Khrestomatia_po_istorii_Dalnego_Vostoka_Kniga_2

вала предпочтения и никого не обижала. Танцевала, пила чай и провожала с той же обворожительной улыбкой.

— Какие парни, орлы,— вздыхала Фекла Ивановна.

— Хорошие ребята,— соглашалась дочь,— весел остроумные.

— Так чего ты с ними гырк-гырк и за дверь?

— А в старое время сразу обручальное кольцо з зывали? Ты, пожалуйста, не сватай меня за каждого, сйма себе выберу жениха.

— Внуков мне нескоро дождаться. Разведу кур, собак бы только, окаянных, попривязывали, передушат птицу,

— ворчала Фекла Ивановна.— Корову надо б да

поросеночка...

На Фекле Ивановне лежали все домашние заботы. Выполняла она и просьбы женщин: учила печь пироги, шанежки и целый день находилась на ногах.

— Забот тебе мало, мамочка,— смеялась дочь.— Корова нам сейчас ни к чему, молоко, творог в колхозе покупаем. А курочки не помешают.

Катер Калпе подошел к берегу, и несколько человек осторожно спустились по узкому, шаткому трапу. Среди них был и Кирка, он нес чемодан. Через левую руку перебросил пиджак; его встречали мать, сестра, дяди и тети.

Когда Кирка, окруженный толпой родственников, поднялся в новый отцовский дом, учительница вышла из пустого класса и побрела на берег.

Весь измазанный мазутом Калпе возился в машинном отделении, выглянул в окно и улыбнулся.

— Кирка вернулся,— сообщил он.

—Совсем?— поинтересовалась Каролина Федоровна.

—Не говорит.— Калпе прислушался, вышел из шинного отделения и сказал:— Из района кто-то едет.

Каролина Федоровна заметила быстроходный катер мчавшийся со стороны Нярги.

—Может, Богдан едет, может, Глотов, — предпо жил Калпе.— Им своими глазами все надо видеть.

Катер, развернувшись, пристал возле колхозного катерка. Из рубки вышел Павел Григорьевич.

—Калпе, здравствуй!— Он взял за локоть моториста, встряхнул ему руку.— Ты, говорят, на катере ночуешь и днюешь.

—За сыном ездил, Кирка вернулся,— обра проговорил Калпе.

—Знаю, слышал от Богдана. А, Каролина Федор

270

на, здравствуйте, здравствуйте! лекаИзда увидел вашу школу. К учебному году будет готова?

— Это зависит от Хорхоя Дяповича,— ответила учительница, да от заведующего районо товарища Новикова. Он нам парты должен прислать.

Глотов с Калпе поднялись на пригорок и скрылись за конторе, как встречает их Пиапон, смущенно улыбаясь? Глотов, понимая душевное состояние своего друга, пеpвым протягивает руку и обнимает его. Потом секретарь райкома за руку здоровается со всеми присутствующими, шутит со знакомыми, смеется. Пиапон рассказывает о

колхозных делах, жалуется, что плохо с пиломатериа-

лами, нет шарниров, не хватает гвоздей...

Каролина Федоровна улыбнулась, представив себе хитроватое лицо Пиапона; она-то знала, что из-за шарниров и гвоздей не останутся дома незаселенными. Другое дело, что интегралсоюз плохо еще снабжает их продовольствием: если раньше охотники удовлетворялись мукой да сахаром, то теперь они требуют и сливочного масла, и колбас, и консервов, и конфет, и печенья — изменилась жизнь, пришел достаток, изменился вкус у охотников. Но Пиапону важнее всего достроить дома, заселить их до зимы, поэтому-то он и хитрит.

На разговор о новой Конституции няргинцы и их помощники — плотники — собрались в школе. Каролина Федоровна устроилась позади всех, за широкими спинами плотников.

Глотов начал рассказ с первой Советской Конституции, разработанной Лениным, потом перешел к разъяснениям особо важных статей, новой Конституции — о власти Советов депутатов трудящийся, о собственности государственной и колхозной. Перешел к правам и обязанностям граждан СССР, рассказал о домах отдыха, санаториях.

— Сейчас я. не могу привести примеры, никто из вас еще не отдыхал в домах отдыха, не лечился в санаториях.

— Холгитону живот распороли,— подсказал кто-т задних рядов.

— Это было больничное лечение,— усмехнулся секре-

271

272

тона? Не чувствовал ли он, когда поступал в работники, себя нике своего хозяина?

— Не знаю, они здесь находятся, их спрашивай. Холгитон с Годо молчали, разговор об их прошлых

отношениях всегда коробил их.

— Не надо у них спрашивать, это и так понятно. П царизме не было равноправия. А теперь равноправие всех народов закрепляется в Конституции, в высшем законе нашей страны.

— Кирка, ты в Нярги остаешься работать?— спро ла Каролина Федоровна.

— Не знаю, не решил еще.

Секретарь райкома продолжал беседу, своими вопросами пытался пробудить активность слушателей, предлагал высказаться по отдельным статьям новой Конституции. Дополнений не было, обсуждаемый закон по всем статьям подходил охотникам. Конституция оберегала их честь и давала каждому такие права, о которых они и мечтать не смели в прошлом.

ДЖЕК АЛТАУЗЕН

ПОЛЯРНАЯ ПЕСНЯ

Бушует полярное море, Вздымается борт корабля. За нами в широком просторе Осталась Большая земля.

Погода кипит штормовая! Подруга моя, не забудь, Глаза поутру после сна открывая, На карте отметить мой путь.

Весной ты меня провожала, И, вспомнив улыбку твою, Я в темную ночь у штурвала О будущей встрече пою.

А тучи от края до края! Подруга моя, не забудь,

Глаза поутру после сна открывая, На карте отметить мой путь.

273

Вздымаются волны высоко, И суши не видно нигде, Идут ледоколы далеко По нашей полярной воде.

Идут они, ход ускоряя. Подруга моя, не забудь,

Глаза поутру после сна открывая, На карте отметить мой путь.

Давайте споем на просторе, Где ветер бушует вокруг, Про счастье, большое, как море, Про наших любимых подруг.

А сердце стучит, замирая! Подруга моя, не забудь, Глаза поутру после сна открывая, На карте отметить мой путь!

МИХАИЛ ВОДОПЬЯНОВ

НА КРЫЛЬЯХ В АРКТИКУ

«Только в Союзе Социалистических Советов возможны такие блестящие победы революционно-организаци- онной энергии людей над стихиями природы. Только у нас, где начата и неутомимо ведется война за освобождение трудового человечества, могут родиться герои, чья изумительная энергия вызывает восхищение даже наших врагов»,— писал А. М. Горький о челюскинской эпопее, навсегда вошедшей в историю как непревзойденный образец мужества и героизма людей, находившихся на краю гибели. Спасение челюскинцев явилось подлинным триумфом нашей авиации и еще раз показало, какое огромное будущее у самолета в небе Арктики.

Напомним вкратце ход событий, волновавших в 1934 году весь мир.

Вышедший из Ленинграда ледокольный пароход «Челюскин» ставил своей задачей повторить замечательное достижение ледокола «Сибиряков», прошедшего в 1932 году, впервые в истории человечества, за одну короткую летнюю навигацию путь от Белого моря до Тихого оке-

ана.Отважные мореплаватели в течение многих столетий

274

пытались пробить неприступные льды Крайнего Севера, мечтали об овладении великим северо-восточным проходом, прямым путем из Европы в Азию. Разрешить эту гигантскую задачу оказалось по плечу только советским людям, ведущим широкое и планомерное наступление в Арктике.

Изучение Арктики, организация сети полярных станций, многочисленные экспедиции — все это дало возможность приступить к освоению Северного морского пути, к превращению его в нормально действующую судоходную магистраль.

«Челюскин» шел по Северному морскому пути. Первые тяжелые льды в Карском море повредили ему

носовую часть, но эти раны скоро были залечены, и пароход двинулся дальше.

В штормовую погоду «Челюскин» прошел море Лаптевых и Восточно-Сибирское. Везде тщательно промерялись глубины, изучались и вода, и лед, и самый воздух — состояние погоды. Велись всесторонние научные наблюдения. Перед экспедицией стояло еще одно задание — доставить на зимовку острова Врангеля новую партию научных работников.

В конце сентября с парохода увидели остров, но подойти к нему и высадить зимовщиков помешал старый лед, через который не смог бы пробиться даже самый сильный ледокол. Ничего не оставалось, как следовать своим путем во Владивосток.

Впереди было коварное Чукотское море. Там «Сибиряков» потерял винт. Когда «Челюскин» вошел в воды Чукотского моря, оказалось, что девять десятых его поверхности покрыты льдом. Пароход пробивался, получая повреждения, но люди быстро исправляли их: надо было спешить, нельзя было терять ни одного дня — уже кончалось короткое арктическое лето. Вскоре вода между льдинами начала покрываться молодым льдом. Море затягивалось одной сплошной массой.

Движение «Челюскина» замедлялось. Летная разведка показала, что всего в пятнадцати милях впереди есть чистая вода, откуда нетрудно попасть в Берингов пролив, но выбраться изо льдов «Челюскин» уже не мог. Он не столько расталкивал льды, сколько вместе с ними в дрейфе медленно продвигался обратно на запад.

Безуспешно стремился пробиться к «Челюскину» ледокол «Литке», мужественно вышедший на помощь, несмотря на множество полученных им самим повреждений.

275

«Челюскин» вмерзал все сильнее и сильнее.

Так прошел ноябрь, декабрь, январь и часть февраля. Уже кончалась долгая полярная ночь и стало проглядывать солнце. Льды пошли словно приступом на судно. Короткий день и всю долгую ночь слышались далекие, как пушечная канонада, удары, раздавался скрежет: это сталкивались и громоздились друг на друга гигантские ледяные поля.

Весь корпус корабля содрогался от напряжения,

люди прислушивались к громам разбушевавшейся стихии. Бороться с ней было уже невозможно.

На пароходе несли бдительную вахту, наблюдая за ветром и состоянием льдов. Между членами коллектива заранее распределили обязанности на случай катастрофы, заготовили аварийный запас.

Вечером 12 февраля 1934 года ветер усилился. Грозные глыбы словно решили атаковать корабль. Все возрастал грохот наступающих льдов. Целую ночь неумолимый враг двигал полки ледяных валов. Казалось, из последних сил пружинила металлическая обшивка судна...

Наступило такое же бурное утро. И вот ровно в полдень огромный ледяной вал, возвышавшийся около борта, ринулся на корабль, льды прорвали подводную часть. Вода хлынула в машинное отделение. «Челюскин» был обречен. Стихия победила.

Жизнь корабля измерялась часами. Капитан Владимир Иванович Воронин приказал людям выгружаться на лед. Быстро, четко люди начали переправлять на лед свой аварийный запас. Ни один человек не дрогнул, не ушел с поста, не оставил погружающейся в воду палубы.

Были перерублены все канаты, крепившие стройматериал и другие грузы, с тем расчетом, что они всплывут после погружения корабля.

Но вот нос парохода стал уходить в воду, покрылась водой верхняя палуба, а затем и корма. Тогда раздалась команда:

— Все на лед!

На льду осталось сто четыре человека.

Отважный коллектив челюскинцев и его руководитель

276

Отто Юльевич Шмидт оказались достойными сынами своей великой Родины.

Быстро, с подлинно большевистской организованностью, люди построили и оборудовали свой поселок и тут же приступили к производству научных наблюдений. В свободное от работы время в лагере занимались кружки, был даже прочитан ряд лекций по диалектическому материализму.

Случалось, что ночью, разбуженные треском надвигающихся ледяных валов, челюскинцы срочно спасали свое имущество, продовольственные запасы, горючее. Ничто не могло нарушить строгого жизненного распорядка группы мужественных советских людей.

На небольшой ледяной площадке — десять парусиновых палаток и барак, отопляемые камельками. Вместо стекол в крошечные окна вставлены бутылки. Это — легендарный лагерь Шмидта.

На дрейфующей льдине живут люди, ждущие от своей Родины помощи и спасения. Это — советские люди, знающие свою страну, верящие в нее, и эта вера поддерживает в них мужество.

И Родина делает все, чтобы спасти своих детей.

Была создана специальная Правительственная комиссия, возглавляемая В. В. Куйбышевым.

Комиссию засыпали просьбами: все хотел принят участие в спасательной экспедиции. Писали рабочие, студенты, служащие, журналисты, моряки, а особенно много, конечно, летчики.

Решающую роль в спасательных операциях призваны были сыграть самолеты. Дружный советский коллектив челюскинцев работал день и ночь, подготовляя площадку для приема самолетов.

В капиталистических странах не поверили, что наши летчики в тяжелых зимних условиях смогут пролететь по неизведанным маршрутам и спасти людей. Иностранные газеты писали, что если даже часть самолетов дойдет до Чукотского полуострова, то все равно сесть на лед Чукотского моря они не смогут.

Я в это время собирался повторить свой перелет Москва — Камчатка, который был так неприятно прерван на Байкале.

Самолет был уже готов: утеплен, оборудован приборами для слепых полетов, трубки указателя скорости и других приборов подогревались от аккумулятора, были установлены добавочные баки для горючего.

Чем дольше я обдумывал условия полета за челюс

277

кинцами, тем больше приходил к убеждению, что мо машина неплохо для этого приспособлена.

Потом я стал соображать, насколько я сам гожусь для столь ответственного дела. Правда, в Арктике мне летать не приходилось, но зато я порядочно поработал на Дальнем Востоке, летал на Сахалин, над тундрой и тайгой, туманным Охотским морем и бурным Татарским проливом. Условия полета там были весьма сходны с арктическими.

Тщательно все продумав, я решил просить Правительственную комиссию разрешить мне лететь на помощь челюскинцам.

Путь к лагерю челюскинцев лежал через высокие горные хребты, через огромные пустынные пространства, где сотни километров отделяли один населенный пункт от другого. Никто еще не летал в этих местах зимней порой.

Я без конца изучал карту, составлял десятки планов и с волнением ожидал ответа на мою просьбу. В любую минуту я был готов сесть в свою машину и взять курс на северо-восток. Туда, к лагерю отважных людей, уже помчались десятки нарт с продовольствием, устремились ледоколы, полетели самолеты. Вся наша огромная страна жила думой о челюскинцах.

Я написал заявление начальнику Московского управления гражданского воздушного флота с просьбой направить меня на Чукотский полуостров.

Через несколько дней вызывает меня начальник и говорит:

— Я прочитал ваше заявление. Вы хоти челюскинцев?

— Да.

— Сколько вам лет?

— Тридцать четыре.

— Поживите до сорока, а потом полетите.

Я промолчал. Начальник пошел по кабинету, потом резко повернулся ко мне и спросил:

— Сколько человек сидит на льдине?

— Сто четыре.

— А когда вы прилетите туда, будет сто шесть. С маете там самолет, вас еще спасать придется. Ну, вот и все.«Нет, подумал я, это еще не все!»— И обратил «Правду» с просьбой помочь мне.

Вскоре меня вызвали в Кремль.

278

***

Когда я вошел в кабинет Куйбышева, Валериан Владимирович поднялся мне навстречу. Его глаза глядели приветливо и лицо озарялось доброй улыбкой.

Я четко, по-военному, отрапортовал:

— Пилот гражданской авиации Водопьянов!

— Знаю, знаю,— кивнул Куйбышев. Затем, пристально посмотрев на меня, спросил:— Ваша машина готова?

— Готова,— ответил я и добавил:— Надею задание выполнить.

—Покажите, какой вы себе наметили маршрут. Мы подошли к большой географической карте.

— Из Москвы до Николаевска-на-Амуре я полечу по оборудованной трассе,— стал докладывать я.— Дальше возьму курс на Охотск, бухту Нагаева, Гижигу, Кайенское, Анадырь, Ванкарем, а из Ванкарема на льдину.

— Кто-нибудь летал зимой по этой трассе — из колаевска на Чукотку?— спросил Куйбышев.

— Нет,— ответил я и тут же коротко рассказал, как я в прошлом году должен был пролететь вдоль Охотского побережья на Камчатку, но потерпел серьезную аварию на Байкале.

— Сейчас я надеюсь успешно повторить этот маршрут. И моя машина вполне приспособлена для этого,— подчеркнул я.

Куйбышев задумался, глядя на карту, а затем неожи-

данно спросил:

— А сколько у вас было аварий?

— Четыре.

— Четыре? А вот посмотрите, что здесь пишут о вас Взяв со стола мою характеристику, Валериан Влади-

мирович прочитал:

— «Имеет семь аварий». А вы говорите — четыре!

Я почувствовал, как во мне все оборвалось. Кровь бросилась в лицо. Неужели Валериан Владимирович подумал, что я сказал ему неправду! Торопясь, начал разъяснять неточность этой записи:

— Настоящих аварий у меня было всего четыре, а поломок много больше — около десяти. Но нельзя поломку считать аварией!

Валериан Владимирович внимательно слушал мои объяснения, а я продолжал говорить, все больше волнуясь, так как чувствовал, что судьба моего полета держится на волоске.

— Понимаете, товарищ Куйбышев, ну, допустим,

279