из электронной библиотеки / 168227728456258.pdf

предупредительность поведения: дворянский, в том числе придворный этикет; интерьеры замков, дворцов и королевских резиденций, отличавшихся пышностью и богатством убранства; область моды, "или лучше сказать нарядов", которая в XV в. "гораздо ближе примыкает к сфере искусства, чем мы склонны это себе представить"181. "В повседневной жизни различия в мехах и цвете одежды, в фасоне шляп, чепцов, колпаков выявляли стройный распорядок сословий и титулов, передавали состояние радости или горя, подчеркивали нежные чувства между друзьями и влюбленными"182. Даже "вещи не столь значительные, такие, как путешествие, работа, деловое или дружеское посещение, также сопровождались неоднократными благословлениями, церемониями, присловьями и обставлялись теми или иными обрядами"183.

Перечисленные формы жизни с их внешними конструкциями и деталями воспринимались и переживались как выразительные, эстетические также и потому, что были воплощением идеалов и санкционированных обществом чувств. Для придания общественной репрезентативности не только формы быта, но и формы и способы проявления чувств, стилизовались, эстетизировались. Вместо того, чтобы скрывать какие-то чувства, как это делает современный европеец, люди Средневековья искали для их выражения прекрасные формы, стремились превратить их в зрелище также и для посторонних.

"Эстетика душевных переживаний" включала как чувство собственного достоинства, так и обязательные формальные выражения чувств радости или горя по случаю дня рождения, бракосочетания или смерти. В этом же ряду стояли: чувство братства, связанное с побратимством и братством по оружию; чувство сентиментальной дружбы — в распространенном в XV — начале XVII столетия институте миньона, своеобразной параллели куртуазной любви; и, наконец, чувство любви, куртуазной любви.

Номенклатура чувств дополняется характеристикой их проявлений. Чувства выражались бурно, страстно, экзальтированно. "Повседневная жизнь неизменно давала раздолье пылким страстям и детской фантазии". Слезы не были чем-то зазорным. "Рыдания считались возвышенными и прекрасными"184.

У А. Черновой, особенно у Й. Хѐйзинги, в той или иной степени у всех, упомянутых в этой группе авторов, отчетливо обнаружилась тенденция к максимально широкому охвату явлений повседневной жизни. Эта тенденция диктуется "логикой материала", является органичным

следствием как природы повседневности, являющей собой малый универсум жизни, так и логикой эстетического отношения человека к действительности, его широтой, универсализмом. Указанной тенденции суждено было реализоваться в относительно полном объеме в своеобразной "эстетике снизу" — писательском исследовании В. Белова и в "эстетике сверху"185 — моих работах.

Уникальным опытом универсального охвата основных сторон деревенской жизни с точки зрения ее эстетических проявлений является книга писателя Василия Белова "Лад: Очерки о народной эстетике"186. Это своеобразная энциклопедия русской крестьянской жизни, начинающаяся с основы народной жизни и мировоззрения: времен года, годового цикла и кончающаяся описанием смысловых центров деревенского пространства — избы, мельницы, храма. При этом временные и пространственные характеристики русской крестьянской культуры представлены детально и с необходимой полнотой.

Так, пространство деревенской жизни вписано в контекст административно-территориальный (раздел "Миряне": край, волость, деревня, подворье, семья) и в контекст природного ландшафта (раздел "родное гнездо": лесной сеновал, лесная избушка, поскотина, гумно, амбар, баня, дом, двор). Время дано в измерении сезонно-циклическом, календарном; как распорядок дня и недели (будни и праздники); как время, этапы человеческой жизни (раздел "Жизненный круг": младенчество, детство, отрочество, юность, пора возмужания, преклонные годы, старость), а также как этапные, знаковые, эстетически, в том числе ритуально оформленные и праздничные события (раздел "Длиною в жизнь": свадьба, крестины, похороны, проводы в армию, ярмарка, сход, святки, масленица и т. п.). Не обойдены автором основные занятия мужчин и женщин, в том числе ремесла, одежда, застолье.

Общая идея, проведенная через всю работу, в своем теоретическом, тезисном выражении выглядит банально. Это идея органичности и универсальности эстетического отношения человека к миру и самому себе. Вспоминается кочующее в советскую эпоху из одной эстетической работы в другую высказывание К. Маркса о том, что человек творит мир "по законам красоты". Банальность этой мысли не делает ее неверной187. Автор "Лада", далекий от ученой, вузовской и академической эстетики, опираясь на личный опыт и знание народной жизни, совершенно верно формулирует и выносит в название своей книги одну из фундаментальных, базовых ее ценностей (которая, конечно, является и общечеловеческой ценностью) — ценность лада, гармонии, красоты.

Важнейшим достоинством работы Белова было то, что он раскрыл идею универсальности эстетического отношения человека к миру на сотнях конкретных примеров из крестьянской жизни, а жизнь эту представил с максимальной широтой охвата всех ее проявлений, создал эстетическую

А. Черновой, Й. Хѐйзинги. Подход этих авторов к повседневности выгодно контрастировал с традицией искусствоведения, академической и вузовской эстетики, осмыслявших эстетические проявления повседневной жизни преимущественно в их предметнопространственных формах. В центре внимания были архитектура, прикладное искусство и дизайн. Другие проявления эстетики повседневности не исследовались, а если на них и обращалось внимание, как, например, на так называемую эстетику поведения, оно было периферийным. Эта проблематика ощущалась как не имеющая серьезного теоретического содержания и была отдана популяризаторам для приобщения подрастающего поколения к правилам хорошего тона, общепринятым нормам поведения. Она отражена в брошюрах, издававшихся обществом "Знание", сборнике статей "Эстетика поведения", написанных видными деятелями советского искусства189. В изданиях подобного рода речь шла о красоте человека, не только внешней, телесной, но и внутренней, духовной; о комплексе нравственных качеств советского человека, делающих их обладателя нравственно совершенным и духовно красивым; о "хороших манерах" — правилах поведения в обществе; умении модно и красиво одеваться; косметике; осмысленном досуге, бытовом танце, пластике; традиции и современной практике дарения подарков и т. п.

Все это было описательно-ознакомительным, имело характер "заметок на случай" и практически-инструктивную направленность. Естественно, что в основу такого рода текстов было положено определенное понимание эстетического, отождествлявшегося с красотой, прекрасным и прекрасного — как соответствия идеалу. Читателю демонстрировались образцы, нормы, сценарии поведения в тех или иных ситуациях, следование которым с неизбежностью влекло за собой положительную эстетическую оценку как самого человека, так и окружающих.

Против такого понимания прекрасного трудно что-либо возразить. Оно опирается на многовековую традицию европейской философии, восходящую к Платону, и закреплено в современных учебниках и справочниках. Вместе с тем, это не единственно возможное понимание

прекрасного и эстетического. В современной эстетике существует не только иная, но и более дифференцированная интерпретация эстетического. Речь идет о концепции эстетического как выразительного, выразительной формы. Эта концепция дает шанс нового осмысления проблематики эстетики повседневности, уточнения того, что именно в повседневности является эстетическим.

Кроме того, в искусствоведении и эстетике складывалась ситуация, когда разные сферы проявления эстетического — предметнопространственная городская среда, то же — деревенская, естественные ландшафты и "зеленая" архитектура, костюм, прическа, косметика и др. оказались "разобраны" для изучения специалистами разного профиля гуманитарного знания. Потребность в собирании и хотя бы первичном осмысления всего комплекса эстетических явлений повседневности ощущалась к началу 90 х гг. достаточно отчетливо. К этому подвигала и так называемая эстетизация повседневной жизни эпохи постмодерна, ставшая предметом теоретической рефлексии в упоминавшихся работах,

иобращение к многочисленным эстетическим проявлениям

повседневности в трудах историков и культурологов.

Итак, ключом к постижению эстетики повседневности является интерпретация эстетического как выразительного.

Эстетическое как выразительное определяется выявленностью внутреннего во внешнем, содержания — в форме, качеством и своеобразием этой выявленности. Такое понимание эстетического восходит к Платону и Гегелю. В ХХ в. "выразительное" иногда включают в определение эстетики, предпочитая его "прекрасному" и "эстетическому". Так, Б. Кроче называет эстетику "наукой о выражении", А. Ф. Лосев — наукой о выразительных формах190. В той или иной мере такое понимание эстетического поддерживает часть современных ученых191.

В эстетическом как выразительном важна игра на грани внутреннего и внешнего, т. е. акцент на форме. Эстетическое отношение интересует "как организовано, выражено, воплощено формой данное содержание", а не содержание само по себе192.

В европейской традиции понятие "форма" ведет свое происхождение от латинского "forma", вобравшего смысл двух греческих слов — "morfe" и "eidos"193. Именно форма, будучи: а) воплощением содержания, явленным смыслом, б) внутренней структурой вещи, организующей ее элементы и части в единое целое, в) внешним видом, абрисом вещи;

выступает носителем эстетической ценности, выразительности.

В повседневном обиходе, на уровне здравого смысла эстетическая значимость упорядочивающей, формосозидающей деятельности известна каждому человеку. Ее правилами, часто интуитивно постигнутыми, мы пользуемся в своей повседневной жизни, оформляя определенным образом свою внешность, жилище, приводя в порядок свои мысли, чувства, отношения с другими людьми. Значительным эстетическим потенциалом обладают такие упорядоченные и структурированные формы человеческого общения, как ритуалы, будьто ритуал похорон или ритуал любовного ухаживания. Они очерчивают рамками более или менее жесткой формы текучую материю

Для осмысления эстетических проявлений повседневности важно еще одно, родственное рассмотренному, понятие — "стиль". Стиль — закон формы, ее логика, закономерность внешнего оформления вещи, явления, процесса. Благодаря закономерной, часто логически продуманной связи элементов стиля, даже по одной сохранившейся детали мы можем восстановить целое, с первого взгляда на предмет или человека определить их принадлежность к той или иной культуре. Стиль укутывает в свой "эстетический плащ" многие явления культуры и в этой "упаковке" сохраняет их для следующих поколений. Особенно остро своеобразие стилевого оформления чувствуется при обращении к прошлому, где все — от костюма и интерьера до особенностей проявления чувств — отмечено печатью определенного стиля, духа и аромата времени.

Форма и стиль — понятия, в которых зафиксирована прежде всего материально-предметная, бытийная, онтологическая, внешняя, формальная сторона эстетического. Но в этом внешне-формальном всегда просвечивает внутренне-содержательное, духовное, психологическое. Не случайно в ключевом понятии "выразительное" схватываются обе эти стороны, взаимопереходы внешнего и внутреннего, содержательного и формального.

При постижении природы эстетического важно учитывать, что выразительность — феномен чувственно воспринимаемый. Мир выразительных форм обращен в первую очередь к "физическим органам чувств" (Лосев). В этой связи появляется возможность поставить вопрос об органах чувств, являющихся проводниками эстетической информации. Если обычно к таким органам чувств относили только

зрение и слух, то более внимательное прочтение существующей философско-эстетической традиции и современных работ позволяют утверждать, что в эстетическом постижении действительности участвуют все органы чувств, хотя у зрения и слуха сохраняется в этом отношении приоритет. Ощущения осязания, обоняния и вкуса эстетизируются путем их дополнительной интеллектуализации,

Моя позиция состоит в том, что впечатления, ощущения так называемых "низших чувств": осязания, обоняния и вкуса не отлучаются от эстетических, как это делал еще Фома Аквинат в "Сумме теологии", но и не уравниваются, как это предложил Г. Шульце, с впечатлениями и переживаниями зрения и слуха, значительно более интеллектуализированными и одухотворенными в рамках европейской культуры.

Другое ключевое понятие — "повседневность". Его становление и спектр основных значений в историографии, социологии, семиотике были охарактеризованы в предыдущих параграфах настоящей работы.

Таким образом был очерчен круг проблем эстетики повседневности. В фокусе ее внимания — как внешне-событийные, предметные, так духовные, ментальные проявления повседневной жизни. Обращаясь к вещам и событиям, эстетика повседневности интересуется тем, как в них воплощены те или иные ментальные установки, ценностные ориентации. Обращаясь к духовному уровню повседневной жизни, она акцентирует внимание на особенностях форм его воплощения. Эстетика повседневности — это мир выразительных форм обыденной жизни. Эстетика повседневности — это "картина" обыденного эстетического сознания и характер его воплощения в вещах и поступках людей.

Развернутое здесь понимание эстетического было положено в основу исследования основных проявлений эстетики повседневности (эстетические чувства, в том числе чувство любви; эталоны внешности; косметика; костюм; ритуализованные формы общения: застолье, любовное ухаживание; вещно-предметная среда обитания человека) в широкой исторической перспективе — от античности до ХХ в. — в моей

*

Таким образом, в течение второй половины XIX–ХХ вв. складывается комплекс наук, изучающих повседневность: история повседневности, социология повседневности, философия (гносеология) и психология повседневности, семиотика повседневности, эстетика повседневности.

В последней трети ХХ в. в Западной Европе, в 90-е гг. в России интерес ученых к повседневной жизни заметно активизируется. Количество посвященных ей научных публикаций на основных европейских языках, включая русский, за последние 30 лет насчитывает не одну сотню наименований195. Повседневность все чаще обсуждается на научных конференциях и симпозиумах, иногда ей специально посвященных196, избирается темой диссертационных исследований197, обсуждается в периодических изданиях198. Массовыми тиражами переиздаются старые (XIX и нач. ХХ в.) и издаются новые научные и научно-популярные работы о повседневной жизни разных стран, исторических эпох, социальных слоев199.

Осуществленный в настоящей главе анализ становления проблематики повседневности в гуманитарных науках XIX–XX вв., а также знакомство с работами последних лет, указанными в сносках и другими, прямо или косвенно затрагивающими проблематику повседневности изданиями, позволяют сделать вывод, что повседневность стала одной из центральных проблем современного гуманитарного знания, что нынешнее состояние разработки проблемы повседневности требует выхода новый, более высокий уровень ее исследования. О том, как возможен выход на этот уровень, пойдет речь в следующей главе

диссертации. Глава 2. Выделение сферы повседневности как методологическая и теоретическая проблема

2.1. Возможные направления и методология исследования повседневности

Осуществленный в первой главе анализ основных направлений исследования повседневности показывает, что каждое из научных направлений по-своему определяет предмет исследования и исходит из определенных методологических предпосылок при изучении феномена повседневной жизни. Достигнутый в результате уровень обобщений позволил в общих чертах определить сущность и общие контуры повседневной жизни, осуществить ее первичную тематизацию, описать и

определение и описание основных ее элементов и структуры, рассмотрение ее функций и динамики исторического развития. Культурологическая модель повседневности должна сочетать в себе фундаментальность, присущую философскому анализу бытия, и фактологическую конкретность, за которой стоит своеобразие, специфика повседневной жизни. Культурология повседневности будет ближе философии культуры, но при этом она должна использовать и интергрировать данные и методы специальных наук о культуре, прежде всего историографии, истории культуры, социологии, семиотики культуры.

Теоретическая модель повседневности философского уровня обобщения должна строиться на базе фундаментальных, пространственновременных характеристик бытия. В нее должны быть включены характеристики пространства повседневности, с его топографией, определением центра, периферии, границ, приграничных территорий, способов и маршрутов перемещения внутри и выхода за пределы, и времени повседневности, понятого широко, включая понятие ритма и темпа: от ритмов тела — ритмических движений, ходьбы, бега, еды, питья и естественных отправлений — до ритма и темпа повседневных событий — распорядка дня — и контекста повседневных событий — календарного времени.

Хронотоп повседневности наполнен событиями, вещами (предметами) и участниками событий, создателями и пользователями вещей, повседневными деятелями, создателями, конструкторами мира повседневности. Следовательно, теоретическая модель повседневности должна включать также вещно-предметный ряд, событийный ряд и набор сценариев поведения, повседневных ритуалов, предполагающих гендерную и возрастную дифференциацию.

Перечисленные элементы структуры повседневности должны быть показаны в их функционировании и историческом развитии.

2.2. Границы и смысл понятия "повседневность"

Исследование повседневности должно начинаться с определения семантики слова "повседневность" и близких по смыслу слов, а также понятия "повседневность" в некоторых из охарактеризованных в первой главе научных направлениях.

Начнем с русского языка. В толковом словаре В. Даля, отражающем

лексику разговорного и литературного языка первой половины XIX в., повседневное (синонимы: ежедневно, вседневно, день-подню, изо дня в день) означает постоянно, изо дня в день повторяющееся205. Родственное слово "обыденный" означало то, что сделано или свершилось за один день. То, что делалось за одну ночь, определялось как "обыночное". Во множественном числе "обыдни" понималось как будни, простые, рабочие дни, не праздники.

Даль также фиксирует появившийся "ныне", как он пишет, новый оттенок смысла: "обыденный" как "обиходный". А "обиходный" прежде относился к иной семантической группе и означал: привычный, усвоенный, принятый, обыкновенный, простой, рядовой, бывающий большей частью, сплошь и рядом (в противоположность исключительному, особенному, из ряда вон выходящему). Близкие по смыслу существительные фиксируют тесную связь с обычаем, с тем, что общепринято. Отсюда "обычничать" — жить просто, по принятому обычаю, "обычайный" (о человеке) — блюдущий житейские обычаи, вежливый, уживчивый206.

В словаре С. И. Ожегова207, отражающем языковые реалии советского времени (первое издание — 1949 г., последние авторские изменения внесены в 4 е изд. 1960 г.), слова "повседневный" и "обыденный" сближаются. Семантика слова "повседневный" содержит в себе два оттенка смысла: внешне-временной ("проводимый изо дня в день, всегда, постоянно, не прекращающийся") и психологическиадаптационный ("бывающий всегда, привычный"). В свою очередь, "привычный" и "постоянный" раскрывают смысл слова "обычный"208, которое окружено родственными: "обыденный" (обыкновенный, заурядный), "обыкновенный" (обычный, ничем не выделяющийся).

У С. И. Ожегова впервые в качестве синонима "повседневности" появляется слово "быт", смысл которого раскрывается как "общий жизненный уклад, повседневная жизнь". Взятая в контексте календарного времени, повседневная, обычная, обыденная жизнь — это жизнь будничная, не праздничная. Здесь повседневность как будни противостоит праздничным, в том числе и выходным дням.

В конце 50-х гг. понимание "повседневного" как "обыденного", "заурядного", "будничного" окончательно закрепляется. При этом сохраняется и первый смысловой ряд (происходящий каждый день, изо дня в день)209.

Современные словари, выпущенные в 90-е гг. ХХ в., оставляют этот круг