3. Универсальные закономерности международных отношений

Универсальные, или наиболее общие, закономерности, в отличие от закономерностей меньшей степени общности, должны отвечать крите­риям пространственно-временного и структурно-функционального ха­рактера. Это значит, что, во-первых их действие должно касаться не только тех или иных регионов (скажем, наиболее развитых в социально-экономическом отношении, например, Западной Европы, Северной Америки и т. п.), а мира в целом. Во-вторых, они должны наблюдаться и в исторической ретроспективе, и в переживаемый период, а также не исключаться в будущем. В-третьих, они должны охватывать не тех или иных — пусть даже самых значимых сегодня и/или самых «перспек­тивных» с точки зрения обозримого будущего, — а всех участников международных отношений, как и все сферы общественных отношений: экономику, социальную жизнь, идеологию, политику, культуру, религию, хотя проявление таких закономерностей в различных сферах может быть (и чаще всего является) отнюдь не «симметричным».

С учетом сказанного могут быть выделены две основные законо­мерности, две ведущие тенденции в эволюции взаимодействия соци­альных общностей на мировой арене. К ним относятся глобализация и фрагментация международных отношений, становление единого, це­лостного мира и все новые формы его раскола. В определенном смысле можно сказать, что они являются диалектически противоположными сторонами одной и той же внутренне противоречивой тенденции — роста взаимозависимости' современного мира — и ее проявлений в сфере международных отношений.

Указанные закономерности проявляются, с одной стороны, в ин­тернационализации экономической, социальной, политической и всей общественной жизни, а с другой — в создании и укреплении суверен­ных государств, развитии национальных общностей и национальных движений, стремящихся к реализации своих интересов вне национально-государственных границ (Фельдман. 1992. С. 67—68). Вместе с тем их содержание гораздо шире, поскольку они активно вторгаются в частную жизнь, изменения характера которой с точки зрения ее «выхода» в сферу международных отношений является, по-видимому, одной из наиболее отличительных черт происходящих глобальных изменений. Поэтому их действие касается не только социальных общностей и политических движений, но и конкретных личностей, расширения поля взаимного (и весьма существенного) влияния индивида и международных отношений.

Действие основных закономерностей наблюдается уже в период образования и крушения древних империй, зарождения и распростра­нения мировых религий, формирования национальной государствен­ности в Европе и распространения этого процесса на другие регионы мира, распада государственных империй на самостоятельные полити­ческие единицы в преддверии ХХ,в. (Австро-Венгрия, Османская им­перия и т.п.), бурного процесса институализации международных от­ношений в нашем столетии и т.д. Одновременно шел процесс расши­рения обменов между различными общностями, государствами и частными участниками международных отношений (коммерсантами, религиозными организациями, деятелями искусства и культуры), ус­коряющийся по мере научно-технического развития.

Новые импульсы указанные процессы получают в точках научно-технических революций, в особенности таких, как промышленная ре­волюция на рубеже XVIII—XIX вв., НТР, ведущая свое начало с 1950-х гг., и ее современный этап, характеризующийся бурным развитием микроэлектронных технологий. В результате осуществляющегося сегодня в масштабах планеты перехода от индустриального (а в ряде регионов, — от доиндустриального) общества к постиндустриальному («программируемому», по терминологии А. Турена) происходят ко­ренные изменения в средствах связи и транспорта, в информационных технологиях и коммуникациях, в формах социальной организации и механизмах управления, в экономических и политических структурах и видах вооружений. Все это не может не оказывать влияния на про­явление основных закономерностей международных отношений:

Среди наиболее очевидных проявлений основных закономерностей международных отношений следует выделить феномены экономи­ческой, социальной и политической интеграции и дезинтеграции, на­блюдаемые сегодня практически во всех регионах мира. При этом, не­смотря на нередко встречающиеся эйфорию по поводу первой и ламентации по поводу второй, и та, и другая являются объективными процессами, отражающими «бифуркационность» современного состо­яния мировой цивилизации, стохастический, непредопределенный ха­рактер ее развития.

Так, подкрепляемые экономической, технологической, экологичес­кой взаимозависимостью, процессы интеграции испытывают и разру­шающее их давление со стороны тенденции к возрастанию националь­ной и культурной самобытности, возврата к истокам, даже поиска социализации в идеалах архаических отношений и реакционных идейно-политических течений.

Представители социологии международных отношений с полным основанием привлекают внимание к тому обстоятельству, что форми­рование целостного мира сопровождается не только интеграционными процессами, но и создает условия для исключения, отбрасывая на пе­риферию всех, не способных включиться в сети международной взаи­мосвязи и оказывать влияние на ее направленность (см.: ВасИе, 8тои1$. 1992. Р. 204—213). Указанное исключение имеет сложный характер и отличается многообразием форм, его механизмы действуют как внутри того или иного общества, так и на мировой арене. В слаборазвитых странах оно отражает углубляющийся разрыв между сельским и го­родским населением, между новой буржуазией и широкими слоями люмпен-пролетариата. В развитых странах оно ускоряет формирование так называемого четвертого мира, состоящего из иммигрантов и «новых бедных». Поэтому среди последствий усиления целостности мира немалое место занимают процессы депривации, возрастающей зависимости, клиентизации, распространения насилия и т. п. Развитие новейших средств коммуникации, спутниковой связи, видеотехники и т. п. способствует широкому распространению (в известном смысле универсализации) западных идеалов качества жизни, стандартов по­требления, индивидуальных ценностей, демократических норм и т. п. В свою очередь, это ведет к возрастанию миграционных потоков в на­правлении более развитых стран, которые нередко поощряются руко­водством слаборазвитых государств, как определенное средство хотя °Ь 1 частичного решения проблем занятости и «валютного голода».

Более подробно эта проблема рассматривается в гл. 15.

Массовая иммиграция ведет к дестабилизации социальных и полити­ческих отношений как в принимающих, так и в покидаемых иммигран­тами странах, а нередко и к обострению отношений между ними. Одно­временно растет разрыв в уровнях развития между богатыми и бедными странами, с одной стороны, а с другой — внутри «третьего мира», мира бедных стран. Окраины разрастающихся мегаполисов «третьего мира» все более заметно превращаются в средоточие растущей неста­бильности, благоприятную среду кристаллизации радикальных рели­гиозных и популистских движений (исламского фундаментализма — в арабских странах, радикального индуизма — в Индии, анимистского мессианизма — в Тропической Африке и т.п.). Указанные движения чаще всего принимают явно выраженный антизападный характер, по­рождая такой, неизвестный ранее феномен, как «дикая дипломатия», которая все более ощутимо затрудняет деятельность официальной дипломатии (см.: Там же. Р. 210).

В свете описанных процессов не столь уж неожиданными выглядят утверждения, согласно которым «время интеграции прошло, в мире начались дезинтеграционные процессы» (Поздняков. 1992).

Действительно, дезинтеграция характерна не только для бывшего СССР или происходящего под влиянием его кризиса и распада мирного раздела Чехословакии и кровавого — Югославии. Еще раньше тенденции к «суверенизации» проявились и продолжают наблюдаться сегодня в таких странах, как Турция (курдская проблема), Франция (проблема Корсики), Англия (проблема Северной Ирландии), Испания (проблема баскского сепаратизма). Вылившиеся в погромы этнические волнения в Южной Калифорнии в мае 1992 г. также стали одним из выражений развития процессов обретения различными национальными и расовыми группами собственной идентичности (и, соответственно, противопоставления себя «другим»). Несмотря на решительные меры, предпринимаемые во всех описанных случаях правительствами соответствующих стран, включая применение военной силы, указанные процессы в лучшем случае «загоняются вглубь», адекватного же решения им до сих пор не найдено.

Было бы, однако, неверным абсолютизировать ту или другую из указанных закономерностей. Как показал опыт «перестройки» и «нового мышления», политика, которая делает ставку на одну из них — указывая, например, на тенденцию к возрастающей целостности, вза­имозависимости современного мира — при фактически полном игно­рировании второй, противоположной ей тенденции, оборачивается тя­желыми ошибками и в конечном итоге поражением. Вот почему совер­шенно неуместными выглядят как возмущенное удивление по поводу развала СССР, процессов «суверенизации» субъектов Российской Фе­дерации («Весь мир движется в направлении к интеграции, а мы пы­таемся идти против течения»), так и попытки трактовать их в терминах «общественного прогресса» («Развал империи следует рассматривать как позитивное явление, как освобождение народов и реализацию ими естественного права самостоятельно решать собственную судьбу»). Суждения подобного рода грешат упрощением ситуации, ее примити­визацией, а потому вместо прояснения проблемы, уводят в сторону, лишают возможности осмыслить всю ее сложность и полноту. Вот по­чему не менее серьезной ошибкой, чем игнорирование тенденции к дезинтеграции, была бы односторонняя ориентация только на нее при попытке осмысления современных международных реалий, а тем более — при выработке и проведении в жизнь политических решений. Так, уже сегодня видно, что процессы дезинтеграции бывшего СССР в ряде случаев достигли определенного «предела насыщения». Наблюдается взаимная заинтересованность различных стран СНГ к сотрудничеству, в том числе и в столь решительно отвергавшихся еще недавно институциональных формах. При этом следует подчеркнуть, что суще­ственную роль в интеграционных процессах играют социокультурные факторы. Мы можем и должны объяснять необходимость интеграции потребностями экономического, экологического или любого иного ха­рактера. Но мы рискуем ничего не понять в происходящем, если упустим и;з виду, что, не будучи «освящены» культурой, совокупностью общих ценностей, которым привержены «рядовые» люди, их коллективной исторической памятью, общностью ряда традиций, обычаев, элементов образа жизни и т. п., указанные факторы не могли бы играть той роли, которую они, безусловно, играют в международно-политических процессах.

* * *

Проблема закономерностей международных отношений остается одной из наименее разработанных и дискуссионных в науке. Это объясняется прежде всего самой специфики данной сферы общественных отношений, где особенно трудно обнаружить повторяемость тех или иных событий и процессов и где поэтому главными чертами закономерностей являются их относительный, вероятностный, стохастический, преходящий характер. Как частные, так и наиболее общие, универсальные закономерности существуют здесь в виде тенденций, характер проявления которых зависит от множества условий и факторов. В то же время одно из глобальных направлений указанных тенденций, просматривающееся из глубины веков и ведущее к нарастанию взаи­мозависимости мира, дает основание представить международные от­ношения в виде целостной системы, функционирование которой зависит как от законов общесистемного характера, так и от особенностей данного типа систем. Рассмотрению этого вопроса и посвящена сле­дующая глава.

ЛИТЕРАТУРА

1. Князева Е.Н., Курдюмов СП. Синергетика как новое мировидение: диалог с Ильей Пригожипьш // Вопросы философии. 1992. № 12.

2. Поздняков Э.А. Россия сегодня и завтра // Международная жизнь. 1993. № 2.

3. Розенау Дж. Мировая политика в движении. Теория изменений и преемственности: Реферат. М., 1992.

4. Современные международные отношения. М., 2000.

5. Фельдман ДМ. Закономерности и тенденции в развитии международных отноше­ний // Введение в социологию международных отношений: Учебное пособие/ М., 1992.

6. Луоп К. 8осю1о§1е ёез геЫюш ийегпайопакз // Кетое Ёапса18е (Зе 8осю1о§1е. 1963. Уо1. IV, № 3.

7. БааЧв В., 8тои1$М.-С. Ье ге1оигпешеп1 Зи топЗе. 8осю1о§1е Зс 1а зсепе пйегпа1юпа1е. Р., 1992.

8. ВигозвПвЗ.-Б. Той! етрпе репга. Ше тазюп Шеопцие Йез гекйопз кйегпа&пакз. Р., 1982.

9. НитгтдвтЗ. Ыгоёисйоп аих геЫюпз пйегпайопакз. Р., 1987.

10. Могваи Вв/агдвз РН. Ьез геЫюпз гп1егпаИопа1е8 Запз 1е топЗс сГащоипЗЪш. Еп1ге дкоЬаНзайоп е! ГгадтепШюп. Р., 1992.

11. КозенаиЗ. ТигЬШепсе ш ШогИ РоШсз: А ТЪеопе оГ СЪапде апЗ Сопйпийу. Рггпсе1оп, 1990.

12. КаззвИВ., 81агг Н. Шогк! РоШсз. Мепи Гог СЬоюе. 8ап Ргапазсо, 1981.

13. 8атив1Л. №иуеаи раукаде 1п1етаИопа1. Р., 1990.