Глава 1.1 Знание как антропосоциальный и культурный феномен

С тех пор, как появилось человечество в виде Homo sapiens, оно имело качественные отличия от других существ биосферы: люди обладали сознанием, членораздельной речью, практически-преобразующей деятельностью. Как известно, одной из распространенных и вполне обоснованных точек зрения антропогенеза является взгляд на человека как на существо крайне несовершенное по сравнению с другими животными. При переходе к наземному образу жизни на открытых пространствах, человек не обладал ни скоростью передвижения копытных животных, ни зубами и когтями, как у хищников, ни умением летать, как у птиц, не обладал густым шерстным покровом, защищающим его от холодов и т.д. Основной его возможностью было: спрятаться, на время замереть, наблюдать и ждать, ждать своего момента для действия – именно такого момента, который бы смог дать преимущество этому несовершенному существу. Вот здесь-то и начала все более активизироваться психическая деятельность людей.

По видимому, исходным качеством древнего человека оказалось усложнение мозга и психической деятельности, в результате чего в его голове стали формироваться сложные энергоинформационные системы не только чувственной сферы, от ощущений до воображения (что свойственно в определенной форме и высшим животным), но и рационального сознания, абстрактно-логического мышления (от понятий до умозаключений). Предметы, процессы и явления отражались в сознании в виде целостных образов как с конкретным, так и с абстрактным содержанием. Все более накапливалась информация из внешнего мира, появлялись все новые и новые знания конкретного, чувственно-воображаемого, абстрактного и комплексного – конкретно-абстрактного характера. Это позволило человеку выявлять конкретные и абстрактно-общие свойства предметов, а за счет творческого воображения отражать не только их реальные связи и взаимодействия, но и мнимые, психо-виртуальные, вариативные.

Такая работа психики позволила конструировать разные варианты отношений и взаимодействий с предметами мира в субъективной виртуальной психической форме. Формировались вариативные психо-виртуальные, но практически необходимые знания. А наличие абстрактного компонента в этих вариантах выделяло главные, основные из возможных решений. Соответственно шел отбор вариантов. Из наиболее общих, важных, сущностных строились в воображении идеалы, векторы-ориентиры и цели возможных действий. Наилучшие варианты, родившиеся в сознании, оттачивались мысленно, а затем проверялись на практике, в деятельности индивида и (или) сообщества людей.

Наиболее вероятно, что виртуальный (субъективный) мир знаний (как банк памяти индивида), сознания (как его творческой переработки) и мир первобытной практики (как реализации накопленных знаний) у наших далеких предков был очень прост. Как полагают этнографы, племенной язык древних народов составлял около 200 слов (что, конечно, почти несравнимо с современными языками, насчитывающими 10-20 тысяч слов). Словарный запас племенной организации и нарождающейся первобытной культуры ограничивался необходимостью сознательного обеспечения самых основных, жизненно важных потребностей в питании, одежде, жилье, продолжении рода и воспитании потомства. Поэтому и первые психо-виртуальные субъективные образы выражали, прежде всего, отношения индивида с источниками пищи. Это собирательство, первобытная охота, рыбная ловля и пр.

В сознании проявлялись варианты взаимодействия с предметом питания, как при непосредственном взаимодействии человека, так и опосредованные – орудиями охоты, собирательства, рыбной ловли. Наиболее оптимальными – как безопасными и эффективными в действии – оказывались варианты с орудиями, дающими человеку выигрыш в силе, расстоянии, безопасности и т.п. Поэтому далее сознание человека направлялось на важную цель – поиска, а затем и специального изготовления соответствующего орудия деятельности (дубина, палка-копалка, каменное рубило, каменный топор, дротик, костяная игла и пр.). Так происходило в разных видах деятельности – в приготовлении пищи, оборудовании жилья, изготовлении предметов обихода, в охоте, рыболовстве и пр.

Именно в субъективном виртуальном мире человека, в его психо-виртуальной реальности накапливались знания человека об окружающем мире, а также о нем самом (через ощущения голода, сытости, усталости, положительных и отрицательных эмоций самого человека и его сородичей и др.).

Но известно, что еще одним качеством предков человека был первобытный коллективизм, где все члены рода или племени участвовали в совместных действиях, обеспечивающих выживание индивидов: в совместной защите от врагов, в добывании и приготовлении пищи, в поиске и оборудовании жилища, в охране сородичей, в заботе о потомстве, матерях и стариках и т.п. Лишь коллективно и согласованно взаимодействуя, такое несовершенное в физическом отношении существо, как первобытный человек, могло выжить в жесткой окружающей среде и далее прогрессивно эволюционировать.

Совместные действия требовали согласованности. Она проявлялась как в «животной» форме, в виде инстинктов следования и подражания, так и в собственно «человеческой» – в виде передачи сородичам знаний, информации, необходимых для совместных действий. Такая передача также вначале осуществлялась в более «животной» форме: с помощью телодвижений, жестов, мимики, звуков (вначале самых простых, по типу междометий, а затем все более сложных). Но постепенно все большую роль в общении начали приобретать качественно новые вербальные формы, на базе второй сигнальной системы, где задействуются речевые зоны коры больших полушарий головного мозга. Так появились вербальные, речевые каналы передачи знаний от человека к человеку. И далее вся культура человечества развивалась с участием данных форм передачи знаний, которые затем все более усиливались, дифференцировались, видоизменялись, с появлением самых разных языков, как особых видов передачи знаний (языки разговорной речи этносов, народов, международные; письменность; искусственные языки наук, ЭВМ, компьютеров и т.д.).

С древнейших времен, опыт человека и человечества накапливался в основных сферах: отношений с природой, материально-практической жизни, духовно-нравственной жизни. Непосредственно с жизнью общины были связаны две основные сферы, где и происходило накопление знаний: 1) материально-практическая как сфера получения необходимого для жизни материального продукта (питания, одежды, жилья) и 2) духовно-практическая, или духовно-нравственная, как сфера налаживания неконфликтных межчеловеческих отношений, консолидирующих и усиливающих социум в жестких условиях существования.

Когда-то в древности эти две сферы были неразделимы, поскольку цельной, синкретичной была вся незамысловатая жизнь людей. Но по мере того, как знаний, жизненного опыта становилось все больше, он стал аккумулироваться отдельными людьми, мудрыми в определенной сфере, и знания начали передаваться по соответствующим социальным линиям. Это, например, опыт вождей – сильнейших в труде и войне; опыт старейшин – мудрейших людей общины в общем опыте жизни и отношений; опыт шаманов, умеющих общаться с духами природы и людей и т.д.

Так, линия знаний материально-практической жизни была изначально связана с добыванием и (или) изготовлением из материалов природы готового социального продукта – пищи, домашней утвари, жилища, простейшей обстановки, обустройства территории селения и т.д. При этом люди в своей материально-хозяйственной деятельности, прежде всего, опирались на познание свойств окружающего материально-вещественного (естественного) мира.

Здесь сформировалась следующая линия материально-бытовых знаний: знания о естественной природе, ее свойствах и законах – знания о предметах – знания об орудиях и средствах производства – знания о технологическом процессе изготовления продукта, обеспечивающие изготовление готового продукта – знания о применении готового продукта. Вся эта совокупность естественных (изначально наглядных, непосредственно наблюдаемых) знаний, в результате развития качеств сознания, абстрактно-логического мышления, привела к формированию сложных, высших областей человеческого знания. Это: материалистическая философия естественной природы (материализм в природе, а затем и в обществе), наука, техника и технология.

Из форм познавательной деятельности преобладало чувственно-рациональное познание, а высшим знанием оказалось рационально-логическое. Поэтому данная линия развития знаний может быть охарактеризована как рационально-практическая. Основу методологии составили методы рационального познания мира, или рационализм, прошедший длительный путь развития, имеющий преобладание в западной культуре и получивший особенно мощное распространение в связи с формированием западной науки Нового времени как особого феномена западной цивилизации. А с тех пор, как технический и научно-технический прогресс приобрел глобальные масштабы, рационализм стал ведущим направлением познавательной деятельности человечества, послужил гносеологической основой формирования техногенно-потребительской цивилизации.

Но одновременно в раннем антропогенезе, в первобытной культуре существовала и другая сфера жизненного опыта и знаний. Это линия знаний духовно-практической жизни, которая была связана, с одной стороны, с обеспечением жизнеспособного характера межчеловеческих отношений и продолжения рода. Обозначим эту сторону знания жизни как духовно-нравственную, которая в итоге привела к развитию морали и нравственности. С другой стороны, духовно-практическая сфера жизни людей первобытных культур включала необходимость налаживания отношений с сильными духами природы, которым поклонялся и с которыми был вынужден взаимодействовать в своей жизни первобытный человек, а также с пониманием своей души как особой невидимой, но важнейшей субстанции. Обозначим эту сторону жизни и знания как духовно-религиозную, поскольку в итоге она привела к появлению религии (а затем и религиозной, религиозно-мистической, идеалистической философии). Особую сторону духовно-практической жизни и знания составила ее духовно-эстетическая составляющая, ознаменовавшая появление первобытного искусства и затем все более нарастающая. На первый взгляд, искусство – самая непрактичная форма деятельности человека. Но она связана с прогрессирующим развитием внутренней, субъективной сущности человека, богатства его чувств, души, духовности. Поэтому без него немыслимо полноценное развитие и других сторон душевно-духовной сущности человека.

Остановимся более подробно на практически важных составляющих духовно-практической жизни людей. Вначале обратим внимание на происхождение и эволюцию духовно-религиозной составляющей.

Как известно, ведущую роль в жизни народов первобытных культур играла вера в силы духов – самого человека, а также различных духов природы. Здесь основу познания и знаний составляли первобытные представления о теле и душе человека. Проведенное исследование показало, что, по-видимому, исходные знания о телесной и бестелесной субстанции в религии и философии имеют истоки в антропоморфном по сути, развивающемся первобытном познании и сознании людей [5; 15; 47; 63; 84; 125; 156; 159; 177; 189; 308; 309; 330; 336; 365]. Расширяющееся осознание все более широкого окружающего мира происходило от исходной основы – от отражения окружающих людей, при котором выделились особые качества, перенесенные затем на Мир в целом. А именно, многовековые наблюдения человека за окружающими его людьми привели к выводу о том, что в человеке существуют разные, хотя и взаимодействующие, составляющие – тело и душа. Тело – это целостная, реально ощущаемая с помощью зрения, осязания, обоняния и прочих чувств, часть человека.

Но это еще не все. Наблюдения за живыми и умершими людьми показали, что одно и то же тело человека может вести себя по-разному. То оно подвижно – живет, растет, изменяется. То вдруг это же тело оказывается неподвижным, безжизненным и постепенно разлагается. С одной стороны: «При возникновении древних представлений о душе как дыхании извне заимствовалось наблюдение над дыханием живого существа, которое у мертвого исчезало (потому-де, что мертвый «выдыхал» душу). Соответствующие наблюдения над кровью и исчезновением души при большой потере крови (вследствие смертельного ранения и т.д.) привели к тому, что в крови видели носительницу души» [166, с.147]. Постоянные наблюдения (жизненный опыт) первобытных людей за такими постоянно происходящими явлениями, как сон, сновидения, болезни, галлюцинации, смерть и т.п., привели к представлению о том, что в человеке есть два начала – тело и душа. При этом душа человека не только активная, живая, но и очень подвижная. Она может покидать его тело или временно (сон, болезнь, обморок), или навсегда (смерть).

Сравнительное сопоставление указанных состояний и явлений привело к естественному выводу о том, что, кроме тела, в человеке обязательно существует что-то еще, нечто. Его нельзя непосредственно потрогать, увидеть, ощутить обонянием и т.п., но именно оно является главным в жизни человека, поскольку дает ему активность и жизнь. Это «оно» и есть не что иное, как душа, дух. Так постепенно сформировались знания о том, что именно благодаря душе человека (которая может то вселяться в него, то выходить из него), он то активно живет, то его тело спит, то падает в обморок, то оживает, то умирает вовсе.

Душа в итоге стала рассматриваться в виде: 1) неотъемлемой части человека (телесная и душевная, духовная составляющие единого существа), причем наиболее активной, оживляющей; 2) подвижного двойника человека, который то находится в нем, то покидает его.

Таким образом, в древних антропологических и социокультурных знаниях появлялась и все более усложнялась духовно-практическая линия знаний. В ней душа считалась живым активным началом человека, которая имела свою силу, – необычную, неестественную, или сверхъестественную, не известную людям. Эта сила была невидимой, неуловимой, но именно она управляла всем телом человека, всеми его действиями и поступками. Именно данные представления постепенно привели к преклонению перед высшими невидимыми сверхъестественными силами – духовными силами – в человеке.

Затем эти взгляды древних привели к антропоморфным представлениям об окружающей природе. В итоге в первобытном строе возникла особая форма миросозерцания и миропонимания – анимизм как одухотворение процессов и сил природы (Тайлор, Спенсер, Липперт, Маретт, Вундт, Гоббс, Пристли, Шталь и др.). Качество одухотворенности тела человека (и животных) первобытный «дикарь-философ» (по выражению У.Тайлора) экстраполировал на отдельные процессы и вещи природы, а затем и на весь мир, что впоследствии явилось основой мифологии и религии.

Складывались знания о том, что если в природе все движется, изменяется, значит, здесь есть свои духи – озера, реки, гор, леса, болота и пр. Им также поклонялся древний человек. Затем он стал выделять духов главных и второстепенных, сформировались знания об иерархии духов. Появились мифы. Складывалась мифология разных культур и народов. Позднее в классовых государствах вначале сформировались различные виды политеистических религий, затем монотеизма (в виде безличностного или личностного божественного начала, Абсолюта), вплоть до основных мировых религий [11; 15; 18; 41; 63; 84; 159 и др.].

Это происходило таким образом, что самые высшие, сильные и всеобщие духи стали называться богами. Выстраивались пантеоны богов. Появились политеистические религии. А со все большим развитием абстрактного мышления человека, сформировалось представление о едином и неделимом, мировом Боге как активном живом мировом начале, творящем и преобразующем мир. Получили распространение мировые монотеистические религии. Дальнейшее абстрагирование знаний духовно-нравственного порядка привело к формированию и развитию идеалистической философии, как объективного, так и субъективного плана.

В итоге сформировалась и развивалась следующая линия духовных знаний: знания о сверхъестественной природе человека и его окружения, о свойствах этой силы – знания о духах (больших и маленьких, главных и второстепенных, сильных и слабых), богах – практические знания об общении с духами (в народе – обычаи, традиции) – глубокие знания о тайнах общения с духами и богами, известные лишь отдельным людям (шаманы, колдуны, жрецы, священнослужители и т.п.) – знания о процессах взаимодействия со сверхъестественными силами (колдовство, магия, ритуалы, молитвы, праздники-подношения и т.п.) – получение положительного результата – исполнение просьб духами, богами – знания о том, как надо пользоваться тем, что человеку было дано. Вся эта совокупность сверхъестественных знаний (о существующих, но непосредственно не наблюдаемых сущностях), в результате развития качеств сознания, интуиции, мышления, привела к формированию сложных, высших областей человеческого знания. Это: мифология; религия; идеалистическая линия философии – Духа (души в человеке или вне его – Бога), Абсолюта (идеализм в природе и в обществе).

Но, как было отмечено выше, есть еще одна важнейшая сторона линии духовно-практических знаний человека и человечества – духовно-нравственная, которая также вполне закономерно появлялась и развивалась. А именно, духовно-нравственная жизнь, начиная с первобытнообщинных форм жизни, обеспечивала внутри общины неконфликтные межчеловеческие отношения, воспроизводство рода и народа (на–род – те, кто должен на–родиться и продолжить род). Она отразила нравы (отсюда – и термин «нравственность», которая реализуется посредством активности души, душевно-духовных отношений ), обычаи людей, на которых строились их отношения между собой.

В племенах, живших в суровых климатических условиях, что, в частности, было характерно и для славянских этносов, рождение и воспитание детей как основы сохранения и продолжения рода, общины, племени, было важной частью жизни племени. Здесь не существовало жертвоприношений людей и тем более детей (в чем часто и огульно обвиняют языческие культуры и что, в частности, имело место лишь у этносов, живших в благодатных природно-климатических условиях, где был высокий уровень рождаемости и периодически происходило перенаселение). Напротив, на суровых в климатическом отношении евразийских пространствах и на севере американского материка с древнейших времен была развита (выражаясь современным языком) этнопедагогика, где сохранению и воспитанию детей уделялось большое внимание [47].

Здесь, соответственно, была высока и роль старшего поколения, дедов, которые являлись хранителями мудрости народа и передавали ее в процессе воспитания детям и молодым, в то время, как средняя часть взрослого населения обеспечивала основную материально-хозяйственную жизнь общины. Подобный уклад жизни сохранялся и в крестьянских семьях России вплоть до ХХ века, особенно в переселенческих ареалах Сибири, где крестьянская семья сама выбирала участок для жизни и сама себя обеспечивала в родовой общине. Здесь малые дети оставались под присмотром бабушек и дедушек, последние вели домашнее хозяйство и приучали к нему детей, а родители работали в поле, шли на охоту, ловили рыбу и пр. Именно здоровая нравственная атмосфера и сохранение воспитательных традиций передачи главных знаний из поколений в поколения обеспечивали сохранение, развитие и процветание рода и народа.

Указанный опыт практического духовного общения людей между собой (в современном понимании – это область практической психологии), сформировал в итоге знания о нравственных отношениях. А рационализированная форма неписанных законов общения в социуме приобрела вид морали. В свою очередь, выделились две противоположных линии нравственных отношений людей, соответственно, два нравственных типа человека и две альтернативные формы морали в обществе.

Одна линия – общинных, коллективистских отношений – равенства, честности, справедливости, взаимопомощи, активного взаимодействия в труде. Здесь формируется мораль коллективизма, соборности. Во главу угла ставятся моральные отношения добра. Складывается моральный тип человека–альтруиста, который живет и для себя, и для других, в гармонии с собой и с окружением (человеческим, социальным, природным).

Другая линия морально-нравственного бытия, заключает в себе моральные отношения равнодушия, бессердечия и в итоге – зла к окружению (отдельных людей, социальных сообществ и объектов природы). Напротив, она развивается из реально распадающихся или распавшихся общинных, коллективистских отношений в обществе, когда у людей реально оформляются очень различные условиями существования в результате имущественного и пр. неравенства. Здесь складываются отношения превосходства высших над низшими, в недрах первобытного строя зарождается рабство (пленных из чужих племен и обнищавших соплеменников), утверждается пренебрежение к низшим индивидам (часто – не считающимся людьми)

Это создает другой основной моральный (точнее, аморальный) потенциал общества – нравственные (а точнее, безнравственные как дисгармоничные) отношения господства–подчинения, разделения сообщества на Своих (субъектов) и Чужих (объектов), угнетения низших – высшими. Эти аморально-безнравственные процессы осуществляются на основе принципов неравенства, несправедливости и человеческих качеств жадности, равнодушия, обмана, лживости, безжалостности и жестокости. В итоге развиваются «хищничество», «паразитарность» и «каннибализм» по отношению к людям (духовно-нравственный и физический, единичный или массовый), а также безжалостное, потребительское и хищническое отношение к природе (особенно на чужих территориях). В индивидуально-личностном плане развивается индивидуализм, моральный тип личности эгоиста, живущего для себя вопреки другим или за счет других – личность с внутренней дисгармонией души и внешним дисбалансом и конфликтом.

Гармония чувств, души человека в высших своих проявлениях создала искусство в разных формах – скульптуры, архитектуры, живописи, музыки, слова – прозы и поэзии, киноискусства и пр., в философии – эстетику. Дисгармония чувств, напротив, породила аналогичные формы анти-искусства, особенно мощно, в массовых масштабах проявившиеся с середины ХХ века (ужасы и безобразия, боевики с массой сцен насилия, эротико-порнографические, эгоистические поделки и т.п.), разжигающие в человеке самые низменные эмоции и чувства и разрушающие его духовно-нравственные основания. В философских опусах это нашло отражение в концепциях сверхчеловека, расизма, постмодерна и т.п. Но отметим, что нас прежде всего интересует линия гармонии и прогресса в знаниях.

Здесь, как мы видим, в целом в истории человечества, а также и в современности проявляет себя линия духовно-практических, духовно-нравственных знаний: о развитии души, духа человека и практики общения человека с миром через искусство, нравственность, мораль и т.д.

Подчеркнем, что в разных линиях развития знаний человечества, отдифференцировавшихся еще в древности, формировались и различные, соответствующие характеру отношений с миром, формы познания и знания. А именно, рациональное познание и знание (эмпирические факты, опыты, эксперименты, законы, теории) преобладает в материально-практическом отражении мира, а внерациональное познание и знание (эмоциональное, эмоционально-чувственное, созерцательное, медитативное, интуитивное и т.п.) преобладает в духовно-практическом знании. И это отнюдь не говорит о совершенстве или несовершенстве того или другого, а лишь отражает естественную и закономерную специфику форм взаимодействия человека с миром, показывает способности и особенности человека улавливать, отражать эти воздействия и взаимодействия.

Таким образом, в истории человечества произошла естественная и закономерная дифференциация сфер практической деятельности на преимущественно вещественно-материальную и преимущественно духовно-нравственную. В философии это отразилось в линиях материализма и идеализма. Углубление данной дифференциации сыграло положительную роль в том, что каждая линия получила свое мощное развитие. Негативным же оказался разрыв между двумя сферами жизни и души человека, на этой основе – раскол внутреннего и внешнего (окружающего человека) мира.

Поэтому главной современной задачей, на наш взгляд, является осуществление интеллектуальной, теоретической и практической интеграции знаний и жизни человека и социума на естественной гармоничной основе. А в связи с указанной стратегической целью, важнейшим этапом на данном пути оказывается интеграция знаний человечества, прежде всего, рациональных и внерациональных, согласно принципу дополнительности, в непротиворечивое единое целое, или проблема взаимодействия рационального и внерационального знания в контексте единой культуры человека и человечества.

При этом наиболее актуальной становится философская и культурологическая задача разработки интегративной, системно-синтетической, или холистической методологии как творческого синтеза рациональных методов и внерациональных форм познания.

Таким образом, именно знание как всеобщий феномен культуры, субъективной и объективной, абстрактной и практической жизни людей в его системно-синтетическом ключе объединяет некогда разорвавшиеся, дифференцированные области, культуры человечества. Именно оно позволяет реинтегрировать множество достижений человечества в ответах на важнейшие, ключевые вопросы жизни, в том числе, не только в истории, но и в современности, обосновать варианты прогнозов на будущее.

В последнем проявляется также важная прогностическая функция знания в современном обществе. Именно отмеченные главные позиции познания всего массива знаний человечества и заключает в себе новая исследовательская область – знаниеведение, которая в идеале призвана целостно отразить знание как феномен культуры человека и человечества с целью использования совокупного потенциала знаний для организации оптимальной жизни людей на земле.

Но вполне естественно, что разрабатывать новое исследовательское направление можно, лишь опираясь на фундамент предшествующих знаний, как в истории, так и в современности. А начинать следует с базовой категории данного направления. Эта категория – «знание». Поэтому далее в данной главе работы мы обратимся к более пристальному рассмотрению понятия знания, совершив исследовательский экскурс в историю философии, а также проанализировав основные подходы к пониманию феномена и категории знания в современных исследованиях.

Данная категория имеет место во множестве трудов как в истории, так и в современности. Но специальных трудов, посвященный именно данной проблеме, не так уж много. Среди них можно отметить, например, работы таких зарубежных авторов, как А.Айер, Д.Блур, Л.Витгенштейн, Р.Гир, С.Грофф, Э.Кассирер, У.Куайн, К.Леви-Стросс, К.Манхайм, М.Полани, К.Поппер, Б.Рассл, Г.Риккерт С.Тулмин, Г.Фольмер, С.Фуллер, М.Фуко, Ю.Хабермас, Э.Эванс-Причард и др. [10; 13; 31; 43; 53; 57; 59; 122; 161; 193; 248; 253; 272; 274; 275; 293; 307; 315; 319; 351; 360; 389; 390; 402; 403; 404; 405; 408; 414; 419].

Среди российских публикаций можно отметить труды таких ученых, как И.Ю.Алексеева, Л.С.Выготский, С.С.Гусев, В.С.Готт, И.Т.Касавин, В.П.Каширин, Ю.И.Колюжов, В.А.Лекторский, А.Н.Леонтьев Л.А.Микешина, А.Л.Никифоров, Н.Ф.Овчинников, Б.Я.Пушканский, О.С.Разумовский, А.П.Резников, М.Розов, В.Н.Садовский, Э..Семенюк, А.И.Субетто, А.Д.Урсул, Е.В.Ушакова, П.В.Ушаков, С.Щавелев и др. [6; 31; 33; 44; 45; 51; 60; 61; 66; 75; 96; 104; 107; 111; 120; 128; 142; 144; 145; 151; 153; 169; 178; 179; 181; 182; 185; 194; 199; 205; 206; 207; 208; 210; 213; 214; 215; 218; 223; 252; 258; 265; 271; 276; 303; 305; 307; 313; 335; 343; 369; 375; 378; 385; 381; 382; 395]. Специфика сущности и развития знания в истории философии в культурах Востока, Запада и России в знаниеведческом ключе отражена в работах Ю.И.Колюжова, П.В.Ушакова [151; 153; 155; 328; 332; 333 и др.]. Поэтому мы не будем останавливаться на данном вопросе подробно.

Представим лишь основные подходы к пониманию знаний в историко-философском ключе; затем осветим современные общие подходы к пониманию знания; покажем специфику рассмотрения знания в отдельных областях; в итоге определим основные подходы к изучению знания. Это позволит выявить тот фундамент, на базе которого можно будет вести речь о предмете и методах знаниеведения, а также об отдельных важных направлениях его рассмотрения.

Обозначим лишь классическую линию западной философии, где прослеживается определенная эволюция в трактовке знания, начиная с античности.

Обращаясь к античности, вспомним, что античная философия некоторыми учеными (Э. Ренан) по праву называется «греческим чудом». Именно в античной философии были заложены определенные гносеологические тенденции, которые сформировали и пронизывают западную философию по сей день. В античной философии были поставлены базовые гносеологические вопросы, а именно: Что человек может знать? Что такое знание? Каковы пути, ведущие к знанию? Что есть истина, а что есть мнение?

Можно выделить те основные черты античной философии, которые, с одной стороны, в целом определили магистральные пути развития всей западной философской культуры, а с другой, оказали влияние на общее понимание того, что есть знание. К таким чертам можно отнести следующие. Во-первых, древние мудрецы, как отмечал Ф.Энгельс, гениально охватывали мир в целом, пытаясь постичь его всеобщие законы, потому что они еще не дошли до анализа, до расчленения природы. Во-вторых, уже древнегреческая мысль показала, что законы, которые регулируют мировой и социальный Космос, кодифицируются и записываются. Это повлекло более внимательное отношение к языку, слову – как проявлению Логоса. В-третьих, формируется особый тип мышления – рациональный. Происходит переход от мифа к Логосу. В-четвертых, огромное влияние на греческую философию, на формирование рационализма западной философии оказала геометрия и математика, развивавшая строгость и красоту мышления. В-пятых, путь к человеку шел от Космоса к микрокосму, от целого к части, от Логоса, знания – к мнению. Эти общие формы знания виделись как высшие, приближенные к Логосу.

Учитывая в целом общие черты древнегреческой философии, обратимся к тому, как античные мудрецы представляли себе человеческое знание (которое в разных взглядах то различалось, а то сливалось с познанием).

Теперь обратимся к некоторым, на наш взгляд, определяющим взглядам древних мыслителей относительно знания.

Крупнейшим из ранних греческих философов (досократиков) по праву является Гераклит. Он стоит особняком ко всем остальным философским школам. Именно Гераклит первый в «чистом» виде занялся собственно философией и первый стал разрабатывать гносеологические проблемы. Он первый попытался сформулировать постулаты теории познания и достиг в этом значительных успехов [19]. Весьма важным для нашего исследования представляется факт введения Гераклитом категории Логоса, которая впоследствии будет пронизывать всю греческую философию. Содержательная и смысловая наполненность данного понятия очень широка – это и «слово» и «высказывание» и «смысл» и «суждение». Гераклит же придал этому слову философский смысл. Логос, по Гераклиту, является категорией придающей миру законосообразность, целостность и единство. Мыслитель показал, что закон, сформулированный умственно за счет философской рефлексии отличается от его материального бытия, от его конкретного, природного проявления. Иными словами, закон не тождественен полностью вещам, процессам, явлениям [146].

Идея Логоса у Гераклита вплетена в гносеологическую проблематику. По мнению Гераклита, всему человеческому роду присуща способность мышления и познания. «Здравый рассудок — у всех общий». Гераклит видит, что на пути познания человеком текучего, «воюющего» мира, человек способен постичь истину и добиться достоверного знания. Целевая направленность философского познания заключается в постижении Логоса – «объективного» и «субъективного». Причем, согласно диалектике Гераклита, сосуществуют два разных пути его постижения. Один – путь «вовне», когда происходит вслушивание в «голос» природы; второй – путь «вовнутрь», когда постигаются сущности души. И эти пути не взаимоисключаются, а по сути, взаимно дополняют друг друга.

Истинное знание, которое следует приобрести человеку, заключается в Логосе. Но познание Логоса, возможно только через сам Логос. «Так вот, этот общий и божественный разум [Логос], через участие в котором мы становимся разумными… заслуживает доверия то, что является всем вообще (ибо это воспринимается общим и божественным разумом). А то, что является кому-либо одному, то неверно по противоположной причине» [13, т.1, ч.1, с.279].Таким образом, Логос есть не только цель – истина, но и средство, приводящее к этой цели. Познание должно взять Логос в качестве своей опоры, для того, чтобы познать в мире всеобщее, а не конкретное и частное. Это понимание Логоса и его познание, в определенной мере, явилось как бы предзнаменованием открытия логики и законов, управляющих мышлением, у Аристотеля.

По мнению Гераклита, «человек обладает двумя средствами познания истины: чувственным восприятием и Логосом» [13, т.1, ч.1, с.279]. Точка зрения Гераклита на знание, получаемое с помощью чувств, включает два момента. С одной стороны, перцептивное (чувственное) знание является ненадежным, поскольку область чувственного познания есть область постоянного изменения, становления. Это область частного, единичного, индивидуального. «Глаза и уши – плохие свидетели для людей, имеющих грубые души» [13, т.1, ч.1, с.278]. Но с другой стороны, перцептивное знание, получает свое окончательное оформление в сфере мышления (Логоса), а потому чувственное познание является важным этапом постижения Логоса.

Гераклит различает два типа знания: 1) «многознание», то есть знание предметное, и 2) мудрость. Конечно, Гераклит не против знания предметного, частного, но этот тип знания «уму не научает». Накопление знаний и эрудиция, не пронизанные постижением всеобщего, принесут для души человека больше вреда, чем пользы. Мудрость, по Гераклиту, «не простая сумма в приобретении знаний (многознание), а самостоятельное понимание сущности вещей; понимание, которое приобретается не механическим усвоением чужих сочинений и чужой мудрости, а собственным разумением, собственными усилиями, которые только и составляют личное достоинство, личную заслугу arate» [146, с.219].

Согласно Гераклиту, мудрость опирается на всеобщее, она свободна от некритического, слепого следования чужим мнениям и традиции. Знание, приобретаемое в мудрости, тесно связано с отрешенностью, так как познание Логоса – дело многотрудное, требующее от человека всего запаса моральных и интеллектуальных усилий. Многие люди, хотя потенциально и имеют в душе Логос, но не «умножают» его. «Хотя этот Логос существует вечно, недоступен он пониманию людей ни раньше, чем они услышат его, ни тогда, когда впервые коснется он их слуха. Ведь все совершается по этому Логосу, и тем не менее, они (люди) оказываются незнающими всякий раз, когда они приступают к таким словам и д елам, каковы те, которые я излагаю, разъясняя каждую вещь согласно ее природе и показывая, какова она. Остальные же люди (сами) не знают, что они, бодрствуя, делают, подобно тому, как они забывают то, что происходит с ними во сне» [13, т.1, ч.1, с.279].

Следующей философской школой Древней Греции, которая внесла значительный вклад в проблемы гносеологии и эпистемологии, в понимание знания, является элейская, к которой относят Ксенофана, Парменида, Зенона, Мелисса. Можно выделить основные черты философского наследия элеатов.

Во-первых, элеаты открыли новое пространство для философского постижения мира, сформировали новый образ реальности, который впоследствии будет называться метафизическим. Во-вторых, критика элейцами концепции текучего и постоянно изменяющегося мира Гераклита заставила их проникнуть в строгую, «неподвижную» логико-дискурсивную сферу, с фиксированными определениями и строгими формами аргументации. Зенон, защищая концепцию своего учителя – Парменида, сформулировал свои известные апории, которые были разрешены логиками только в XIX – XX в. В-третьих, элеаты очень пристально относились к языку, словам, а также к их референтам. В-четвертых, они утверждали, что постижение действительности с помощью чувств никогда не даст истинного знания действительности, а способно породить лишь мнение, которое есть производное рассудка. В-пятых, по утверждению элеатов, лишь только разум и категориальное мышление дают возможность постичь мир и сформировать истинное знание. В-шестых, именно у элейцев проблема знания тесно увязывается с формами бытия.

Так, Ксенофан утверждал, что поиски истины для человека имеют огромное значение, поскольку лишь на этом пути люди находят лучшее. Но всякое человеческое познание и знание являются относительными И даже если человек достигнет истинного знания, он все равно не сможет установить, что он достиг именно его. Поэтому лишь мнение доступно человеческому разуму. Ксенофан выделял два типа знания: 1) абсолютное знание, доступное лишь божеству («Всем своим существом он [бог] видит, мыслит и слышит») и 2) знание человеческое, вероятностное (мнение).

Парменид кардинально меняет ракурс философского исследования. По его мнению, философия должна заниматься не бытием, но мышлением о бытии. Парменид, утверждает, что истинное бытие характеризуется неподвижностью, неизменностью и отсутствием генезиса. Первый тип бытия есть мир абсолютной истины, мир слова или логоса. Второй тип бытия, опирающийся на чувственное познание, есть мир пустых названий и имен, т. е. мир «мнения».

Поэтому познание бытия, по Пармениду, предполагает два основных пути (некоторые исследователи говорят о трех, добавляя к нижеизложенным «путь мнений, достойных похвалы»): это «путь истины» и «путь мнения». Постижение истинного бытия происходит с помощью понятийно-категориального мышления, подчиняющегося строгим законам и чуждого противоречий. Как мы видим, знание здесь соотнесено с бытием. Эта идея впоследствии получит развитие и законченное оформление у Платона. Вспомним, что Платон считал Парменида с его железной логикой «восхитительным и грозным».

Но прежде, чем перейти к Платону, обратим внимание на взгляды софистов. Ведь именно софисты заложили те определенные тенденции в греческой философии, которые некоторыми историками философии оцениваются как «гуманистический период в античной философии» [272, т.1, с.53]. Отметим эти особые черты философии данного направления мысли.

Так, именно софисты открыли новый горизонт философской рефлексии, связанный не с проблемами физиса и космоса, а с человеком и проблемами его жизни как члена общества. Софисты профессионально занимались знанием и методами его трансляции – как ремеслом, доходящим до формы искусства. Они следовали доказательному размышлению до самых пределов, куда бы оно ни привело. Для нашей проблемы интересны в этом отношении взгляды Протагора и Горгия [13, т.1, ч.1, с.316-317].

Знаменитая аксиома Протагора гласит «человек есть мера всех вещей: существующих – в том, что они существуют, и несуществующих – в том, что они не существуют». Именно человек, а не бог, логос, полис или же что или кто-либо, является высшей мерой, критерием для всех вещей. Любая точка зрения, выработанная людьми, имеет право на существование.

Протагор утверждает, что все представления и мнения являются истинными, а истина относительна, так как все они связаны в конце концов с конкретным субъектом и его точкой зрения на действительность и его практическими интересами. Он релятивизировал понятие истины, полностью отождествив ее с мнением, которое зависит от изменяющейся материи и изменяющегося субъекта. А основным критерием истинности, по его мнению, видимо, является полезность.

Горгий усилил некоторые положения Протагора, и это привело его к позиции, которая впоследствии стала называться агностицизмом. Секст представляя позицию Горгия в области гносеологии, приводит три основных тезиса: «Одно положение – именно первое – гласит, что ничто не существует; второе – что если что-либо и существует, то оно непознаваемо для человека; третье – что если оно и познаваемо, то все же по крайней мере оно непередаваемо и необъяснимо для ближнего» [13, т.1, ч.1, с.318-319].

Именно указанные гносеологические концепции, вероятно, послужили материалом для разработки эпистемологической проблематики Платона. Следует учесть замечание В.Ф.Асмуса, который указывает: «При рассмотрении учения Платона о знании необходимо, прежде всего, иметь в виду, что вопрос о знании отнюдь не ставится у Платона ни как отдельная, изолированная, ни как основная проблема философии» [19, с.143]. С другой стороны, хотя вопрос о знании не ставится у Платона как отдельная проблема, следует подчеркнуть, что он пронизывает все его творческое наследие.

Особенно выразительно проблема знания анализируется в таких диалогах, как «Теэтет» (в связи с проблемами различных точек зрения на знание), «Менон» (в связи с проблемой припоминания), «Пир» (в связи с анализом восхождения души) и «Государство» (в связи с проблемой идеи блага). Эпистемологическая проблематика, касающаяся знания, у Платона «вплетена» в гносеологию, онтологию и учение о душе. Поэтому нам необходимо в общих чертах осветить данные вопросы. Отметим, что наиболее обстоятельно проблема знания в диалогах Платона проанализирована крупнейшим платоноведом А.Ф.Лосевым, в связи с чем, при оценке взглядов Платона мы будем апеллировать к его позиции [184].

Рассматривая типы знания в диалоге «Теэтет», Платон анализирует три возможных, но неправильных, по его мнению, точки зрения на природу знания. Это следующие позиции: во-первых, знание есть чувственное восприятие; во-вторых, знание есть правильное мнение и, в-третьих, знание есть правильное мнение «со смыслом». Первую точку зрения Платон опровергает посредством критики релятивизма и процессуализма как такового. А.Ф.Лосев, резюмируя аргументы Платона и переводя их на современный философский язык, пишет: «Знание не есть ощущение… Знание есть не результат чувственных впечатлений, а результат умозаключений об этих впечатлениях» [184, с.396].

Таким образом, знание не тождественно чувственному восприятию. Далее Платон утверждает, что текучему и алогичному содержанию чувств должно предшествовать нечто, не текучее и нечувственное, т. е. душа. А решая вопрос о правильном мнении, Платон указывает, что правильное мнение может существовать лишь в соотнесенности с мнением ложным. Но ложное мнение, по мысли Платона, невозможно. По этому поводу А.Ф.Лосев пишет: «Знание не есть соединения психического акта со смыслом. Это – потому, что такое воззрение не расчленяет должным образом знания и чувственности. Ведь некое знание есть, конечно, и в «правильном мнении». Чтобы определить знание, надо его дифференцировать из состава чувственного знания, с тем, чтобы не сливать их в полное безразличие, но объединять их в закономерное единство» [184, с.396]. Вывод Теэтета следующий: знание не зависит от чувственности, оно является тем, что оформляет чувственный опыт и придает ему осмысленность.

В диалоге «Менон» Платон останавливается на несколько ином аспекте знания – в соотнесенности с истинным мнением. Он отмечает, что истинные мнения, хотя и ценятся достаточно высоко, все же должны быть связаны знанием. «Будучи связанными, мнения становятся, во-первых, знаниями и, во-вторых, устойчивыми. Поэтому-то знание ценнее правильного мнения тем, что оно связано» [247, т.1, с.407]. Таким образом, истинные мнения имеют ценность тогда, когда они связаны «размышлением о причине», то есть припоминанием. С другой стороны, знание есть то, что связывает текучую чувственность с истинным мнением, поэтому. в сфере истинного происходит объединение двух абсолютно различных сфер. А.Ф.Лосев, трактуя Платона, добавляет: «Когда же истинные мнения бывают связанными, тогда, сперва они становятся знаниями, а потом упрочиваются. От этого знание и ценнее правильного мнения. Узами–то и различается первое – от последнего» [184, с.399].

Далее размышления по поводу идеи знания Платон углубляет в диалоге «Государство». Он считает, что различие между знанием и мнением базируется на различии мира идей (чистое бытие) и мира вещей. У знания и мнения различные объектные направленности. Знание направлено на чистое бытие и имеет своим объектом идеи, а мнение направлено на область между небытием и миром идей. О том, что такое мнение, Платон пишет, что «если обнаружится нечто существующее и между тем несуществующее, место ему будет посредине между чистым бытием и полнейшим небытием и направлено на него будет не знание, а также и не незнание, но опять-таки нечто такое, что окажется посредине между незнанием и знанием. – Это – верно. – А теперь посредине между ними оказалось то, что мы называем мнением» [247, т.3, с.132].

В этом же диалоге обосновывается понимание знания в его соотнесенности с бытием. Упомянуто также незнание, как направленность на небытие. По мнению Платона, знание соотносится со своим объектом и несет на себе основные свойства объекта, на который оно направлено. Платон пишет: «Знание само по себе соотносится с самим изучаемым предметом; знание какого бы предмета мы ни взяли: оно таково потому, что оно относится к такому-то и такому-то предмету... Какие качества имеет предмет знания, таким становится и само знание... Но… знание не становится тем же, что его предмет, оно соотносится (курсив авт.) со свойствами предмета» [там же, с.133]. А поскольку в целом знание направлено на мир идей, то оно обладает теми же свойствами, которыми обладают идеи, т.е. вечностью, неизменностью и т.п. Мнение же направлено на мир становления, поэтому оно несет на себе как бы двойную печать изменения – изменения вещи и изменения субъекта, имеющего данное мнение.

Именно в «Государстве» Платон детально классифицирует знание, выделяя два основных вида: знание чувственное и знание интеллектуальное. Интеллектуальное знание, в свою очередь, включает «знание интуитивное», которое опирается на мышление, ум и действует, когда разум познает идеи. В интуитивном знании не существует никакой примеси чувственности, и с помощью него постигается истина.

Дискурсивное знание, напротив, опирается на рассудок и направлено на область чувственных вещей и образов. В области дискурсивного знания человек пользуется эйдосами, которые рассудок использует как гипотезы при постижении вещественного мира. Чувственное знание также неоднородно. Оно включает: знание, основанное на «вере» (когда человек утверждает вещи в качестве существующих), и знание – «подобие» (когда оперируют с чувственными образами вещей).

Платон считает, что условием приобретения знания является идея блага, которую он в «Государстве» уподобляет Солнцу. «Считай, что и познаваемые вещи не только могут познаваться лишь благодаря благу, но оно дает им и бытие, и существование, хотя само благо не есть существование, оно – за пределами существования, превышая его достоинством и силой» [247, с.136].

Далее Платон развивает проблему знания в диалоге «Пир» в ее динамической перспективе, в связи с процессом восхождения, которое олицетворяет бог Эрос. Философ считает, что знание в определенном смысле есть становление. В нем происходит синтез истинного мнения (идей, находящихся в душе) с изменчивым чувственным опытом. Р.А.Басов приводит следующее рассуждение Платона и его аргументацию: «Идея должна отразить сущность вещи как «чистую» единственную». Не следует забывать, что идеи извлекаются из души человека, в результате «припоминания», т. е. по сути дела, процесс восхождения – это процесс актуализации знания. После этапа восхождения и приобретения истинного знания осуществляется «нисхождение», то есть «практическое познание предмета, всего спектра его свойств, и [можно] таким образом извлечь этот предмет из его природной связи с миром вещей, придав ему свойства, нужные «демиургу», т.е. создателю (от ремесленника до художника, ученого), и целенаправленность вещи, явления, события» [27, с.271].

Аристотель – следующий крупнейший представитель античной философии, скрупулезно рассмотревший проблему знания и методов его получения. Гносеология Аристотеля предполагает научный метод, который опирается, прежде всего, на логическое рассуждение (чаще – на дедукцию). Ход научного познания осуществляется от ясного и очевидного, к тому, что может стать явным лишь через другое. В основе всей системы должна лежать истина, которая в обосновании не нуждается, а сама служит для обоснования других ступеней доказательства. Причем, каждая наука имеет свою сферу самоочевидных истин. Кроме того, существует и несколько общих принципов, которые рассматривает Аристотель. Это принципы науки, принципы мышления и принципы конкретных явлений. Впервые в греческой философии Аристотель делает опыт мышления одним из центральных объектов философского рассмотрения.

Сравнивая философские взгляды на знание у Платона и Аристотеля, можно отметить ряд отличий системы Аристотеля от системы Платона.

Во-первых, в отличие от Платона, Аристотель отказывается от ведущей роли интуитивного мышления в сфере человеческого познания. Интуитивное мышление, по его мнению, является частью мышления, а не отдельной познавательной способностью. Во-вторых, Аристотель пытается обосновывать истину дискурсивным путем. Он сомневается в существовании мира идей-образцов Платона и считает, что истинное знание может быть постигнуто мыслью человека уже в этом мире, в этой земной жизни. В-третьих, Аристотель строит теорию истины – дискурсивной и интуитивной. Он разрабатывает особый путь, на котором должны быть соблюдены определенные условия познания, размышления. При их соблюдении, возможно приобрести истинное знание дискурсивным путем. В-четвертых, Аристотель разграничивает конечное человеческое мышление и абсолютное божественное.

А теперь попытаемся в целом показать главные моменты эпистемологической концепции Аристотеля.

Начнем с того, что по Аристотелю, источником познания и носителем знания является душа человека. Душа есть начало, дающее жизнь, и ею обладают все живые существа. Душа в живом существе находится в соединении с телом, при этом, тело является потенцией, возможностью, материальным субстратом, а душа есть актуальность, действительность, энтелехия: «Ведь тело не есть нечто принадлежащее субстрату, а скорее само есть субстрат и материя… Именно поэтому душа есть первая энтелехия естественного тела, обладающего в возможности жизнью» [16, т.1., с.395].

Человеческая душа, по Аристотелю, трехчастна и включает три души. Это «душа вегетативная» (которая регулирует биологическую активность), «душа чувственная» ( ответственная за движение и ощущение) и «душа рациональная» (которая является условием мышления и познания). Аристотель пытается выделить два типа ума и их соотношение со знанием. По этому поводу он пишет: «Так как повсюду в природе имеется, с одной стороны, то, что есть материя для каждого рода (и в возможности оно содержит все существующее), с другой же — причина и действующее [начало] для созидания всего, как, например, искусство по отношению к материалу, подвергающемуся воздействию, то необходимо, чтобы и душе были присущи эти различия. И действительно, существует, с одной стороны, такой ум, который становится всем, с другой — ум, все производящий, как некое свойство, подобное свету. В самом деле, знание в действии есть то же, что его предмет. Знание же в возможности у отдельного человека, но не знание вообще, по времени предшествует [знанию в действии] [16, т.2, с.435-436].

Таким образом, в душе сосоуществуют два ума: 1) ум потенциальный, в возможности и 2) ум реальный, деятельный, производящий. Ум деятельный, который существует в душе, переводит возможность постижения форм потенциальным умом – в актуальность, тем самым, создавая возможность для приобретения знания. Это ум потенциальный, абсолютно трансцедентный чувственному, он обладает божественной природой и приходит извне. А ум потенциальный, тождественен предмету мышления, который, в свою очередь также есть потенциальность формы в образе.

По мнению Стагирита, знание, как и ощущение, может существовать как в возможности, так и в действительности. Знание и ощущение в возможности относятся к предметам в возможности, а знание и ощущение в действительности относятся к действительным предметам. У Платона, душа тоже является субъектом познания и носителем знания, но знание содержится в ней самой и актуализируется в процессе познания. НО у Аристотеля совсем иная картина. Знание есть ассимиляция форм, которые содержатся в представлениях. Сам предмет познания есть только возможный предмет знания. После же того, как субъект начинает созерцать предмет, знание предмета и предмет знания представляют неразрывное единство. В.Ф.Асмус считает, что Аристотель относит знание к особому «роду обладания, т. е. способу бытия специфического рода» [19, с.229].

Аристотель пытается выделить научное знание среди прочих видов знания, с которыми имеет дело человек. Он пытается указать на специфические свойства научного знания, отличающего его от опыта, искусства и мнения. И прежде всего, Аристотель указывает, что научное знание есть знание о бытии, причем знание созерцательное, теоретическое [16, т.1, с.65]. Таким образом, философ придерживается позиции, согласно которой любое знание, в конце концов, начинается с ощущения а предмет знания предшествует существованию знания. Поскольку. опыт опирается на чувственное познание, он дает человеку знание единичного, фактического.

Искусство также отличается от научного знания, но по рангу оно выше, чем опыт. Предметом искусства является создание вещей, и оно обладает уже определенным знанием всеобщего. Причем, знание, существующее в искусстве, может быть транслируемо другим людям, и ему можно научиться посредством обучения. Аристотель по этому поводу в «Метафизике» пишет: «Вообще признак знатока – способность научить, а потому мы считаем, что искусство в большей мере знание, нежели опыт, ибо владеющие искусством способны научить, а имеющие опыт – не способны.» [16, т.1, с.66-67].

Можно также отметить, что, по Аристотелю, научное знание есть знание стабильное, «мысль покоящаяся», а знание в искусстве есть знание становящееся. Аристотель различает также научное знание и мнение. Во Второй Аналитике он пишет: «Предмет знания и знание отличаются от предмета мнения и от мнения, ибо знание направлено на общее и основывается на необходимых положениях; необходимое же есть то, что не может быть иначе. Многое же, хотя и истинно и существует, но может быть и иным. Ясно поэтому, что о нем нет науки… Когда же он думает, что хотя дело обстоит так, но может обстоять и иначе, тогда ничто не мешает, чтобы он имел мнение, так что такие вещи будут предметом мнения, а необходимое – предмет знания» [16, т.2, с.312].

В общем подчеркнем, что гносеология Аристотеля базируется, прежде всего, на выделении научного знания, которое раскрывается в произведениях: «Аналитики» Первая и Вторая, «Категории», «О душе» и в ряде других. Философ уверен, что научное знание доказательно. Знание возможно, оно базируется на доказательстве, но для каждой науки существует «некоторое ее начало, благодаря которому нам становятся известными определения» [16, т.2, с.312]. «Здесь же скажем, что имеем знание и посредством доказательства. Под доказательством же я разумею научный силлогизм»» [там же, с.259]. «Из указанного здесь знание обо всем необходимо имеет тот, кто в наибольшей мере обладает знанием общего, ибо в некотором смысле он знает все, подпадающее под общее» [16, т.1, с.69]. Все науки имеют общее логическое начало. «Таким образом, если помимо науки не имеем никакого другого истинного познания, то началом науки будет нус. И он будет началом начала, и таким же образом наука как целое относится к своему предмету в целом» [16, т.2, с.346]. По сути, мы можем видеть, что в системе Аристотеля закладывается основа всего будущего западного рационализма.

Характеризуя в целом подходы Аристотеля к знанию, отметим еще ряд важных положений. А именно, знание трактуется как постижение предмета, как то, что у него мы можем найти. Очень важное, на наш взгляд, положение античных мудрецов, имевшее место у Платона и не утраченное Аристотелем: это понимание знания как соотнесенного. Вспомним, что соотнесенное – одна из десяти аристотелевских категорий. Знание есть соотнесенное, ибо то, что оно есть, оно есть в связи с другим: ведь знание – это знание о чем-нибудь: «...о знании говорят, что оно – знание познаваемого, а о познаваемом говорят, что оно познается знанием» [16, т.2, с.67]. Однако, знание у Аристотеля – не только соотнесенное, но и качество. «Качеством я называю то, благодаря чему предметы называются такими-то» [16, т.2, с.72]. Знание обладает таким качеством, как устойчивость, о чем мы уже говорили выше. Таким образом, Аристотель относит знание по крайней мере, к трем категориям: соотнесенное, качество и, по-видимому, обладание как состояние наличия знания [6, с.120].

Аристотель также говорит о знании как об уверенности, о «постижении, неколебимом никакими доводами» [16, т.2, с.435]. Аристотель, подобно Гераклиту и Платону, сохраняет принципиальное различение объектов знания и квазизнания (в качестве последнего выступает мнение). Знание рассматривается им как одна из разновидностей движения (dynamis), а именно, как начало движения или изменения вещи: «Знание есть образ, некая форма, смысл и как бы деятельность способного к нему» [16, т.1, с.398].

Обобщая материал о знании, накопленный мудростью античности, отметим, что здесь, пожалуй, сложились главные гносеологические, эпистемологические подходы к знанию, получившие дальнейшее развитие в западной философии и науке последующих веков, вплоть до XIX столетия. Основной сущностной чертой оставались: философский рационализм и научная рациональность. Мы не исследуем специально философско-религиозную линию, поскольку, наша цель – проследить эволюцию представлений о знании с позиций современного интегративного научно-философского подхода в знаниеведении. Хотя отметим, что в философско-религиозной, религиозно-мистической традиции, в специфике знаний в культуре Востока имеют место важные закономерности и выводы. Но они отражены нами в других публикациях [118; 128; 153; 154; 156; 317; 318; 328; 331; 332; 333; 343].

Вклад в рационалистическую традицию знаний о знании внесли мыслители Нового времени. В частности, это находит новое выражение в рационалистической метафизике Декарта, где знание рассматривается как охватываемое мыслящей субстанцией. Декарт утверждает, что все свойства, которые мы находим в мыслящей вещи, суть разные модусы мышления. Это, например, например, воображения, чувства, желания. Р.Декарт пишет о вещах как о модусах субстанции [89, с.450]. Знание – тоже представляет собой модус мыслящей субстанции [89, с.453]. По мнению И.Ю.Алексеевой, хотя мы не находим у Декарта прямого указания на онтологический статус знания как модус мыслящей субстанции, сопоставление разных частей текстов философа позволяет утверждать, что знания правомерно интерпретировать в духе Декарта как модусы мыслящей субстанции [6, с.125].

Взгляд на знание как на модус мыслящей субстанции недвусмысленно выражен и другим мыслителем Нового времени Б.Спинозой [301]. У Спинозы эта мысль раскрывается в контексте иного учения о субстанции и ее атрибутах, а именно, когда единственной субстанцией признается бог, а протяженность и мышление рассматриваются как его сущность. Модус Спиноза определяет как «состояние субстанции» (substantiae affecto), иными словами, то, что существует в другом и представляется через это другое [301, с.361]. Мнение, вера и знание относятся к числу модусов, из которых состоит человек [там же, с.113]. Характерной чертой подхода к знанию у Декарта и у Спинозы, является то, что у них отсутствует противопоставление знания – квазизнанию (мнению, неточному, неполному, недостоверному знанию и т.п.), типичное для Платона и Аристотеля.

Декарт и Спиноза выделяют в качестве высшего вида «ясные и отчетливые представления ума», или «ясное познание», «знание интуитивное» [301, с.439]. Знание как результат познания существует в виде понятий или идей [там же,с.113]. Онтологический статус знания, который оно получало в рассматриваемых философских системах, во многом определялся тем обстоятельством, что знание связывалось с сознанием индивида – с душой. При этом игнорировалось существование того, что в современной терминологии может быть названо знанием коллективного субъекта – т.е. науки, морали или ремесла [6, с.125].

Принципиально иной взгляд на знание характерен для тех исследований, где в центре внимания оказывается «надличностное» (или «внеличностное») познание. Таковы, например, гегелевское учение о деятельности «мирового духа», а также концепции многих других философов, на которых сказалось в данном плане влияние Гегеля. Однако акцент на «внеличностном» знании можно встретить и в работах, весьма далеких от гегелевской парадигмы и связанных скорее со столь критикуемой Гегелем «формальной логикой». Интерпретация знания как «внеличностного» обусловлена в работах этого направления, прежде всего, проблемами смысла языковых выражений и объективного содержания текстов [6, с.126]. Специфическую трактовку знания дает Д.Юм «Под знанием я понимаю уверенность, возникающую из сравнения идей» – писал он [393, с.208].

И.Кант понимал знание как «субъективно и объективно достаточное признание истинности суждения» [139, т.1, с.672-673].

Духовная линия отношения к знанию как объективному (витальному и трансцендентному) и субъективному феномену в ХХ веке продолжается одним из основателей философской антропологии в ее одухотворенно-теологическом варианте – М.Шелером. В своих поизведениях «Положение человека в космосе» и др. [372]. М.Шелер уделял внимание знанию человека. Свои идеи он развивал, с одной стороны, с позиций философии жизни и философии культуры, а с другой – в рамках социологии знания, в свою очередь являющейся частью социологии культуры. Отметим лишь те мысли философа, которые, по нашему мнению могут служить более глубокому пониманию исследуемой нами темы знания.

По М.Шелеру, знание представляет собой участие в конкретном бытии сущего. Предпосылкой этому является участие, трансцендирующее подлинное бытие. Знание должно служить нескольким основным целям. Во-первых, знание определяет становление и развитие личности, которая обладает знанием. Такое знание называется образовательным. Во-вторых, знание служит становлению мира и вероятно, вневременному становлению его высших принципов (которые рассматриваются с точки зрения конкретного бытия и наличного бытия). Это знание ради божества. Его называют искупительным. В-третьих, имеется цель становления – практическое господство над миром и его преобразование в угоду человеческим целям. «Это знание позитивных наук, знание господства и действия» [там же]. Знание искупительное философ считал важнейшим. Но по его мнению, парадокс и трагизм жизни заключается в том, что вся мощь духа проявляется в царстве идей. Но в реальной жизни дух немощен, так как в ней господствуют инстинкт, влечения и побуждения.

Кроме того, М.Шелер считал, что нельзя социологически объяснить содержание и предметность знания. Социологический фактор определяет лишь выбор предмета знания и познавательных процедур. Возникновение науки и научного знания он связывает с производством и новой структурой влечений городского бюргерства, с его волей к власти над природой и душой. Поэтому наука отождествляются с технической инженерией над природой и социальной инженерией над человеком, а научное знание – с технико-инструментальным знанием, на которое не возлагается перспектив развития духовного содержания.

К философам ХХ века, четко и проблемно осветившим знание как целостный феномен с других, рационально-научных позиций, следует отнести К.Поппера. Он явился основателем такого влиятельного направления в философии науки, как критический рационализм. Его учениками являются такие известные философы науки, как И.Лакатос, П.Фейерабенд, Д.Агасси, У.Бартли и др. К.Поппер является твердым сторонником научного рационализма. Выдвигает проблему демаркации – отделения научного знания от ненаучного, в том числе, от метафизики. Главным методом в науке признает дедуктивный. А прогресс науки и общества в целом (где идеалом считает «открытое общество») связывает с ростом научного знания. К.Поппер считается родоначальником эволюционной эпистемологии.

Для нашего исследования особый интерес представляет концепция «трех миров», где автор утверждает существование нередуцируемых друг к другу физического и ментального миров, а также «третьего мира» объективного знания, сущности которого, собственно, и являются основным предметом изучения эпистемологии и логики науки [253]. Рассмотрим ее подробнее с позиций места и роли знания.

Как отмечено, К.Поппер различает три рода сущего (называя их «мирами», или «универсумами» в «нестрогом смысле»). Первый мир – это мир физических объектов или физических состояний, второй мир включает состояния сознания (ментальные состояния). А третий мир – это мир объективного знания, или «мир объективного содержания мышления, прежде всего содержания научных идей, поэтических мыслей и произведений искусства». Обитателями третьего мира К.Поппер называет теоретические системы, проблемы и проблемные ситуации, критические рассуждения, состояния дискуссий и споров, содержание журналов, книг и библиотек и т.п. [253, с.440-441].

Поппер считает ошибочным мнение, что книга без читателя ничего из себя не представляет.

Важная мысль К.Поппера состоит в том, что он настаивает на объективности содержания мира знаний. По его мнению, знания существуют и имеют объективную ценность даже независимо от того, воспринимаются они кем-либо или нет: книга остается книгой, даже если она никем никогда не была прочитана [там же, с.45]. Автономность «третьего мира» автор доказывает в своих знаменитых мысленных экспериментах, аргументируя два разных варианта событий. Он приводит следующие рассуждения [там же, с.441].

Первый вариант: «Предположим, что все наши машины и орудия труда разрушены, а также уничтожены все наши субъективные знания о машинах и орудиях труда и умение пользоваться ими. Однако библиотеки и наша способность учиться, усваивать их содержание выжили. Понятно, что после преодоления значительных трудностей наш мир может начать развиваться снова»

Второй вариант: «Как и прежде, машины и орудия труда разрушены, уничтожены также и наши субъективные знания, включая субъективные знания о машинах и орудиях труда и умение пользоваться ими. Однако на этот раз уничтожены и все библиотеки, так что наша способность учиться, используя книги, становится невозможной. В этом случае, считает Поппер, возрождение нашей цивилизации не произойдет в течение многих тысячелетий».

Третий мир, по Попперу, это человеческий продукт, человеческое творение, однако имеющее свои собственные автономные проблемы. Все обитатели третьего мира (книги, теории, состояния дискуссий и пр.) предполагают наличие речи – устной или письменной, речевого текста или возможность порождения речи и речевых текстов, как некоторых последовательностей знаков. В свою очередь, текст и речь изменяют ментальное состояние субъекта. Поэтому второй и третий миры не изолированы и способны к взаимодействия, но сохраняя при этом свою автономность. Именно поэтому «объективная эпистемология, исследующая третий мир, может в значительной степени пролить свет на второй мир субъективного сознания, особенно на субъективные процессы мышления ученых, но обратное неверно» [там же].

Третий мир, по Попперу, – это мир не только реальных книг, теорий и рассуждений, но и потенциальных книг, теорий и рассуждений. Теория может содержаться в третьем мире, не только когда она никем реально не понята, но и когда она реально не создана - когда имеется только принципиальная возможность ее создания, притом обусловленная свойствами того, что уже имеется в "третьем мире". Возможность быть понятым присуща не только тому, что уже создано, но и тому, что только может быть создано.

Именно исследование третьего мира, который в определенной мере является автономным, имеет решающее значение для эпистемологии. Эпистемология должна стать исследованием «знания в объективном смысле» ", составляющего третий мир, – именно тогда она будет исследованием научного знания.

К.Поппер указывает на недостаток традиционной эпистемологии в том, что она практически все внимание сконцентрировала на субъективном знании, но при этом игнорируя знание объективное. Автор пишет: «Отстаивая концепцию объективного третьего мира, я надеюсь побудить к размышлению тех, кого называю «философами веры»: тех, кто подобно Декарту, Локку, Беркли, Юму, Канту или Расселу, занимается исследованием нашей субъективной веры, ее основы и происхождения. Выступая против философов веры, я считаю, что наша задача состоит в том, чтобы находить лучшие решения наших проблем и более смелые теории, исходя при этом из критического предпочтения, а не из веры» [253, с.440]. Возникновение третьего мира Поппер связывает с развитием высших функций языка – дескриптивной и аргументативной [253, с.456- 457].

Концепция К.Поппера о трех мирах представляется нам плодотворной в проблеме формирования знаниеведения, прежде всего, в том, что автор выделяет мир объективного знания и настаивает на его специальном изучении. Предмет знаниеведения как раз в значительной мере и направлен на изучение этого мира. С другой стороны, абсолютизация рационально-научного познания и знания, по сравнению с другими формами познания и знания, значительно снижает общий потенциал знания человека и человечества, поэтому вряд ли мы можем быть солидарны с автором в этой позиции. Но в целом именно К.Поппер привлек внимание исследователей к серьезному, специальному изучению мира объективных знаний. И в этом его заслуга несомненна.

А теперь от общефилософских подходов к пониманию феномена и категории знания перейдем к рассмотрению понятия «знание» в ряде современных исследовательских областей, где проблема знания рассматривается глубоко, профессионально, не только с узко специальных, но и с более общих позиций. Считаем, что рассмотрение знания в ряде современных познавательных областей поможет шире взглянуть на данную проблему и более всесторонне осмыслить предмет и метод знаниеведения.

Начнем рассмотрение с такой области, как искусственный интеллект, которая получила наиболее мощное развитие в последней трети ХХ века и является прогрессирующей областью работы со знанием не только в теоретическом, но и в практическом плане в XXI веке.

Начнем с того, что данная область оказывается важна для разработки знаниеведческих проблем не только в гносеологическом, но и в методологическом ключе. Ведь ясно, что всесторонне рассмотрение феномена и категории знания, обозначение такого предельно широкого предмета как знаниеведение, требует разработки не только проблемы предмета, но и соответствующих методов, с помощью которых можно было бы изучать данный предмет – эффективно накапливать, перерабатывать и использовать соответствующие знания. И здесь мы уверены, что традиционных методов обработки научных знаний, таких, как анализ, синтез, индукция, дедукция, сравнение, аналогия, интеграция и пр., с использованием только интеллектуальных возможностей субъекта или сообщества творческих субъектов, уже недостаточно.

Сегодня массив информации, накопленный человечеством, настолько велик, что полностью переработать его не в состоянии ни один человек, ни один творческий коллектив. И в этих условиях, ни в коем случае не отвергая традиционных методов, все же считаем, что в знаниеведении совершенно необходимо применение методов обработки информации с помощью искусственного интеллекта [4; 6; 46; 212]. А в сфере искусственного интеллекта наиболее плодотворной оказывается область разработки и применения экспертных систем [1; 46; 53; 111; 120; 150; 157; 207; 208; 212; 352; 255; 258; 270; 321; 348; 360; 369; 373; 383; 384; 385]. Последние представляют собой автоматизированное разрешение сложных информационных задач, трудно формализуемых или вовсе не формализуемых, алгоритм решения которых до конца не ясен. Остановимся на данном утверждении более подробно.

Плодотворность работы в сфере обработки огромных массивов разноплановой информации во многом определяется качеством получаемых результатов специалистом особого класса – экспертом. Именно эксперт способен найти верное, быстрое, часто нестандартное решение комплексной задачи «с многими неизвестными» и дать указание к принятию соответствующего решения. А обеспечить всю эвристическую процедуру поиска, отбора, представления, анализа знаний в ЭВМ и получения искомых результатов эксперту помогает инженер по знаниям. По отношению к отдельному специалисту, можно выделить две группы знаний, которыми обладает человек: общедоступные и индивидуальные.

Общедоступные знания – это факты, определения и теории, которые обычно изложены в монографиях, статьях, учебниках, словарях, справочниках и т.д. Короче, это чаще всего те знания, которые получает студент среднего специального или высшего учебного заведения по своей специальности. Но, как правило, компетентность специалиста означает нечто большее, чем владение такими общедоступными знаниями. Высококвалифицированные специалисты в большинстве случаев обладают еще и индивидуальными знаниями, которые отсутствуют в опубликованной литературе. Эти специфически личные знания специалиста в значительной степени состоят из эмпирических правил, нестандартных решений проблем, которые принято называть эвристиками. Эвристики позволяют экспертам при необходимости выдвигать оригинальные предположения, находить перспективные подходы к решению сложных задач и эффективно работать при «зашумленных» или неполных данных [383; 384; 385].

Идея создания экспертных систем искусственного интеллекта (ИИ) состоит в том, чтобы создать машинный (в ЭВМ) аналог работы специалиста высшей квалификации – эксперта, работающий с помощью индивидуальных знаний и эвристик, способный принимать верные решения при наличии сложных исследовательских или прикладных задач, не решаемых обычными формально-логическими методами. Исследователи, работающие в области экспертных систем, для описания своей сферы деятельности приняли термин инженерия знаний (knowledge engineering), в котором сочетаются научный, технический и методологический аспекты. Впервые этот термин был введен Фейгенбаумом [157]. В отечественной литературе этот термин признается не всеми авторами, тем не менее, равнозначной замены ему пока не найдено, и поэтому в целях универсализации понятий, мы также используем данный термин.

В основе инженерии знаний лежит принцип: работа на уровне хорошего эксперта редко может быть сведена к некоторому строгому алгоритмическому процессу, но, тем не менее, такая деятельность может осуществляться посредством определенных способов компьютеризации. Таким образом, инженерия знаний занимается вычленением индивидуальных, уникальных знаний эксперта-специалиста, способами их четкой формулировки методами искусственного интеллекта, внесением этих знаний в вычислительную машину и их дальнейшей творческой компьютерной обработкой. Полагаем, что в сфере знаниеведения инженерия знаний должна занять свое достойное место.

Наблюдения за работой творческих специалистов высшей квалификации, специалистов-экспертов показывают, что ряд задач, для решения которых имеется труднореализуемый алгоритм и даже задачи, для которых нет алгоритма, человек, тем не менее, решает. При этом человек часто не обладает полной и достоверной информацией, как правило, ему трудно сформулировать критерии, которыми он руководствуется при решении. Так или иначе, но человек принимает решения, основываясь на промежуточных результатах. Одни и те же задачи разные люди решают по-разному. При этом высококвалифицированные специалисты-эксперты, как правило, решают эти задачи лучше. На наш взгляд, это в значительной мере объясняется их обширными и глубокими знаниями из области профессиональной деятельности, а также богатым личным жизненным опытом.

Следовательно, если мы овладеваем способностью извлекать эти знания и опыт из работы экспертов и можем представить их в виде, понятном ЭВМ, то можно ожидать, что построенные на этом принципе автоматизированные компьютерные системы становятся способными решать трудно формализуемые и не формализуемые задачи на уровне людей-экспертов, при необходимости – с помощью инженеров по знанию. Такой подход к решению неформализованных задач широко используется в исследованиях по искусственному интеллекту. А автоматизированные искусственные интеллектуальные системы, ориентированные на знания и опыт экспертов, принято называть экспертными системами (ЭС) [46; 120; 157].

Обычно экспертные системы строятся для узких специализированных предметных областей и предназначены решать определенный тип задач в этой предметной области. Значительное количество публикаций, выходящих в англоязычных странах, затрагивают вопросы построения и применения экспертных систем в таких областях, как медицина, геология, химия, архитектура, образование. Но, как правило, чем более широкой представала область знания, чем более нестандартными и сложными становились задачи (например, библиотечно-библиографические задачи), тем сложнее было разработать адекватную форму экспертных систем, тем большие неудачи постигали разработчиков экспертных систем [4; 252; 384].

Это происходило потому, что для автоматизации сложных не формализуемых задач использовались те же методы, которые хорошо зарекомендовали себя при автоматизации рутинных, многозвенных, но легко формализуемых задач. Однако те средства, которые хороши для автоматизации решения задач, имеющих строго определенный алгоритм решения, оказались малоэффективными или вовсе неэффективными для автоматизации трудно формализуемых и не формализуемых задач, алгоритм решения которых до конца не ясен. В задачах подобного рода основу составляют приемы вероятностной логики и научного предвидения, логического программирования, а в последнее время – и методы автоматизированных аналогов нейронных сетей, базирующиеся на соответствующих теоретических и эмпирических данных.

Следует подчеркнуть, что экспертные системы отличаются от других, традиционных систем искусственного интеллекта, прежде всего, своей нетрадиционностью. В них присутствует не какое-либо одно или минимум свойств, а определенная совокупность свойств (часто многосложная и разнокачественная), имеют место символьное представление, символьный логический вывод и эвристический поиск. Как правило, простую задачу из области искусственного интеллекта можно решить, прибегнув к одному из разработанных формальных подходов, а в экспертных системах этого оказывается недостаточно.

Можно указать следующие отличия экспертных систем. Во-первых, они выполняют трудные задания на уровне хорошего специалиста-эксперта. Во-вторых, в них отдается предпочтение проблемно-ориентированным стратегиям решения задач по сравнению с более общими, «слабыми методами» искусственного интеллекта [46; 54]. В-третьих, они используют знания о самих себе для того, чтобы делать заключения о том, как в них протекают процессы вывода, и чтобы дать объяснения или привести оправдания достигнутым решениям. Из-за указанных отличий, экспертные системы представляют собой такую область искусственного интеллекта, которая имеет свои подходы, средства и стратегии построения систем.

Сфера искусственного интеллекта имеет непосредственный интерес в проблеме знаниеведения с двух позиций.

Во-первых, с практической, технологической позиции – это мощная база для обработки огромного массива современных знаний и представления их в разных вариантах систематизации и интеграции.

Во-вторых, именно в сфере искусственного интеллекта, особенно со времени широкого распространения инженерии знаний, получил серьезное развитие ряд проблем, касающихся знания, но, естественно, в своем специальном аспекте.

Поэтому ниже мы вкратце осветим обе стороны направления проблем искусственного интеллекта, которые представляют несомненный интерес для формирования знаниеведения. При этом первую сторону мы можем обозначить как технологическую, а вторую – как эпистемологическую, гносеологическую.

Первая сторона, как указывалось, технологическая. Здесь инженерия знаний может предоставить важные средства и методы для обработки знаний человечества. Иными словами, в нашем исследовании, экспертные системы представляют несомненный интерес для обработки информации в области знаниеведения. Специфика экспертных систем в знаниеведении определяется спецификой предметной области знаниеведения. Она состоит, по нашему мнению, в следующем.

1. Знаниеведение – не узко специальная область научного или прикладного знания, с ограниченным набором нескольких групп данных и их взаимоотношений. Напротив, знаниеведение – область предельно широкого научного и вненаучного знания, где имеют место многообразие и крайняя разнокачественность данных. Поэтому резко нарастает сложность и нетрадиционность получаемых выводов. 2. В экспертных системах знаниеведения должны действовать алгоритмы переработки не только научных, но и вненаучных знаний. 3. Экспертные системы знаниеведения должны иметь как теоретический, так и прикладной характер. 4. Получаемые результаты должны быть выражены «обычным» языком, доступным специалисту из любой области знаний, а не в виде формализованных языков специальных наук. 5. Наиболее сложные результаты должны быть сформулированы не в прикладных, а в исследовательских областях, что, по-видимому, наиболее сложно.

Осмысление проблемы применения искусственного интеллекта в такой области как знаниеведение, приводит нас к мысли о том, что специалистов и экспертные системы в области знаниеведения, также как и в других аналогичных областях, следует разделить на три группы. 1) экспертная система – исследователь, определяющая проблемную область и решение задач исследовательского, теоретического характера, это сфера деятельности инженера по знаниям; 2) экспертная система – «собственно эксперт», главная задача которой состоит в общей оценке проблемной области с констатацией результатов проведенной экспертизы; 3) экспертная система – консультант-прогнозист, обладающая способностью не только оценить ситуацию, но и давать рекомендации по ее изменению в определенном направлении, а также строить прогнозы. Если отнести эту классификацию экспертных систем к области знаниеведения, то можно сказать, что, по-видимому, они в наибольшей степени относятся к первой группе, хотя не исключают и следующих двух групп. Но именно системы «экспертная система – исследователь» являются наиболее сложными, поскольку должны получить принципиально новые результаты, которые затем будут заложены в экспертные системы второй и третьей групп.

Таким образом, новая область знаниеведения требует применения и новых адекватных методов обработки информации. К числу последних, можно отнести экспертные системы искусственного интеллекта, разработанные в виде соответствующих экспертных систем знаниеведения. Работы в отмеченных направлениях только начинаются, но обещают принести важные теоретические и практические результаты.

Как отмечалось, вторая сторона направлений искусственного интеллекта относительно знаниеведения – гносеологическая, а по выражению И.Ю.Алексеевой, экзистенциальная [6]. Она связана с такими вопросами, как проблемы разработки категориального аппарата, общей теории знания, системного моделирования и прогнозирования. В данной главе остановимся лишь на гносеологическом анализе категории «знание» в области искусственного интеллекта (ИИ). Приведем основные подходы, разработанные в данной области и их эвристические возможности применительно к знаниеведению.

Будем использовать обобщающие исследования в этой области, не только специально-научного, но и теоретико-философского характера, таких авторов как,: Р.Ф.Абдеев, Р.Акофф, И.Ю.Алексеева, П.Бергер, В.С.Библер, С.Бир, А.В.Брушлинский, А.Вежбицкая, В.Ф.Венда, П.П.Гайденко, В.М.Глушков, Г.М.Добров, В.Г.Ивашко, В.П.Каширин, Ю.И.Колюжов, М.Кумбс, Т.Кун, В.А.Лекторский, А.Н.Леонтьев, Т.Лукман, К.Мангейм, А.К.Манеев, Н.И.Мартишина, Л.А.Микешина, М.Минский, А.В.Михайлов, Н.Н.Моисеев, Н.В.Мотрошилова, А.Л.Никифоров, А.П.Огурцов, С.Осуги, А.А.Печенкин, М.Полани, Э.В.Попов, К.Поппер, В.Н.Порус, Г.С.Поспелов, С.Прист, Б.И.Пружинин, А.И.Ракитов, Ж.Ришар, В.Н.Садовский, И.Н.Семенов, В.С.Степин, А.И.Субетто, Э.Тоффлер, С.Тулмин, В.С.Тюхтин, Е.В.Ушакова, Х.Уэно, В.К.Финн, Г.Фоллмер, Р.Форсайт, Я.Хинтикка, Э.М.Чудинов, С.М.Шалютин, Дж.Элти, Ф.Эмери, У.Р.Эшби, Э.Г.Юдин и др. [1; 4; 6: 46; 53; 66; 120; 169; 258; 270; 320; 348; 369; 384; 391; 391 и др.].

Следует сразу отметить, что далеко не все специалисты, занимающееся инженерией знаний в теоретическом плане, уделяют специальное внимание рефлексии категории знания в ИИ. Более того, часть специалистов просто принимает термин «знание», вовсе не занимаясь анализом его определения, а широко применяя его в своей деятельности. Часть специалистов считает, что дать однозначное, точное научное определение знания в ИИ невозможно, и этой задачей бессмысленно заниматься. Кроме того, поиск ответа на вопрос «Что есть знание?» потребовал бы исследования разнообразных форм и видов знания и «приведения их к общему знаменателю», что вовсе не необходимо для решения задач представления знаний в компьютерных системах [207, с.59]. Еще одна часть ученых сопоставляет имеющиеся в ИИ подходы к знанию и предлагает свои определения знания, но они разнообразны. Поэтому следует констатировать, что даже среди тех ученых, которые предлагают определение знания в ИИ, не единообразного мнения по данной проблеме.

Но если подойти к вопросу знания с гносеологических и тем более, знаниеведческих позиций, то ясно, что без анализа определения базового понятия вряд ли можно серьезно продвигаться в данных исследовательских позиций. Поэтому приведем несколько основных определений понятия «знания» в области искусственного интеллекта.

Так, Д.А.Поспелов дает следующее определение. Под знаниями понимается форма представления информации в ЭВМ, которой присущи такие особенности, как: а) внутренняя интерпретируемость (когда каждая информационная единица должна иметь уникальное имя, по которому система находит е, а также отвечает на запросы, в которых это имя упомянуто); б) структурированность (включенность одних информационных единиц в состав других); в) связность (возможность задания временных, каузальных пространственных или иного рода отношений); г) семантическая метрика (возможность задания отношений, характеризующих ситуационную близость); д) активность (выполнение программ инициируется текущим состоянием информационной базы). Именно эти характеристики отличают знания в системах ИИ, «определяют ту грань, за которой данные превращаются в знания, а базы данных перерастают в базы знаний» [120, т.2, с.8].

Согласно Э.В.Попову и Г.Р.Фридману, знание системы – это «совокупность информации о внешнем мире, о мире абстрактных наук и о знаниях разумных существ, т.е. об их внутреннем мире, включая знание о внутреннем мире самой системы. Каждая из указанных компонентов знания выражается в виде описаний объектов, отношений между ними и законов, действующих в соответствующем мире» [252, с.22].

В работе японских авторов «Представление и использование знаний» (под редакцией Х.Уэно и М.Исидзука) [258, с.14] дается несколько трактовок понятия «знание». Наиболее общее определение авторы берут из японского толкового словаря. Оно рассматривает знание как «результат, полученный познанием». Как видим, это классическое определение, уходящее своими корнями еще в античную мудрость. По широте применения его можно отнести к философскому уровню, гносеологического характера.

Далее приводится более подробное определение, где знания – это «системы суждений с принципиальной и единой организацией, основанной на объективной закономерности».

Еще одно определение: знание как «формализованная информация, на которую ссылаются или используют в процессе логического вывода». Эти два определения можно отнести к области логики наук, где они и могут применяться.

Приводится и более узкоспециальное определение, где «знание – это форма представления информации в интеллектуальных системах».

Если первые два определения, как считают авторы, импонируют людям, придающим особую важность научным подходам, следующее определение наиболее подходит тем, для кого главное – обязательная гарантия последовательности суждений, а для инженера знаний предпочтительно последнее определение знаний как формализованной информации, так или иначе используемой в процессе логического вывода [там же, с.14].

В общем, мы видим, что указанные определения имеют разные уровни общности – от специально-научного до научно-философского. Кроме ого, вполне естественно, что для практического, технологического применения знаний в ИИ, более точные специальные определения окажутся более «работоспособными». «Знания, представленные в интеллектуальных системах, есть лишь фрагмент системы знаний соответствующей предметной области, относящийся к фиксированному классу задач, решаемых в данной системе, и к тому же эти знания представимы таким образом, чтобы быть исходными данными для алгоритмов указанных задач» [6, с.39].

К числу характерных особенностей понимания знания в области искусственного интеллекта, где ему практически уделяется очень важное внимание, следует отнести: во-первых, тяготение к отысканию точных характеристик знания, поскольку исходно в ЭВМ информация перерабатывалась на основе строгих алгоритмов; во-вторых, уверенность в его объективном существовании знания, в-третьих, широкое понимание субъекта знания, где часто за ЭВМ также признается право субъекта на том основании, что машина способна принимать информацию, затем активно перерабатывать базы данных (знания) по определенным алгоритмам.

Но парадокс области искусственного интеллекта, а в нем – экспертных систем, заключается в том, что, как уже отмечалось, специалисты здесь не только имеют дело с большим количеством точных, формализованных знаний, четких алгоритмов преобразования информации. Напротив, постоянно нарастает массив неформализованного знания, которое также необходимо обрабатывать в экспертных и других сложных интеллектуальных системах. При этом точные алгоритмы решения задач уже не срабатывают. Необходим поиск все более новых вариантов решений, качественно иного характера.

И здесь, как ни странно, специалисты ИИ с необходимостью выходят в область содержательного знания и экзистенциальных, научно-философских, научно-психологических и других проблем. Поэтому само развитие области ИИ требует выхода на более многостороннее понимание феномена знания и его практического преобразования. Начитается постепенная спонтанная интеграция технологических, логических и экзистенциальных знаний о знании.

Работая в этой области, И.Ю.Алексеева выделяет ряд характеристик знания комплексного характера, которые могут затем подвергаться дальнейшей рефлексии. Автор сравнивает разные определения знаний: Платона, Аристотеля, Юма, Канта, современное определение знания (В Философском энциклопедическом словаре – ФЭС [403, с.299]) – как «отражение объективных характеристик действительности в сознании человека». В результате проведенного сравнения автор отмечает следующие общие характеристики знания:

«Во-первых, способ получения и организации знания в приведенных примерах это: связанность суждением о причинах (Платон); сравнение идей (Юм); применение способности постижения подлинного бытия (Платон); отражение (ФЭС).

Во-вторых, способ существования знания: способность и результат ее применения (Платон); постижение (Аристотель); уверенность (Юм); отражение в сознании (ФЭС).

В-третьих, отношение субъекта: непоколебимость никакими доводами (Аристотель); уверенность (Юм); субъективная достаточность признания истинности (Кант).

В-четвертых, отношение к объективности: знание о подлинном бытии (Платон); объективная достаточность признания истинности (Кант); объективность отражаемых характеристик действительности (ФЭС)» [6, с.117].

Можно обратиться еще к одной «чисто практической» специальной и наиболее финансируемой области – военной, где все больше осознается роль знания. Здесь не столько идет поиск его определений, сколько вскрывается его мощь в современной цивилизации. Так, идеологи и специалисты в данной области Э.Тоффлер и Х.Тоффлер в книге «Война и антивойна» [315] отмечают: «Военная доктрина Третьей волны («информационного взрыва» второй половины XX и ХXI веков прим. авт.) обретает форму, и возникает новое поколение «воинов знания» – интеллектуалы в мундирах и в штатском, преданные той мысли, что знание может побеждать в войне – или предотвращать ее» [там же, с.209]. «Умные стратеги знания много внимания обратят на завтрашние «поставки знания», как сегодня они следят за поставками оборудования» [315, с.215].

Политика разработки и использования новых технологий в целом и программного обеспечения в частности – ключевые пункты стратегии знания… Знания, даже если они приобретены и обработаны должным образом, бесполезны, если их нет у кого надо и когда надо… нужны различные способы распределения этих знаний [там же, с.217]. Системы связи, хотя их значение огромно, все же только часть системы распределения знаний вооруженных сил. В Третьей волне военным придется делать серьезный упор на обучение и образование на всех уровнях, и системы обеспечения нужного тренинга людям тоже входят в процесс распределения знаний… подготовка и переподготовка стали постоянным процессом для всех военных профессий [315, с.220]. Превосходство в информации или знаниях может выигрывать войны… Крошечный кусочек верной информации может дать колоссальное стратегическое или тактическое преимущество. Нехватка этого кусочка может привести к катастрофе.[там же, с.222-223]

Авторы отмечают: «В итоге общая информационная стратегия армии должна будет обеспечивать четыре ключевые функции: сбор, обработку, распространение – и защиту… каждая из этих четырех функций военной стратегии знаний имеет точный аналог в гражданских системах. В конечном счете военная сила Третьей волны основана на силе гражданского порядка, которому она служит, а тот все сильнее зависит, в свою очередь, от стратегии знаний, принятой в обществе [там же, с.227-228].

О значимости знаний в мировой военной стратегии, где главным направлением Третьей волны становится не война стран и народов, а война цивилизаций, где ведущей оказывается информационная сила, Э.Тоффлер и Х.Тоффлер пишут: «В грядущие десятилетия лучшие из военных умов будут заняты… построением «модели знаний», дающей стратегические возможности. Это то чрево, из которого должна родиться полная военная стратегия знаний» [315, с.228].

Рассмотрев специфику понимания знания в такой развитой и важной сегодня области, как искусственный интеллект, крайне серьезное отношение к знанию в военной области, обратимся еще к одной – самой мирной –области, где проблема знания имеет фундаментальное значение. Это педагогическая сфера, сфера образования. Здесь также актуальной является вопрос понимания смыслов знания (в гносеологическом ключе), а главное – в праксиологическом и аксиологическом отношении Это совершенно необходимо в искусстве и мудрости жизни, чтобы верно применять знания в образовании и воспитании с учетом возрастных, психологических, социокультурных, социоприродных условий жизни людей, с целью формирования образованных, всесторонне развитых личностей, создающих потенциал социума в данное время и на перспективу.

Проблему знания в образовании обстоятельно раскрывает А.И.Субетто в книге «Проблемы фундаментализации источников содержания высшего образования» [305], а также в [306] и других работах. Он группирует и анализирует ряд понятий знания [305, с. 58-70]. Кроме этого, он предлагает научные подходы к формированию общей теории знания, а также методологические направления его изучения [там же, с. 70-115]. Приведем ряд определений, к которым добавим и некоторые другие трактовки, который, на наш взгляд, имеют значение для разработки проблем знаниеведения.

Начнем с того, что в Толковом словаре В.Даля смыслы слова «знание» определяются следующим образом: «Знание, знанье ср. состоянье, принадлежность знающего что-либо // ведомость, знакомство с чем-л.; познание как плод ученья, опыта… знать… ведать, разуметь, уметь, твердо помнить, быть знакомым…» [86, с.688].

А.И.Субетто, исследуя категорию знания, приводит несколько ее определений, которые с разных сторон определяют содержание и сущность данного сложного феномена [305, с.58-64]. Мы приведем здесь в сокращенном виде предлагаемые определения понятия «знание» ( episteme, в переводе с греческого, означает «знание») [293, с 21]:

Знание – отраженная действительность.

Знание – модель (образ) объективной реальности, позволяющая эксплицировать и прогнозировать развитие «реальности».

Знание – модель субъективной реальности, отражение внутреннего мира человека.

Знание – часть информации, которая прошла процедуру узнавания (распознавания), классификации, понимания, осмысления.

Знание – результат познания. Знание как процесс, затем – как результат, а потом (в применении) вновь как процесс.

Знание – результат учения, образования.

Знание – результат опыта, хозяйственной деятельности.

Знание – субстрат или субстанция интеллекта как управления будущим.

К приведенным определениям знания добавим также следующие.

Знание – сила (Ф.Бэкон [13]), то есть оно создает внутренний интеллектуальный потенциал для эффективного действия, деятельности.

Знание – способ, каким существует сознание (К.Маркс [198]).

Это знание над незнанием, рефлексия над незнанием (В.В.Налимов [217, с.26-27]).

Знание есть соотнесенное (Платон, Аристотель [13]). Особо обратим внимание на это, на наш взгляд, предельно сущностное онтологическое понимание знания. Иными словами, мы можем сказать, что знание – это соотнесенность и привязка к чему-либо. Из этого вытекают проблемы: во-первых, к чему привязывать, а во-вторых, каковы верные механизмы этого соотнесения. С этим же понимание проблемы знания тесно связана и проблема его истинности – как формы и степени соотнесенности знания с чем-либо.

По мнению А.И.Субетто: «Знание есть «идеальная материя» функционирования общественного интеллекта, определяющая цикличность взаимодействия общественного интеллекта… Знание есть субстрат мира идеального, а «мир человека – мир материально-идеальный» [305, с.70].

Обобщая указанные определения, отметим несколько основных позиций: Знание предстает как результат познания (отраженная действительность) в широком смысле, в виде совокупного опыта социального субъекта (разных уровней организации социальной материи). Этот результат может существовать в фактологической форме «просто информации» (или полученного банка данных, которые еще надо осмысливать), а также в концептуальной форме модели реальности (объективной и субъективной). Полученный результат, в свою очередь, становится субстратом (фактологическая часть) или субстанцией (концептуальная часть) интеллекта. Это способ существования сознания, рефлексия над незнанием.

В гносеологическом аспекте, с общих позиций рассматривает проблему знания И.Т.Касавин в работе «Миграция. Креативность. Текст. Проблемы неклассической теории познания» [142]. Для нас важным для исследования представляется общий анализ знания [там же, с.25-55]. Автор рассматривает знание с позиций его общей типологии, так называемого «семейного сходства». Он отмечает: «Классические определения знания как «субъективного образа объективного мира» (В.И.Ленин), как отражения объективной реальности, в силу своей абстрактности вполне совместимы с кантовским образм знания как «единства рассудка и чувственности» или его аналитическим определением как «оправданного убеждения (А.Айер). Подобного рода определения базируются на онтологических постулатах, относящих знание к реальности, или методологических максимах, определяющих нормативные критерии отграничения знания от того, что им не является… При этом «являться знанием» фактически неотличимо от предикатов «считаться знанием» или «функционировать как» знание» [142, с.33].

И.Т.Касавин отмечает, что анализ многообразных феноменов знания, как научного, так и вненаучного позволяет построить определенную картину мира, в котором живет человек, сделать выводы об уровне освоения им реальности, рациональности типов деятельности и общения. А если нечто позволяет человеку достигать функциональной регулярности в окружающем мире, является важнейшим условием «встроенности в мир», то оно должно как-то коррелировать с последним, говорить о нем – с той или иной степенью соответствия. А поскольку сознание существует в форме знания (а мы добавим – и наоборот), это означает, что всякое состояние или форма сознания имеет определенное познавательное, то есть относимое к объекту, содержание.

«У знания нет какой-то одной структурно или содержательно адекватной формы; идентификация знания как знания не должна непременно осуществляться на основе некоторой иерархии, лишающей определенные формы сознания когнитивного содержания… Человек – это часть окружающего мира, методы его деятельности и нормы общения как формы сознания находятся в корреляции с определенными познаваемыми процессами, и всякая форма сознания (по крайней мере в аспекте генезиса и трансформации) обнаружит определенное познавательное содержание, к которому сознание, само собой, не сводится» [там же, с.34].

Кроме того, автор вполне правомерно отмечает, что современные понятия (и знания вообще) должны рассматриваться генетически, как производные от исторически предшествующих им понятий и в конечном счете – от пред-понятий, образов, ведущих свое происхождение из глубин древней культуры и от парадигмальных для нее пра-событий. «Если мы хотим понять все богатство понятийных содержаний, то никуда не деться от «археологии знаний», раскрывающей историческую онтологию человеческой ментальности» [там же, с.33]. На наш взгляд, предложение И.Т.Касавина разрабатывать такую область, как археология знаний, имеет важное значение в современном «знании о знании» – в знаниеведении.

Далее, на с.33-37, автор обосновывает и выделяет следующие три основные типа знания: 1) практическое (не имеющее теоретического базиса), 2) духовно-практическое (имеющее особый духовно-концептуальный базис) и 3) теоретическое (прежде всего, научное, имеющее развитый рационально-логический базис). Исследованию содержания, функций и роли данных типов знания посвящается основное содержание книги.

В результате проведенного анализа понятия знания, осуществленного разными авторами, отметим следующее. Знание существует в двух основных формах.

1. Субъективная форма знания – знание в голове субъекта-человека. Здесь знание представляет собой определенную часть внутреннего содержания психики субъекта и в значительной мере соотносится с основными формами сознания. Это знание «в голове» человека. Отметим, что субъективная форма знания в наибольшей степени коррелирует с гносеологией, эпистемологией (западный аналог гносеологии), когнитивной психологией и т.п., поэтому может широко исследоваться и в рамках данных экзистенциальных направлений.

2. Объективная, точнее, объективированная форма знания – знание, хранящееся и циркулирующее в социальной среде и находящееся «вне головы» индивидуального субъекта. Вторая форма представляет собой воплощение субъективных знаний (мыслей, чувств, желаний, целей и пр.) в окружающем объективном мире.

Эта объективизация изначально субъективного знания может осуществляться разными путями К ним следует отнести:

а) непосредственное общение с помощью разговорной речи, мимики, жестов и мгновенной информации-знания;

б) использование информации длительного хранения – письменных языков (естественных и искусственных), других знаковых систем (например, искусства, религии, искусственного интеллекта, символики и т.п.);

в) воплощение знаний в реальные вещи, созданные человеком, в виде исключительно многообразных предметов искусственного социального мира. В последнем случае знания претерпевают вторичную объективацию – трансформацию мыслей и знаний человека в множество в вещественно-материальных искусственных систем. Происходит, так сказать, «объективация объективированного знания», или предстает вся цепочка деятельности человека от познания до практики: знание субъективное – знание-информация объективированное – практически воплощенное знание в множестве искусственных предметов и систем социального и социоприродного мира.

Вторая объективированная форма знания экзистенциальными направлениями исследований может изучаться лишь в очень малой степени, опосредованно. Зато она становится предметом целой группы соответствующих наук и практики, например, искусственного интеллекта, военного дела. В последних, напротив, экзистенциальные аспекты субъективной формы знания затрагиваются опосредованно, лишь в той мере, в какой они нужны для разрешения главных специальных проблем.

Но тогда ясно, что необходима специальная обобщающая исследовательская область, предметом которой стало бы в одинаковой степени как субъективное, так и объективированное знание. Именно поэтому и необходима особая область изучения знания во всеобщем плане, во всех его формах – знаниеведение.

Именно рефлексируя материал с общих позиций знаниеведения, мы отмечаем следующее. При рассмотрении знания с позиций разных отраслей философии, науки и практики, во-первых, по-разному высвечиваются отмеченные формы знания (в первую очередь, говорится о том, что имеет место в данной области), во-вторых, даются разные определения, выражающие реально разные, специфические и все более специальные, стороны феномена знания. С другой стороны, в ряде определений из разных областей отражаются и некие общие характеристики, «пронизывающие» все виды человеческой деятельности – объективной и субъективной. И в этом случае мы имеем место с предельно общими и даже всеобщими свойствами и качествами знания.

Таким образом, даже небольшой экскурс по различным источникам литературы – историческим и современным – показывает, насколько сложна и многообразна проблема знания, даже в плане определения базовой категории.

Поэтому далее встает закономерный вопрос, как определить те общие подходы, которые позволят изучать этот многообразный феномен – знание и такую необычную категорию, его отражающую.

Анализ феномена и концепта знания показывает его реальную сложность и многоаспектность. Знание – это такой объект познания, который обладает многими характеристиками. Они по-разному могут проявляться в разных областях познания и практики, в многообразных формах деятельности людей, где те или иные характеристики знания могут то выступать на первый план, то становиться второстепенными или даже оказываться ненужными при определенных условиях.

И.Ю.Алексеева, исследуя эту многоплановость феномена и понятия знания, приходит к интересному заключению Она считает, что есть такие многогранные вещи и их понятия, которые в принципе невозможно выразить одним лаконичным определением. Такие вещи и понятия она обозначает: «софические сущности» и «софические понятия» [6,.с.158-168]. Как отмечает автор, термин «софические» был применен потому, что постижение таких сущностей мира и понятий является многотрудным делом ума и обычно называется мудростью (от слова «софия» мудрость). А термин «сущность» применяется не в философском значении сущности как главных, глубинных качеств предмета, а в смысле действительного существования в мире таких особых удивительных сложных феноменов.

На наш взгляд, предлагаемый гносеолого-методологический подход применительно к исследованию проблемы знания, в том числе, и в знаниеведении, является вполне перспективным. Поэтому остановимся на нем подробнее. Поэтому остановимся на нем подробнее.

И.Ю.Алексеева пишет, что особый характер, особый статус таких сущностей заключается в том, что они могут быть названы словом «софические», поскольку сопряжены с проявлением мудрости ума при раскрытии их человеком . Примеры софических сущностей: сознание, душа, материя, качество, ум, причина, добро, зло, красота знание, мышление, интеллект и многие другие, аналогичные, софические сущности и понятия.

Автор приводит следующие отличительные характеристики софических сущностей.

1. Софические сущности не идентифицируемы единообразно.

2. Относительно них остается открытым вопрос "Что есть Это?"

3. У многих людей имеется потребность в постижении, исследовании этих сущностей, в соотнесении своих взглядов на эти предметы со взглядами другого человека.

4. Заметное место в исследовании софических сущностей занимают попытки сформулировать ответ на вопрос "Что есть Это?".

5. Софические сущности имеют значительную ценностную нагруженность для человека, постижение их ассоциируется с мудростью (данное обстоятельство и обусловило выбор термина "софические" для обозначения такого рода сущностей) [6, с.158-159].

Чаще софические сущности и понятия являются предметом познания философии. Но далеко не всегда. Они имеют место, как уже отмечалось, даже в технологической сфере искусственного интеллекта. Широко распространены данные понятия в гуманитарно-научном знании (например, софическое понятие «человек», «психика», «душа»), во вненаучных областях – в искусстве, религии, этике, народной мудрости и т.п..

Именно поэтому философское понятие и софическое понятие имеют несомненные сходства (прежде всего, в своей широте, часто – всеобщности), но не идентичны между собой (главное – по областям познания). Поэтому мы можем лишь согласиться с автором по поводу того, что если мы изучаем подобные сущности не только в философии, но и в других областях знаний человека и человечества, мы отражаем их в софических понятиях.

Так, сам термин «понятие» тоже есть не что иное, как софическая сущность Знание – также явно софическая сущность. Исследование знания, как и всякой софической сущности, неизбежно полифонично, предполагает несогласие в решении фундаментальных вопросов, использование различных концептуальных сеток [там же, с. 167]. Особое, индивидуализированное отношение человека к мышлению, знанию, интеллекту как к софическим сущностям проявляется даже в таких технологичных областях, как искусственный интеллект. Это сказывается и на технологических подходах к этим объектам, и на многообразии программ языков программирования, и на многочисленности методик приобретения, представления и использования знаний.

В нефилософских областях знания, особенно в научном и технико-технологическом знании, как правило, используются не софические, а традиционные научно-технические понятия – более точного специального содержания. Это связано с тем, что точное использование и применение предмета невозможно без его точного обозначения, особенно в технике.

По мнению Г.Риккерта [274, с.43], формирование естественнонаучных понятий (к числу которых он относил также понятия математики и психологии) происходит благодаря «утилизации» слов обыденного языка... «При исследовании какой-либо естественнонаучной проблемы мы почти никогда не выхватываем произвольно какого-либо значения слова. Мы выбираем его для определенной цели и утилизируем произведенное в нем упрощение таким образом, что благодаря этой утилизации, значение слова получает логическую ценность, которою оно не обладает еще в качестве непроизвольно возникающего психологического продукта» [274, с.43].

Рассуждая по этому поводу, И.Ю. Алексеева отмечает, что в отношении таких слов, как «знании» и «знания», возникает сложность их утилизации для специально-научных областей. Например, сложность «утилизации» термина «знание» для целей ИИ порождена, прежде всего, следующими обстоятельствами.

Во-первых, термины «знание», «знания» в области ИИ имеют специфический смысл, поскольку они используются для обозначения определенной формы представления информации в ЭВМ.

Во-вторых, в области исследования ИИ термин знание (знания) оказывается в "обычном", "неутилизованном" смысле в связи с широтой информации, используемой для приобретения и представления знаний.

В третьих, в случае со знанием (знаниями) речь идет не о «произвольно возникающем психологическом продукте», а о феномене, имеющем давние традиции исследования, проявляющем себя как в субъективной, так и в объективированной формах [6, с.167].

Например, сравнение фрейма и понятия показало, что имеет место их разная когнитивная нагруженность. Так, термин «понятие» является софическим, а потому его экзистенциальное рассмотрение является принципиально полифоничным. «По вопросу "Что есть понятие?" имеются принципиальные разногласия, в то время как вопросы "Что есть фрейм?", "Что есть схема?" или "Что есть когнитивный образ?" таких разногласий не вызывают, и дело обстоит так не потому, что эти понятия строго определены, а потому, что роль их инструментальна» [там же, с.167-168]. Таким образом, «однонаправленные», «утилитарные» специально-научные и технологические понятия в пределе должны быть максимально точны и однозначны. Софические понятия, напротив, оказываются многозначными, полифоничными, а потому и значительно более расплывчатыми. Но зато они имеют широкий (а не «узко профильный») спектр применения. Софические понятия обладают высоким интегративным потенциалом.

Для нашего исследования приведенные рассуждения важны тем, что знание как главный предмет и цель знаниеведения является именно софической сущностью, изучать которую необходимо именно с учетом отмеченных выше характеристик.

Если же мы, завершая обзор понятия знания, предложенный читателю попытаемся сформулировать собственное авторское определение или опереться на какое-либо из тех, что считаем наиболее верными, мы должны учесть софическую сущность знания и

Осуществленная нами авторская рефлексия по поводу категории «знание» с учетом ее софической сущности, приводит к следующим выводам. Данное понятие должно быть многосторонним, отражая главные характеристики своего объекта как софической сущности.

Предложим наши выводы по этому вопросу. Подчеркнем при этом, что мы не «открываем Америку». Как будет видно, практически все определения, которые будут представлены нами, имели место в истории и современности. Поэтому новизна в трактовке понятия знания заключается в самом подходе к знанию с позиций знаниеведения. Или иными словами: новизна заключается в интегративном, комплексном подходе к понятию знания как софической сущности в области нового направления – знаниеведения.

1. Со стороны происхождения (эволюционно-онтологическая сторона): Знание – продукт энергоинформационного обмена со средой у человека, продукт психической деятельности субъекта.

2. С эволюционно-генетической стороны, с позиции генезиса знания (гносеологическая сторона): Знание – результат познания мира человеком (результат познавательных процедур в отношении как мира объективного, так и субъективного).

3. Со стороны главного, сущностного смысла и назначения для человека (онтологическая сторона): Знание – это соотнесенное (оно в интеллектуальной, душевной и духовной формах, по возможности верно, соотносит человека и мир).

4. Со стороны активности субъекта (индивидуального и коллективного): Знание – это сила (потенциальная и реальная основа верных действий).

5. Со стороны практической значимости (праксиологическая сторона): Знание – основа практики человека и человечества.

6. Со стороны форм реального существования: Знание – это субъективная и объективированная форма возможной активности субъекта (индивидуального и/или коллективного).

7. Со стороны связи с будущим: Знание в виртуальной форме воображения – основа будущих действий, прогностики и эвристики (воображение чувственно-эмоциональное, рациональное, интуитивное, мистическое конструирует в психике субъекта новое знание и предвосхищает ход событий).

8. Со стороны целостного бытия Человека и Социума (холистическая сторона): Цельное знание – это единое и нерасчлененное знание о духовно-практической жизни, материально-практической жизни и о неразрывном единстве этих сторон бытия.

9. Со стороны общего воздействия на бытие человека (антропологическая сторона): Цельное живое знание жизни – основа цельного гармоничного человека. Дробно-дифференцированное знание – основа дисгармонии, деконструкции и распада личности человека, его души и тела.

10. Со стороны ценностей человеческого существования (аксиологическая сторона): Цельное духовное практико-ориентированное знание – высшая ценность бытия Человека в Мире.

11. Со стороны жизни человека (антропологическая сторона): Знание человека – основа его жизни в усложняющемся антропосоциоприродном мире. Оптимальные гармоничные знания созидают, а противоположные – разрушают.

12. Со стороны специфики современной социоприродной жизни (социоэкологическая сторона): Знание духовно-материальное, цельное, оптимальное, системно-вариативное – основа оптимизации усложняющейся и ускоряющейся социоприродной жизни. Конфликтогенное знание становится все более опасным, т.к. сила знания в XXI веке неизмеримо нарастает.

На наш взгляд, отмеченными основными определениями можно отразить многогранную полифоническую сущность знания Человека, индивидуального и коллективного субъекта Социума. Естественно, что мы не претендуем на истину в конечной инстанции. Эти выводы далее могут творчески корректироваться и дополняться. При этом наиболее общие характеристики знания как софической сущности представлены в определениях 1-5, а в следующих определениях уже даны ведущие особенные стороны знания.

Но пока, на наш взгляд, вряд ли имеет смысл далее умножать стороны рассмотрения знания как реальности и наращивать количество определений понятия «знание». Ведь при этом мы с необходимостью придем к узко специальным трактовкам данного феномена, то есть от абстрактного будем приближаться к конкретному. Но тогда результаты начнут обращаться в «дурную бесконечность», а «за деревьями на будет видно леса».

Разработка отдельных сторон и направлений знаниеведения, по нашему мнению, может опираться на соответствующее понимание феномена и концепта знания.

Итак, в данной главе мы рассмотрели в целом эволюцию практической жизни, деятельности человечества – от древнейшего, архекультурного синкретизма жизни – к первичной дифференциации, которая затем, усиливаясь, шла все более и глубоко. Первичная дифференциация деятельности людей осуществлялась в соответствии с бытийным, онтологическими основаниями самого организма человека и шла по двум главным линиям: 1) материально-практической и 2) духовно-практической. Она шла в связи с наличием в организме человека двух главных типов обменных процессов с окружающим миром:1) вещественным, или телесным и 2) энергийным, энергоинформационным, или душевно-духовным [336, ч.3]. Далее на эти главные типы деятельности наслаивается множественная, все более глубокая дифференциация форм деятельности людей. Но несмотря на это, данное архетипическое основание остается и продолжает быть основополагающим. Выход на него позволяет понять главное в человеке и его отношениях с миром.

XIX–XX века и особенно XXI век стали той стадией в истории культуры и жизни человечества, когда стала все сильнее проявляться противоположная тенденция – к интеграции знаний и форм деятельности людей. И она также осуществляется, в базовом отношении, в соответствии с тем, как шла дифференциация. Она идет, соответственно, по двум магистральным направлениям жизнедеятельности людей – 1) материально-практическому и 2) духовно-практическому, а также в виде интеграции между ними. Внутри же каждого направления, в связи с соответствующей и продолжающейся множественной и углубляющей дифференциацией, осуществляется и множество более мелких потоков интеграции знаний и деятельности.

Основой указанных мощных процессов человеческой деятельности в XXI веке становятся адекватные знания человека и человечества. И роль такого рода знаний становится первостепенной, поскольку именно знания – это основа и сила всей преобразующей деятельности человечества.

Именно поэтому мы и аргументируем необходимость разработки современного фундаментального знания о знании, или науки о знании, шире – учения о знании в культуре человечества: знаниеведения.

Первым шагом к разработке нового направления, естественно, является более глубокое понимание того базового понятия, которое составляет концептуальное ядро всего направления. Таким категориальным ядром в знаниеведении является понятие «знание». Именно поэтому в данной главе нами была осуществлена рефлексия феномена и категории знания как с позиций истории вопроса, так и современности. Собранные и проанализированные множественные определения знания позволили сделать вывод, что знание является многогранной, полифонической – софической сущностью. Такая сущность, соответственно, обозначается и софическим понятием (термины, введенные И.А.Алексеевой [6]), которое не имеет однозначного лаконичного четкого определения, подобно научным. Данная многогранная сущность требует давать знанию несколько разных, но взаимосвязанных определений, отражающих разные стороны многогранной сущности данного предмета. А при исследовании знания как многогранного феномена, в разных аспектах, ведущим оказывается то одна сторона сущности, то другая. Соответственно разные определения знания успешно «работают», оказываются ведущими в разных аспектах исследования знания в знаниеведении. Эти основные определения общего софического понятия знания приведены нами в конце данной главы.

А теперь, осуществив основные подходы к феномену знания, начнем его более глубокое изучения с позиций новой исследовательской области. Этому посвящены следующие главы первой части нашей работы.