Tsybenov_B_Istoria_i_kultura_daurov_Kitaya_Istoriko-etnograficheskie_ocherki

с. 17]. Понятие «народность» в современной этнологической литературе трактуется как «этническая общность людей, следующая за племенем и предшествующая нации, … складывающаяся в ходе этнической консолидации, чрезвычайно сложной и противоречивой» [Бочкарев, 2008, с. 23; Садохин, 2004, с. 345]. По нашему предположению, в XVII в. у дауров существовали основные признаки народности, такие как единое этническое самосознание, общность территории, языка и культуры. Некоторым доказательством наличия у дауров в середине XVII в. чувства принадлежности к единому этносу, внешним выражением которого стало общее самоназвание дауры, являются расспросные речи русских служилых людей В.Д. Пояркова, Е.П. Хабарова, С.В. Полякова. Например, первый даурский князец Доптыул Кенчюлаев, которого встретили русские в устье р. Умлекан на северной окраине даурских владений, сообщал Пояркову, что «…по Шилке живут многие даурские люди и тунгусы пашенные…выше [даурского князя] Лавкая живут три князца мунгалские по Шилке реке кочевные скотные». «Распросы» Поярковым другого даурского князца Бебры также показывают, что дауры отличали себя от живущих рядом и поодаль народов «дуланцов тунгусов пашенных, тунгусов биралов, мугалов многих кочевных». Заметим, что эвенки, нанимавшиеся русскими проводниками и переводчикамитолмачами, называли дауров «братцкими людьми». Так, в частности, именовали дауров сопровождавший В. Пояркова лалагирский князец Томканей (он же, по другим данным, шамагирский тунгус Топкуни), витимский тунгусский шаман Камбайка, сообщивший первые сведения о даурах М. Перфильеву; декарайский витимский тунгус Лавага [Акты о плавании]. По всей вероятности, информаторы в силу разных причин, в первую очередь, отдаленности от мест их исконного обитания от Верхнего Приамурья, не знали о названии даур и, сообщая о «братцких хлебных дюдях, живущих по Шилке», хотели лишь подчеркнуть отличие дауров от собственно монгольских, эвенкийских и других этнических групп.

Освоей принадлежности к даурам достаточно

определенно сообщали и пленные, взятые в 1650-1651 гг. Е.П. Хабаровым в западной части даурских земель (район рек

59

Урка, Уруша, Онон). Из показаний пленной Моголчак, сестры князя Лавкая, явствовало, что «родом она даурская, …а по улусам даурские все люди живут», а в ходе «расспроса» Хабаровым даурских языков, княжеских детей Араула, Дамазева, Даган Тимра, князя шурина Тычигея, они сказали: «сверх до Шилки реки и по Амуру вниз живут городами даурские князья…» [Отписка якутских воевод; Допросы, сделанные Хабаровым].

О наличии общего самоназвания даур на всей территории проживания даурского населения свидетельствуют и другие факты. Например, после захвата отрядом Хабарова в 1651 г. самого восточного укрепленного пункта дауров - Толгина городка, находившегося на правом берегу Амура (в районе Нового Айгуна), даурские «князцы» Толга и Туронча говорили ему: «Мы – дауры. Есть нас здесь – и один род наш и которые под ним живут – луков с 1000 и больше» [Огородников, 1927, с. 30].

В жалобе на поведение Хабарова, поданной в высшие инстанции его спутниками, достаточно определенно говорилось о единой территории, населенной единым даурским народом. В челобитной отмечалось, что «восемь князей [князь Толга и др.] говорили: дадим де мы и на осень государю ясак со всей Даурской земли по камень [имеется в виду хр. Малый Хинган – Б.Ц.]. А тот камень рубеж з Дючерской землей» [Челобитная С.В. Полякова].

Конечно, все вышеуказанные свидетельства наличия у дауров в XVII в. единого этнического самосознания и самоназвания не столь многочисленны и местами носят косвенный характер. Тем не менее, основываясь на них, мы предполагаем, что в указанный период у дауров наблюдалось довольно стойкое представление о национальном единстве. Мы считаем, что выявленные нами данные по даурам согласуются с общепринятым в отечественной этнологии положением, что «процесс этногенеза завершается в момент проявления у участвующего в нем населения отчетливого этнического самосознания, внешним выражением которого становится общее самоназвание» [цит. по: Зориктуев, 2011, с. 239 ]. Согласны мы и с мнением о существовании в эпоху феодализма этнических общностей разных порядков и тесно связанного с этим многоступенчатого этнического сознания, «когда каждая

60

отдельная община считалась в первую очередь принадлежащей к своему княжеству, возглавлявшемуся «своими» феодалами» [Чебоксаров, 1985, с.76]. О наличии у дауров подобных остатков локального самосознания, где доминирующее положение занимало осознание принадлежности к конкретной родовой территории или селению, свидетельствуют «расспросы» русских служилых людей. В частности, в них были отмечены «волость Гогули», «Боканская волость», «волость Шепки», населенные даурами. Однако наряду с пережитками родового или племенного сознания, у дауров в середине XVII в. четко прослеживается осознание принадлежности к единой этнической общности под названием даур.

У дауров в XVII в. прослеживаются и другие признаки народности, такие как единое государственно-административное управление и хозяйственно-экономическое пространство, социальная дифференцированность общества. Известно, например, о предоставлении в 1625 г. даурскими и солонскими предводителями дани с изъявлением покорности маньчжурскому богдо-хану. С этого времени берет свое начало ежегодная уплата дани. По мнению В.И. Огородникова, «общественнополитический строй дауро-дючерской земли в первой половине XVII в. был проникнут началами феодально-родовых отношений и, опираясь на зависимость подручных князцов и верховенство «лучших» князей, входил в маньчжурскую феодальную систему» [Огородников, 1927, с. 43]. Вхождение дауров в орбиту маньчжурской государственности способствовало резкому расширению «культурных информационных связей» внутри их этноса и тем самым дальнейшему развитию процесса этнической консолидации даурского народа.

В указанный период продолжался процесс ассимиляции даурами отдельных групп тунгусо-маньчжурского происхождения. Вероятно, протекание данного процесса у разных групп имело свои особенности. Обращение к топонимам (Ур, Берея, Шапка) Верхнего Приамурья в районах проживания дауров показывает, что ранее большая часть территории, очевидно, принадлежала эвенкам. Однако начавшийся с приходом дауров процесс ассимиляции сыграл главную роль в сокращении этнических территорий эвенкийских групп. Можно

61

предположить, что ассимиляции эвенков способствовали такие факторы, как усвоение ими способа производства даурского населения (пашенное земледелие, скотоводство), политическое господство дауров. Как известно, «языковая ассимиляция аборигенов обычно не имела в тех случаях, когда завоеватели оставляли им старый способ проиводства, довольствуясь данью» [Бромлей, 1981, с. 272]. В источниках XVII в. отмечаются группы одаурившихся «пашенных и скотных» эвенков, в коих можно видеть коренное население, усвоившее способ производства пришлого даурского населения. По данным Б.О. Долгих, общая численность дауров к приходу русских была определена в 9,9 тыс. чел., кроме того, было около 1,2 тыс. более или менее одаурившихся тунгусов [Долгих, 1958, с. 127]. Фактор политического господства дауров, чье влияние охватывало многие стороны культурно-хозяйственного развития, несомненно, оказывал особо благоприятные условия для ассимиляции эвенков.

В XVIII-XIX вв. в состав даурской общности вошли группы китайского происхождения (някан хала – досл. «китайские роды») и составили смешанные даурокитайские роды. Некоторые из них, например, род лю, группа шинкэн дагур, состояли из потомков бывших рабов – китайцев, эвенков. Б.И. Панкратовым отмечено наличие в начале XX в. в составе даурского рода говол и ассимилировавшихся русских, проживавших в восточной Бутха по р. Нэмэр в дер. Конголци. Их было около 10 семейств, пришедших сюда уже очень давно. Имели своего особого мокони-да, т.е. старшину рода [Яхонтов, 1998, с. 136]. Вероятно, эту группу имели в виду информаторы, сообщая, что «раньше русских здесь было много, есть дауры с русской примесью крови». Вероятно, ныне отмеченные русские семьи полностью ассимилированы даурами, хотя в отдельных случаях проявляются некоторые антропологические признаки. Например, в Морин-Дава-Даурском автономном хошуне (2005) нами был отмечен русоволосый даур [ПМА].

По нашим полевым материалам, в настоящее время дауры употребляют в повседневной жизни сокращенные названия родов. Каждый этноним записывается соответствующим иероглифом. Например, го – род говол, мэн – род мэрдэн, хэ – род хэсур и т.д. Кроме того, род аола (сокр. ао) в ряде случаев

62

называют шан (с кит. яз. shān гора). Точное количество ныне существующих даурских родов и патронимических групп нами не выяснено. В приводимых ниже в таблице 1 данных не зафиксированы в ходе экспедиций 2004-2006 гг. представители следующих родов - ардан (алдан), дагур, хурлас, хэйин, эртэ (элэт), жаалр, гукарча. Однако, по заверениям информаторов указанные роды малочисленны и ныне реально существуют.

Остается также неясным и вопрос о количестве и расселении патронимических групп (моконов). Как справедливо отметил один из информаторов, «сейчас многие дауры не знают, как отличить айл от мокона, мокон от хала, поэтому их часто путают. Например, к айлам из рода мэрдэн относятся нирги, хийвч, алакчаан и др. Айлы по иерархии располагаются ниже моконов. Несколько айлов составляют один мокон» [ПМА, Дуу Жинбяо]. Действительно, многие сведения, полученные от информаторов, не совпадают с официальными данными, представленными в таблице 1. Например, получены сообщения о существовании в родах мэрдэн, говол, онон, дээдул соответственно, следующих патронимических групп - нирги, манна, тиора, таавунчен, чулуу-хада, дубочен. Однако последние, по всей видимости, составляют не патронимии (моконы) в собственном смысле этого слова, а более низкие таксономические единицы – айлы, объединяющие ограниченное количество наиболее близких по родству семейных ячеек.

Запутанным представляется и вопрос о китайских родах в составе даурского народа. По одним сведениям, 8 родов (уу, чжин, хэ, чжан, то, бай, чжоу, фу) имеют китайское происхождение, по другим, это даурские роды, ассимилированные китайцами. Более вероятной, на наш взгляд, представляется вторая версия, по которой, раньше часть дауров в силу разных причин, вызванных в первую очередь процессами ассимиляции, была записана под китайскими именами, отличающимися от реальных родовых названий. Поэтому, например, представители двух родов с одинаковым названием уу в настоящее время могут вступать в брачные отношения. Со слов информаторов, «эти роды, хотя и имеют одинаковые родовые названия, но не знают своего истинного этнонима, прошлого,

63

предков, поэтому они могут вступать в браки» [ПМА]. В то же время ряд даурских родов придерживается традиционного запрета на брачные отношения с некоторыми эвенкийскими родами. Запреты существуют между даурским родом аола и эвенкийским нахта, между родом говол у дауров и дулар у эвенков, между даурским родом уорэ и эвенкийским уорэ. К тому же значительный пласт даурских этнонимов, как мы показали выше, имеет аналоги с маньчжурскими названиями. Поэтому необходимо дальнейшее изучение этнического состава дауров с привлечением новых этнографических, лингвистических и других данных, в том числе и сведений о родовом составе и расселении соседних народов – эвенков-солонов, орочонов, маньчжуров и китайцев.

Таблица 1. Даурские этнонимы

64

в нижеследующих родах патронимические группы отсутствуют

нэкэти [Daγur, с. 42], нэди [Ding, с. 144], нэди [Bu Lin, 1998, с. 679] содор [Daγur, с. 42], содур [Ding, с. 144], судур [Bu Lin, 1998,

с. 679]

урэн [Daγur, с. 42], уран [Ding, с. 144] букур [Daγur, с. 42]

дагур [Daγur, с. 42], давуэр [Bu Lin, 1998, с. 674] жаалр [Bu Lin, 1998, с. 679]

гукарча [Bu Lin, 1998, с. 679]

солгоор [ПМА, Суо Вэнчжэ]

Примечание к таблице: в первом варианте, имеющем место в «Краткой истории даурского народа» (в ссылках отмечен как Daγur),

65

дается дословный перевод этнонимов со старомонгольского языка, существенно отличающийся от разговорного языка. Названия, приведенные из двух нижеследующих китайских источников (ссылки на Ding и Bu Lin), являются русскоязычным вариантом латинской транскрипции китайской иероглифической письменности.

1.4. Маньчжурская и русская экспансии в XVII в. Образование современных этнотерриториальных групп

дауров

Переломным рубежом в истории дауров стал XVII в. В результате усиления колонизаторской политики Российской империи и Маньчжурского государства их земли оказались на месте пересечения интересов двух великих держав. Так началась эпоха вооруженных столкновений дауров сначала с маньчжурами, а затем с русскими казаками-землепроходцами. После создания маньчжурами государства добрососедские отношения с даурами резко изменились. В 1616 г. основатель Маньжурского государства Нурхаци совершил набег на даурские земли по рекам Амур и Зея. С 1627 по 1634 г. дауры, проживавшие по нижнему течению р. Зея и среднему течению р. Амур, начали платить дань маньчжурам. Известно, что даурские предводители Фэйянгу, Балдачи, Жингучи ездили с так называемыми «подарками» – соболиными шкурками - в ставку маньчжурского хана, г. Шэньян. Например, в мае 1634 г. один из даурских предводителей Балдачи поднес маньчжурскому хану 1818 соболиных шкурок. В дальнейшем за заслуги перед маньчжурами Балдачи стал императорским зятем (эфу) и в 1649 г., после падения Минской династии, вместе с семьей и родственниками переехал в Пекин. В разное время платили дань главы даурских селений Галдас, Габур, Эсур, Алитай, Кэйин и Улис. Не избежал этой участи и глава даурско-солонского союза солонбуу [«буу» с маньчж. яз. племя. – Б.Ц.]. Бомбогор из рода даур. Он побывал в маньчжурской ставке дважды: в июне и ноябре 1637 г. Сообщалось, что в июне 1637 г. он с 8 приближенными поднес маньчжурскому хану в подарок коня и соболей, а в ноябре 1637 г. Бомбогор, Вандай и Галинга принесли в ханский дворец большое количество соболей. Маньчжуры не

66

удовлетворились большой данью и в течение 9 лет совершили три больших набега на даурские земли. Первый был совершен в 1635 г. маньчжурами, во главе которых стояли Бачелан и Самушка, были уведены 7418 чел., 880 лошадей, 560 голов крупного рогатого скота, захвачено 3140 ценных шкурок, 15 комплектов меховой одежды [Daγur, 1989, с. 52-53]. По другим сведениям, основанным на маньчжурском источнике «Да Цин Тайцзун Вэньхуанди шилу», 28 января 1635 г. произошло вторжение на земли солонов и дауров маньчжурских войск численностью 2500 чел. под предводительством Бациланя и Самшика. В результате крупной военной операции маньчжурами были захвачены 7302 жителя, в том числе 3483 мужчины, 116 женщин и детей, а также 856 лошадей, 543 головы крупного рогатого скота, много мехов [История, 1987, с. 57]. Особенностью вышеуказанного маньчжурского источника является то, что в нем не упоминалось название даур, а описывалась борьба маньчжуров с солонами. Однако, на наш взгляд, в действительности речь шла о военных действиях маньчжуров с объединением солонбуу, куда входили дауры.

Реакция одного из даурских предводителей Бомбогора была вполне ожидаемой. В декабре 1639 г. он поднял дауров на вооруженное восстание. Маньчжуры трактовали это восстание как «измену Бомбогора». Не примкнули к восстанию лишь жители селения Докэ, о чем сообщал 8 мая 1640 г. глава селения Балдачи [История, 1987, с. 58]. В одном из сражений Бомбогор потерпел поражение и отступил на запад по р. Кумар. В погоню за ним были отправлены лучшие маньчжурские отряды под началом Самушка и Исуна, встретившие на своем пути ожесточенное сопротивление четырех даурских крепостей – Добчен, Асиечин, Якса и Догин. Городок Якса был окружен и после многодневной осады взят маньчжурами и сожжен. Погибло более 100 дауров, а предводитель осажденных Галинга был пленен. Однако он совершил побег, убив весь маньчжурский караул. В июне 1640 г. преследование Бомбогора продолжилось. Был снаряжен отряд из 40 лучших воинов восьмизнаменного маньчжурского войска и 350 монголов. В январе 1641 г. беглецы были окружены на р. Ганхэ, но с трудом сумели вырваться. Бомбогор повел оставшихся в живых женщин и детей дальше на

67

запад и сумел дойти с ними до горы Челутай (к востоку от современной Читы), где их настиг маньчжурский отряд. Было захвачено 80 воинов и 725 женщин и детей. Бомбогор был увезен в Шэньян и казнен [Daγur, 1989, с. 52-53]. Можно предположить, что Бомбогор продвигался в район Еравнинских озер и верховьев р. Витим, где, как известно, ранее была зафиксирована в русских источниках группа дауров. Некоторые представители из числа хайларской интеллигенции полагают, что данное событие (исход дауров на запад) легло в основу широко известного предания о Саджигалди-хане, тем самым указывая на ее более позднее происхождение [ПМА]. О необходимости тщательного изучения данного вопроса пишет и краевед Анчинхуу, также склоняющийся к мысли о позднем происхождении легенды о Саджигалди-хане. По его словам, вопрос: «Являлся ли АлагБатур Бомбогор, живший примерно 400 лет назад, легендарным Саджигалди-ханом?» остается открытым [Angčinquu, 2004, c. 40]. В связи с этим наше внимание притягивает имя или титул «Алагбатур», употребляемый Анчинхуу в отношении Бомбогора. Данное обстоятельство, на наш взгляд, также требует дальнейшего специального исследования. Вероятно, многие события из истории дауров в 1-й половине XVII в. обретут ясность, если все же предположить, что Алаг-Батур (в русских источниках – Алака-Батур хан) и Бомбогор - одно и то же историческое лицо. Наиболее вероятным на данный момент считается предположение об Алака-Батур хане, как одном из титулов цинского императора Шицзу (годы правления Шуньчжи

– 1644-1661), что возможно происходит от маньчжурского «алиха батуру-хань» - «правящий храбрый и благородный государь» [Русско-монгольские, 1974, с. 427].

В мае 1643 г. маньчжурские отряды под командованием Тунлигарчина и Ганинги совершили крупный набег на земли дауров и солонов, а зимой того же 1643 г. дауры, населявшие среднее течение р. Зея, оказали сопротивление русскому отряду В.Д. Пояркова. Заметим, что набеги совершали и союзники маньчжуров – хорчины. Еще в июне 1634 г. хорчины во главе с князем Ганжуурсайдаром, преследуя хорчинского жинона Бадари, вторглись на территорию проживания дауров в Приамурье. В ходе произошедшего там сражения Бадари

68