку «новые субъекты ми­ровой политики уже идут на смену государствам-нациям» (см.: Полис 2000. № 1. С. 95). По их мнению, глобализация не оставляет места для национальных интересов, заменяет их интересами мирового граждан­ского общества. Главным элементом этих интересов становится ооес-печение прав и свобод личности, до сих пор подавляемых государством, особенно в странах с авторитарными политическими режимами-При этом некоторые представители данной точки зрения настолько «разводят» национальные и государственные интересы, что даже пред

лагают отказаться от части государственных интересов в пользу нацио­нальных, утверждая, например, что «политика удержания суверенитета и территориальной целостности в долгосрочной перспективе никаких шансов не оставляет» (см. там же. С. 96).

Однако реальность намного сложнее. Под влиянием глобализации государственные структуры, так же как и традиционные социальные институты действительно испытывают разрушительные потрясения. Новые акторы подрывают традиционные приоритеты государственного суверенитета. Некоторые исследователи говорят о «детерриторизации» или о «конце территорий», чтобы подчеркнуть обесценивание национального государственного правительства (см., например: ВасИе е1 8тои1$. 1992; ВаЛе. 1996; Могеаи Бе/аг§е$. 1995). Кризис государства — объективная данность. Государство испытывает давление «сверху», «снизу» и «извне».

«Сверху» 'государственный суверенитет подрывается наднацио­нальными организациями и институтами, которые все чаще вмешива­ются в его прерогативы. Миротворческие операции под эгидой ООН в самых различных частях света — «война в Заливе» в 1991 г., интер­национализация югославского конфликта в 1991 — 1995 гг., операция «Вернуть надежду» в Сомали в 1992—1993 гг., операция «Восстановить демократию» в Гаити в 1994 г., операция «Тищшнке» в Руанде в 1994 г., рейд в Восточный Тимор в 1999 г., а также «гуманитарная интервенция» НАТО в Югославии в 1999 г., совершенная без санкции ООН и в нарушение действующих норм международного права, — это явления подобного рода. Добавим к ним деятельность МВФ, диктующего государствам свои «правила игры»; ВТО, в рамках которой государства должны вести переговоры не только друг с другом, но и с национальными группами давления, а также с партиями и другими институтами национальных гражданских обществ; Международный суд в Гааге, который выносит приговоры политическим деятелям не­зависимых государств. Кроме того, встречается и добровольное огра­ничение своего суверенитета государствами. Это так называемый трансферт суверенитета, т.е. передача его части в распоряжение ком-мунитарных структур интегрирующихся государств. Наиболее пока­зательный пример в этой области — Европейский союз. «Снизу»государственный суверенитет подвергается эрозии со стороны внутригосударственных структур и структур гражданского общества. В развитых странах в сфере политики это выражается, в частности, в описанном канадским специалистом Пьером Сольдатосом феномене «парадипломатии», т.е. параллельной (по отношению к госуарственной) дипломатии (8о1с1а1о5. 1997). Происходит эрозия на­циональной монополии в области внешней политики. Она проявляет­ся главным образом на функциональном, а не конституционном уровне. Государства же предпринимают усилия по гармонизации, т.е. усилия с целью нового распределения ролей в этой сфере. С этой целью федеративное государство усиливает горизонтальную и вводит верти­кальную сегментацию, что воспроизводится и на региональном уровне-не только регионы (к примеру, республики в составе Российской Фе­дерации), но и каждое их ведомство (например, то или иное министер­ство Татарстана или Чувашии) проводит свою внешнюю политику. Го­сударство соглашается и с некоторыми решениями регионов в области внешней политики в рамках субсидиарности (образование, экология...). Однако дело не ограничивается добровольным отчуждением государства части своих внешнеполитических функций в пользу регионов. Последние нередко самовольно присваивают себе некоторые из таких функций. П. Сольдатос называет пять причин подобного поведения. Первая причина прагматическая: потребности внутренних дел ведут к выходу за их рамки. Вторая причина — асимметрия субнациональных акторов и, соответственно, их статусов и интересов. Третья причина — несовершенство конституционных систем, т.е. ситуация, когда «центр» подавляет и блокирует региональные политики, что вызывает центробежные тенденции. Четвертая причина — финансовая незаинтересованность субнациональных акторов по отношению к го­сударству. И, наконец, пятая причина — неизбежная в условиях глоба­лизации административная децентрализация управления (см.: 8о1ёа-1о&. 1997).

Объективные причины размывания суверенитета «снизу» заклю­чаются в том, что государство является слишком маленьким субъектом по отношению к глобальной экономике, но оно — слишком тяжелый груз для экономики регионов и тем более частных предприятий и фирм. Данный феномен редко относят к высокой политике, ведь-он чаще затрагивает сферы экономики, культуры, технологий и т.п. Но иногда он касается и Ы§Ь роШск: антивоенные демарши, организованные частными структурами, различными институтами гражданского общества, или же «бунты» частных СМИ против государства, например выступления НТВ по поводу «дела Бабицкого» и «дела Гусинского» и т.п.

«Извне» ущерб суверенитету наносит активизация неправительст­венных групп и организаций, таких, как Международная Амнистия, Нитап \уа1сЬ, правозащитные и экологические объединения. Еш^е больше государство теряет свою монополию (как в международных. так и во внутренних делах) под напором транснациональных корпораций, фирм, банков и предприятий. Производственная деятельность во всех секторах национальной экономики все чаще осуществляется по­мимо государства. Распределение богатств в мире зависит теперь не столько от государственных политик, сколько от трансфертов, осу­ществляемых МВФ и Всемирным банком. ТНК играют все большую роль в фискальной сфере. Частные фирмы и ТНК «конфискуют» у государств социальное управление, политику в области занятости, ус­ловий труда и заработной платы. Все это регулируется уже не столько государственным законодательством, сколько внутренними регламен-тациями самих фирм.

Особенно драматично выглядит кризис государства в странах, на­именее развитых в экономическом и нестабильных в политическом отношении. Он проявляется здесь в возникновении и расширении зон, выпадающих из правового пространства, распространении неуправля­емых государственным законодательством хаотических групп и кланов, населенных пунктов и регионов, впадающих в состояние варварства, в котором действуют только «законы», навязываемые населению криминальными группировками, которые грабят людей, делают их за­ложниками собственного стяжательства, а иногда и своих политических амбиций, направленных против государства (см. об этом: Фергю-сон. 1998; Катопе!. 2000).

Таким образом, динамика глобализации действительно вовлекает в себя все государства, игнорируя их независимость, типы политических режимов и уровень экономического развития. Современный мир переживает новую эпоху завоеваний, в чем-то подобную эпохе коло­низации. Но если главными действующими лицами предшествующих экспансий выступали государства, то на этот раз господствовать над миром стремятся крупные частные предприятия и корпорации, финан­совые и индустриальные группы. Новые акторы все больше подрывают роль государства в политике безопасности, в сферах экономики, ком­муникаций, затрагивая даже «святая святых» государственного суве­ренитета, его монополию на насилие. Все это не может не отражаться на содержании национального интереса, на его основных приоритетах и на самом его существовании.

И все же выдвижение тезиса о вытеснении государства новыми субъектами, об исчезновении его суверенитета и утрате значения на­циональных интересов по мере развития глобализации выглядит явно преждевременным. Сторонники идеи отказа от суверенитета справед­ливо подчеркивают, что основным действующим лицом и главной дви­жущей силой глобализации выступает транснациональный капитал — Иржевые фирмы, финансовые объединения, крупнейшие мультина-циональные банки, медиа-корпорации, производственные объединения и торговые группы. Однако это не означает, что глобализация свелся только к свободной игре безличных рыночных сил. Большая

часть (88%) из двухсот крупнейших ТНК, охватывающих всю сово­купную сферу бизнеса (как легального, так и нелегального), щитом которых выступает Североатлантический Союз, сосредоточено в шести странах — США, Японии, Германии, Великобритании, Франции и Швейцарии. В свою очередь, среди них подавляющим является влияние американских гигантов: около 72% биржевой капитализации¹ пя­тидесяти крупнейших ТНК (см.: СШгтоп1. 1988). Инвестиции и рабочие места, финансовые преимущества и стабильная банковская система, формирование, поддержание и совершенствование самой современной инфраструктуры — вот только некоторые преимущества, которые дают эти корпорации стране пребывания. США, которые стоят за большинством из них, заинтересованы в сохранении и приумножении своего превосходства, так же как вышеуказанные страны за­интересованы в дальнейшем укреплении своих позиций. Что касается государств входящих в ведущую шестерку, то перед ними стоят слож­ные задачи, связанные как с созданием «национальных» и привлечением «зарубежных» ТНК, так и с минимизацией неблагоприятных последствий их деятельности во всех сферах жизни своих стран.

Новые субъекты не вытесняют государства из международной по­литики, а вступают с ними в сложные взаимодействия, характеризую­щиеся как соперничеством, так и сотрудничеством. «Страны и их .эко­номические и политические субъекты могут одновременно сотрудни­чать в одних областях и жестко конкурировать в других» (Стратегия для России. 2000. 2.5). Негосударственные акторы, которые конкурируют с государством, требуют вместе с тем поддержки от него, рассчитывают на нее и пользуются ее плодами. Так, например, предприятия, экспортирующие свою продукцию, или же гуманитарные НПО, дей­ствующие в зонах риска, без подобной поддержки были бы обречены на паралич, если не на исчезновение. Соперничество новых акторов с государством сочетается с определенным сотрудничеством: в кризисных обстоятельствах именно государства, как правило, навязывают свою волю негосударственным акторам» (см.: Сокеп. 1998. Р. 79—80).

Кроме того, в международных отношениях суверенитет не может быть и никогда не был абсолютной величиной. Международное право как система обязательств, добровольно принимаемых на себя государ­ством и ограничивающих его свободу действий, сужает и его внутрен­нюю политическую автономию. Понятие суверенитета и сегодня имеет смысл только в диалектическом соотношении с взаимозависимостью-

1 Капитализация — долларовая стоимость курса акций на данный момент, ум пая на число наименований акций, находящихся в обращении.

при полной независимости оно становится тавтологией. Именно раз­ногласия, реальные или потенциальные, придают понятию суверенитета свойственное ему значение. Сохранять суверенитет означает умение преследовать свои собственные цели, несмотря на давление взаи­мозависимости, или используя его. В нынешних условиях даже бедные и слабые страны могли бы национализировать многонациональные корпорации, а преобладание национализма бросает сомнение на ут­верждение, что нации-государства увядают. Существует не только тен­денция к относительному упадку традиционной роли государственного суверенитета, но и противоположная тенденция к созданию новых независимых государств, ревностно отстаивающих как внутренние, так и внешние признаки своего суверенитета.

Уже с конца 80-х гг. различные исследования привели к двум вза­имодополняющим выводам. Первый вывод заключается в том, что гло­бальные предприятия, которые задумывали свои операции и свои стра­тегии в мировом масштабе и имели действительно космополитическую управляющую команду, являются исключительной редкостью, хотя ТНК стремятся извлечь выгоду из своего присутствия на многих рынках и из своего доступа к многообразным производственным объектам. Второй результат касается процесса в целом: глобализация набирает темпы, но национальные и региональные пространства сохраняют свое значение, а государственные власти не бессильны перед процессом. Национальные правительства не утратили своей возможности выбора в сферах экономической и социальной политики, даже если либеральный контекст и навязывает некоторые реформы. С другой стороны, различные международные инстанции устанавливают правила, способные отвечать требованиям контроля трансграничной деятельности. Это касается, в частности, обменов товарами и услугами (установление режима ВТО) и финансовой сферы (подробнее об этом см.: Ро1н±[ие е1тапдеге. № 2. Б1е 1997. Р. 257-263)¹.

«Государство сохраняет свою ответственность суверенитета и со­лидарности,— пишет Ф. Моро-Дефарж, — но осуществляет ее с откры­тыми границами, то есть с заботой о том, чтобы не пострадать от волны, которая от него ускользает, или даже ею воспользоваться» (Моро-Де-

Что же касается ВТО, то, как отметил Кофи Аннан, развитые страны стремятся использовать ее для управления глобализацией в собственных интересах. «Кажется, — Утверждает он, — что в некоторых богатых государствах исходят из того, что экономики ^стРан с развивающимися рынками просто неспособны к честной конкуренции. Поэтому как только они производят что-то по сходной цене, их автоматически обвиняют в дем-ХУиге. (...) Европейский союз, например, сейчас расходует от шести до семи процентов своего валового внутреннего продукта на всевозможные виды торгового протекциоииз-ма (См. подробнее: Ьйр:/Ау\у\у.т1ег1ах.ги/аа2е1а/01.п1т)

фарж. 1998. С. 138). «Одной из самых распространенных ошибок, ка­сающихся анализа мондиализации, — подчеркивается в редакционной статье тематического выпуска журнала «Политик этранжер», посвя­щенного анализу феномена мондиализации/глобализации, — является вывод о том, что государства утрачивают свою роль и что понятие суверенитета теряет свое значение» (Ье топсиаИкте е1 Ггшедгайоп гедюпа1е. 1997. Р. 253). Действительно, как показывают примеры с про­ектом российско-украинского транспортного самолета АН-70 и проек­том нефтепровода Баку — Джейхан, государствам и их союзам вполне удается осуществлять контроль над крупнейшими экономическими сделками и даже заставлять задействованные в них фирмы отказываться от прямых выгод или же, напротив, идти на заведомо убыточные проекты во имя своих политических интересов.

При этом, рассуждая о глобализации, нельзя забывать по крайней мере еще о двух тесно связанных с ней процессах. Во-первых, о ее диалектической противоположности, о регионализации. В этой связи ре­гиональные интеграционные объединения (ЕС, НАФТА, МЕРКОСУР, АСЕАН и др.) выглядят не только как проявления глобализирующих процессов, но и как противостояние им. Фактически каждое из них в той или иной степени представляет собой пример «закрытого сотруд­ничества», причем степень закрытости является более высокой в более продвинутых интеграционных объединениях. Например, наиболее жесткие меры, связанные с ограничениями миграционных потоков из третьих стран, с протекционистскими барьерами в области междуна­родной торговли и т.п., приняты именно в Европейском союзе. Фран­цузские специалисты признают феномен сокращения обменов ЕС в ущерб третьим странам: в Европе с заключением Римского договора доля внутрирегиональных обменов в ВВП значительно выросла, тогда как межрегиональных обменов осталась на прежнем уровне (8азск-м>а1ё. 1997). Ссылки на интеграционные процессы и международные институты как на причины «отмирания» суверенитета и национальных интересов несостоятельны. Как отмечают специалисты, «региональная интеграция является ответом на проблемы, с которыми столкнулись индустриально развитые страны, не по своим прямым последствиям, т.е. объединением национальных политик в некоторых сферах, а по своим опосредованным последствиям, а именно соревнованием между странами, встречающимися со сходными внутренними проблемами, в связи с которыми они должны выработать соответствующие решения. С этой точки зрения мондиализация и региональная интеграция, являются, скорее всего, созидателями суверенитета» (Ье топсиаНкте е1 Ышедгайоп гедюпа1е. 1997. Р. 255). Б. Бади (известный своими работами об относительности государства как политического института, размывании основ государственного суверенитета в условиях глобали­зации, о неадекватности понятия «национальный интерес» современным международным реалиям) отмечает «отставание институтов от практики и от идей», признавая, что «на деле межправительственные институты остаются главным хранителем национально-государственной модели и традиционной практики международных отношений» (см.: 8тои1$ (сиг). 1998. Р. 55). Поляризация территорий дистанцирует связи солидарности, традиционно создающиеся на национальном уровне. П. Вельц настаивает на том, что национальные государства остаются главными акторами, ответственными за перераспределение этих связей. Регионалистские искушения, которые встречаются на международной арене, в частности в Европе, таким образом, представляют опасность для национальной сплоченности. Европа регионов вряд ли возможна, и продолжение европейского строительства не может основываться на разрушении государств (см.: Ье топсиаикте ег Гтиедгайоп ге§юпа1е. 1997. Р. 261).

Во-вторых, нельзя забывать о встречных тенденциях глобализации: деглобализации и сохранения (хотя и в обновленных формах) тради­ционных геополитических факторов в мировой политике. Хотя такие тенденции являются вторичными, значение их последствий для нацио­нальных интересов нельзя недооценивать. Ослабление роли государств, в частности в нестабильных зонах послехолодновоенного мира, связано не только с воздействием безличных рыночных сил, но и с монополярным видением мира, которое часто доминирует в политике США после падения идеологического противника (см.: Зохе. 1997).

Интеграционные процессы в условиях глобализации разворачиваются на фоне сильных дезинтеграционных тенденций и способствуют их закреплению (см. об этом: Эльянов. 2000). Как считают некоторые французские ученые, одна из целей процессов регионализации, разво­рачивающихся в Европе и Азии после холодной войны, состоит в стремлении избежать необузданной либерализации и оказать тем самым сопротивление гегемонии единственной современной сверхдержаве — США (8аскм>а1С. Р. 157). С политической точки зрения глобализация представляет собой геополитическое переустройство, включающее в себя, в частности, пересмотр политики союзов, когда принадлежность к одному и тому же региону играет важную, но не Исключительную роль (там же. Р. 158).

Таким образом, государство-нация, его суверенитет и его интересы как аналитическое понятие и как критерий поведения государства на международной арене продолжают сохранять свое значение. Но это не означает, что глобализация не вносит в национальные интересы никаких изменений. Напротив, национальный интерес существенно изме-

няется в своем содержании и направленности. Возникают новые при­оритеты, связанные с необходимостью использования преимуществ глобализации путем адаптации к открываемым ею возможностям, с одной стороны, а с другой — борьбы против ущерба, приносимого ею национальному развитию.

Важнейшим приоритетом национального интереса становится включение страны в процесс мирового экономического развития, по­скольку в процессе глобализации выявилась «почти абсолютная за­кономерность: ни одна страна не способна добиться серьезного эко­номического роста и'роста благосостояния населения без растущего вовлечения в мировую экономику» (Стратегия для России. 2.5.). В структуре национального интереса на передний план выходит также стремление к обладанию передовыми технологиями, обеспечивающими совместимость с самыми современными средствами информации, связи и транспорта. Что касается военного фактора и связанных с ним стратегий (баланс сил, заключение союзов...), то они перемещаются в иерархии национальных интересов с первого места, но не на последнее. Действительно, выживание государства-нации сегодня зависит уже не столько от способности противостоять традиционным военным угрозам (хотя и их еще рано сбрасывать со счетов), сколько от возможности находить адекватные ответы (создавая для этого соответствующие средства) на новые вызовы экономического, технологического, эколо­гического, демографического и информационного характера.

Уже отмечалось, что глобализация рождает эффект, который харак­теризуется термином «слабое» или «неэффективное государство». В первую очередь он затрагивает слаборазвитые страны Юга, угрожает государствам с переходной экономикой и нестабильным в политическом отношении, но в некоторой степени касается всех стран (Катопе!. 2000). В этой связи в структуре национальных интересов современных стран важное место занимает укрепление их государственных институтов.

Действительно, как мы уже видели, «национальные» и «государст­венные» (а в общепринятой терминологии — общественные и нацио­нальные) интересы не только отрицают, но и предполагают друг ДРУ^га> поэтому ущемление или «сдача» одной из этих составляющих неми­нуемо ведет к ослаблению и деградации второй. Следствием отказа государства от своей территориальной целостности станет неизбежное его ослабление и деградация. Слабое же государство не способно от­ветить адекватным образом на вызовы, связанные с использованием возможностей глобализации и обузданием ее разрушительных послед­ствий для уровня жизни, безопасности и свободы обществаи человека (о положительных сторонах и негативных последствиях глобализации см.: Авдеева, Стукало. 2000. С. 51). Вот почему «сильная Россия, спо­собная эффективно защищать свои интересы, интересы своих граждан, остается главной целью политики» (Стратегия для России. 2000. 1.6.). Защите национальных интересов от внешних и внутренних угроз, т.е. национальной безопасности, по-прежнему принадлежит важное место в международных отношениях. Вместе с тем глобализация вносит свои изменения и в эту сферу, сферу национальной и международной безопасности, особенности которой рассматриваются в следующей главе.

ЛИТЕРАТУРА

1. Аберкомби Н., Ху»ш С, Тернер В.С. Социологический словарь. Издательство Казанского университета, 1997.

2. Авдеева ТТ., Стукало А.А. Глобализация мировой экономики // Международная жизнь. 2000. № 5.

3. Воскресенский АД. Россия и Китай: теория и история межгосударственных отношений. М„ 1999.

4. Возродится ли Союз? Будущее постсоветского пространства. Тезисы Совета по внешней и оборонной политике, 26 апреля 1996 г. // Ьйр/Лу\у\у.5Уор.ш/с1ок-1ас121.п1т

5. Государственные, национальные и классовые интересы во внешней политике и меж­дународных отношениях // Мировая экономика и международные отношения. 1989. № 2.

6. Громыко Ал., Громыко Ап. Состоится ли «тихая революция» в ООН? // Независимая газета. 2000. 22 июня.

7. Концепция национальных интересов: общие параметры и специфика // Мировая экономика и международные отношения. 1996. № 7.

8. Концепция национальной безопасности Российской Федерации // \у\у\у.па.ги 14 января 2000 г.

9. Коршунов СВ. «Имперское» и национальное в российском сознании // Международная жизнь. 1998. № 5, 6.

Ю. Кунадзе Г. Новое мышление тоже стареет // Новое время. 1991. № 11, И. Ларин В.Л. Россия и Китай на пороге третьего тысячелетия: кто же будет отстаивать наши национальные интересы? Взгляд с российского Дальнего Востока // Внешняя политика и безопасность современной России. Хрестоматия: В 2 т. М., 1999. Т. 1. Кн. И.

12. Леон А. Внешнеполитическая доктрина ност^Аоммунистической России и ее внутри- политический контекст // США — Канада. Экономика, политика, культура. 1999. -V? 1, 2.

13. Межуев Б.В. Понятие «национальный интерес» в российской общественно-политической мысли // Полис. 1997. № 1. Межуев Б.В. Моделирование понятия «национальный интерес». На примере дальневосточной политики России конца XIX — начала XX в. // Полис. 1999. № 1. Молчанов М.А. Дискуссионные аспекты проблемы «национальный интерес» // Полис. 2000. № 1.

16. Национальный интерес уегкик государственный интерес: теоретические понятия и Политическая реальность. «Круглый стол» // Полис. 2000. № 1.

17. Национальный интерес (заочный «круглый стол») // Полис. 1995. № 1.

18. Поздняков Э.А. Системный подход и международные отношения. М., 1976.

19. Политический дискурс: национальный интерес // Полис. 1997. № 1.

20. Преображенная Россия в новом мире. Научно-практическая конференция МИД Рф (26—27 февраля 1992 г.) // Международная жизнь. 1992. № 3—4.

21. Примаков ЕМ. Россия в мировой политике // Международная жизнь. 1998. X» 5

22. Рассет В., СтаррX. Мировая политика. Ч. I. М., 1982.

23. Сорокин К Э. Геополитика современности и геостратегия России. М., 1996.

24. Сандерс Д. Международные отношения: неореализм и нсолиберализм // Полити­ческая наука: новые направления. М„ 1999.

25. Стратегия национальной безопасности США для нового столетия. Белый Дом, ок­тябрь 1998 // Независимая газета. 1999. 10 февр.

26. Стратегия для России: повестка дня для президента — 2000: Глава 2. Российская внешняя политика перед вызовами XXI века // Ьйр//\у\у\у. Ьоок 2000.ги

27. ТоркуновА.В. (ред.). Современные международные отношения. М., 2000.

28. УдалоеВ.В. Баланс сил и баланс интересов // Международная жизнь. 1990. № 5.

29. Фурман Д. Внешнеполитические ориентиры России // Россия и мусульманский мир. Бюллетень реферативно-аналитической информации. 1995. № 12 (42).

30. Цыганков АЛ. Ганс Моргснтау: взгляд на внешнюю политику // Власть и демокра­тия: зарубежные ученые о политической науке. М., 1992.

31. ЭльяновА.Я. Проблемы и противоречия глобализации. СПб., 2000.

32. Агоп К. Ра1х еГ Отделе епГге 1ез патюпз. Р., 1984.

33. ВааЧе В. Ьа йп сСс 1егпгоггез. Р., 1996.

34. ВаЛе В., 8тоиСзМ.-С. Ье гегошпетепт Си топСе. Ьпе зосю1о§1е Се 1а зсепе ййегпа-йопа1е. Р., 1992.

35. ВеагЛ Ск. ТЬе 1Сеа оШайопа1 Ыегез! Ап Апа1уйса1 81иСу т Атепсап Боге1§п РоКсу. КУ., 1934.

36. ВЫг Т. «Босйтпе ой ГЬе Метайопа1 Соттипйу». АСгезз Ьу БгШзЬ Рпте МгпцзГег Топу Бкагг Го Есопогшс С1иЬ, СЫсадо, 111. 1999. 22 АрпЬ

37. СШплопР Ьа ршззапсе Сез уегйаЬкез тайгсз Си топСе // МопСе СрЪтай'яие. 1988.

38. СНп1оп Ш. А №1юпа1 8есипту 81га1е§у йог а №\у СепТигу. ШазЫпдГоп, БС: ТЬе Шйе Ноизе. 1998. ОсгоЬег.

39. Бегпептс/.-Р. Езяшззе Се ргоЫетайфие роиг ипе зосю1о§1е Сез ге1айопз т1етай'оп-а1ез. ОгепоЬ1е, 1977.

40. Бе1арог1еМ. Ьа роНйфие е1гапдеге атепсате Сершз 1945. Р., 1996.

41. БигозеПеЗ.-В. Тоит етргге регга. ЬГпе У1зюп йЬеощие Сез ге1айо'пз Шетайопакез. Р., 1982.

42. РегпегЗ.-Р. Ьез геЫюпз 1п1егпаИопа1ез. Ьез ас1еигз, 1ез йопСетепйз ет 1ез ЬШз. Ьез 1есЬп1яиез. Р., 1996.

43. НоЪй К.З. 1п1егпаИопа1 РоШсз: А Ргате\уогк йог АпаЬяз. Еп§1е\уооС СЦйГз, 1977.

44. Кга1оскм>ИР. Ой ТЬе ЫоНоп ой Ьйегезт гп 1п1егпайопа1 Ке1айоп // 1п1егпаИопа1 Одагц-2айюп. Уо1. XXXIV. Шпйег 1982.

45. Зохе А. Кергезепйайоп Сез аШапсез Сапз 1а поиуе11е з1га1е§1с атепсагпе. РоНИдие

е!гап§еге. № 2. Е1е 1997.

46. Мег1еМ. Ьа роШцие еггапдеге // Тгайе Се заепсе роШцие. Р., 1985.

47. Ье топСаЬ'зте е1 1'гп1е§гайоп ге§юпа1е // РоШцие еггапдеге.

№2. Е1е 1997. ЕСйопаЙ

48. Могеаи-Ое/аг§езРк. Ьа МопСаНзайоп, уегз 1а йп Сез йгопИегез. Р., 1995.

49. Могдеп&аиН. РоШсз атопд Ыайопз. ТЬе 81ш§§1е йог Ро\уег апС Реасе. Ы.У., ^л°°'

50. МиесШеИеш Б.Е. ЬпйеС 81а1ез Кайопа1 ЫегезТз т а СЬапдГпд ^ог1С Ьехи1§1оп, 197 I-

51. МиесШеИеш Б.Е. Атепса КесоггтийеС: ЬпйеС 81а1ез Кайкта1 Ьйегезтз гп а Кесопс 1игеС \\"Ъг1С. Ьехтдиоп, 1991.

'52 Ре(егзоп Е. «Ьоотте СоШвюп о? СарнаНкт?» Тле ХУакЫпдиэп Оиагтег1у. Vо1. 17, № 2.

1994. 53 Катопе! I. Ьап 2000 // Ы1р. тетете. топ<^те си'р1ота11дие.Рг.

54. Козепаи/. Тле 8с1еп1Шс 81ис1у о? Роге1§п РоНсу. >1.У., 1971.

55. Козепаи/. Тле Ма1юпа1 1п1еге§1: Могтайуе Роипс1а1юп // Кетегеу о? РоНйск. Vо1. 43. 1986. Ли1отп.

56. ЗаскуиаШР. Ьа топсНаН§а1юп сотте ?ас1еиг с1е Рт1е§га1юп ге§юпа1е // РоШдие е1гап§еге. Б1е 1997. № 2.

57. 8епагйепз Р. йе. Мопси'аНкайоп, §оиусгате1е е1 1пеопе§ йе ге1а1юп§ т1егпа1юпа1е§. Р., 1998.

58. 8тои(зМ.-С. (зоиз 1а йгг. йе). Ьек поиус11ск ге1а1юп§ т1егпа1юпа1е§. Ргайдиек е1 1пеопе§. Р., 1998.

59. 8о\йа1оз Р. Ли йе1а е1 аи с1еса сСек Б1а1§-па1юп§. Р., 1997.

60. Тагдег К.Н. апс1 ВагЪег СР. Тпе Ы8. Лгту №аг Со11еде Мейюс1о1о§у ?ог Ве1епшшп§ Ыегекгк апс1 Ьеуе1к о? Ьйепкпу. СагН§1е Ваггакк, 1997.

61. Жо1/егз А. Б18согй апс1 Со11аЪога1юп. Бккау о? 1п1егпа1юпа1 РоШск. ВаШтоге, 1962.