Khrestomatia_po_istorii_Dalnego_Vostoka_Kniga_2

как нужно маскироваться, вести наблюдение. Он предупредил: идти нужно так, чтобы не скрипел песок, не шуршали листья, не хрустели ветки. Бойцы шли осторожно, держа оружие наготове.

Внезапно впереди послышались шорохи. Стало ясно, что наскочили на засаду. Молодые пограничники растерялись, кое-кто даже попятился. Но Фокин смело ринулся вперед. Через несколько секунд там поднялась пальба и послышался шум борьбы. Я первым бросился ему на выручку. Это подстегнуло остальных, и победа оказалась за нами. Только одному белогвардейцу, в момент схватки отсидевшемуся в воде, удалось улизнуть на свою сторону живым.

Нарушителей привели на заставу. Белогвардейцы просто напугались нашей численности — никогда столько бойцов они не видели в пограничном наряде. И, наверное, подумали, что на них специально устроили облаву. Если бы они знали, что это необученные бойцы, то так быстро бы не сдались.

Тогда я получил первую благодарность за смелые действия на службе: «Вот с какими людьми я служу»,— с гордостью писал я о Фокине военкому. Военком, так я понял из его ответного письма, уже знал обо мне. Читал в газетах. «Спасибо, Никита Федорович,— писал он,— за хорошую службу. Рад вашим успехам. По-хорошему завидую, что у вас такие замечательные товарищи по оружию».

Уважительно писал. Называл по имени-отчеству. Называл меня «грозой шпионов и диверсантов». В шутку, конечно.

Пограничная хитрость

Пограничник, на то он и пограничник, что умеет во множестве шорохов различать те, которые его особо настораживают. И я этому искусству учился у своих старших товарищей. Перенимал их опыт, присматривался, как они себя ведут в сложной обстановке, и старался делать все так, как они.

Помню, как-то я услышал хруст веток.

— Слушай!— приказал Ингусу.

Пес насторожил уши. Он то привставал, то слегка повизгивал, выказывая нетерпение, и вдруг потянул поводок, увлекая меня за собой".

Я побежал мягко, бесшумно, безошибочно угадывая в темноте дозорную тропу. Иногда останавливался, ос-

300

матривая траву и кусты, прислушивался, проверяя себя, правильно ли иду. След был свежий, как у нас говорят, «горячий». Нарушитель только-только прошел.

По приметам я определил, сколько пробежал. Пять километров, десять, пятнадцать. Но мы, пограничники, были хорошо натренированы. На соревнованиях, которые устраивались на заставе в воскресные дни, каждого можно было назвать отличным бегуном. И это нам помогало на службе.

Но вот я внезапно остановился, словно наткнулся на невидимое препятствие. Я еще не увидел, но уже почувствовал, что где-то рядом находятся люди, что их несколько человек. Что делать? Отступать не годится. Вступать же с ними в неравную схватку — толку мало. У меня только маузер, они же наверняка хорошо вооружены. «Так,— сказал я сам себе,— не спеши, не торопись, все взвесь, все обдумай. Прежде всего следует уточнить, сколько нарушителей, а потом действовать».

Нарушители перешли на умеренный шаг, видимо полагая, что оторвались от погони, если только она была. Они не слышали, что кто-то шел сзади, по их следам. Это я сразу понял по их поведению. Следуя по пятам, определил, что их трое, всех их разглядел и наметил, кого нужно брать в первую очередь.

Один был вооружен парабеллумом и держал его наготове, у других в руках оружия не было.

Они остановились на короткий привал. Долговязый, тот, что был с парабеллумом, прислонился спиной к дереву, двое остальных прикуривали. Я даже уловил дым ароматного, дорогого табака. Незаметно подкравшись к нарушителям и хоронясь За стволом дерева, я громко крикнул:

— Бросай оружие!

Тот, что был с парабеллумом, растерявшись от неожиданности, наугад выстрелил три раза и выронил оружие. Он так и остался на месте, словно загипнотизированный. Двое других, бросив папиросы, метнулись в разные стороны.

Приказав Ингусу преследовать убегающих, я связал пойманного. Он даже не сопротивлялся.

Второго поймал Ингус.

— За мной!— приказал я ему и повел в сторону, где лежал связанный. Ингуса оставил сторожить диверсантов, а сам отправился искать третьего.

Тот по-заячьи петлял среди леса, но, видимо, потерял от страха ориентировку. Стал спускаться по ручью, н

301

не рассчитал, что ручей делает резкий поворот и ведет в ту сторону, где он был недавно со своими напарниками. Поэтому я спокойно поджидал его возле склоненной к воде ивы. Он подбежал ко мне вплотную и сразу же, как только я шагнул ему навстречу, поднял руки.

Я свел всех троих вместе. Развязал первого. Приказал им поднять руки и начал обыскивать. Держа в одной руке маузер, другой ощупывал карманы и одежду нарушителей. Ингус лежал в траве рядом.

Я обыскал одного, другого, забрал их документы, отбросил подальше их оружие. Подошел к третьему — и вдруг почувствовал сильный удар по голове. Диверсанты скрутили меня. Кровь заливала лицо. Я изо всех сил старался не потерять сознание, устоять на ногах. Понимал: если упаду, то тогда — конец. Вырываясь из цепких рук лазутчиков, я подставил одному подножку, второго ударил наотмашь. Силы были неравные. Ингусу я не мог подать команды. Но он сам увидел, что хозяину приходится туго, и бросился в самую гущу свалки. Он повисал то на одном диверсанте, то на другом, а они словно не замечали страшных укусов собаки: им нужно было разделаться со мной, а потом уже можно было покончить с овчаркой.

У меня гудела голова, перед глазами плыли розовые круги. Силы были на исходе. Диверсантам все же удалось повалить меня на землю. Оружия у них не было. И они всеми силами стремились завладеть моим маузером. Я прижал его к груди. Мне ломали пальцы, выворачивали руки, но я сопротивлялся.

Когда Ингус схватил одного из шпионов за шею, я, выбрав момент, нажал на спусковой крючок — нарушитель был убит наповал.

Двое других вскочили на ноги и скрылись в кустах. Я лежал не в силах подняться. Кружилась голова. Много потерял крови. Гимнастерка — хоть выжимай: мокрая от пота и крови.

Ингус ходил рядом, посматривая по сторонам: как бы кто не приблизился ко мне.

— Ингус,— позвал я своего друга. Овчарка подошла. Я ухватился за ее шею, кое-как поднялся. Но мысль, что диверсанты могут уйти, сверлила голову. Нет, я их задержу во что бы то ни стало.

— След, Ингус!— Я пристегнул поводок к ошейнику собаки и, временами теряя сознание, словно проваливаясь в какую-то яму, переставлял ноги, совершенно не чувствуя прикосновения их к земле.

302

Превозмогая приступы тошноты и тупую боль в затылке, я почти ничего не видел и не слышал и полностью полагался на Ингуса: он знает, куда мы спешим, что мы должны делать.

В густом перелеске я настиг одного. Тот оглянулся и не поверил своим глазам: я был жив и, наверное, страшен: волосы спутались и слиплись, лицо стянуло от высохшей и размазанной крови.

— С-с-дд-даюсь,— прошептал он и остановился.

— Если будешь бежать вслед за овчаркой и поможешь поймать своего напарника, тебе сохранят жизнь,— сказал я.

Диверсант молчал.

— Ну,— напомнил я ему,— понял?

— М-меня все ррр-авно ждет сс-мерть!— ответил лазутчик и всхлипнул.

— Беги! — прикрикнул я на него, — иначе будет х же, — и погрозил маузером.

Лазутчик посмотрел на оружие, встретился с моим жестким взглядом и побежал. Неторопливо и неохотно. Сделав несколько сот метров, он упал на землю, стал кататься по ней и кричать:

— Убивай, убивай, но дальше не сделаю ни шагу.

Что ж, решил я, уговаривать бесполезно. Только время зря потеряешь. А сейчас каждая минута дорога. Пришлось его связать так, чтобы он не дотянулся рукой до другой руки и не мог встать.

В это время товарищи, искавшие меня, шли по моему следу. Услышав треск ломающихся ветвей, они преградили путь второму диверсанту. Тот повернул назад, но увидел меня и устало опустился на траву.

Мы пошли в обратном направлении, чтобы подобрать связанного и убитого.

Вот и знакомая поляна. Но что это? Связанного нарушителя на ней не оказалось. Может быть, я ошибся?

Осмотрелся. Нет, вышел правильно. Поляну я не мог перепутать. Да вот и высокое развесистое дерево. Примята трава. Недалеко я увидел обрывки веревки. Странно,они

были надежными, как же лазутчик смог их разорвать? И только когда я взял в руки один обрывок, сразу все понял. Подкатившись к дереву, сломанному бурей, нарушитель перетер веревки и ушел.

— Найдем,— уверенно сказал я товарищам, потому что не сомневался: обессиленный человек постарается где-нибудь затаиться.

303

— Оставайся здесь,— предложили бойцы,— приведи себя в порядок, а мы займемся поиском.

Но я не хотел оставаться. Ополоснул лицо в реке, и как будто легче стало. След уходил в лес неровной дорожкой. Значит, лазутчик бежал на последнем дыхании. Его поводило из стороны в сторону. Штом он выдохся. Перешел на шаг. Видимо, каждый шаг давался ему с большим трудом. Он все чаще и чаще отдыхал, прислонившись спиной к деревьям. Садиться боялся, не надеясь на то, что потом сможет подняться.

Мы прошли несколько километров и вдруг потеряли след нарушителя. Куда же он мог подеваться? Как обычно в этих случаях, стали ходить по кругу, все время расширяя его диаметр. Следа не было. Спрятаться здесь он нигде не мог. В чем же дело? Я заглянул на дерево и увидел среди ветвей человека. Он недвижно лежал на ветвях.

— Спускайся!— крикнул я и постучал по стволу. В ответ — ни звука.

— Да он, наверное, спит,— сказал кто-то из товарищей.

— Или потерял сознание,— добавили другие.

— Разберемся,— сдерживая ярость, сказал я: мне было досадно — ведь лазутчик мог сообщить командованию ценные сведения.

304

Ч А С Т Ь I I I

КОГДА ШЛА ВОЙНА

Защита Отечества

В едином порыве вместе со всей страной на борьбу с фашистскими захватчиками поднялись и дальневосточники. Своим самоотверженным трудом в тылу и подвигами на фронте они внесли достойный- вклад в общее дело победы. С берегов Амура и Тихого океана по рельсам железных дорог застучали составы на запад. Призыв: «На Восток! На Восток!», так волновавший всех советских людей, сменился беспрекословным: «На Запад! Туда, где решается судьба Отчизны!» В годы войны с предприятий и строек, из колхозов и совхозов края уехали на фронт сотни тысяч коммунистов и комсомольцев. Только из Хабаровского края в первый 1941 год ушло 16 тыс. коммунистов и 90 тыс. комсомольцев, из Приморья —12 тыс. коммунистов и 49 тыс. комсомольцев. Дальневосточники давали своим посланцам наказ: «Умножайте боевые традиции, выкованные в боях с интервентами и белогвардейцами, в боях с белокитайцами на КВЖД, с японскими империалистами у Хасана и Халхин-Гола!»

Провожал на запад воинские соединейия и Дальневосточный форпост. Из его состава в действующую армию шли корпусные управления, стрелковые, танковые, кавалерийские дивизии, сотни маршевых рот, десятки бомбардировочных и истребительных авиационных полков, частей и подразделений специальных войск и многие другие подразделения.

Направил свои лучшие части на фронт и Тихоокеанский флот. Более 140 тысяч моряков-тихоокеанцев сражались с фашистами.

307

В бой с врагом дальневосточников повели заме тельные командиры и политработники.

Дважды Герой Советского Союза генерал армии А. П. Белобородов в то время командовал 78-й стрелковой дивизией. Ее части сражались под Волочаевкой, отличились при взятии сопки Июнь-Корань. В 1941 году эшелоны этой дивизии пересекли страну с востока на запад со скоростью курьерских поездов и вступили в бой под Москвой. Воины дивизии грудью встали на защиту Москвы. За стойкость и мужество при обороне столицы дивизия была преобразована в 9-ю гвардейскую. До самого дня победы шла она по трудным фронтовым дорогам. А после падения Берлина дивизия вернулась на Дальний Восток, чтобы принять участие в разгроме милитаристской Японии.

Первым комендантом поверженного Берлина в 1945 году был назначен дальневосточник — генералполковник, Герой Советского Союза Николай Эрастович Берзарин. Боевое крещение Н. Э. Берзарин получил у озера Хасан в 1938 году. За мужество и отвагу его наградили орденом Красного Знамени.

308

Они за честь, за честь амурскую Не раз ходили в жаркий бой. За нашу волю, волю русскую Стояли насмерть под Москвой.

Усамой Волги, Волги-матушки,

Усинего Днепра

Гремело их, да их таежное

Гвардейское ура...

За стойкость и массовый героизм, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками,дальневосточные дивизии, полки и бригады были награждены боевыми орденами, а восемь из них стали гвардейскими. Десятки тысяч воинов-дальневосточников и моряковтихоокеанцев награждены орденами и медалями.

Были сформированы 64-я, 62-я, 71-я бригады и бригады морской пехоты. Особенно отличилась 71-я бригада полковника Я- П. Безверхова. Когда на берегах Тихого океана стало известно, что «гвардейская часть командира Безверхова, действующая на одном участке Западного фронта, разгромила 3 полка вражеской пехоты и захватила 15 немецких танкоз, 460 автомашин, много орудий, пулеметов и винтовок», командование флота отправило на фронт телеграмму: «Поздравляем доблестных гвардейцев. Желаем дальнейших боевых успехов в разгроме немецкого фашизма».

Гвардейцы-тихоокеанцы ответили; «Благодарим за приветствие. Славные традиции и честь тихоокеанцев держим высоко!»

Как символ героизма моряков Тихоокеанского флота в селе Белый Рост под Москвой возвышается памятник, на котором высечены слова: «Героическим морякам, павшим смертью храбрых в боях с немецко-фашистскими захватчиками при защите родной Москвы. Декабрь 1941 года».

309