Tsybenov_B_Istoria_i_kultura_daurov_Kitaya_Istoriko-etnograficheskie_ocherki

кана. Родственники из рода жениха располагались по краям кана. На главный стол да ширээ обязательно ставился свиной (или бараний) крестец, следующие по степени важности столы жиеэг ширээ и гутаар ширээ имели соответственно свиные (или бараньи) лопатки. Отец жениха произносил традиционное благопожелание: Ходво и хуад, разрешите мне произнести речь. Эта пара соединилась в помовленном браке и установила тем самым семейную дружбу между нашими домами. Со времени наших предков двери домов были открыты друг для друга. Дорога, соединившая две фамилии, была нелегкой. Появившись через много лет хождений по пустынным местам и пробиваясь сквозь снеговые завалы, дорога привела к двум разным семьям. И две фамилии с этих времен будут жить в гармонии. У нас есть сын с луком, у вас дочь со стрелой. На этом свадебном пиру я провозглашаю тост. Мы выбрали этот благоприятный день и накрыли свадебный стол. Мясо на этом столе – это жирная свинина, жир у рта наших свиней доходит до двух пальцев в толщину. Имеются на столе и сосуды, полные водкой домашнего приготовления - «барху». Уважаемые «ходво» и «хуад», извините нас за эту скромную подготовку к свадебному празднику. Я приглашаю вас отведать ароматную водку и изумительные блюда. С этой стрелой в руке я желаю вам, новой семье, чтобы вы, были так же чисты, как наконечник стрелы, так же решительны, как оперение [стрелы], так же прямы, как древко [стрелы], так же близки друг к другу, как жернова, столь же тверды, как железо и сталь. Пусть ножи никогда не разъединят вашу связь, никогда не взломают топоры. Места, по которым вы идете, пусть будут освещены. Дела, которые вы совершите, пусть будут безупречны, свободны от обсуждений и вины. Пусть у вас родится дочь, которую выдадите замуж. И пусть родятся семь сыновей, которые возьмут этот лук и эти стрелы и будут стрелять в кабанов на освещаемой солнцем стороне горы, и в разноцветных оленей на другой стороне. Они будут пускать потоки стрел в косуль, бегущих в лесу, и вернутся в родовое селение, где будут игры, пусть они станут прославленными и богатыми» [Stuart, 1994, c. 13]. Данное благопожелание является одной из многих вариаций традиционных свадебных тостов, произносимых родителями жениха и невесты. К особенностям

199

свадебного тоста и церемонии в целом можно отнести важную роль стрелы, которая играла немалую роль и в свадебных обрядах некоторых групп бурят, эвенков [Галданова, 1986, с. 136-137;

Басаева, 1991, с. 140; Хангалов, 2004, Т. 1, с. 178, 212]. Отец невесты также желал новобрачным счастья, гармонии в отношениях, быть почтительными к старшим и добрыми к младшим, чтобы их союз был честным, а юноша стал хорошим охотником.

На следующий день, по некоторым данным, проводились игры (скачки, борьба, стрельба из лука) и танцы [Meng Ji Düng, 1983, c. 11], по другим, - сторона невесты на следующее утро ела пельмени и уезжала. Семья родителей жениха давала им мож (мясо с костями) и одну-две свиньи. Когда родственники невесты отъезжали на некоторое расстояние, за ними вдогонку на коне отправлялся жених. Он требовал вернуть украденные чашки и блюда. Действительно, некоторые гости тайно брали с собой несколько предметов кухонной утвари: блюда, чашки и др. Существовало поверье, что в данном случае девушка не расторгнет брак. Жених позволял родственникам невесты сохранить несколько предметов «украденной» утвари [Dabing, 1993, с. 34; Zhang, 1993, с. 38]. Похожий обычай, только связанный с послесвадебным угоном скота, существовал и у бурят [Хангалов, 2004, с. 215; Басаева, 1991, с. 159]. У хайларских дауров после окончания свадебного торжества [вероятно, оно завершалось в тот же день. – Б.Ц.] невеста вместе со всеми выходила во двор и провожала родственников. Тем же вечером в дом к молодоженам приходили два человека, один из них являлся родственником жениха, второй – невесты. Они, отмечая рождение новой семьи, давали новобрачным две чашечки водки, связанных красной нитью. Затем застилали им постель [Хандсурэн, 1974, с. 109]. После отъезда родственников невеста исполняла обычай угощения родителей мужа табаком. По прошествии трех дней после свадьбы невеста вместе с остальными невестками посещала дома старейшин селения и близких родственников. Невеста совершала поклоны и подавала чашки с водкой. В течение месяца или через три дня после свадьбы девушка на два-три дня уезжала к своим родителям [ПМА, Мэн Суочжу].

200

Разводы у дауров были редки, и относились к ним неодобрительно. Даурская пословица гласила: «На месте, где прочитано письмо о разводе, три года не растет трава» [Zhang, 1993, с. 38; Stuart, 1994]. Несчастливая пара обычно разводилась в случае, когда у них не было детей. Когда развод был согласован сторонами, бездетному супругу обе стороны оплачивали расходы на подготовку свидетельства о разводе. В случае развода супругов, имеющих совместных детей, они всегда оставались в семье отца [Дауры, 1965, с. 669]. Некоторые женщины возвращались в родительский дом в результате плохого обращения мужа или свекрови. Нередко старейшины рода мужа впоследствии просили и убеждали жен вернуться к мужу, иногда давали письменное обещание, что впредь с ней не будут плохо обращаться. В случае очередного нарушения мужем обещания, род жены имел право вернуть ее обратно в родительский дом. Развод, предлагаемый мужем, подлежал одобрению старейшин обоих родов. Если мужчина желал развестись против желания семьи его жены, ему необходимо было пройти специальную церемонию, которая проводилась членом семьи его супруги. Мужчина ложился на пол в комнате и позволял своей жене ходить по нему или же наступать на его шею. В доме жена обвязывала печь и печную трубу белой тканью, затем уходила. Процедура как бы символизировала смерть мужа [Zhang, 1993, с. 38]. Таким образом, обряд развода был завершен. Кусок белой ткани, привязанный к трубе дома, свидетельствовал о поступке мужа. Развод по инициативе жены был редким явлением, причиной ему были чрезмерные злоупотребления супруга.

Что касается вдов, раньше им не позволялось снова вступать в брак, и они, как правило, оставались в семье мужа. В период правления Цинской династии девушка по имени Чжелан из рода судур была помолвлена с мужчиной из рода мэрдэн. После предоставления подарков чанта семье невесты, жених умер. Невеста, узнав о его внезапной смерти, сама надела траурную одежду и поехала в дом его родителей. Позже она усыновила ребенка и соблюдала вдовство. Цинские чиновники увековечили память о ней, установив памятник в местности Арчан Али, неподалеку от г. Баян-Тохой [Stuart, 1994, c. 13]. В начале XX в. бездетные вдовы могли повторно выйти замуж

201

после окончания траура. До вступления в брак бездетная вдова оставалась в доме покойного мужа. Если у нее рождался незаконнорожденный ребенок, их отправляли к ее родителям. У дауров существовала форма левирата, когда после смерти младшего брата старший брат мог жениться на его вдове. Младшему брату, в случае смерти старшего, подобная женитьба была запрещена. В целом обычай замены умершего мужа братом существовал у бурят, монголов и многих других народов.

Обращение к некоторым вопросам семьи и брака у дауров позволяет нам сделать заключение, что в XIX – 1-й половине XX в. в даурском обществе были сильны патриархально-родовые традиции, оказывавшие большое влияние и на брачные нормы народа. Рассмотренные материалы свидетельствуют о том, что брачные обряды дауров отличались сложностью и многообразием, у некоторых групп, например, хайларских дауров, свадебная обрядность имела свои особенности. Свадебные церемонии и обряды дауров обнаруживают некоторое сходство с аналогичными традициями монгольских и тунгусоманьчжурских народов, в частности, бурят, монголов, эвенков, что, вероятно, объясняется былыми этнокультурными взаимосвязями этих народов.

3.4. Язык и его особенности

По мнению подавляющего большинства ученыхфилологов, даурский язык относится к монгольской группе алтайской языковой семьи. Даурский язык очень своеобразен и сохранил многие архаические черты монгольских диалектов XIIIXIV вв., известных по памятникам того времени. В лексике дауров имеется значительное количество тунгусских и маньчжурских слов [Дауры, 1965, с. 666]. Есть мнение, что в начале XX в. даурский язык состоял из шести говоров: 1) наон хэли; 2) нэмэр хэли; 3) цицикарский говор, близкий к мергенскому; 4) мергенский говор, близкий к наонскому; 5) айгунский, близкий к цицикарскому; 6) хайларский, первоначально нэмэр, но затем изменившийся под влиянием монгольского. Существовала большая разница в языках нэмэр и наон. Говор нэмэр хэли не имел начального -х в тех словах,

202

которые в наон хэли начинались с -х. Например, харба (десять), хукур (корова). Еще одной особенностью было то, что нэмэр хэли имел -к, там, где в наон хэли был -х. Например, кара вместо хара (черный). В то же время нэмэр хэли имел –х там, где в наон хэли – к, например, хаочи, нэмэр хэли – каочи [Архив, ф. 145, оп. 1, № 16, л. 3]. Современные исследователи выделяют четыре диалекта: бутхаский, цицикарский, хайларский и синьцзянский.

Интерес к даурскому языку не ослабевает и в наши дни. Филологи многих стран мира прилагают усилия, чтобы при помощи даурского языка расшифровать киданьское письмо. Плодотворно продвигается работа ученых в деле сравнительносопоставительного анализа даурских слов и языка «Сокровенного сказания монголов». Однако немного трудов, где бы рассматривался сам язык, его диалектные особенности, лексические и морфологические признаки, свойственные только даурскому языку. В 1984 г. был издан даурско-китайский словарь под названием «Dawоer yu ci hui», составленный известным филологом Энхэбату. В нем насчитывалось более 7000 слов и словосочетаний. Для изучения даурского языка этот словарь представляет несомненную ценность. Он охватывает большое количество слов и выражений, до сих пор используемых даурами в разговорной речи. Но все же, как отмечали отдельные информаторы – хайларские дауры, встречались и некоторые упущения. Например, не были включены такие слова, как бохийд, нацанчирга и др., которые также обогащали словарный фонд [ПМА, Юй Шан].

Как писал Н.Н. Поппе, «дагурское наречие в отношении одних своих черт стоит очень близко к наиболее древним из доступных исследованию монгольских наречий, в отношении некоторых имеет много общего даже с письменно-монгольским языком, далее оно имеет ряд общих черт с южно-монгольскими говорами, ойратскими, бурятскими и могольским наречием» [Поппе, 1930, с. 4]. Выше, в разделе монографии, посвященном изучению этнонима даур, мы отмечали, что бурятскими языковедами В.И. Рассадиным, Л.Б. Бадмаевой, Ж.Б. Бадагаровым выявлено наличие древних родственных связей между языком дауров и бурят-эхиритов, некоторых лексических параллелей в языке дауров и унгинских бурят. По

203

данным Ж.Б. Бадагарова, «наличие ряда общих черт в фонетике, морфологии и лексике позволяет предположить, что бурятскодагурские языковые контакты имели место и в более позднее время». Свидетельствами более близкого языкового родства между даурами и бурятами являются, по мнению ученого, сходство в парадигме склонения местоимения 1-го лица единственного числа, наличие лично-предикативных частиц, одинаковых супплетивных основ для косвенных падежей, одинакового развития шипящей аффрикаты č и другие параллели

[Бадагаров, 2000, с. 11-14].

Исследователь Д.Г. Дамдинов выявил сходство даурского языка с языком ононских хамниган – одной из составных частей бурятского народа. По его мнению, общими в этих языках являются сохранение старого звука и в суффиксе причастия будущего времени –хи, наличие буквы i в первом слоге в некоторых даурских и хамниганских словах. Выявлены им и другие грамматические и фонетические сходства [Дамдинов, 1993, с. 85-88].

Поиски учеными конкретных доказательств существования генетических связей между указанными языками продолжаются и в настоящее время. На наш взгляд, в настоящее время материалы бурятских филологов представляются основанными лишь на отдельных примерах, и их на данный момент недостаточно, чтобы говорить о близком родстве бурятского и даурского языков. Вполне возможно, что в языках народов, ныне населяющих окраины монгольского мира, смогли сохраниться отдельные слова некогда единого древнего монгольского языка. Как показывают лингвистические материалы Б.Х. Тодаевой, язык дауров близок не только к бурятскому, но также и к некоторым говорам и диалектам языка монголов Внутренней Монголии (харчин-тумутский и арухорчин-баринский говоры восточного, чахарский говор центрального диалекта, а также и южный, ордосский диалект). В этих диалектах, как и в даурском языке, сохраняется исконный щипящий характер аффрикаты č как перед гласным i, так и перед остальными гласными. Замечено, что сохранение исконно щипящего характера данной аффрикаты č перед любым гласным сближает даурский язык со всеми остальными изолированными

204

монгольскими языками (монгорский, баоаньский, дунсянский), свидетельствуя тем самым о более древней ступени развития

[Тодаева, 1986, с. 30].

По мнению Чингэлтэя, даурский язык относится к числу изолированных языков, обладающих особенностями, и стоит близко к языкам монгольской группы. В своей схеме он включает даурский язык в монгольскую группу, вернее, в одну подгруппу вместе с бурятским, монгольским, калмыцким и могольским языками. Ко второй подгруппе им отнесены языки восточных югуров, монгоров, дунсян и баоань. Согласно схеме, сначала от праязыка произошло отделение даурского и могольского языков. Монгольский, бурятский, калмыцкий языки ответвились от основной линии гораздо позже. Во второй подгруппе ранее всех отделился язык восточных югуров, примерно в то же время, когда произошло отделение даурского и могольского языков. Языки монгоров, дунсян и баоань отделились позже. Далее автор выявляет некоторые параллели в указанных языках, в частности, даур. mina: (плеть), югуур. muna, дунсян. mina, бур. minaa; даур. kotun (город), бурят., баргут. хot, монг. balgas; даур. tark, монг. tsox, баоань. ekә, ойрат. toox (нам не удалось перевести на русский язык, используемое Чингэлтэем, даурское слово tark; с монгольского языка tsox переводится как «теменные бугры;

середина верхней части лба». - Б.Ц.) [Činggeltei, 1997, c. 233].

История формирования словарного состава любого языка находится в тесной связи с этнической историей. Для тщательного изучения необходимо также обратиться к истории развития языка, которая напрямую связана с определенными этапами формирования народа. Поэтому большую важность приобретает сбор материала по многим аспектам истории и культуры, включая хозяйство, поселения, одежду, пищу, религиозные обряды, представления о природе и государстве, бытовые обычаи и традиции. Материалы этнографических исследований помогут определить специфические черты исходного даурского языка и выявить степень влияния других языков. Как известно, в силу разных исторических обстоятельств во всех языках появляются многие заимствования, оказывая тем самым немалое влияние на формирование их словарного состава. Например, в даурский язык вошли следующие маньчжурские

205

заимствования: байта (дело), иргээбун (поэт), булку (зеркало, очки), илгаа (цветок) и т.д.

Нами перечислены лишь некоторые соответствия, на самом деле подобных заимствований очень много. Безусловно, маньчжурский язык оказал большое влияние на языки других народов северо-восточной части Китая. Находясь под маньчжурским владычеством, дауры не могли не перенять их слова и выражения. Как отмечает Мэндсурун, во всех сферах жизни дауров чувствуется огромное влияние маньчжуров, например, были заимствованы даурами указанный обычай приветствования и традиционный календарь. Например, год мыши – сингэри (общемонг. хулгана), барса – тасага (общемонг.

бар), дракона – мудур (общемонг. луу) и т.д. [Mendüsürün, 1990].

Что касается календаря, то, судя по данным Д.Д. Дондоковой, дауры также использовали и общемонгольский календарь. Например, седьмой месяц у калмыков и дауров носил название хуби, так же хуби hара именуется восьмой месяц (август) в тункинском диалекте бурятского языка. Исследовательница отмечает названия и других месяцев – кокук, куча, овоолжин, имеющие соответствия в языках монгольских народов

[Дондокова, 2003, с. 42-44].

Кроме того, в словарном фонде даурского языка также имеются слова, свидетельствующие о связях с другими народами, входящими в тунгусо-маньчжурскую группу. Например, встречаются эвенкийские слова: эргэл – желтый; ваалгэн – эхо, чалба- - береза, гускэ - волк и многие другие. Под влиянием даурского языка они в некоторой степени трансформировались в области фонетики.

Неуклонно увеличивается количество слов, заимствованных из китайского языка. Например, дэнцзэн (светильник, плошка), даан (гостиница, магазин), ваас (чулки), ганбул (руководящие кадры), данян (член партии). Большинство китайских заимствований относятся к новейшему периоду.

Попадаются в диалектах даурского языка отдельные тибетские и русские слова. Например, тибетские lam (лама), sudur (сутра); русские leeb (хлеб), topor (топор). К заимствованиям из русского языка относятся также слова gabna (копна), zharuud

206

(зарод), veizhulo (ведро), chachuk (чашка), vatink (ботинки) [ПМА, Юй Шан, Хэ Сяопин].

Приведем некоторые слова даурского языка, по мнению даурского краеведа Юй Шана, не встречающиеся в других языках: аабкат (сухое дерево), атаки (паук), аогеэбэй (заниматься подледным ловом), аолги (неверующий), ачикчаан (мышь), аткуй (близнецы), алхеэбэй (быть одиноким), бартар (запрет, табу), бээлбэт (бабочка), дард (колыбель), дарм (спина), даамал (темный), дуаан (арбуз), эбир (поросенок) и др. Ознакомление с этими научно-популярными данными дает основания полагать, что не все перечисленные слова можно отнести к разряду чисто даурских, например, в тунгусоманьчжурских языках встречаются ачикчаан (мышь), бээлбэт (бабочка), атаки (паук); нанайцы словом дарама называют спину [Петрова, 1935, с. 30], а эвенки - поясницу [Болдырев, 2000,

с. 144].

Вцелом изучение истории дауров, соседних тунгусоманьчжурских и монгольских народов приводит нас к выводу о том, что в древности они тесно взаимодействовали во всех сферах жизнедеятельности. Дальнейшее усовершенствование хозяйственно-культурных типов, отраслей хозяйства и образование государственности привели к появлению специфических особенностей (в том числе и языковых) этих народов. После образования КНР известные китайские историки

ифилологи начали изучать большое и малое киданьское письмо. Некоторые ученые предполагают сходство большинства исконных слов даурского языка с киданьскими. Около 30 киданьских слов, вероятно, имеют место в языке дауров [ПМА, И Сун]. По мнению Юй Шана, современные дауры, как и кидани, называют колыбель словом дарда, прикрытие от ветра на дымовой трубе – таргал или таралег, железо – кэсо, котел с ручками – дартмал, глину, которой обмазывают стены и крышу жилища – богие, излучину реки – мэрдэн, амурскую щуку малых размеров – чооралди [Yui Shan, 1996].

Всвою очередь, в эвенкийском языке встречается слово мэрдэн в значении «изгиб», в языке старых баргутов - слово хасуу в значении «железо». Надо сказать, что слово кас(-о) в значении

207

«железо» является одним из ключевых в филологической части киданьской версии происхождения дауров.

Одним из первых ученых, обратившихся к даурокиданьским языковым параллелям, был российский востоковед Б.И. Панкратов, отметивший, что в даурском языке железо называется кас, а в киданьском хэ-чжу/хэ-шу/ [Архив, ф. 145, оп. 1, № 16, л. 8]. Современные филологические изыскания в области исследования этих языков указывают на очевидную близость даурского языка к монгольским языкам и старописьменному монгольскому языку, а также на большое количество заимствований в лексике из тунгусо-маньчжурских языков. Вместе с тем отмечается некоторая вероятность сходства даурского языка с киданьским. Полноценное исследование в этом направлении усложняется тем, что язык и письмо киданей, как и другие аспекты истории и культуры этого народа, продолжают оставаться малоизученными и дискуссионными, хотя к настоящему времени ученые склоняются к монголоязычности киданей. Таким образом, на данный момент мы можем лишь в очередной раз констатировать, что развитие даурского языка, как и всей сложной этнической истории дауров, происходило в тесном взаимодействии с этноязыковыми процессами, протекавшими в Центральной и Северо-Восточной Азии.

В настоящее время подавляющее большинство даурского населения наряду с родным языком знает китайский язык. А дауры автономного района Внутренняя Монголия владеют монгольским языком. Школьное преподавание в регионах проживания дауров ведется на китайском языке. В автономном районе Внутренняя Монголия используют в преподавании китайский и монгольский языки. Даурский язык сохраняется в основном в быту. Почти не используется он в общении с друзьями и знакомыми вне работы, хотя еще в 50-е гг. XX в. даурский язык был одним из языков общения для национальных меньшинств – бурят, солонов, баргутов. Например, буряты пожилого возраста, проживающие в Эвенкийском автономном хошуне городского округа Хулун-Буир, прекрасно говорят на даурском языке [ПМА, Толто]. Из полевых материалов: «Дауры – народ с крепкими корнями, они до сих пор не забыли родного языка. Эвенки и буряты, живущие в Наньтуне, разговаривают на

208