Khrestomatia_po_istorii_Dalnego_Vostoka_Kniga_2

обычай и прочитать письмо наедине: товарищи пишут о «подвигах», а тут который день за одним фашистом без толку охотишься... Но Куликов и Медведев заворчали: - Коль с Тихого океана - читай вслух!

Данилов.

Утро начиналось обычно: рассеивался ночной мрак, с каждой минутой все отчетливее обозначались позиции противника.

Рядом закипел бой, в воздухе шипели снаряды, но мы, припав к оптическим приборам, неотрывно следили за тем, что делалось впереди.

— Да вот он, я тебе пальцем покажу! — вдруг воскликнул политрук. Он чуть-чуть, буквально на секунду, приподнялся над бруствером, но этого оказалось достаточно. К счастью, пуля только ранила политрука.

Продолжаю наблюдать. Слева — подбитый танк, справа — дзот. Фашист в танке? Нет. Опытный снайпер там не засядет. В дзоте? Тоже нет—- амбразура закрыта плотно.

Между танком и дзотом, на ровном месте, перед самой линией обороны фашистов, лежит железный лист с небольшим бугорком битого кирпича. Давно лежит, примелькался. Ставлю себя в положение противника: где лучше занять снайперский пост? Не отрыть ли ячейку под тем листом? Ночью сделать к нему скрытые ходы...

Да, наверное, он там, под железным листом, на нейтральной полосе.

Решил проверить. На дощечку надел варежку, поднял ее. Фашист клюнул! Ага, отлично. Осторожно опу-

360

скаю дощечку в траншею в таком же положении, в каком приподнимал. Смотрю на пробоину. Никакого скоса, прямое попадание! Значит, точно, фашист под листом.

— Там, гадюка... — доносится из засады рядом тихий голос Николая Куликова.

Теперь надо его выманить. Хотя бы краешек гол

Бесполезно добиваться этого сейчас. Но с этой удачной позиции он вряд ли уйдет, характер его теперь достаточно известен.

Оборудовали пост ночью. Засели до рассвета. Гитлеровцы вели беспорядочный огонь. По переправе через Волгу били вражеские минометы. В небо взлетали ракеты. Затем ударила наша артиллерия, и фашистские минометы замолчали. Появились немецкие бомбардировщики.

Взошло солнце. Куликов сделал «слепой» выстрел: снайпера следовало заинтересовать. Решили первую половину дня переждать: блеск оптики мог нас выдать. После обеда наши винтовки были уже в тени, а на позиции фашиста упали прямые лучи солнца. У края листа что-то заблестело. Случайный осколок стекла или снайперский прицел?..

Куликов осторожно, как это может сделать только самый опытный снайпер, стал приподнимать каску. Фашист выстрелил. Куликов на мгновение приподнялся, громко вскрикнул и упал...

Наконец-то советский снайпер, «главный заяц», за которым охотился четыре дня, убит! — подумал, наверное, немец и высунул из-под листа полголовы. Я ударил. Голова фашиста осела, а оптический прицел его винтовки все также блестел на солнце.

Куликов лежал на дне траншеи и заливался громким смехом.

— Беги! — крикнул я ему.

Николай спохватился и пополз за мной к запасному посту. А на нашу засаду фашисты обрушили артиллерийский огонь.

Как только стемнело, наши на этом участке пошли в наступление. В разгар боя мы с Куликовым вытащили изпод железного листа убитого фашистского майора, извлекли его документы и доставили их командиру дивизии.

— Я был уверен, что вы эту берлинскую птицу подстрелите,— сказал полковник Батюк. — Но вам, това-

361

рищ Зайцев, предстоит новое дело. Завтра на одном участке ожидается наступление фашистов. Чуйков приказал отобрать группу лучших снайперов и сорвать атаку. Сколько у вас в строю хлопцев?

— Тринадцать человек. Комдив задумался. Потом сказал:

— Значит, тринадцать против сотен. Сумеете?

— Постараемся,— ответил я.

АЛЕКСАНДР БЕГУНОВ

МЫ — ПОДВОДНИКИ С ТИХОГО

В этот день вода в бухте была на редкость чистой, спокойной.

На подводных лодках тихо. Выходной день. Часть матросов ушла в увольнение.

Эх! Хорошо бы сейчас пойти на берег и, раздевшись, с разбегу упасть в прохладную горько-соленую воду. Но сегодня нам выпало нести вахту.

Мы только что пообедали и разыграли на спичках, кому мыть посуду. Досталось мне.

Саша Морозов, рассчитывая после вахты сходить в увольнение, принялся гладить брюки.

Но не успел он нагреть утюг, как в отсек вбежал Кротов и доложил старшине Лосеву:

— Объявлена боевая тревога!

— Есть! — ответил старшина, собиравшийся было прилечь отдохнуть. — Вахте по местам! Проверить готовность прочного корпуса к погружению!

Морозов недовольно проворчал:

— Вот жизнь моряцкая! И в выходной тревога. Через несколько минут собралась вся команда, и мы начали готовиться в море. Пришли уволенные на берег.

— Тревога, братцы, объявлена. Говорят, война началась... Как будто бы фашистская Германия на нас напала, — проговорил Сергей Чаговец.

А моторист Миша Богачев заметил:

— Это, наверное, общефлотское учение. Аккурат в самый раз. Лето... Сейчас в море красотища. Уйдем месяца на два.

Шли часы, а отбоя тревоги все нет и нет.

Из штаба нашего подразделения прибыли командир корабля капитан-лейтенант Братишко и его заместитель

362

старший политрук Шаповалов. Оба хмурые, суровые. Приказали собрать личный состав в первом отсеке. Собрались быстро, молча, ждем командира.

Он вошел в отсек и, оглядев нас, начал говорить:

— Товарищи! Сегодня в 4 часа утра фашистская Германия напала на западные границы нашей Родины. Идут ожесточенные бои от Баренцева до Черного моря...

Если бы нам объявили, что началась война с Японией, мы не удивились бы. Изо дня в день мы готовили себя и свою подводную лодку к борьбе с японскими самураями, которые уже не раз прощупывали крепость наших границ.

Мы стояли молчаливые, каждый про себя обдумывал услышанное от командира корабля.

— Есть вопросы? — спросил капитан-лейтенант. Мы молчали. Вдруг командир отделения электриков

Виктор Нищенко вскочил на ноги:

— Товарищ капитан-лейтенант! Прошу меня откомандировать на Черноморский флот! Вы знаете, в Одессе у меня мать... Невеста...

И вдруг мы как-то ощутили, что враг у нас дома. Команда в основном с Украины. Морозов — из Мелитополя, Грудин — из Ростова.

Командир сказал:

— Я понимаю вашу тревогу за близких вам У меня самого жена с детьми в Ленинграде, а мать и сестра в Ростове. Но подумайте сами, что будет, если все мы начнем проситься в действующий флот? Не забывайте, что рядом союзник фашистской Германии — Япония.

...Корабль к выходу в море мы готовили с особой тщательностью. Из головы не выходило: началась война!

С юных лет мы были уверены в несокрушимости нашей армии. Думали, что война скоро кончится, что фашистам несдобровать.

И до слез было обидно, когда стали приходить сведения об отступлении частей Красной Армии.

Командованию посыпались докладные с просьбой послать на фронт. Но только один — электрик Василий Князев — был направлен на Северный флот.

Он погиб в бою в феврале 1944 года.

* * *

363

того, что где-то там, на Черноморском, Балтийском и Северном флотах, подводники ведут бой с фашистскими захватчиками, а мы в это время занимаемся боевой подготовкой, мучило нас больше всех.

Мы утешали себя тем, что кому-то и здесь надо служить. Уж такова наша военная судьба. Утешение, конечно, было слабое, и каждый из нас мечтал о подвигах во имя Родины.

На учебных тренировках мы теперь изучали опыт подводников Северного, Балтийского и других флотов, добытый ими в тяжелых и сложных боях. Перед нами стояла задача овладеть этим опытом, и мы не жалели сил для тренировок.

Как-то раз, возвращаясь с учений, мы по курсу корабля в одном кабельтове обнаружили плавающую мину. Командир дивизиона приказал нам начать маневрирование для уничтожения мины артогнем.

На мостик был вызван артиллерийский расчет сорокапятимиллиметровой пушки. Схватив каску и противогаз, я выскочил вместе с ребятами.

Недалеко от корабля по левому борту в волнах ныряет зловещий черный шар. «Как мина очутилась в районе учения наших кораблей?» — невольно проносится в голове.

Задача предстоит трудная. При сильной качке попасть в ныряющий на волнах шар нелегко. Причем близко не подойдешь. Это опасно.

Наш наводчик Иван Горбенко прильнул глазами к прицелу, и мы все ждем, когда он, поймав шар, крикнет: «Цель».

Но вот грохнули выстрелы... Один, второй, третий...

Больно бьет по ушам. На шестом выстреле за кормой корабля вырастает огромный столб воды и черного дыма и раздается страшный грохот. Мина уничтожена.

Корабль ложится на прежний курс. Седьмой отсек поздравляет Ивана Горбенко. Кок Демьян Капинос лично принес литровую банку компота и, передавая ее Горбенко, торжественно сказал:

— От имени и по поручению вручаю тебе сей напиток, чтобы и впредь стрелял ты метко. — Демьян подумал немного н, видимо, не найдя больше слов, сказал:

— Ну и так далее. Ешь на здоровье! Вздохнув, Миша Богачев произнес:

— Выходит, братцы, и у нас пороха можно понюхать. Когда мина взорвалась, я думал, корма у корабля отвалится. Такой сильный удар был...

364

* * *

Весной 1942 года командование нашим дивизионом принял Герой Советского Союза капитан 1-го ранга Трипольский, а мы поняли: предстоят большие дела.

Чуть отдохнув после зимнего плавания, мы снова вышли в море. Это было красивое зрелище, когда четыре подводные лодки, идя в кильватере, на полном ходу делали поворот все вдруг и, держа равнение, шли строем.

Каждый понимал, что готовимся не к параду. И хотя нам не объяснили, что нас ждет, готовили мы себя к настоящим боям.

Произошли и некоторые замены в личном составе. Несколько человек были списаны по болезни на берег. Уходили они с неохотой, со слезами. Моторист Васильченко несколько раз приходил к командиру, доказывая, что он здоров. Но командир корабля капитан-лей- тенант Братишко был неумолим.

365

механик по этой части у нас был ас. Кроме того, к нам был назначен матрос Юра Нуждин. Он хорошо владел английским языком, но до этого служил на надводных кораблях.

— А знаете, братцы? Мы, верно, пойдем второй фронт открывать, — говорил моторист Борис Кротов.—- Судите сами.— Кротов загнул палец на своей маленькой, но крепкой руке. — Первое. Командиром дивизиона нам кого назначили? Героя Советского Союза, боевого подводника капитана 1-го ранга Трипольского. Почему? Да потому, что воевать пойдем, а у него опыт большой, еще в финскую Героя получил. Второе. Вот нам Юру дали. Зачем? Пойдем в Англию, там будем базироваться и наносить удары по фрицам. А что? Все возможно.

Мы не возражали. Все чувствовали, что впереди серьезные испытания.

И вот однажды утром со стороны нашей базы показался катер под флагом командующего флотом.

366

трактористы, токари и машинисты, успевшие до службы поработать год-два на предприятиях и в колхозах. Рабочие парни, грамотные, политически развитые. Коммунисты были для нас, молодежи, не только на,- чальниками, руководителями, но и товарищами по службе, всегда готовыми оказать помощь, передать свои знания и опыт.

* * *

Берингово море, как и Японское, встретило нас штормом. Качало так, что шахту подачи воздуха к дизелям стало заливать волной, и ее пришлось закрыть. Через рубочный люк и четвертый отсек, в котором держали двери переборок открытыми, дизели, как через гигантскую трубу, тянули воздух.

У мотористов стоял сизый, с запахом горелого масла чад. Они, побледневшие от качки и запаха горелого масла, вцепившись в поручни и маховики, стоически несли вахту. Пожалуй, им было всего тяжелей.

Но вот открылись скалистые, обрывистые берега у входа в Авачинскую губу.

12 октября 1942 года наши подводные лодки стали на рейд Петропавловска-Камчатского, а 15 октября мы снова вышли в море. В первом отсеке собрались свободные от вахт, и командир корабля объявил:

— Приказом Верховного Главнокомандующего мы зачислены в состав Северного флота. Так как Северный морской путь сейчас закрыт льдами, а время не ждет, мы пойдем через Тихий и Атлантический океаны в Мурманск. Сейчас наш курс на Алеутские острова, к американской военно-морской базе Датч-Харбор.

Командир посмотрел на нас, пошевелил густыми бровями и, улыбнувшись, спросил:

— Все ясно?

— Ясно! — дружно ответили мы.

Придется ли снова увидеть Дальний Восток? К берегам Родины мы придем в другом месте и вступим в бой с ненавистным врагом...

14 декабря в 15 часов мы ошвартовались в порту Галифакс. К нашей радости, в Галифаксе выпал снег, и мы выскочили на стенку причала, начали играть в снежки. Снег напоминал нам Родину.

Мы давно уже не получали известий с фронта и пользовались в основном сообщениями местных газет. На волжских берегах, под Сталинградом, шла гигантская битва, и газеты Канады сообщили о ней.

367

Юра Нуждин каждый день приносил кипы газет и переводил их нам. Были они противоречивы, по... полны восхищения героизмом и упорством советского народа и его армии.

А мы все дни упорно готовились к переходу в Англию. Это — наш последний переход. Ведь от Англии до Мурманска рукой подать.

В день победы под Сталинградом рабочие мастерских и военнослужащие базы с особенным чувством жали нам руки, хлопали по спинам и, улыбаясь, говорили:

— Гуд! Вери гуд!

Мы ходили счастливые, гордые нашим советским народом, его вооруженными силами и тем, что фашистские захватчики получили такой удар, от которого зашаталась вся их военная машина.

Но было немного и совестно. Жители Галифакса воздавали нам почести, как представителям Советских Вооруженных Сил, хотя мы лично еще и очень мало сделали для победы над врагом. И мы стремились быстрее попасть в действующую армию.

Наконец вечером 25 декабря 1942 года получили разрешение на выход в море. Тепло распрощавшись с гостеприимными канадцами, мы взяли курс к Англии.

10 января мы прибыли в порт Розойт на севере Англии. Вот еще одна страна на нашем пути. Здесь, чувствуется, знают, что такое война. Вечерами всюду затемнение. Люди суровы и сдержанны. Да и живут скромнее, без бросающейся в глаза роскоши.

Нашу подводную лодку поставили к стенке судоремонтного завода. Мы поселились в кубриках английского крейсера «Ливерпуль». Крейсер стоит в доке с огромной пробоиной в борту, полученной в боевом походе. Мы отдаем должное мужеству и умению английских моряков, сумевших привести свой крейсер с такими серьезными повреждениями.

Отсюда наши пути разошлись. Наше правительство договорилось об установке на одной из лодок английской гидроакустики и радиолокации. Выбор пал на нас. Мы, попрощавшись, взяли курс на Портсмут, а остальные лодки ушли в Полярный.

Установка приборов длилась несколько месяцев. Личный состав заскучал, все стали раздражитель-

ными, хмурыми.

В апреле мы через посольство получили известия об успехах тихоокеанских подводников на Северном фло-

368

те. В первых же походах лодка С-55 в марте 1943 года метким торпедным ударом потопила два фашистских транспорта в 2 тыс. и 3 тыс. тонн водоизмещением. Причем одним залпом. Это было зарождение ставшего потом знаменитым сушкинского удара — торпеды душ летом.

Не отставала от них и С-56. В апреле также потопила два фашистских транспорта в 8 тыс. и 4 тыс. тонн, а подводная лодка С-51 в начале мая отправила на дно фашистский транспорт.

Фашистское командование в полной мере ощутило удары тихоокеанцев, их выучку и боевую подготовку.

Пребывание за границей уже настолько осточертело, что мы отказались ходить в увольнение, все реже и реже в кубриках по вечерам слышались песни, и только общение с английскими матросами да кинокартины в их клубе скрашивали нашу жизнь.

Мы уже заучили несколько десятков английских слов и хоть с трудом, все же объяснялись с союзниками.

С удовольствием мы укрывали у себя английских матросов, сбегающих от ежедневных молитв.

Незнание английского языка приводило к смешным случаям. Однажды кок Капинос решил пойти сам, не дожидаясь переводчика, получать яйца для обеда.

Он долго на пальцах объяснял кладовщику, что ему нужно, но тот крутил головой, ничего не понимая из Димкиной жестикуляции. Тогда Димка присел на корточки, замахал руками и пропел: «Ку-ка-ре-ку».

Англичанин заулыбался, согласно мотнул головой:

— О’кей, комрид! — и повел Капиноса в другой склад. Там хранились у них куры.

Так в этот день мы и не поели яиц.

В Портсмуте мы познакомились с английскими девушками; Юре прибавилось работы. Каждый раз после встречи со своими знакомыми ему несли листки бумаги, исписанные женским почерком. Юра переводил, и мы узнавали, что хотели спросить девушки. Под нашу диктовку Нуждин писал ответ — и так осуществлялся разговор.

Однажды мы узнали, что в городском кинотеатре будет идти наша картина «Разгром немцев под Москвой». За билетами в кинотеатр стояли большие очереди, и замполиту Шаповалову пришлось заранее договориться с администрацией о выделении нам мест.

В один из дней мы строем пошли в кино. Столпив-

369