Khrestomatia_po_istorii_Dalnego_Vostoka_Kniga_2

330

фюнф»!..

В голосе этом сквозь досаду слышалась плохо скрытая тревога.

— «Рихтгофен», а «лавочкиных» боишься! — злорадно сказал сквозь зубы Мересьев, смотря на приближавшийся к ним вражеский строй и чувствуя во всем собранном теле веселую невесомость, захватывающий восторг, от которого волосы шевелились на голове.

Он разглядел врага. Это были истребители штурмовики «Фокке-Вульф-190», сильные, верткие машины, только что появившиеся тогда на вооружении и уже прозванные советскими летчиками «фоками».

Численно их было раза в два больше. Шли они тем самым строгим строем, каким отличались части дивизии «Рихтгофен»: шли лесенкой, парами, расположенными так, что каждая последующая защищала хвост предыдущей. Пользуясь превосходством в высоте, Федотов повел свою группу в атаку. Алексей мысленно уже наметил себе противника и, не теряя из виду остальных, несся на него, стараясь держать его в крестике прицела. Но кто-то опередил Федотова. Чья-то группа на «яках» зашла с другой стороны и стремительно атаковала немцев сверху — и так удачно, что сразу же разбила их строй. В воздухе началась сутолока. Оба строя распались на отдельно сражающиеся пары и четверки. Истребители старались пересечь противника линиями пулевых трасс, зайти в хвост, атаковать сбоку.

Пары кружились, гоняясь друг за другом, и в воздухе затеялся сложный хоровод.

Только опытный глаз мог разобраться в этой сутолоке, точно так же, как только опытный слух мог различить отдельные звуки, врывавшиеся через наушники в уши пилота. Что только не звучало в эту минуту в

331

эфире: и хриплая сочная брань идущего в атаку, и вопль ужаса подбитого, и крик торжества победителя, и стон раненого, и скрежет зубов напрягающегося на крутом вираже, и хрип тяжелого дыхания... Кто-то в упоении боя орал песню на чужом языке, кто-то ахнув по-детски, сказал «мама», кто-то, должно быть, нажимая на гашетки, зло приговаривал: «На тебе, на, на, на!»

Намеченная жертва ускользнула из мересьевского прицела. Вместо нее он увидел выше себя «Як», к хвосту которого прочно прицепился прямокрылый сигарообразный «фока». От крыльев «фоки» уже тянулись к «Яку» две параллельные полоски трасс. Они коснулись его хвоста. Мересьев свечой бросился вверх на выручку. На какую-то долю секунды над ним мелькнула темная тень, и в эту тень он постарался всадить длинную очередь из всего своего оружия. Он не видел, что произошло с «фокой». Он видел только, что «Як» с поврежденным хвостом дальше летел уже один. Мересьев оглянулся: не потерялся ли в кутерьме ведомый? Нет, он шел почти рядом.

— Не отставай, старик, — сказал сквозь зубы Алексей.

В наушниках звенело, трещало, пело на двух языках. Казалось по этим звукам, что борются не истребители высоко над землей, — казалось, что враги вцепились врукопашную и, хрипя и задыхаясь, напрягая все силы, катаются по земле.

Мересьев осмотрел воздух, намечая противника, и вдруг почувствовал, как у него сразу похолодела спина и волосы шевельнулись на затылке. Чуть пониже он увидел «Ла-5» и атакующего его сверху «фоку». Он не заметил номера советского самолета, но понял, почув-ствовал, что это Петров. «Фокке-Вульф» несся прямо на него, строча из всего своего оружия. Жить Петрову оставалось доли секунды. Сражались слишком близко, и Алексей не мог броситься на помощь другу, соблюдая правила воздушной атаки. Не было ни времени, ни места, чтобы развернуться. Жизнь товарища, стоявшая на карте, заставила Мересьева идти на риск. Он бросил свою машину по вертикали вниз и прибавил газу. Самолет, увлекаемый собственной тяжестью, помноженной на инерцию и на полную мощь мотора, весь содрогаясь от необычайного напряжения, пал камнем — нет, не камнем, а ракетой — прямо на короткокрылое тело «фоки», опутывая его нитями трасс. Чувствуя, что

332

от этой безумной скорости, от резкого снижения сознание уходит, Мересьев несся в пропасть и едва заметил помутневшими, налитыми кровью глазами, что где-то перед самым его винтом «фока» окутался дымным облаком взрыва. А Петров? Он куда-то исчез. Где он? Сбит? Спрыгнул? Ушел?

Небо кругом было чисто, и откуда-то издали, с невидимого уже самолета, в притихшем эфире гудел голос:

— Я — Чайка два, Федотов; я — Чайка два, Федотов, подстраивайтесь, подстраивайтесь ко мне. Домой. Я — Чайка два...

Должно быть, Федотов уводил группу.

После того как Мересьев, расправившись с «ФоккеВульфом», вывел свой самолет из сумасшедшего вертикального пике, он, жадно и тяжело дыша, наслаждался наступившим покоем, ощущая радость минувшей опасности, радость победы. Он взглянул на компас, чтобы определить обратный путь, и нахмурился, заметив, что бензина мало и вряд ли хватит до аэродрома. Но более страшное, чем бензомер со стрелкой, близкой к нулю, он увидел в следующее мгновение. Из мохнатых косм пушистого облака прямо на него несся бог весть откуда взявшийся «Фокке-Вульф-190». Думать было некогда, уходить некуда.

Враги стремительно понеслись друг на друга.

Шум воздушного боя, завязавшегося над дорога по которым тянулись тылы наступающей армии, слышали не только его участники, находившиеся в кабинах дерущихся самолетов.

Через сильную рацию управления слушал их на аэродроме и командир гвардейского истребительного полка полковник Иванов. Сам опытный ас, он по звукам, несущимся в эфире, понял, что бой идет жаркий, что противник силен и упорен и не хочет уступать небо. Весть о том, что Федотов ведет тяжелый бой над дорогами, быстро пронеслась по аэродрому. Все, кто мог, высыпали из лесу на поляну и тревожно смотрели на юг, откуда должны были прийти самолеты.

Врачи в халатах, дожевывая что-то на ходу, выбежали из столовой. Санитарные машины с огромными красными крестами на крышах кузовов, как слоны, вылезли из кустов и изготовились, стуча работающими моторами.

Сначала из-за гряды древесных вершин вынырнула и, не давая круга, снизилась и побежала по просторному полю первая пара — «единичка» Героя Советского

333

Открыли колпак. Втиснутое в сиденье, плавало в луже крови тело Петрова. Голова бессильно склонилась на грудь. Лицо было завешено длинными мокрыми прядями белокурых волос. Врачи и сестры расстегнули ремни, сняли окровавленную, разрубленную осколками парашютную сумку и осторожно вынули на землю неподвижное тело. У летчика были прострелены ноги, повреждена рука. Темные пятна быстро расплывались по синему комбинезону.

334

повязки, что полковник махнул рукой и процедил сквозь зубы, отворачиваясь:

— Ладно, поставьте. Пусть. Горючего у Мерес осталось не больше, чем на минуту. Не умрет.

Полковник следил, как на его секундомере, пульсируя, двигалась по кругу красная секундная стрелка. Все глядели на сизый лес, из-за зубцов которого должен был появиться последний самолет. Слух был напряжен. Но, кроме далекого гула канонады да ударов дятла, туго постукивающего невдалеке, ничего не было слышно.

Как долго иногда тянется минута!

А. П. БЕЛОБОРОДОВ, генерал армии, дважды Герой Советского Союза

НА ВОЛОКОЛАМСКОМ НАПРАВЛЕНИИ

За полвека в строю многое мне пришлось увидеть пережить.

Шестнадцатилетним подростком взял я в руки винтовку и пошел защищать Советскую власть. Боевое крещение получил в партизанском отряде Уварова в Иркутске. В 1923 году вместе с тремя земляками переступил порог Иркутской пехотной школы, стал курсантом. В 1926 году закончил Нижегородскую пехотную школу. Мне и курсантам Крысину, Шестакову, Аксенову было предоставлено право выбора места службы, так как у нас были самые высокие баллы на выпускных экзаменах. Все четверо попросились на Дальний Восток...

Как сейчас помню тот день, когда начальник политотдела школы Крайнов вручил дорогую сердцу книжечку — партийный билет, крепко обнял меня и пожелал успехов. Я был назначен для прохождения службы в Благовещенск. Здесь, в 6-м Хабаровском стрелковом полку, начался мой командирский путь. Разве мог я тогда подумать, что прослужу па Дальнем Востоке более двадцати лет? С Первой Краснознаменной армией связана моя военная биография. На Дальнем Востоке прошла моя молодость и пришла зрелость. Начинал командиром стрелкового взвода, заканчивал командующим армией.

Дальневосточники, дорогие сердцу земляки... Все ж это какие-то особенные люди. Я их видел на полях

335

учений, водил в атаки, наблюдал в сражениях и битвах. Не знаю ни одного случая, чтобы они дрогнули или подвели в бою.

336

ответили мы.

И все же на душе было неспокойно: дивизии предстояло сражаться с сильным, коварным врагом, победоносно прошедшим пол-Европы. Но воевали мы хорошо.

337

гитлеровцев, седьмая рота первой ворвалась в Михайловское. Почти в это же время батальон капитана Борисова овладел селением Федчино и перерезал дорогу на Рузу.

258-й стрелковый полк, оседлав дорогу Руза — Новопетровское, преградил путь гитлеровцам на Москву. Немцы не могли смириться с этим. Они приняли все меры, чтобы восстановить положение, выбить подразделения полка с занимаемых позиций. Против батальона Борисова они бросили до двух батальонов пехоты с танками, артиллерией, минометами. На одном из участков фашистам удалось вклиниться в нашу оборону и потеснить четвертую роту. Тогда командир батальона лично повел эту роту в контратаку и сумел отбросить врага. Фашисты потеряли более 6000 солдат и офицеров.

Наступавшие несколько правее части 18-й стрелковой дивизии под командованием полковника П. Н. Чернышева, которого я знал еще по Дальнему Востоку, также добились успеха — продвинулись в направлении Скирманова и вышли на реку Гряда.

Боевое крещение дивизия выдержала с честью. Она овладела Михайловским и селом Старое. В этих боях родились первые герои дивизии — И. А. Иванов, В. Д. Кузнецов, К. С. Синицын, А. М. Янкубаев и другие. Однако мы понесли и первые потери. Тяжело ранило командира 2-го стрелкового батальона 258-го стрелкового полка капитана Петра Васильевича Борисова.

С лучшей стороны показали себя наши медицинские работники и санитары. Санитар третьей стрелковой роты 258-го полка красноармеец Иван Григорьевич Авдеев в бою за Михайловское и в последующих боях

338

Все роты сильно ослабели. Надеемся, что нас скоро сменят. Слово «смена» для нас стало несбыточной мечтой. Скоро машины будут возвращены на родину без людей. Скоро в Михайловском не будет ни одного целого дома. Все стали жертвами гранат».

В 24-ю годовщину Великого Октября, когда на Красной площади проходил военный парад, дивизия продолжала кровопролитные бои на Волоколамском направлении. Убедившись, что атаки с фронта успеха не имеют, гитлеровцы решили обойти 258-й полк с фланга. 11-й моторизованный полк эсэсовской дивизии «Мертвая голова» имел задачу окружить и уничтожить батальон 258-го полка, очистив дорогу Руза — Новопетровское. Однако мы вовремя разгадали вражеский за-мысел. На угрожаемый участок был выдвинут третий батальон 131го полка, первый и второй батальоны 258-го. Наши подразделения сдержали натиск гитлеровцев и нанесли им значительный урон.

339