Я. Костюковский Коррупция как инструмент организованной преступности

(Стенограмма выступления на семинаре

«Предотвращение коррупции в бюджетном процессе», ноябрь 1999г.)

Я являюсь представителем Института социологии. Организованная преступность – как предмет изучения в нашем институте имеет два аспекта: социологический и криминологический – как подраздел социологии. В отличие от Бориса Владимировича, я меньше буду говорить о законодательной базе и более о социальных последствиях явления, которое освещается на данном семинаре.

Первое упоминание о том, что власть является наиболее прибыльным бизнесом в России, встречается у Я.И. Гелинского в работе 1992 года. Я тогда даже не интересовался этой проблемой. Тогда же это первый раз прозвучало из уст наших бизнесменов-предпринимателей. Следовательно, нужно идти во власть и там делать бизнес. А в 1993 году – во время наших постоянных семинаров, первый раз работниками правоохранительных органов, одной из спецслужб было отмечено, что в 1993 году они первый раз задержали одного из лидеров организованной преступной группировки Санкт-Петербурга, у которого в кармане находилось удостоверение народного депутата. Они его задержать не смогли по этой причине. Тогда для них этот факт был, естественно, удивительным. Но буквально через полгода – в 1994 году это явление приняло массовый характер. Впоследствии они стали и помощниками депутатов, и депутаты среди них тоже есть. Очевидно такое положение вещей – массовое приобретение именно этих документов, причем, приобретаются документы чаще всего в подлинниках, можно рассматривать с двух сторон. С одной стороны, мы можем сказать: каков народ – таковы и народные представители. С другой стороны, можно по-разному поворачивать этот вопрос, народный депутат действительно является выразителем некой группы населения, своего электората. Правда, при том условии, если он действительно избран, если он не приобрел этот документ. И вот тут появляется вторая сторона. Человек с удостоверением народного депутата, хотим мы этого или не хотим, он таковым является.

И, соответственно, вопрос Борису Владимировичу: что делать с документами, которые разрабатываются профессионалами-юристами, что с ними происходит потом, он естественным образом отпадает. То есть, дорабатываются документы, вносятся поправки не просто не профессионалами. Они могут вноситься как раз, наоборот, профессионалами. То есть вносится большая сумятица, дезорганизация, например, в законодательные указы.

• Это политическое поле.

• Совершенно верно. Я бы не стал сильно политизировать организованную преступность. На мой взгляд, организованная преступность – это вещь крупного бизнеса, не более того. Как любой крупный бизнес, естественно, все крупные бизнесмены тяготеют к политике. Это нормальный ход развития деловых процессов.

Само социологическое исследование, которое проводится в нашем секторе, мною лично, охватывает некий треугольник, в котором в качестве экспертов выступают три стороны. Это представители деловых кругов – бизнесмены; представители правоохранительных органов и представители организованного криминалитета, желательно, находящиеся на свободе.

Эти вершины треугольника последнее время практически не разделяются. Четко разделить человека, скажем, с правоохранительными органами, более-менее, все понятно: человек имеет погоны, звание и т.д. Если переходим от формальных признаков на социальные категории или криминологические, там уже становится более непонятно. Если переходим еще уже, то совсем непонятно. Т.о. возникает в этом треугольнике некая средняя точка, которая является предметом наших исследований. Все они пересекаются. То, что они пересекаются, это очевидно, к сожалению, может быть. В данном случае я как социолог не могу давать качественных оценок. Хорошо это или плохо, я не знаю.

Я совершенно согласен, что, скажем, невозможно юридически определить коррупцию в полном смысле того явления, которое охватывает это слово. Это очень сложный комплекс взаимоотношений. Очевидно, в коррупцию необходимо вкладывать этимологические понятия. Если точно, коррупция переводится еще и как продажность. Не просто как подкуп, а еще и продажность. А продажность, очевидно, включает в себя такой смысл, как готовность оказать услугу. Тогда, если есть подкуп, то есть какая-то ситуация, которая ему предшествует, которая способствует готовности оказать эти самые платные услуги.

В моих тезисах указано, и я хотел бы подчеркнуть, что соавторами этой ситуации – всеобщей продажности, коррупции, возможности всё купить и всё продать является, например, любой автомобилист, который решает проблему с инспектором ГИБДД без бумажки. Человек, готовый заплатить за то, за что он платить и должен. Не важно, берет в данном случае инспектор деньги или нет. Готовность самого человека отдать эти деньги, это, в принципе, и есть соавторство в коррупции. С этого начинается всё, видимо. Это очень низкая ступень - уровень в иерархии, тем не менее, это так.

Кстати, другой пример. Как социолог я занимаюсь довольно широким кругом вопросов, в частности, изучением малого бизнеса. Надо сказать, что, с точки зрения коррупции, изучение малого и большого бизнеса в России – это очень пересекающиеся темы.

Один простой пример. При одном из федеральных фондов в Москве создан специальный отдел, который призван человеку, приехавшему в этот фонд, помочь решить вопрос с бюрократией. Специальный отдел, который решает вопросы с коррупцией. Что это такое, как не лишняя ступенька в этой самой бюрократической машине? Раньше человек приезжал и ориентировался по ситуации. Сейчас он приезжает и централизованно платит. Правда, кассового аппарата там нет.

Таким образом, некоторые виды коррупции приобретают вид социального института. Кстати, мне очень понравился пример с кассовыми аппаратами. Получается, если там стоит кассовый аппарат, то налоги платят государству тоже. Соответственно, если со взятки берется налог, который идет государству, значит, это не совсем взятка. Таким образом, возникает некая отдельная коммерческая структура – социальный институт. Просто определять это как коррупцию и подкуп мы уже не можем. Тут надо искать какое-то другое определение, потому что государственные органы, контрольные органы об этом знают, налоговая инспекция не может не знать об этом. Вместе с тем, это структура, которая и так получает финансирование в виде наших налогов. Я не готов сейчас развивать это дело в юридическом аспекте, но с социологической точки зрения это возникновение нового института, очевидно.

Если переходить на более глобальные социологические категории, можно сказать, что ситуация выглядит следующим образом. Если в государстве создается большое количество законов, которые не работают по тем или иным причинам. Чаще всего – отсутствие рабочих механизмов осуществления этих законов, или как в данном случае – в случае России - большое количество подзаконных актов, которые вступают в противоречие друг с другом, вступают в конфликт с законодательством, Конституцией, Уголовным Кодексом и т.д. Таким образом, есть, они тоже не работают. Всё это создает такую ситуацию, что законы не работают. Работают законы или не работают – неважно. Требуется их наличие. Например, наличие закона, который не работает, очевидно, хуже, чем отсутствие самого закона вообще. В том обществе, где не работает какой-либо закон, в силу вступают альтернативные законы, так называемые, неписаные правила. Это может быть понятие, может быть воровской закон – неважно. Тем не менее, альтернативные механизмы управления явно совершенно присутствуют. Если государственные институты управления финансируются государством, то альтернативные финансируются альтернативно. Таким образом, мы имеем законодательную юридическую машину, просто коммерческую. И, видимо, всё это поле и находится в поле действия коррупции, о которой мы сейчас и говорим. Таким образом, если говорить о борьбе с коррупцией, это все равно, что говорить о борьбе с организованной преступностью. Просто так организованную преступность победить невозможно. Она есть во всех странах. Я считаю, что это необходимый элемент социальной жизни, естественно, в определенных рамках. То же самое и с коррупцией. Коррупция есть, была и будет. Но хотелось, чтобы она не принимала каких-то необратимых форм.

Напоследок я хотел бы еще сказать о превращении легальных структур в альтернативные. Совершенно очевидно, что чиновник, который превращает свои должностные полномочия в вид бизнеса, т.е. когда чиновник продает свои полномочия, причем, неважно, продает ли он свои действия или бездействие, поскольку это одно и то же. Такой чиновник автоматически попадает во внезаконное поле. Существует масса примеров в данном случае. Один из примеров, кстати, я могу привести. В советское время существовала теневая экономика, которая кардинально отличалась от теневой экономики в разных местах Запада. В западных странах теневая экономика охватывает виды услуг и товары, которые запрещены законом. Это проституция, порнография, порнобизнес, наркобизнес, торговля несанкционированным оружием и т.д. В СССР существовала теневая экономика, которая, по сути, дублировала реальную экономику. Люди производили товары народного потребления и в этом смысле законов не нарушали. Нарушался закон в том смысле, что они не платили налогов и занимались, собственно, частным предпринимательством, что было запрещено. Но, поскольку они находились в тени законов, это послужило как бы поводом для того, чтобы их пути развития пересеклись совершенно с нормальным криминалом, классическим, уголовным. Т.е. кураторами теневой экономики стали уголовные авторитеты, воры в законе и т.д. Когда появилась возможность легализации всего этого дела, и вчерашние цеховики стали предпринимателями, они, к сожалению, перетянули предпринимательство из своих кланов. Вот простой пример, как автоматом человек, который занимается какой-то предпринимательской деятельностью вне закона, пересекается с организованной преступностью. Абсолютно то же самое происходит с чиновником, который вовлечен в коррупционные связи. Я понимаю прекрасно, что, скажем, человек сидит на должном месте, он может брать взятки не потому, что он просто по своей идеологии бандит и уголовник, а просто потому, что ему нужны деньги; или потому, что он считает, что хочется ему взять в данном случае деньги и всё. Но в тот момент, когда он берет взятку, он автоматом переходит в это поле.

Дальше - что делается в этом поле? Многочисленные силовые акции, покушения и заказные убийства, которые совершаются, являются не чем иным, как решением деловых споров, если можно так сказать, в этой самой альтернативной сфере. Это вопросы коммерции. Это решение конфликтных деловых ситуаций. Такова этика решения вопросов в этом мире. В данном случае мы встречаемся с тем же самым бизнесом вообще, пускай он будет альтернативным. Как угодно его можно назвать, но это бизнес, тем не менее. В таких условиях как раз и создается та самая ситуация, о которой Борис Владимирович говорил, когда сидят молодые люди, когда пишут сочинения, улыбаются, они действительно понимают, что можно всё купить и всё продать. И по большому счету, им нечего возразить.

Хотелось бы. Но я имею в виду сейчас не себя лично как социолога. Действительно, возразить в данном случае нечего. Это так.

Буквально на прошлой неделе или две недели назад были опубликованы цифры исследования, которое проводилось, кстати, Банком реконструкции и развития совместно с немецким научно-исследовательским институтом. Они опубликовали цифры о том, что в России тратится от 4 до 8% прибыли на взятки, на Западе – от 2 до 4%. Я с определенной долей скепсиса отношусь к исследованиям, которые проводятся зарубежными специалистами у нас в России. Тем не менее, эта цифра показывает, по крайней мере, тенденцию развития. Пускай она будет не такой в буквальном смысле этого слова. Но тенденция определенная есть.

Исходя из наших исследований, я говорю об Институте социологии, у нас исследования не репрезентативные по одной простой причине. Репрезентативного исследования по организованной преступности, на мой взгляд, быть не может, потому что неизвестно количество организованных преступников. Тенденцию я могу подтвердить с единственной поправкой: эту цифру нам надо умножать в условиях России, по крайней мере, на десять точно. По оценкам экспертов, которыми являются бизнесмены и др., каждый бизнесмен носит определенную сумму с собой, которая отложена на этот самый процесс - на инвестицию коррупции.

В.Л.Римский