Свободная мысль №5 2007

СЕРГЕЙ САМУЙЛОВ

Важнейшим следствием торжества вотчинно-самодержавной государственности стало откровенное подавление энергичных и предприимчивых торгово-промышленных людей, ориентированных на самодостаточность и составляющих основу экономики в любом обществе. Их эффективная деятельность необходимо требовала предоставления большой экономической свободы, что шло вразрез с главным государственным принципом: самый надежный подданный — это холоп. Следовательно, их необходимо было держать под жестким контролем как потенциальных смутьянов, способных подорвать основы государственности.

В конце XV и начале XVI века Москва подавила свободу Новгорода и Пскова. Несколько тысяч зажиточных новгородцев и псковичей были «выведены» (депортированы) вглубь страны и превращены в бесправных дворян. Тем самым

была ликвидирована наиболее энергичная и предприимчивая часть русского народа.

Вслед за дворянами в России постепенно были закрепощены крестьяне и другие сословия. Нищета и бесправие народа на многие столетия стали нормой, а принуждение и насилие — основными методами государственного руководства.

Рабская покорность нищих подданных для правителей вотчинного типа была гораздо важнее усиления экономического потенциала собственного го-

сударства. Столетиями они были неспособны усвоить не-

20 См. В. Г. Тюкавкин. Велико- русское крестьянство и Сто- хитрую истину: чем богаче подданные, тем богаче царь,

лыпинская аграрная реформа. тем сильнее государство. Эту истину в полной мере рос-

Таким образом, главными причинами многовековой нищеты России были (в порядке убывания важности): гнет государства (непомерные подати) и про-

30

О Р О С С И И К А К О С Е В Е Р Н О Й Ц И В И Л И З А Ц И И

извол его чиновников, суровые природно-климатические условия и периодические вторжения кочевников. К этому следует добавить и низкую эффективность государственного руководства.

Торжество вотчинной государственности привело и к доминированию пат- риархально-угоднической политической культуры. Самоуничижение чиновников, их угодничество и лакейство перед вышестоящим начальством вплоть до «государя-батюшки» превратились в наиболее убедительный способ доказательства ими преданности государственной системе. Понятно, что самоунижение и лакейство свойственно честолюбивым посредственностям, но не талантам, которые по определению обладают непокорным, ершистым характером («служить бы рад, прислуживаться тошно»). Другими словами, российская государственность столетиями закрывала путь наверх талантам. Они вынужденно появлялись лишь

в кризисные периоды, когда нужно было спасать систему. Так было при царях, императорах, так было и в СССР, где безудержные восхваления посредственных вождей стали ярким проявлением традиционной политической культуры.

Парадоксальность возникновения Советского Союза заключается в том, что большевики и И. В. Сталин, провозгласив популярные в массах лозунги («освобождения труда», «мира голодных и рабов» и т. п.) и приняв на вооружение европейскую марксистскую идеологию, на деле воссоздали средневековую вотчинную государственность, только в гораздо более жестоком варианте. ГУЛАГ стал официальным институтом государственного рабовладения. Наиболее предприимчивая часть крестьянства была истреблена, а большинство принудительно вновь закрепощено в рамках колхозной системы. Принцип «самый надежный подданный — это холоп» вновь стал преобладающим. И даже для инженерно-конструкторских кадров были созданы тюремные исследовательские институты и конструкторские бюро — «шарашки», где по замыслу НКВД лишившиеся свободы технические интеллигенты должны были создавать наилучшие образцы вооружений.

Разве Сталин не был де-факто собственником своих подданных, когда руководство НКВД часами согласовывало с ним списки тех, «кого казнить, а кого миловать»? Был. Отнюдь не случайно ближайшее окружение называло его «хозяином».

В послесталинский период к власти пришла партийная и хозяйственная номенклатура, которая более не хотела иметь над собой диктатора. Произошло рассредоточение власти. Спецслужбы были поставлены под контроль партии. Многие жертвы сталинских репрессий — реабилитированы. Было развернуто массовое жилищное строительство. Бесплатное здравоохранение достигло высокого уровня, что способствовало высокой рождаемости населения. Массовый характер обрело и получение бесплатного высшего образования. Советский Союз превратился из вотчинного в патерналистское государство, где от граждан принудительно требовались лояльность и внешнее согласие с официальной идеологией о «светлом коммунистическом

будущем», а в обмен они получали высокую социальную защищенность и уверенность в завтрашнем дне.

31

СЕРГЕЙ САМУЙЛОВ

О цивилизационной сущности России

На мой взгляд, на основе изложенных доводов можно прийти к однозначному выводу: Россия в цивилизационном отношении не принадлежит ни к Западу, ни к Востоку. Не является она и Евразией, каким-то органичным сплавом Запада с Востоком, славянства с тюркскими народами. Евразией сегодня вполне обоснованно считает себя Турция — восточное государство, очень желающее попасть в Европейский Союз и занимающее значительную часть территории бывшей Византии, располагавшейся и в Европе, и в Азии. Все западные и восточные государства имеют гораздо более благоприятные природно-кли- матические условия в сравнении с нами.

Россия — это единственная на планете континентальная северная циви-

32

О Р О С С И И К А К О С Е В Е Р Н О Й Ц И В И Л И З А Ц И И

лизация. Мы выступаем исключением из общих правил. Но нам еще предстоит выработать и свою самобытную модель свободной, саморазвивающейся экономики, и свою модель демократического устройства.

Из всего сказанного, по моему мнению, логически вытекает основная текущая задача для современных российских властей. Необходимо быстро создать зажиточный средний класс, который стал бы опорой демократизирующейся государственности. Для этого необходимо предоставить ориентирующейся на индивидуализм трети населения большую экономическую свободу, множество льгот, дешевые кредиты, жесткие гарантии сохранения их частной собственности и т. п. в духе западного либерализма.

Российская государственность вотчинного типа на протяжении пяти столетий подавляла таких людей. Теперь необходимо создать им экономический режим наибольшего благоприятствования, с тем чтобы по максимуму раскрыть их предпринимательский потенциал и чтобы становление малого и среднего бизнеса приобрело массовый характер.

Не вызывает сомнений, что главным препятствием на данном пути будет наше коррумпированное чиновничество, особенно на региональном и местном уровнях. Российский чиновник отличается от западного тем, что для него взятка — не просто способ обогащения. Таким путем он прежде всего самоутверждается как хозяин на вверенной ему территории или в сфере деятельности по принципу «могу разрешить заниматься бизнесом, а могу и нет». Наш местный чиновник не боится выборных процессов, поскольку либо легко подтасовывает их результаты, либо легко манипулирует избирателями.

Наш чиновник сегодня, как и на протяжении многих столетий, боится вышестоящего начальства, особенно Москвы и федеральных властей. По-пре- жнему региональные чины вынуждены угодничать перед Кремлем (тем более что они сегодня де-факто назначаются), что по-прежнему воспринимается как истинное воплощение преданности. Соответственно на местах чиновники требуют такого же чинопочитания от подопечного населения, малого и среднего бизнеса. Главным способом угодничества со стороны бизнеса чиновники считают взятку.

Сегодня множество потенциальных наших предпринимателей, измученных бесконечными бюрократическими рогатками, согласованиями и необходимостью давать взятки еще до открытия своего дела, попросту отказываются от попыток стать бизнесменами. При этом чиновникам абсолютно безразлично, что они в целом не дают стране выйти из нищеты.

Федеральным властям для быстрого создания в массовом порядке малого и среднего бизнеса придется подавлять сильное противодействие регионального и местного чиновничества, возможно, жесткими методами. В наших условиях и при нашей патриархально-лакейской культуре другого пути я не вижу. И когда малый и средний бизнес станет массовым, тогда он быстро са-

моорганизуется на местах и в регионах и сумеет ограничить произвол чиновничества.

СЕРГЕЙ САМУЙЛОВ

Более сложной и долговременной задачей являются выведение из бедности и завоевание поддержки со стороны ориентирующегося на коллективизм большинства народа. Здесь существует серьезная опасность. Измученное унизительной нищетой, бесконечным ростом цен, неуверенностью в своем будущем, это большинство легко может поддержать возврат к государственному патернализму в духе позднего СССР. Показатель в 60 процентов россиян, положительно относящихся к брежневским временам, является убедительным тому подтверждением.

Но тогда вновь наиболее предприимчивое меньшинство будет подавлено, экономические и политические свободы свернуты. Наши чиновники, гораздо более склонные к запрещению и подавлению, чем к стимулированию и созиданию, осуществят это с превеликим удовольствием. Как избежать такой опас-

ности?

На мой взгляд, необходимо вернуться на современной основе к традициям и особенностям нарождавшейся у нас в домосковский период общинной цивилизации. Следует тщательно изучить в первую очередь экономический опыт вечевого Новгорода и Пскова; вспомнить, что и крестьянская передельческая община много столетий служила надежным способом выживания в нашем «смертоносном климате». Кстати, во времена столыпинской реформы она вовсе не исчезла. В северных и центральных губерниях России лишь незначительная доля крестьян вышла из нее. Столыпин начал ее преобразование.

Следовательно, для нашей северной цивилизации наиболее подходящей ячейкой экономики должна быть самоуправляющаяся производственная община (промышленная или сельская) с господством коллективной собственности. Она должна свободно развиваться и конкурировать с частными (акционерными) предприятиями и со временем доказать свою большую эффективность. Не государство, а такие коллективные предприятия должны обеспечить сильные социальные гарантии нуждающемуся в них большинству населения. Защищая свою экономическую свободу, производственная община ограничит произвол чиновников и защитит свободу и собственность тех, кто склонен к индивидуализму.

После пяти столетий подавления свободного предпринимательства самодержавной государственностью нынешнему российскому руководству нет необходимости ждать, когда пробьется инициатива «снизу». Следует начать возрождать коллективное хозяйственное самоуправление «сверху», как это сделал Александр II при освобождении крестьян. Процесс будет длительным. Но если подавляющее большинство русского народа генетически склонно к общинности, а я уверен в этом, то инициативы верхов лягут на благодатную почву и принесут хорошие плоды.

34

ЖАН-ЛУИ РОККА

В Китае задумались над социальными проблемами

Становится ли труд троянским конем новой «желтой угрозы»? В это можно поверить в свете высказываний аналитиков, видящих в Китае «фабрику мира», «наш кошмар» или… «наше будущее». «Китайский труд» стал общим местом всех фантазмов: безработица как следствие делокализации, возвращение Китая и, возможно, всего человечества в «капиталистический ад». Подобный анализ предполагает существование глобализированной власти, которая проявляется в Срединной империи в капиталистическо-коммунистической форме, сочетающей левый авторитарный режим с капиталистической эксплуатацией.

Однако нельзя свести реальность к лозунгу или культурной специфике, как если бы китайцы были предприимчивы чуть ли не от природы. «Плохие» стороны китайского капитализма не перевешивают «хороших», однако необходимо их рассматривать как разнородную и подчас противоречивую совокупность экономических, политических и культурных элементов. Действительно, секторы промышленности, требующие интенсивного труда, и эксплуатация в рамках западной индустриальной революции затрагивают лишь часть населения. Это видимая часть айсберга, за счет которой движется вся махина. Но для нормального функционирования она должна сочетаться с другими типами труда.

Единственная сфера, оставшаяся не затронутой капиталистической трансформацией, — сельское хозяйство. Здесь рабочая сила не подверглась «орыночниванию». Ни возврат к мелким семейным хозяйствам, ни вхождение в ВТО не привели к появлению новых форм эксплуатации труда. Сохранение коллективной собственности на землю, даже несмотря на введение рынка «прав пользования»*, само по себе выражает «охранительные» установки властей в этой сфере.

РОККА Жан-Луи — социолог, руководитель франко-китайской рабочей группы (Университет Синьхуа, Пекин) и научный сотрудник Центра международных исследований и анализа — Национального фонда политических наук (CERI—FNSP). Автор книги «Китайский путь. Переход на капиталистическую систему труда в эру реформ (1978—2004)» (Jean-Louis Rocca. La condition chinoise. La mise au travail capitaliste а l’âge des rеformes (1978—2004). Paris, «Karthala», 2006).

* Земля остается коллективной собственностью, но крестьяне владеют правами пользования и могут де-факто арендовать свою землю.

35

ЖАН-ЛУИ РОККА

Помимо обеспечения продовольственной безопасности, сельскохозяйственный труд несет также политическую функцию. Он помогает закреплять население, которое могло бы наводнить города, если бы оказалось лишено средств производства и привычного социального окружения. Цель состоит не в том, чтобы помешать миграции, а в том, чтобы ее регулировать, дабы обеспечить возможность возвращения людей в любой момент обратно в деревню, если того потребует ситуация. Кроме того, важно избежать необузданной урбанизации. Этой стратегии отвечает набор взаимодополняющих мер. Большая часть мигрантов воспринимает свой отъезд из деревни не как разрыв с нею, а как многоплановый опыт совмещения разных эпох и пространств. Сельский мир служит «тылом», одновременно структурируя перемещения населения: большинство мигрантов выходит на нанимателей через друзей или членов семей.

Эти миграционные явления соответствуют очень разным формам эксплуатации труда. Часть населения, обреченная быть жертвой дикой капиталистической эксплуатации, ограничивается 120—150 миллионами мигрантов-крес- тьян. Чуть более половины этих рабочих-крестьян работают на фабриках и стройках. Остальные находят работу в ресторанном и гостиничном бизнесе, торговле, охране или даже занимаются «независимой» деятельности — такой, как сбор мусора*. Кроме того, необходимо уточнить, что 80 процентов мигрантов перестают работать на земле, не покидая сельской местности: они заняты

всельской промышленности. Более того, половина из них продолжают жить в той провинции, где родились. Их условия жизни и труда ненамного лучше, чем у их собратьев, в поте лица работающих на «всемирных фабриках» на побережье, но вместе с тем они далеки от образов, ассоциирующихся с «капиталистическим адом». Единственное исключение составляют рудники**.

Между тем в восприятии властями миграционного феномена произошел существенный перелом. 1980-е годы и начало 1990-х были отмечены почти полным пренебрежением к социальным аспектам миграции. Этот недостаток внимания был следствием одновременно некой либеральной утопии в отношении управления занятостью и убеждения, что миграция не сможет быть ни массовой, ни бесповоротной. Дальнейшее экономическое развитие и политические шаги, в частности присоединение к ВТО, остро поставили вопрос о сельском труде. Стагнация в сельском хозяйстве, а также возросший вклад

вэкономический рост строительства и секторов, отличающиеся слабым развитием капиталистических отношений, придали миграции стратегическое значение. С этой поры ученые и чиновники рассчитывают на постепенную урбанизацию значительной части населения, а некоторые даже призыва-

* В крупных китайских городах чистота поддерживается в основном за счет мусорщиков, безостановочно бродящих вдоль главных магистралей в поисках мусора, который они могут перепродать (за гроши) компаниям, специализирующимся на утилизации отходов.

**Если рудники характеризуются ужасными условиями труда, то многие сельские предприятия представляют собой мелкие заведения, отсутствие в которых социального обеспечения компенсируется семейным способом производства.

36

В К И Т А Е З А Д У М А Л И С Ь Н А Д С О Ц И А Л Ь Н Ы М И П Р О Б Л Е М А М И

ют к улучшению его уровня жизни, чтобы увеличить внутренний спрос. Все это побудило власти задуматься о политической экономии миграции. Как разместить мигрантов в городах, где спекуляция с недвижимостью априори преграждает им доступ к рынку жилья? Как поддерживать общественное здравоохранение, если эта группа населения находится вне системы социального обеспечения? Как гарантировать обучение детям мигрантов, которые, по большей части, не могут пользоваться городской системой образования? Как обязать хозяев — не только представителей либерального капитализма, но и руководителей государственных строительных компаний, — адекватно платить своим рабочим?

Эти вопросы возникают не в связи с некими философскими принципами и не в результате внешнего цивилизаторского давления на китайский «беспредел». Относительная социальная стабильность предстает необходимым условием продолжения экономического роста. В то же время не следует воспринимать дискуссии, ведущиеся сегодня в китайском обществе, как простое отражение доминирующего утилитаризма.

Отметим появление течения, которое можно назвать «социальным капитализмом». Оно объединяет социологов, журналистов, депутатов, чиновников и простых членов Коммунистической партии Китая вокруг идеи, согласно которой капитализм полезен, но не может правильно функционировать без социальной политики. Им представляется необходимым ввести механизм перераспределения богатства. По их мнению, повышение зарплат повлечет за собой расширение внутреннего спроса и тем самым приведет к уменьшению зависимости страны от экспорта. Они также защищают идею создания в китайском обществе среднего класса как единственной гарантии против классовой войны между богатыми и бедными; в этот средний слой должна войти часть мигрантов. Это течение противостоит — порой открыто, но чаще в завуалированной форме, — клану либералов, мало склонных прислушиваться к социальным требованиям.

Однако было бы неверно говорить о четком делении на «реформаторов» и «охранителей». Некоторые из «социал-капиталистов» привержены национальной концепции капитализма и мечтают о китайских государственных ТНК, способных править миром; другие являются сторонниками более рыночного капитализма. Также нет единства и среди либералов, делящихся на ультралибералов и тех, кто слегка озабочен социальными проблемами. Не меньшим разнообразием отличаются политические позиции. Непреклонный сторонник либерализма в экономике может оказаться убежденным противником демократии, полагающим, что только сильное государство способно гарантировать рынок, и даже ястребом в сфере международных отношений. Словом, дискуссии по вопросам труда являются отражением общей диверсификации мнений внутри китайской элиты, включающей в себя не только лидеров КПК и высоко-

поставленных чиновников, но также выборных руководителей, представителей общественных движений и интеллигенцию.

37

ЖАН-ЛУИ РОККА

Правда, проведение социальной политики в отношении мигрантов проблематично из-за нехватки средств, а также возможных негативных последствий подобных «щедрот» для продления «китайского чуда». Некоторые руководители ставят вопрос: не приведут ли удорожание стоимости рабочей силы и наделение ее социальными льготами к снижению конкурентоспособности страны? Другие подчеркивают новый феномен — нехватку неквалифицированной рабочей силы в некоторых районах провинции Гуандун. Является ли это следствием неприемлемых условий и оплаты труда на «всемирных фабриках», результатом крупных инвестиций, имеющих целью вывести из изоляции запад страны и дающих новые возможности для трудоустройства, или же просто следствием демографической политики ограничения рождаемости?* Несомненно, и то, и другое, и третье.

Часть мигрантов покидает Гуандун и отправляется на север с его более высокими заработками и социальной защитой — особенно в Шанхай и провинцию Фуцзянь, где хозяева не жалуются или почти не жалуются на недостаток рабочих рук. В этом можно увидеть результат лучшего знания рынка среди крестьян. Сообщение о повышении минимальной зарплаты в городе Шеньчжень на 23 процента свидетельствует о том, что уровень доходов нового рабочего класса стал первейшей заботой. В то же время остается гипотетическая возможность массового возвращения мигрантов в деревню. С одной стороны, опросы показывают, что многие крестьяне связывают свое будущее с городом; с другой — что развитие западных провинций все еще находится в зачаточной стадии.

Кроме того, налицо географическая диверсификация производства вследствие развития новых секторов экономики на восточном побережье. Отрасли, требующие большого количества рабочей силы, перемещаются в центральные районы, а восточные провинции переориентируются на виды деятельности с более высокой добавленной стоимостью. Этими изменениями объясняются местные инициативы в сфере социальной защиты: предприятия побережья нуждаются в более квалифицированной и стабильной рабочей силе.

«Всемирные фабрики» — это также царство безработицы. Об этом необходимо напомнить, поскольку сегодня Китай воспринимается скорее как «империя труда». Официальный показатель безработицы очень низок (4,1 процента городского населения в конце 2006 года), но он не учитывает ни безработных мигрантов, ни работников, потерявших работу, но продолжающих зависеть от своего предприятия или системы социальный защиты**, ни безработных, переставших получать пособие, ни незанятых молодых людей, которые никогда не делали социальных отчислений и не имеют права на получение пособия.

* По этому вопросу среди китайских экономистов разгорелась жаркая дискуссия, отклики на которую можно найти, к примеру, в: «International Herald Tribune». 08.04.2006; «Financial Times». 18.04, 23.05. 2006.

** Речь идет об уволенных рабочих, которые, тем не менее, сохраняют связь с предприятием. Эта категория должна исчезнуть, и ее представители постепенно переходят в когорты безработных.

38

В К И Т А Е З А Д У М А Л И С Ь Н А Д С О Ц И А Л Ь Н Ы М И П Р О Б Л Е М А М И

Хотя с 2004 года отмечается значительное увеличение числа официально ищущих работу, чаще всего им предлагаются «неформальные» рабочие места без трудового договора и социального пакета. В городских зонах «официальных» рабочих мест осталось менее половины общего числа*. Многие бывшие

лификации, выпущенные школьной системой с эквивалентом аттестата зрелости. Для них не может идти речи о том, чтобы соперничать с мигрантами за «грязную» работу, но у них нет образования, необходимого для получения места в новых секторах. Таким образом, на наших глазах вновь формируются когорты молодых людей, ожидающих работу. По мере возможности ими занимаются комитеты жильцов и «уличные бюро» (низший уровень власти).

* Китайские статистики показывают, что их число приближается к 40 процентам. Тем не менее они не включают в расчеты частные и индивидуальные предприятия (см. «Wang Luolin et Wei Houkai». — «Dongbeidiqu jingji zhenxing zhanlüe yu zhengce [Политика и стратегия развития северозападного региона]». Pékin, «Shehui kexue wenxian chubanshe», 2005. Р. 343).

39