Человек — труд — общество

Общество есть законченное сущностное единство человека с природой, подлинное воскресение природы, осуществленный на­турализм человека и осуществленный гуманизм природы.

Там же. С. 118.

Практически естествознание посредством промышленности ворвалось в человеческую жизнь, преобразовало ее и подготови­ло человеческую эмансипацию, хотя непосредственно оно вынуж­дено было довершить обесчелсвечение человеческих отношений. Промышленность является действительным историческим от­ношением природы, а следовательно, и естествознания к челове-

ку. Поэтому если ее рассматривать как экзотерическое раскры­тие человеческих сущностных сил, то понятна станет и челове­ческая сущность человека... Становящаяся в человеческой исто­рии — этом акте возникновения человеческого общества — при­рода является действительной природой человека; поэтому при­рода, какой она становится — хотя и в отчужденной форме — благодаря промышленности, есть истинная антропологическая природа.

Там же. С. 124.

Сама история является действительной частью истории приро­ды, становления природы человеком. Впоследствии естествознание включит в себя науку о человеке в такой же мере, в какой наука о человеке включит в себя естествознание: это будет одна наука.

<...>

Вся так называемая всемирная история есть не что иное, как порождение человека человеческим трудом. [...]

Там же. Т. 42. С. 124, 126.

Труд как созидатель потребительских стоимостей, как полез­ный труд, есть независимое от всех общественных форм условие существования людей, вечная естественная необходимость: без него не был бы возможен обмен вещест^ между человеком и природой, т. е. не была бы возможна сама человеческая жизнь.

Человек в процессе производства может действовать лишь так, как действует сама природа, т. е. может изменять лишь фор­мы веществ. Более того, в самом этом труде формирования он постоянно опирается на содействие сил природы. Следователь­но, труд не единственный источник производимых им потреби­тельных стоимостей вещественного богатства. Труд есть отец богатства, как говорил Уильям Петти, земля — его мать.

Там же. Т. 23. С. 51-52.

Труд есть прежде всего процесс, совершающийся между чело­веком и природой, процесс, в котором человек своей собственной деятельностью опосредует, регулирует и контролирует обмен ве­ществ между собой и природой [...]. Воздействуя посредством этого движения на внешнюю природу и изменяя ее, он в то же время изменяет свою собственную природу. Он развивает дремлющие в ней силы и подчиняет игру этих сил своей собственной власти [...]. Мы предполагаем труд в такой форме, в которой он состав­ляет исключительное достояние человека. Паук совершает опера-

ции, напоминающие операции ткача, и пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове. В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в пред­ставлении человека, т. е. идеально. Человек не только изменяет форму того, что дано природой, он осуществляет вместе с тем и свою сознательную цель, которая как закон определяет способ и характер его действий и которой он должен подчинять свою волю.

Там же. С. 188—189.

Употребление и создание средств труда, хотя и свойственны в зародышевой форме некоторым видам животных, составляет специфически характерную черту человеческого процесса труда, и поэтому Франклин определяет человека как животное, делаю­щее орудия.

Там же. С. 190—191

Поскольку процесс труда есть лишь процесс между челове­ком и природой, — его простые элементы остаются одинаковы­ми для всех общественных форм развития. Но каждая опре­деленная историческая форма этого процесса развивает далее материальные основания и общественные формы его. Достигнув известной ступени зрелости, данная историческая форма сбрасы­вается и освобождает место для более высокой формы.

Там же. Т. 25. Ч. II. С. 456.

Как первобытный человек, чтобы удовлетворять свои потреб­ности, чтобы сохранять и воспроизводить свою жизнь, должен бороться с природой, так должен бороться и цивилизованный че­ловек, должен во всех общественных формах и при всех возмож­ных способах производства. С развитием человека расширяется это царство естественной необходимости, потому что расширя­ются его потребности; но в то же время расширяются и произво­дительные силы, которые служат для их удовлетворения. Сво­бода в этой области может заключаться лишь в том, что коллек­тивный человек, ассоциированные производители рационально регулируют этот свой обмен веществ с природой, ставят его под свой общий контроль, вместо того, чтобы он господствовал над ними как слепая сила; совершают его с наименьшей затратой сил и при условиях, наиболее достойных их человеческой природы и

адекватных ей. Но тем не менее это все же остается царством необходимости. По ту сторону его начинается развитие челове­ческих сил, которое является самоцелью, истинное царство сво­боды, которое однако, может расцвести лишь на этом царстве необходимости, как своем базисе. Сокращение рабочего дня — основное условие.

Там же. С. 387.

Человек — единственное животное, которое способно вы­браться, благодаря труду, из чисто животного состояния. _;

Там же. Т. 20. С. 510.

Дарвин не подозревал, какую горькую сатиру он написал на людей, и в особенности на своих земляков, когда он доказал, что свободная конкуренция, борьба за существование, прославляемая экономистами как величайшее историческое достижение, явля­ется нормальным состоянием мира животных. Лишь сознатель­ная организация общественного производства с планомерным распределением может поднять людей над прочими животными в общественном отношении точно так же, как их в специфически биологическом отношении подняло производство вообще.

Там же. С. 359.

На каждом шагу факты напоминают нам о том, что мы от­нюдь не властвуем над природой так, как завоеватель властвует над чужим народом, не властвуем над ней так, как кто-либо на­ходящийся вне природы, — что мы, наоборот, нашей плотью, кровью и*мозгом принадлежим ей и находимся внутри ее, что все наше господство над ней состоит в том, что мы, в отличие от всех других существ, умеем познавать ее законы и правильно их применять.

Там же. С. 496.

Найдя в истории развития труда ключ к пониманию всей ис­тории общества, новое направление с самого начала обращалось преимущественно к рабочему классу и встретило с его стороны такое сочувствие, какого оно не искало и не ожидало со стороны официальной науки.

Там же. Т. 21. С. 317.

Соотношение индивидуального и общественного

Сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному

индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений.

Там же. Т. 3. С. 3.

<...>

Обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства. Та сумма производительных сил, капита­лов и социальных форм общения, которую каждый индивид и каждое поколение застают как нечто данное, есть реальная осно­ва того, что философы представляли себе в виде «субстанции» и в виде «сущности человека», что они обожествляли и с чем боро­лись [...].

<...>

Люди, отнюдь не имея намерения образовать общество, сде­лали, однако, именно так, что развилось общество, — потому что они всегда хотели развиваться лишь как разрозненные лич­ности и поэтому достигли своего собственного развития только в обществе и через него.

Там же. С. 37, 202.

Всюду в истории «общий интерес» созидается индивидами, которые определены в качестве «частных людей» [...]. Эта про­тивоположность является лишь кажущейся, потому что одна из ее сторон, так называемое «всеобщее», постоянно порождается другой стороной, частным интересом, а отнюдь не противостоит последнему как самостоятельная сила, имеющая самостоятель­ную историю, — так что эта противоположность практически все снова уничтожается и вновь порождается. Мы имеем здесь, сле­довательно, не гегелевское «отрицательное единство» двух сто­рон противоположности, а материально обусловленное уничто­жение прежнего, материально обусловленного, способа существо­вания индивидов, с исчезновением которого исчезает и эта про­тивоположность с ее единством.

Там же. С. 236.

Если обстоятельства, в которых живет этот индивид, делают для него возможным лишь одностороннее развитие одного како­го-либо свойства за счет всех остальных, если они дают ему ма­териал и время для развития одного только этого свойства, то

этот индивид и не может пойти дальше одностороннего, уродли­вого развития.

Там же. С. 253.

[...] Общественная история людей есть всегда лишь история их индивидуального развития, сознают ли они это, или нет.

Там же. Т. 27. С. 402.

Общество не состоит из индивидов, а выражает сумму тех связей и отношений, в которых эти индивиды находятся друг к другу.

Там же. Т. 46. Ч. I. С. 214.

Раз люди так или иначе работают друг на друга, их труд по­лучает тем самым общественную форму.

Там же. Т. 23. С. 81.

В производстве люди вступают в отношение не только к при­роде. Они не могут производить, не соединяясь известным обра­зом для совместной деятельности и для взаимного обмена своей деятельностью. Чтобы производить, люди вступают в опре­деленные связи и отношения, и только в рамках этих обществен­ных связей и отношений существует их отношение к природе, имеет место производство.

Там же. Т. 6. С. 441.

[...] Общественный процесс производства [...] есть одновре­менно и процесс производства материальных условий существо­вания человеческой жизни, и протекающий в специфических ис-торико-экономических отношениях производства процесс произ­водства и воспроизводства самих производственных отношений, а тем самым, и носителей этого процесса, материальных усло­вий их существования и взаимных их отношений, то есть опре­деленной общественно-экономической формы последних.

Там же. Т. 2. Ч. II. С. 385.

[...] Если каждый зависит от производства всех, то все зави­сят от производства каждого, взаимно друг друга дополняя, и, таким образом, продукт каждого отдельного индивида — в меру своей стоимостной величины — через посредство процесса обра­щения является средством для участия в продукции обществен­ного производства вообще.

Там же. Т. 46. Ч. II. С. 447.

[...] Развитие способностей рода «человек», хотя оно вначале

совершается за счет большинства человеческих индивидов и даже целых человеческих классов, в конце концов разрушит этот анта­гонизм и совпадет с развитием каждого отдельного индивида; что, стало быть, более высокое развитие индивидуальности по­купается только ценой такого исторического процесса, p xorie которого индивиды приносятся в жертву.

Там же Т 26. Ч. II. С. 123.

Общественное произпсдггвй: методологический анализ

Когда речь идет о производстве, то всегда о производстве на определенной ступени общественного развития — о производстве общественных индивидов.

Производство вообще — это абстракция, но абстракция ра­зумная. [...] Определения, имеющие силу для производства во­обще, должны быть выделены именно для того, чтобы из-за един­ства, которое проистекает уже из того, что субъект, человече­ство, и объект природы, — одни и те же, не были забыты суще­ственные различия. В забвении этого заключается, например, вся мудрость современных экономистов, которые доказывают веч­ность и гармоничность существующих социальных отношений.

Там же. Т. 46. 4.1. С. 21.

Всякое производство есть присвоение индивидом предметов природы в рамках определенной формы общества и посредством нее. В этом смысле будет тавтологией сказать, что собственность (присвоение) есть условие производства. Смешно, однако, де­лать отсюда прыжок к определенной форме собственности, на­пример к частной собственности (что к тому же предполагало бы в качестве условия равным образом еще и противоположную форму — отсутствие собственности). История, наоборот, пока­зывает нам общую собственность (например, у индийцев, сла­вян, древних кельтов и т. д.) как более изначальную форму, — форму, которая еще долго играет значительную роль в виде об­щинной собственности.

Там же. С. 24.

Абстракция труда вообще есть не только мысленный резуль­тат некоторой конкретной совокупности видов труда. Безразли­чие к определенному виду труда соответствует такой форме об­щества, при которой индивиды с легкостью переходят от одного вида труда к другому и при которой данный определенный вид

труда является для них случайным и потому безразличным. Труд здесь, не только в категории, но и в реальной действительности, стал средством для создания богатства вообще и утратил ту сра-щенность, которая раньше существовала между определенными индивидами и определенными видами труда. Такое состояние в наиболее развитом виде имеет место в самой современной из су­ществующих форм буржуазного общества — в Соединенных Штатах.

Там же. С. 41.

Анатомия человека — ключ к анатомии обезьяны. Намеки же на более высокое у низших видов животных могут быть поня­ты только в том случае, если само это более высокое уже извес­тно. Буржуазная экономика дает нам, таким образом, ключ к античной и т. д. Однако вовсе не в том смысле, как это понима­ют экономисты, которые смазывают все исторические различия и во всех формах общества видят формы буржуазные. Можно понять оброк, десятину и т. д., если известна земельная рента, однако нельзя их отождествлять с последней.

Там же. С. 42.

Развитие материалистического понимания хотя бы на одном единственном историческом примере представляло собой науч­ную работу, требовавшую многолетних спокойных занятий, ибо ясно, что одними фразами тут ничего не сделаешь, что только при помощи большого, критически проверенного, в совершен­стве усвоенного исторического материала можно разрешить та­кую задачу.

Там же. Т. 13. С. 490-491, 492.

Маркс был и остается единственным человеком, который мог взять на себя труд высвободить из гегелевской логики то ядро, которое заключает в себе действительные открытия Гегеля в этой области, и восстановить диалектический метод, освобожденный от его идеалистических оболочек, в том простом виде, в котором он и становится единственно правильной формой развития мыс­ли. Выработку метода, который лежит в основе марксовой кри­тики политической экономии, мы считаем результатом, который по своему значению едва ли уступает основному материалисти­ческому воззрению.

Критику политической экономии, даже согласно выработан­ному методу, можно было проводить двояким образом: истори-

чески или логически. Так как в истории, как и в ее лпit,_Fai.?(».»«. отражении, развитие в общем и целом происходит также от про­стейших отношений к более сложным, то историческое развитие политико-экономической литературы давало естественную руко­водящую нить, которой могла придерживаться критика; при этом экономические категории в общем и целом появлялись бы в той же последовательности, как и в логическом развитии. Эта форма на первый взгляд имеет преимущество большей ясности, так как тут прослеживается действительное развитие, но на самом деле она была бы в лучшем случае только более популярной. История часто идет скачками и зигзагами, и если бы обязательно было следовать за ней повсюду, то пришлось бы не только поднять много материала незначительной важности, но и часто преры­вать ход мыслей. К тому же нельзя писать историю политичес­кой экономии без истории буржуазного общества, а это сделало бы работу бесконечной, так как отсутствует всякая подготови­тельная работа. Таким образом, единственно подходящим был логический метод исследования. Но этот метод в сущности явля­ется не чем иным, как тем же историческим методом, только освобожденным от исторической формы и от мешающих случай­ностей. С чего начинает история, с того же должен начинаться и ход мыслей, и его дальнейшее движение будет представлять со­бой не что иное, как отражение исторического процесса в абст­рактной и теоретически последовательной форме; отражение ис­правленное, но исправленное соответственно законам, которые дает сам действительный исторический процесс, причем каждый момент может рассматриваться в той точке его развития, где процесс достигает полной зрелости, своей классической формы. При этом методе мы исходим из первого и наиболее простого отношения, которое исторически, фактически находится перед нами, следовательно, в данном случае из первого экономического отношения, которое мы находим. Это отношение мы анализиру­ем. Уже самый факт, что это есть отношение, означает, что в нем есть две стороны, которые относятся друг к другу. Каждую из этих сторон мы рассматриваем отдельно; из этого вытекает харак­тер их отношения друг к другу, их взаимодействие. При этом об­наруживаются противоречия, которые требуют разрешения. [...]

Политическая экономия имеет дело не с вещами, а с отноше­ниями между людьми и в конечном счете между классами, но эти отношения всегда связаны с вещами и проявляются как вещи

Эта связь, о которой в отдельных случаях лишь догадывался тот или другой экономист, впервые была раскрыта Марксом во всем ее значении для всей политической экономии, и благодаря этому труднейшие вопросы он сделал такими простыми и ясными, что понять их смогут теперь даже буржуазные экономисты.

Там же. С. 496—498.