Роль личности в истории

<... > В восемнадцатом веке люди, занимавшиеся филосо­фией истории, все сводили к сознательной деятельности лично­стей. <...> Исследования, написанные с точки зрения такого взгляда, имели очень мало общего с наукой и писались как про­поведи, только ради будто бы вытекающих из них нравственных «уроков». Против таких-то взглядов и восстали французские ис­торики времен реставрации. После потрясающих событий конца XVIII века уже решительно невозможно было думать, что исто­рия есть дело более или менее выдающихся и более или менее благородных и просвещенных личностей, по своему произволу

внушающих непросвещенной, но послушной массе те или другие чувства и понятия. <...> Бури, еще так недавно пережитые Францией, очень ясно показали, что ход исторических событий определяется далеко не одними только сознательными поступ­ками людей; уже одно это обстоятельство должно было наво­дить на мысль о том, что эти события совершаются под влияни­ем какой-то скрытой необходимости, действующей, подобно сти­хийным силам природы, слепо, но сообразно известным непре­ложным законам. <... >

Личности благодаря особенностям своего характера могут влиять на судьбу общества. Иногда их влияние бывает даже очень значительно, но как самая возможность подобного влия­ния, так и размеры его определяются организацией общества, соотношением его сил. Характер личности является «фактором» общественного развития лишь там, лишь тогда и лишь постоль­ку, где, когда и поскольку ей позволяют это общественные от­ношения. <...>

Но личность может проявить свои таланты только тогда, когда она займет необходимое для этого положение в обществе. <... >

Но если роли личностей определяются организацией обще­ства, то каким же образом их общественное влияние, обуслов­ленное этими ролями, может противоречить понятию о законо­сообразности общественного развития? Оно не только не проти­воречит ему, но служит одной из самых ярких его иллюстраций.

Но тут надо заметить вот что. Обусловленная организацией общества возможность общественного влияния личностей откры­вает дверь влиянию на исторические судьбы народов так назы­ваемых случайностей. <...>

Случайность есть нечто относительное. Она является лишь в точке пересечения необходимых процессов. Появление евро­пейцев в Америке было для жителей Мексики и Перу случайнос­тью в том смысле, что не вытекало из общественного развития этих стран. Но не случайностью была страсть к мореплаванию, овладевшая западными европейцами в конце средних веков; не случайностью было то обстоятельство, что сила европейцев лег-: ко преодолела сопротивление туземцев. Не случайны были и последствия завоевания Мексики и Перу европейцами; эти по­следствия определинись в конце концов равнодействующей двух сил: экономическою положения завоеванных стран, с одной сто­роны, и экономического положения завоевателей — с другой. А

эти силы, как и их равнодействующая, вполне могут быть пред­метом строго научного исследования. <... >

Причины французской революции заключались в свойствах общественных отношений, <...> в состоянии производитель­ных сил. <... > Каковы бы ни были особенности данной лично­сти, она не может устранить данные экономические отношения, раз они соответствуют данному состоянию производительных сил. Но индивидуальные особенности личности делают ее более или менее годной для удовлетворения тех общественных нужд, кото­рые вырастают на основе данных экономических отношений, или для противодействия такому удовлетворению. <... >

Влиятельные личности благодаря особенностям своего ума и характера могут изменять индивидуальную физиономию событий и некоторые частные их последствия, но они не могут изменить их общее направление, которое определяется другими силами. <...>

Говорят: «если все общественные явления необходимы, то наша деятельность не может иметь никакого значения». Это не­правильная формулировка правильной мысли. Надо сказать: если все делается посредством общего, то единичное, — а в том числе и мои личные усилия — не имеют никакого значения. Такой вы­вод правилен, только им неправильно пользуются. Он не имеет никакого смысла в применении к современному материалисти­ческому взгляду на историю, в котором есть место и для единич­ного. Но он был основателен в применении ко взглядам фран­цузских историков времен реставрации.

В настоящее время нельзя уже считать человеческую приро­ду последней и самой общей причиной исторического движения: если она постоянна, то она не может объяснить крайне изменчи­вый ход истории, а если она изменяется, то, очевидно, что ее изменения сами обусловливаются историческим движением. В настоящее время последней и самой общей причиной историчес­кого движения человечества надо признать развитие производи­тельных сил, которым обусловливаются последовательные из­менения в общественных отношениях людей. Рядом с этой об­щей причиной действуют особенные причины, т. е. та истори­ческая обстановка, при которой совершается развитие произво­дительных сил у данного народа и которая сама создана в после­дней инстанции развитием тех же сил у других народов, т. е. той же общей причиной.

Наконец, влияние особенных причин дополняется действием причин единичных, т. е. личных особенностей общественных деятелей и других «случайностей», благодаря которым события получают, наконец, свою индивидуальную физиономию. Единич­ные причины не могут произвести коренных изменений в дей­ствии общих и особенных причин, которыми к тому же обуслов­ливаются направление и пределы влияния единичных причин. Но все-таки несомненно, что история имела бы другую физионо­мию, если бы влиявшие на нее единичные причины были заме­нены другими причинами того же порядка. <... >

Великий человек велик не тем, что его личные особенности придают индивидуальную физиономию великим историческим событиям, а тем, что у него есть особенности, делающие его наи­более способным для служения великим общественным нуждам своего времени, возникшим под влиянием общих и особенных причин. Карлейль в своем известном сочинении о героях называ­ет великих людей начинателями (Beginners). Это очень удачное название. Великий человек является именно начинателем, пото­му что он видит дальше других и хочет сильнее других. Он реша­ет научные задачи, поставленные на очередь предыдущим ходом умственного развития общества; он указывает новые обществен­ные нужды, созданные предыдущим развитием общественных отношений; он берет на себя почин удовлетворения этих нужд. Он — герой. Не в том смысле герой, что он будто бы может остановить или изменить естественный ход вещей, а в том, что его деятельность является сознательным и свободным выраже­нием этого необходимого и бессознательного хода. В этом — все его значение, в этом — вся его сила. Но это — колоссальное зна­чение, страшная сила.

Что такое этот естественный ход событий? Бисмарк говорил, что мы не можем делать историю, а должны ожидать, пока она сделается. Но кем же делается история? Она делается обществен­ным человеком, который есть не единственный »фактор». Об­щественный человек сам создает свои, т. е. общественные, отно­шения. Но если он создает в данное время именно такие, а не другие отношения, то это происходит, разумеется, не без причи­ны; это обусловливается состоянием производительных сил. Никакой великий человек не может навязать обществу такие от­ношения, которые уже не соответствуют состоянию этих сил или еще не соответствуют ему. В этом смысле он, действительно, не

может делать историю, и в этом случае он напрасно стал бы пе­реставлять свои часы: он не ускорил бы течения времени и не повернул бы его назад. <...>

Плеханов Г.В. К вопросу о роли личности в истории //

Плеханов Г.В. Избранные философские произведения. В 5 т.

Т. 2, М., 1956. С. 315—316, 322—324, 326, 332—333.

Ленин Владимир Ильич (1870—1924) — революционер, убежденный сторонник теории марксизма. Со II съезда РСДРП (1903 г.) — лидер партии большевиков, которую в конечном итоге привел к победоносной пролетарской рево­люции, сначала развив ее теорию, а затем и осуществив ее на практике. После революции — глава правительства мо­лодой Советской России, — первого социалистического го­сударства, — занимался вопросами социального развития и общественно-государственного устройства, теоретически обо­сновывая проблему построения социализма и коммунизма. Основные философские работы: «Материализм и эмпи­риокритицизм» (1909), «Государство и революция» (1917), «Философские тетради» (1925), «О значении воинствующего материализма» (1922).

Учение о материи

<...> Материя есть философская категория для обозначе­ния объективной реальности, которая дана человеку в ощущени­ях его, которая копируется, фотографируется, отображается на­шими ощущениями, существуя независимо от них. Поэтому, говорить о том, что такое понятие может «устареть», есть мла­денческий лепет, есть бессмысленное повторение доводов мод­ной реакционной философии. Могла ли устареть за две тысячи лет развития философии борьба идеализма и материализма? Тен­денций или линий Платона и Демокрита в философии? Борьба религии и науки? Отрицания объективной истины и признания ее? Борьба сторонников сверхчувственного знания с противника­ми его?

Вопрос о том, принять или отвергнуть понятие материи, есть вопрос о доверии человека к показаниям его органов чувств, воп­рос об источнике нашего познания, вопрос, который ставился и обсуждался с самого начала философии, вопрос, который может

быть переряжен на тысячи ладов клоунами-профессорами, но который не может устареть, как не может устареть вопрос о том, является ли источником человеческого познания зрение и осяза­ние, слух и обоняние. Считать наши ощущения образами внеш­него мира — признавать объективную истину — стоять на точке зрения материалистической теории познания, — это одно и то же. <...>

Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм // Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 18. С. 131—132.

Практика — критерий истины

<... > Агностик — слово греческое: α значит по-гречески не; gnosis — знание. Агностик говорит: не знаю, есть ли объективная реальность, отражаемая, отображаемая нашими ощущениями, объявляю невозможным знать это. <... > Отсюда — отрицание объективной истины агностиком и терпимость, мещанская, фи­листерская, трусливая терпимость к учению о леших, домовых, католических святых и тому подобных вещах. <... >

Диалектика, — как разъяснял еще Гегель, — включает в себя момент релятивизма, отрицания, скептицизма, ионе сводится к релятивизму. Материалистическая диалектика Маркса и Энгель­са безусловно включает в себя релятивизм, но не сводится к нему, т. е. признает относительность всех наших знаний не в смысле отрицания объективной истины, а в смысле исторической услов­ности пределов приближения наших знаний к этой истине. <... >

Маркс в 1845 году, Энгельс в 1888 и 1892 гг. вводят критерий практики в основу теории познания материализма. Вне практики ставить вопрос о том, «соответствует ли человеческому мышле­нию предметная» (т. е. объективная) «истина», есть схоластика, — говорит Маркс во 2-м тезисе о Фейербахе. Лучшее опровержение кантианского и юмистского агностицизма, как и прочих фило­софских вывертов (Schrullen), есть практика, — повторяет Энгельс. «Успех наших действий доказывает согласие (соответствие, Übereinstimmung) наших восприятий с предметной» (объективной) «природой воспринимаемых вещей», — возражает Энгельс агно­стикам. <...>

Познание может быть биологически полезным, полезным в практике человека, в сохранении жизни, в сохранении вида, лишь тогда, если оно отражает объективную истину, независящую от человека. Для материалиста «успех» человеческой практики до-

казывает соответствие наших представлений с объективной при­родой вещей, которые мы воспринимаем. <... >

Точка зрения жизни, практики должна быть первой и основ­ной точкой зрения теории познания. И она приводит неизбежно к материализму, отбрасывая с порога бесконечные измышления профессорской схоластики. Конечно, при этом не надо забывать, что критерий практики никогда не может по самой сути дела подтвердить или опровергнуть полностью какого бы то ни было человеческого представления, <... >

Там же. С. 129, 139—140, 142, 145—146.

<... > От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике — таков диалектический путь познания ис­тины, познания объективной реальности. <... >

Истина есть процес ·. От субъективной идеи человек идет к объективной истине через «практику» (и технику). <... >

Ленин В.И. Философские тетради // Там же. Т. 29. С. 152—

153, 183.

Диалектика. Философия и естествознание

Раздвоение единого и познание противоречивых частей его <... > есть суть (одна из «сущностей», одна из основных, если не основная, особенностей или черт) диалектики. <... >

Правильность этой стороны содержания диалектики должна быть проверена историей науки. На эту сторону диалектики обыч­но (например, у Плеханова) обращают недостаточно внимания: тождество противоположностей берется как сумма примеров [«например, зерно»; «например, первобытный коммунизм». Тоже у Энгельса. Но это «для популярности»...], а не как закон познания (и закон объективного мира).

В математике + и — . Дифференциал и интеграл. > > механике действие и противодействие. > > физике положительное и отрицательное электричество. > > химии соединение и диссоциация атомов. > > общественной науке классовая борьба. Тождество противоположностей («единство» их, может быть, вернее сказать? хотя различие терминов тождество и единство здесь не особенно существенно. В известном смысле оба верны) есть признание (открытие) противоречивых, взаимоисключающих, противоположных тенденций во всех явлениях и процессах при­роды (и духа и общества в том числе). Условие познания всех

процессов мира в их «самодвиясении», в их спонтанейном разви­тии, в их живой жизни, есть познание их как единства противо­положностей. Развитие есть «борьба» противоположностей. Две основные (или две возможные? или две в истории наблюдающи­еся?) концепции развития (эволюции) суть: развитие как умень­шение и увеличение, как повторение, и развитие как единство противоположностей (раздвоение единого на взаимоисключаю­щие противоположности и взаимоотношение между ними).

При первой концепции движения остается в тени само-движение, его двигательная сила, его источник, его мотив (или сей источник переносится во вне — бог, субъект etc.). При второй концепции главное внимание устремляется именно на познание источника «само» движения.

Первая концепция мертва, бледна, суха. Вторая — жизненна. Только вторая дает ключ к «скачкам», к «перерыву постепен­ности», к «превращению в противоположность», к уничтожению старого и возникновению нового.

Единство (совпадение, тождество, равноденствие) противо­положностей условно, временно, преходяще, релятивно. Борьба взаимоисключающих противоположностей абсолютна, как абсо­лютно развитие, движение.

NB: отличие субъективизма (скептицизма и софистики etc.) от диалектики, между прочим, то, что в (объективной) диалек­тике относительно (релятивно) и различие между релятивным и абсолютным. Для объективной диалектики в релятивном есть абсолютное. Для субъективизма и софистики релятивное только релятивно и исключает абсолютное.

У Маркса в «Капитале» сначала анализируется самое про­стое, обычное, основное, самое массовидное, самое обыденное, миллиарды раз встречающееся, отношение буржуазного (товар­ного) общества: обмен товаров. Анализ вскрывает в этом про­стейшем явлении (в этой «клеточке» буржуазного общества) все противоречия (respective зародыши всех противоречий) совре­менного общества. Дальнейшее изложение показывает нам раз­витие (и рост и движение) этих противоречий и этого общества, в сумме его отдельных частей, от его начал до его конца.

Таков же должен быть метод изложения (respective изуче­ния) диалектики вообще (ибо диалектика буржуазного общества у Маркса есть лишь частный случай диалектики). Начать с само­го простого, обычного, массовидного etc., с предложения любо-

то: листья дерева зелены; Иван есть человек; Жучка есть собака и т.п. Уже здесь (как гениально заметил Гегель) есть диалекти­ка: отдельное е с т ь общее <...> Значит, противоположности (отдельное противоположно общему) тождественны: отдельное не существует иначе как в той связи, которая ведет к общему. Общее существует лишь в отдельном, через отдельное. Всякое отдельное есть (так или иначе) общее. Всякое общее есть (час­тичка или сторона или сущность) отдельного. Всякое общее лишь приблизительно охватывает все отдельные предметы. Всякое от­дельное тысячами переходов связано с другого рода отдельны­ми (вещами, явлениями, процессами) и т. д. Уже здесь есть элементы, зачатки понятия необходимости, объективной связи природы etc. Случайное и необходимое, явление и сущность, имеются уже здесь, ибо говоря: Иван есть человек, Жучка есть собака, это есть лист дерева и т. д., мы отбрасываем ряд при­знаков как случайные, мы отделяем существенное от являюще­гося и противополагаем одно другому.

Таким образом в любом предложении можно (и должно), как в «ячейке» («клеточке»), вскрыть зачатки всех элементов диа­лектики, показав таким образом, что всему познанию человека вообще свойственна диалектика. А естествознание показывает нам (и опять-таки это надо показать на любом простейшем примере) объективную природу в тех же ее качествах, превращение отдель­ного в общее, случайного в необходимое, переходы, переливы, взаимную связь противоположностей. Диалектика и е с т ь тео­рия познания (Гегеля и) марксизма: вот на какую «сторону» дела (это не «сторона» дела, а суть дела) не обратил внимания Плеха­нов, не говоря уже о других марксистах.

* * *

<...> Диалектика как живое, многостороннее (при вечно увеличивающемся числе сторон) познание с бездной оттенков вся­кого подхода, приближения к действительности (с философской системой, растущей в целое из каждого оттенка) — вот неизме­римо богатое содержание по сравнению с «метафизическим» ма­териализмом, основная беда коего есть неумение применить ди­алектики к Bildertheorie, к процессу и развитию познания.

Философский идеализм есть только чепуха с точки зрения материализма грубого, простого, метафизического. Наоборот, с точки зрения диалектического материализма философский иде-

ализм есть одностороннее, преувеличенное, überschwengliches (Dietzgen) развитие (раздувание, распухание) одной из черточек, сторон, граней познания в абсолют, оторванный от материи, от роды, обожествленный.

Идеализм есть поповщина. Верно. Но идеализм философс­кий есть («вернее» и «кроме того») дорога к поповщине через один из оттенков бесконечно сложного позна­ния (диалектического) человека.

Познание человека не есть (respective не идет по) прямая ли­ния, а кривая линия, бесконечно приближающаяся к ряду кругов, к спирали. Любой отрывок, обломок, кусочек этой кривой линии может быть превращен (односторонне превращен) в самостоя­тельную, целую, прямую линию, которая (если за деревьями не видеть леса) ведет только в болото, в поповщину (где ее з а -крепляет классовый интерес господствующих классов). Пря­молинейность и односторонность, деревянность и окостенелость, субъективная слепота voila (вот) гносеологические корни идеа­лизма. А у поповщины (= философского идеализма), конечно, есть гносеологические корни, она не беспочвенна, она есть пус­тоцвет, бесспорно, но пустоцвет, растущий на живом дереве, живого, плодотворного, истинного, могучего, всесильного, объек­тивного, абсолютного, человеческого познания.

Ленин В.И. Философские тетради // Там же. С. 316—322.

<... > Без солидного философского обоснования никакие ес­тественные науки, никакой материализм не может выдержать борьбы против натиска буржуазных идей и восстановления бур­жуазного миросозерцания. Чтобы выдержать эту борьбу и про­вести ее до конца с полным успехом, естественник должен быть современным материалистом, сознательным сторонником того материализма, который представлен Марксом. <... >

Ленин В.И. О значении воинствующего материализма //

Там же. Т. 45. С. 29—30.

Шестов Лев Исаакович (1866—1938) — философ-иррацш·;. оналист, литературовед, историк философии. Обучался вгл Московском и Киевском университетах. С 1910 г. жил пре­имущественно в Швейцарии, но бывал и в России, участво­вал в работе религиозно-философских собраний в Петербур­ге. Не приняв советской власти, с 1919 г. он стал эмигран-

том. В 1928 г. лично познакомился с Гуссерлем и Хайдегге-ром.

Основные философские работы: «Достоевский и Ницше (Фи­лософия трагедии)», «На весах Иова», «Киркегард и экзистенци­альная философия», «Афины и Иерусалим».