из электронной библиотеки / 168227728456258.pdf

В дальнейшем, в эпоху поздней классики у греков, поздней республики у римлян, функции очага разделяются. Сакральный характер сохраняется за очагом-алтарем, который теперь может располагаться как в центре зала, так и у стены. Жертвы (вино и фимиам) приносятся Гестии-

Весте498, у римлян также другим домашним богам: ларам и пенатам499. Очаг-алтарь — символ единства и благополучия семьи. Он концентрирует в себе самую суть дома, олицетворяет его, является средоточием самого дорогого для человека. У очага как сакрального центра дома собираются в праздничные дни все жильцы: и господа, и рабы. Очаг участвует в важнейших обрядах: вступлении во владение

домом, введении в дом новых рабов, женитьбе500. Так, в римском свадебном обряде есть эпизод, когда жених вручает невесте, внесенной на руках через порог его дома (чтобы не коснулась его или не споткнулась, что является плохой приметой), зажженный от огня очага факел. Этим, а также обрызгиванием воды из домашнего колодца, она приобщается к новой семье и ее святыням. Наутро после первой брачной

ночи молодая жена на очаге своего нового дома приносит жертву Ларам501.

Очаг-печь переносят либо в специально построенную для этих целей кухню, либо во внутренний двор. Кухня могла примыкать к мужской

части дома у греков502 и служить в обычных ситуациях одновременно и

столовой. Печь на кухне уже имела отводящую дым трубу503. В римских домах кухня с печью в углу была вынесена в конец дома. Она также, предположительно, имела отвод дыма. Отчасти сакральность сохранилась и здесь. Рядом с очагом стоял алтарь ларов, их изображения

могли быть на одной из стен504.

Разделение функций и разведение в разные участки домашнего

культурными событиями в эволюции внутреннего пространства жилища. Так была задана топологическая модель, сохранившая свое значение на века.

Эти факты можно интерпретировать как снижение культурного статуса приготовления пищи, о чем свидетельствует местоположение кухни на периферии домашнего пространства, либо на границе мужской части дома. О понижении статуса говорит также то, что стряпня отдается на

откуп рабам, слугам или наемным поварам и попадает в ведение хозяйки

дома, под ее общее руководство505. При всем том, что положение женщины в античном мире не всегда было столь ущемленным, как в эпоху греческой классики, в целом главную роль в семье и обществе на протяжении всего периода античности играл мужчина.

Здесь мы имеем также дело с частичной десакрализацией процесса приготовления пищи, места приготовления пищи (кухни) и места повседневной еды. В пространстве дома появляется помещение, которое можно использовать как место повседневной трапезы, противостоящее топологически и по ценностному значению праздничной гостинойстоловой.

Аналогичные процессы имеют место и в традиционной крестьянской культуре. Рассмотрим их на материале славянской и русской культуры.

Очаг, печь принадлежит к обязательным и самым древним элементам внутреннего пространства дома. Без печи жилой дом был невозможен. С огнем и дымом (= печью, очагом) связаны варианты старых и местных названий хозяина дома (огнищанин в "Русской правде"), селений: дымница (костромск.: селение), огнище (сербск.: селение,

аналогично у чехов, болгар)506.

Крестьянский жилой дом имеет одну печь. Это прежде всего и главным образом духовая печь ("русская печь", распространенная также у украинцев, белорусов, поляков, чехов, словаков), которая занимала 1/4 или 1/5 часть площади дома. В трех- и четырехкамерном доме могло быть две печи.

Печь полифункциональна. Это и источник тепла, и место приготовления пищи, и место для сна. В некоторых районах (преимущественно в центре России) печь использовали и для мытья, и как лечебное средство. "Кроме того, печь занимала исключительное место в системе народных обрядов,

верований и представлений"507. Главная среди функций печи —

В традиционном крестьянском жилище до начала ХХ в. место печи, как и других элементов интерьера (лавок, кроватей, "красного угла"), строго

определено. Печь стоит в правом от входа ближнем или дальнем углу508.

Важным конструктивным и семиотическим, культурно-символическим моментом внутренней планировки крестьянской избы считается оппозиция печи и "красного угла", так называемая "диагональ печь — красный угол". (Для славянской народной культуры вообще характерна семантическая, ритуально-сакральная отмеченность углов дома, а также связанных с ним топологически углов двора и приусадебного участка

как пограничных)509. Установление пространственной оппозиции "печь

— красный угол" исследователи связывают с внедрением в крестьянское жилище с начала Х в. косящатых, "красных" окон, намного улучшивших освещение внутреннего пространства. Если раньше печь противостояла двери, бывшей единственным полноценным источником света и по необходимости располагавшейся с южной стороны дома, теперь она противопоставлена окну (окнам) южной стороны, освещенной части внутреннего пространства и венчающему его "красному углу". Диагональ "печь — красный угол" — лишь естественное завершение эволюции противопоставления "печь — источник света". Эта топология в системе народного миросозерцания была осмыслена как антитеза сакрального и мирского. Характерное для крестьянской среды двоеверие закрепило за печью значение языческого центра избы, за красным углом

Кроме того, семантика этих мест, как и все остальное пространство жилища, содержала также оппозицию мужское / женское, что связано с делением пространства крестьянского жилища на мужскую и женскую части. При этом мужская сторона избы, например, у карелов считается торжественной, праздничной, чистой, венчается углом с иконами, который именуется божьим, большим, лучшим или мужским. В другой половине избы с печью и подпольем, соответствующей кухонной утварью и посудой хозяйничает женщина. Невидимые территориальные

границы охраняются обычаем. Мужчина не должен заходить на женскую половину511.

Деление внутреннего пространства жилища на мужскую и женскую части, ценностная иерархия этих частей были закономерным следствием распределения семейных и других социальных ролей между мужчиной и женщиной. Ведение домашнего хозяйства на протяжении веков и до сих пор, при всех изменениях в социальном положении европейской женщины и частичном перераспределении семейных ролей, — исконно женская обязанность, имеющая традиционно более низкий статус, чем занятия мужчины. Об этом свидетельствуют, в частности, материалы фундаментального исследования "История женщин в Западной

Европе"512. Можно вспомнить в этой связи и грустно-иронические констатации Р. Барта по поводу положения женщины в современной культуре. По мнению ученого, мир женщины, каким он предстает со страниц массовых изданий, скажем, журнала "Эль", по-прежнему не что иное, как мир гинекея, в котором женщина обслуживает мужчину. Предназначение женщины остается традиционным: рождение детей и

ведение домашнего хозяйства513". Процесс массового вовлечения женщин в профессиональную деятельность, имевший место во второй половине ХХ в., в сложившемся веками распределении семейных половых ролей мало что изменил.

Вернемся, однако, к очагу, печи. Уже шла речь о том, что в античном доме времен архаики, в крестьянской избе очаг (печь) многофункционален. Среди жизненно важных функций — отопление. По мере усложнения структуры внутреннего пространства жилища, появления отдельных комнат, залов, поддержание в них необходимой температуры обеспечивается переносными жаровнями, каминами, на смену которым в ХХ в. приходят системы водяного и парового отопления и электрообогреватели, поддерживающие стабильную температуру внутри помещения.

Замена открытого, видимого глазом огня теплом, ощущаемым осязательно, причем не только в отопительных устройствах и приборах, но и в печах, предназначенных для приготовления пищи (электро- и микроволновые печи), не только снижает риск возникновения пожара, но и радикально меняет "идеологию" и эстетику жилища. Вместе с исчезнувшим или почти исчезнувшим (если кухня оборудована газовой плитой) "живым" огнем из дома окончательно уходит язычество, присущая огню и подсознательно ощущающаяся магия. Ведь пиромания, гипнотическая тяга к созерцанию огня, в той или иной мере присуща каждому человеку и является живущим в нем архаическим, языческим прошлым. (Возможно поэтому в загородных домах-дачах, коттеджах сохраняются камины). Вытеснение из жилища живого огня — одно из знаковых подтверждений окончательного утверждения повседневности современного типа, повседневности, освободившейся от мифологическирелигиозного программирования, организованной на рациональнонаучной основе, использующей науко- и высокотехологически емкое оборудование, технику, машины.

К важнейшим функциональным зонам любого жилища принадлежит место для еды: специально выделенная для этого часть пространства однокомнатного дома (квартиры) или специальная комната — столовая

(гостиная-столовая, кухня-столовая) в многокомнатном доме, квартире, дворце. Атрибутом этого места, его обязательным элементом, символизирующем трапезу, является стол. Отсюда одно из наименований еды, трапезы — "застолье".

Имеющийся этнографический материал о культуре восточных славян показывает, что место для еды, стола в пространстве крестьянской избы было регламентированным, фиксированным. Оно определялось жизненной важностью питания, сакральным смыслом трапезы, общим раскладом утилитирно-функциональных и ритуально-магических, ценностных зон жилого помещения. В повседневной жизни стол, как правило, не передвигался и мыслился неотделимым от жилища настолько, что при продаже дома передавался новому владельцу. Стол сдвигался со своего места лишь в обрядовом действе свадьбы или похорон, а обычно располагался в "красном" углу. Размещение стола в "красном" углу исследователи связывают со складывающейся с X–XI вв. диагональной структурой жилища, в которой божий угол противостоит

— по диагонали — печи как языческому центру избы. Закрепленное в этой оппозиции характерное для крестьянской среды двоеверие проявляется и в том, что трапеза и стол христианизируются, а печь и приготовление пищи сохраняет языческий мифологический и ритуальный контекст. Христианская сакральность стола, его осмысление как престола ("стол — престол божий", "стол — божья ладонь"), отношение к нему как к святой вещи определяло и некоторые элементы традиционного крестьянского застольного этикета и всякого рода запреты: не становиться на стол, не класть на него шапку, не садиться за стол в шапке, и др.

Еще один вариант размещения стола в пространстве избы дает крестьянская культура русского Севера и карел. Здесь стол обычно стоит торцом к среднему окну фасадной стены дома длинной стороной вдоль половиц. Лицевая стена имела сакральное значение, а среднее окно совпадало с границей мужской и женской частей избы. Тем самым стол

объединял и разделял мужское и женское пространство514.

Высокий стол, за которым сидят на высоком сиденье, внедряется в обиход Древней Руси постепенно, с приходом христианства, сначала в высших слоях общества, затем в остальных. Еда за высоким столом противопоставляется языческому обычаю сидения на земле во время

еды515. Тем не менее, у восточных и южных славян языческий обычай трапезы на земле, на полу сохраняется до ХХ в., правда, лишь в ритуальных ситуациях, в частности, связанных с погребальным обрядом

Еда на расстеленной на полу скатерти могла быть и уделом низших по социальному статусу или несовершеннолетних. Эта практика широко распространена в разных ареалах европейской культуры и общественных слоях. Так, в Западной Европе, в конце XII — первой половине XIII в. за трапезой в замке феодала "оруженосцы и женщины сидели на охапках соломы, порой накрытых вышитой тканью, или же просто на полу, как

слуги и лакеи"516. В Голландии в первой половине XVII в. в бюргерской

среде дети ели отдельно, сидя на стульчиках или прямо на полу517. Аналогичный обычай существует у карельских крестьян, которые, повидимому, еще в первой половине XIX в. "детей за стол вообще не сажали, а стелили им на полу специальную скатерть, не нее

раскладывали деревянные миски с едой"518.

Высокий стол постепенно входит в быт, в восточнославянский крестьянский обиход — лишь в XIX в. Для повседневной трапезы используется низкая лавка или маленький столик вроде табуретки, невысокий глинобитный стол. Еще в первой половине XIX в. украинские крестьяне обедали, сидя на полу, за такого рода столиком. За высокий стол садились лишь по большим праздникам. Широко

распространенными были также столы-скрыни519.

Использование сундуков в качестве столов и сидений известно и в западноевропейском Средневековье. Так, в дворянской среде XII– XIII вв. "сундук, основной вид мебели, служил одновременно шкафом, столом и сиденьем. Для выполнения последней функции он мог обладать спинкой и даже ручками. Однако сундук — это только дополнительное

сиденье. В основном сидели на общих скамьях..."520. Как

дополнительный стол и сиденье сундук мог использоваться и позже, до середины XVI в.521

Каким бы ни был стол, большим или малым, столом-табуреткой или столом-сундуком, неразборным или со съемной столешницей, главное,

что его место в пространстве дома во время трапезы было постоянным. Это место менялось лишь в небудничных, ритуально отмеченных ситуациях, обрядовых (рождение, смерть, свадьба и т. п.) или праздничных (прием гостей).

Выделение пространства для еды в отдельную комнату и частичная или полная десакрализация трапезы переводит вопрос о местоположении

стола в плоскость практически-функциональную и эстетическую. Стол в столовой ставят там, где удобно разместить и обслужить участников трапезы.

Не менее универсальной культурно значимой характеристикой пространства для еды было место за столом участников трапезы. В

традиционной крестьянской культуре место стола было фиксированным не только во время праздничной, но и за повседневной трапезой. Распределение мест за столом обычно сообразуется с общими

пространством дома и пространством стола, а также субординацией участников трапезы. Ритуальное и праздничное застолье особенно

жестко фиксирует места за столом522. Так, определенные правила расположения пирующих за столом существовали в Древней Греции и Древнем Риме. Существовали разные варианты рассадки в зависимости от формы стола и лежанок вокруг него, но важно, что порядок мест был иерархически организован. Примечательно, что к наиболее почетным принадлежало место справа от хозяина. "По правую руку хозяина дома находилось самое почетное место, а самое отдаленное от него было и наименее почетным. Часто из-за места между приглашенными возникали споры. Плутарх поэтому советует хозяину размещать самому своих

гостей"523. У римлян "самым почетным местом на каждом ложе было левое, за исключением среднего ложа, где первым местом считалось

правое, которое находилось рядом с местом хозяина"524. Во времена Людовика XIV "места за столом поблизости к королю распределялись по рангам, затем по чинам…", но на уровне герцогов и маршалов " все

Если сотрапезники сидят на различных сиденьях, то эти предметы мебели также могут иерархически выстраиваться. Привилегированное положение среди сидений издавна занимает кресло со спинкой и подлокотниками. В античной культуре оно не используется во время трапезы, но служит официальным сиденьем хозяина дома или почетного

гостя526. Во Франции XVII в. Людовик XIV — единственный из участников трапезы сидит в кресле, остальные сидят на складных стульях. Если к "малому прибору", когда король обедает один, приглашена дама, она сидит на табурете. Подобная иерархия соблюдается и в других ситуациях. В семейном кругу, после ужина, Людовик сидит в кресле, мужчины (дети, внуки) стоят, принцессы —

сидят на табуретах527.

Субординация мест застолья — устойчивый, "архетипический" топос застолья, встречающийся во многих культурах и сохранившийся до настоящего времени. В ареале восточнославянской традиционной культуры самым почетным было место в "верху" стола, ближе к красному углу. Следующими по значимости была правая от хозяина сторона и ближайшие от него места справа и слева. Справа и слева от хозяина рассаживались по старшинству и родственной иерархии мужчины, на "нижнем" конце стола — женщины. Те из них, кому не хватало места, ели на лавке или около печи.

Если вспомнить то, о чем уже шла речь, — низкое в буквальном и социально-иерархическом смысле положение женщины во время трапезы — можно сказать, что "отодвинутость", маргинальность женщины в этой ситуации реализована последовательно, в обоих, горизонтальном и вертикальном, измерениях пространства. Здесь

сохранявшейся нормы застольного этикета, вероятно, в представлениях о "нечистоте" женской природы, связанных с регулами и кровотечениями во время родов (напомню, что после родов в течение 40 дней женщина в крестьянской среде вообще не допускалась за общий стол), а также в древнейших представлениях о соответствии еды и

полового акта и связанным с этим табу совместной трапезы жены и мужа528.

В русских городах еще в XVI–XVII вв. женщины ели отдельно от мужчин на женской половине. В высших слоях общества эти порядки начинают меняться с эпохи реформ Петра I, да и то преимущественно в столичных городах. В провинции же старые обычаи существовали еще в XVIII и в первой половине XIX в., а в деревенской жизни они живы до

сих пор529. Тем не менее, обмирщение дворянской культуры, ослабление действия мифологического программирования повседневной жизни приводят к тому, что в русской дворянской среде к этому времени утверждается более демократичный вариант рассадки во время застолья: мужчины и женщины садятся за противоположные стороны стола. Так рассаживаются гости на именинах Татьяны в пушкинском "Евгении Онегине".

Если обратиться к тому, что отражено в памятниках искусства, то можно увидеть, что в живописных изображениях застолья женщине находится

место за общим столом, более того, — место рядом с мужчиной. Формирующийся в эпоху зрелого и позднего Средневековья куртуазный стиль жизни с его служением Прекрасной Даме, новое отношение к женщине как к равному мужчине партнеру в гуманистической культуре Возрождения рождает и новую форму застольного общения мужчин и женщин, рассадку за столом парами: мужчина рядом с женщиной. Эта ситуация, отражена, например, в картине одного из учеников Кранаха, мастера Ханса, — "Четвертая заповедь" (1529), где изображено застолье супружеской пары. (Муж и жена сидят рядом на лавках или сундуках за небольшим квадратным столом). Можно вспомнить и более известную картину, воплощающую одну из мифологем Ренессанса, — мечту о телесном бессмертии, возвращении молодости — работу Лукаса Кранаха Старшего "Фонтан юности" (1546), где среди прочего изображены и омоложенные купанием в фонтане мужчины и женщины, сидящие парами за столом.

Современная культура, освободившая принятие пищи от мифологического и религиозного контекста, сохраняет элементы ритуального застолья и расположения сотрапезников за столом в застольном этикете (этикет — "умерший" ритуал), праздничного, званого застолья. Так, например, в одном из современных руководств по этикету предложен следующий вариант размещения гостей за столом. Хозяин и хозяйка сидят в центре длинных сторон стола друг против друга. Места по правую и левую руки хозяина и хозяйки — почетные. Мужчина-гость сидит по правую руку от хозяина и по левую — от хозяйки. Мужчины и женщины сидят вперемежку. Супружеские пары разъединяют, за исключением новобрачных и празднующих годовщины

супружеской жизни530. Повседневное же принятие пищи не регламентируется, в том числе и топологически, в отношении распределения мест за столом. Единственное указание, отражающее сложившуюся норму, — каждый член семьи имеет постоянное место за столом.

Втрапезе участвует не только стол, но и комплекс предметов, таких как посуда, столовые приборы, скатерть и др. Наличие или отсутствие тех или иных элементов предметной оснастки застолья, а также материал, из которого сделаны посуда, приборы и проч., их эстетическое оформление имеют важный социокультурный смысл, состоящий, в частности, в следующем.

Входе исторического развития функции посуды и столовых приборов дифференцируются, что вызывает к жизни новые элементы столовой

посуды и новые виды столовых приборов. Так, еще в начале XIII в. за столом в феодальном замке "не было ни вилок, ни ложек, нож зачастую подавался один на двоих. Жидкие и полужидкие кушанья слуги наливали в блюда с ушками, также обычно расчитанные на двоих, и

соседи по столу отхлебывали по очереди"531. В позднем Средневековье в дворянской среде на смену одной общей миске или миске и ложке на двоих в XVI–XVII вв. приходит отдельная миска, затем тарелка и ложка или вилка для каждого участника застолья. Приведу мнения некоторых исследователей на этот счет.

"Обычай есть вдвоем из одной миски и одной ложкой просуществовал до XVII в., но уже в XIV в. во время роскошных трапез миска с супом

иногда ставилась перед каждым пирующим"532. "Долгое время у каждого не было своей вилки: лишь стольник, обязанностью которого было резать мясо, пользовался маленькой вилочкой... Единственная ложка находилась в центре стола: ею брали кусок торта или пирога...

Лишь при Генрихе II (во второй половине XVI в. — В. Л.) у каждого появилась своя вилка, похожая на ту, которой, как рассказывали

путешественники, с начала века пользовались в Венеции"533. "В XVI в. в Германии каждый сотрапезник имел уже свою тарелку (деревянную миску или оловянную тарелку). На стол для индивидуального пользования участников застолья начинает выкладываться ложка и

нож"534. "Принц Бухау, обедавший у Иоанна IV, вспоминал, что он не имел ни тарелки, ни ножа, ни ложки, но пользовался ими наряду с сидящим рядом боярином, поскольку сии приборы были подобраны "на пару"… Суп, к примеру, часто подавался в одной глубокой миске на двоих, и гости, обернувшись лицом к лицу, хлебали из одной посуды. Это позволяло соседям легче знакомится и активнее общаться… Однако такой обычай вызывал активную неприязнь у иностранцев… Поэтому позже наличие заморских гостей учитывалось заранее, им подавались

отдельные блюда, и тарелки менялись после каждой перемены блюд"535.

Правило "один человек — один столовый прибор" утверждалось постепенно в течение длительного времени. В XVII–XVIII вв. это становится нормой в кругу дворян и верхушки бюргеров, распространяясь мало помалу в средних и низших городских слоях и

К сказанному можно добавить пару уточнений. Считается, что вилка как часть индивидуального столового прибора, а не орудие труда повара,