Khrestomatia_po_istorii_Dalnego_Vostoka_Kniga_2

Следом за ними ехали родственники, любители странствий, любители заработать, ехали ученые, практиканты, двигались воинские эшелоны.

Великое движение большевиков к Тихому океану началось в 1932 году. Когда-нибудь найдет трудолюбивый историк пыльные папки секретных приказов и в них неизвестные имена неизвестных стране героев, пришедших в тайгу и горы с первыми топорами и кайлами.

В то время советский Восток сам не знал еще, что он начинает. Великое начиналось с мелочей и не производило должного впечатления. Эпос гордости еще не волновал умов. Герои буравили горы, искали воду и нефть, пробивали дороги в глухой тайге и строили города. В дощатых театрах, рядом с котлованами, играли актеры столичных театров, бойцы строительных батальонов спорили в кружках о стихах Блока. Но так было везде, по всем углам Союза, и Дальний Восток не мечтал догнать и перегнать рост своей Родины, как то произошло через несколько лет.

Многое изменилось в крае с тех пор, как первые шестьсот комсомольцев пришли в тайгу. Появились новые люди, в новых городах проложили асфальтовые улицы, и тот, кто мог рассказать, как начались эти города, казался всем стариком, так давно, кажется, это было, так давно преодолено, строено и обжито. Но те, гто помнил ранние годы края, никогда не могли забыть их. Не было для них большей гордости, как вспоминать трудности, казавшиеся непреодолимыми, перебирать имена товарищей и видеть перед собой не мир готовых вещей, а тяжелую страстную историю их создания.

На преодоленных трудностях росла душа советского человека. Она становилась в ней на всю дальнейшую жизнь секретом прочной молодости. Чуть постарев в двадцать лет, советский человек оставался молодым до пятидесяти и дольше.

Из года в год он становился умнее. Остатки старых чувств увядали, и созревали новые чувства души.

Все государство наше было организовано растить людей мужественных, прямых и до конца честных. Все

190

лживое неизбежно шло к гибели. Трусость осмеивалась как общественное несчастье.

Все видимее становился человек. В поисках счастья он должен был стать простым, ясным и смелым. Жизнь заставляла его стать таким или отбрасывала без стеснения.

ВЕРА КЕТЛИНСКАЯ

МУЖЕСТВО

(глава из книги)

Вниз по Амуру плыли льды и пароходы.

Таких льдов комсомольцы еще не видали. Целые острова двигались по воде, крутясь и бултыхаясь. Они были громоздки, тяжелы, неповоротливы, они лезли друг на друга со скрежетом и гулом, разбрасывая по мутной воде тысячи вертких льдинок. Они воздвигали сказочные горы поперек Амура, налезая на еще не тронувшиеся ледяные поля и с грохотом обрушиваясь на берега.

Пароходы шли медленно, будто спотыкаясь, сразу вслед за льдами.

Когда основная масса льда проходила, берега казались израненными. Серые ледяные глыбы стояли дыбом, держась одна за другую.

— Красиво! — говорили комсомольцы.

— Смотрите, смотрите, какая красота!— кричала К Ставрова.

Зрелище было не только красиво — оно было сурово и страшно. Но об этом никто не стал говорить.

Отставшие льдины стукались о борт парохода. Иногда сверху, сквозь мутную воду, были видны очертания подводных льдин — их острые края казались таранами.

— Ничего, доплывем, — голосом знатока уверял Епифанов. Матросы заделывали пробоины, лениво ругаясь, Епифанов помогал им и рассказывал водолазные истории про раздавленные льдами, затонувшие и спасенные корабли.

Деревянный «Колумб» отстал. «Коминтерн» шел первым, нащупывая дорогу, и тянул за собою тяжелую, перегруженную баржу.

У тихих селений и стойбищ подолгу стояли, так как впереди еще не тронулся лед. Весна и вода делали свое

191

дело там, далеко впереди, где льды грохотали, трескаясь и налетая друг на друга.

На берег выходили нанайцы.

На них были расшитые меховые халаты. Комсомольцев интересовали их халаты, их черные, туго заплетенные косички и непонятный язык. Впрочем, нанайцы говорили и по-русски. Они кричали капитану:

— Твоя рано плыви!

Капитан отворачивался— нанайцы были правы. Товарищ Вернер ходил по капитанскому мостику

биноклем. Он был диктатором ледового похода завоевателей. Он совещался с капитаном, утверждал меню обедов и каждый вечер собирал короткие совещания коммунистов и комсомольских бригадиров. В каюткомпании не хватало стульев, ребята усаживались на полу. Все с уважением смотрели на подтянутую фигуру и строгое лицо товарища Вернера.

— Дисциплина никуда не годится,— резко начинал Вернер, оглядывая всех по очереди холодными светлыми глазами.— Работа с людьми не ведется. Разговоры. Слухи. Беспорядок. Прошу объяснить, почему вы допускаете подобные безобразия?

Безобразий, собственно говоря, никаких не было. Несколько сотен молодых людей, веселых и любопытных, были собраны на тесном пароходе и плыли уже четвертый день среди суровой природы в незнакомые места. Их кормили плохо, потому что плыть полагалось двое суток и продукты были на исходе. Комсомольцы обращали мало внимания на скудный паек, но они ни за что не

хотели тихо сидеть в общих каютах и тихо гулять по палубе — их тянуло на капитанский мостик, в машинное отделение, они хотели все рассмотреть и пощупать. И они хотели спрыгивать на берег на каждой стоянке, чтобы попробовать ногой талую землю незнакомого края, чтобы разглядеть вблизи нанайцев и перекинуться с ними словом. Они хотели удить рыбу и стрелять пролетающих птиц. И они хотели шуметь, кричать, возиться, бегать, потому что энергия просилась наружу.

— Предупреждаю,— говорил Вернер,— за самовольный спуск на берег буду арестовывать. Я отвечаю за ваши буйные головы и буду поступать со всей строгостью.

Круглов смотрел на Вернера с восхищением. Вернер говорил коротко, его ударения были жестки, его глаза выражали сильную волю и самоуверенное спокойствие. Он немного рисовался строгостью, но Андрею нравилось и это.

192

— На красоту работает,— говорили комсомольцы. После долгого безделья в пути и хабаровского томи-

тельного ожидания было приятно почувствовать себя в твердых, уверенных руках.

...Поздно вечером состоялось очередное совещание в кают-компании. Капитан сообщил, что впереди крепкие льды, что река еще не вскрылась и придется к ночи стать на якорь, возможно, на целые сутки.

— Хлеб на исходе,— сообщил Вернер.— На есть консервы, но их мало. Придется резко сократить паек. Надо мобилизовать людей. Каждый комсомолец должен проникнуться сознанием, что это первый экзамен. Впереди трудностей больше. Надо привыкать самим и приучать людей.

До ужина оставалось сорок минут. На ужин решили выдать по полбанки рыбных консервов на человека и хлеба по ломтю — иначе не хватит до конца пути. Надо подготовить ребят к неприятному сюрпризу.

После совещания коммунисты и бригадиры разошлись по всему кораблю.

Андрей просто рассказал о совещании и положении с хлебом. Комсомольцы поняли с полуслова и сказали:

— Ну что ж, затянем ремешки.

Тоня произнесла целую речь. В том возбужденном состоянии духа, в каком находилась всю дорогу и особенно после встречи с Гранатовым, перебои с хлебом показались ей первой жертвой, которую она должна принести ради идеи. Она готова была голодать с радостью и хотела внушить ту же радость комсомольцам. Ее выслушали вежливо и холодно. Почему-то всем казалось, что Тоне легко агитировать, что она сама не голодна и вообще не может проголодаться так, как другие.

Помогла Клава:

— Герои, да вы приуныли! Подумаешь, два дн терпеть. Кому будет невтерпеж, приходите, я вам свой ужин отдам, только бы не плакали.

За ужином выступил Пашка Матвеев.

— Ребята!— сказал он.— Самое лучшее средство против голода — сон. А нам вообще выспаться невредно — на площадке будет некогда. Поэтому предлагаю немедленно завалиться на койки и спать сколько хватит терпения. Да здравствует сон!

Утром проснулись от шума. Недалеко от «Коминтерна» стоял на якоре второй пароход, и на этом пароходе раздавались выстрелы, крики и грохот якорных цепей. Пароход казался переполненным — на всех палубах, на

7 Хрестоматия по истории ДВ

193

капитанском мостике, на трапах было черно от людей. Какие-то фигурки копошились на носу, пытаясь вытащить якорь.

Это был «Колумб» со второй партией комсомольцев.

— На «Колумбе»!— кричал капитан в рупор.

Но с «Колумба» отвечали только нестройные крики. Вернер оглядел свой актив:

— Кто поедет на «Колумб»? Андрей Круглов выступил вперед:

— Я поеду.

Спустили лодку. С Андреем отправился Тимка Гребень.

— Помирать, так вместе,— шутил он, налегая на весла.

Никто не вышел их встречать. Они долго крутились вокруг парохода, не зная, где пристать и как закрепить конец. Зато на палубе их сразу окружила кольцом шумная толпа.

— Кто у вас старший?— растерявшись, спросил Круглов.

— Никто,— заносчиво ответили ему.

Ни капитана, ни матросов на палубе не было. Капитан заперся в своей каюте и отказался выйти, пока на пароходе хозяйничают «эти пираты». Тимка Гребень с трудом уговорил его открыть дверь.

Андрей Круглов остался лицом к лицу с молодым «пиратами». «Пираты» были голодны и, главное, весело взбудоражены необычайностью своего положения.

Андрей легко определил вожаков — рослый парень с вялыми губами, которого звали Николка, и веселый веснушчатый парень, видимо совсем по-детски развлекавшийся происходившим.

Андрей начал разговор с побочных вопросов, подсказанных и тактическими соображениями, и непосредственным юношеским любопытством:

— А зачем вы стреляли?

— А мы — в воздух... Мы капитана пугали...

— А зачем вы пытались поднять якорь?

— Дальше ехать надо! А чего стоять? Что нам делать?

— А кто у вас поведет пароход?

— А хотя бы я, подумаешь, хитрость!— выскочил вперед все тот же веснушчатый паренек.

— Да ты разве умеешь?

— А что тут уметь? Вперед и вперед. Это не море, тут наука небольшая.

194

— Вот и видно, что ты большой капитан,— сказал Андрей насмешливо.— В море легче, чем на реке. Здесь фарватер знать надо, здесь мели, створы, сигналы, без карты не пройдешь. Здесь и капитаны садятся.

Веснушчатый паренек смутился, но за него заступились.

—Нам стоять тоже смысла нет!— закричал Ни-

колка.

—Мы со вчерашнего голодные!— кричали другие.

—Эх вы, комсомольцы!— крикнул Андрей, переходя

врешительное наступление.— Пока в поезде ехали, все храбрыми были. На войну собирались, все трудности нипочем. А как первая трудность — сдрейфили?

Андрей не осуждал ребят — он осуждал себя и всю партгруппу, что они не подумали о политическом руководстве на втором корабле, не предусмотрели случившегося. А теперь, предоставленные самим себе, комсомольцы сгоряча натворили глупостей и взвинтили нервы, да так, что не скоро наведешь порядок. Он вспомнил слова Морозова: «Надо создавать людей». Наступил час проверки — сумеет ли Андрей переубедить, повести за собой людей.

Он готовился к схватке.

Но все разрешилось неожиданно просто.

—Ты нас не подкусывай,— закричал растрепанн черномазый парень в полосатой футболке,— мы любые трудности перенесем, трудностями нас не запугаешь!

—Здесь трудности ни при чем!—подхватил веснушчатый паренек.— Капитан — бюрократ, на ключ закрылся, как от чумных... Если бы с нами поговорили... Да если бы нам сказали, что это первая трудность, да мы бы и рта не раскрыли...

Андрей расхохотался. Смущенно засмеялись ребята

—Так вы и не знали, что это и есть трудность, думали — просто нет хлеба?

—Ничего мы не думали,— буркнул красивый озо ной паренек и вдруг рассмеялся.— Мы жрать хотели, а с нами и говорить некому. Разве это порядок? А трудности давай нам любые — не заплачем.

Николка отступил назад, спрятался за спинами товарищей.

Тимка Гребень остался на «Колумбе» негласным комиссаром, а Круглов с веснушчатым вождем «пиратов» отправился в лодке на «Коминтерн». Андрею было ясно, что хлеба и консервов надо непременно достать. Веснушчатого паренька звали Петей Голубенко, он год назад

кончил фабзавуч в Днепропетровске. Он объяснил заносчиво и виновато:

— Все начальство засело на «Коминтерне», а нас запихали как сельдей в бочку и бросили, никому до нас дела нет.

ку. И хлеба и похлебки было мало. Но комсомольцы угостили матросов и отправили делегацию к капитану. Делегация понесла миску похлебки, ломоть хлеба и самые искренние извинения. Комсомольцы просили капитана сменить гнев на милость.

Капитан поломался, съел похлебку и согласился.

После бурного и голодного дня молодежь рано улеглась и крепко спала.

Когда укрощенные «пираты» проснулись и вышли на палубу, старый «Колумб», победно взбивая воду старинным колесом, быстро шел вниз по течению. Он шел зигзагами, то вплотную приближаясь к берегу, то выходя на середину реки. Петя Голубенко присматривался к сложному фарватеру и радовался, что никто не вспоминает его вчерашних слов.

— Глядите в оба,— сказал подобревший капитан,— как появится по левому борту деревушка — мы у цели.

Справа тянулись скалистые крутые склоны сопок, вплотную подступивших к воде. Берега были еще скованы ледяной оболочкой. Но на склонах сопок уже выделялись нежно-лиловые, веселые пятна. Когда пароход приближался к берегу, удавалось разглядеть кусты, усыпанные цветами.

196

Эхо терялось в тайге, за невзрачными домишками селения.

На берегу стояли люди. Они смотрели на шумное население пароходов без всякой радости. Рядом с ними, насторожив уши, стояли пушистые северные псы.

Пароходы остановились.

Матросы не торопясь налаживали сходни.

—Кобылину давай!— кричали они, покачиваясь в лодках. Коварная льдина затесалась между пароходами и берегом, она едва не перевернула лодки.

—Берегись!— кричали матросы, отталкивая льдину шестами.

Стоя у выхода, Андрей мысленно подгонял их: «Да: скорее же, скорей!»

— На берег не сходить. Построиться цепью. Ждать моей команды!— в рупор командовал Вернер. Он по-

197

строил своих комсомольцев в ряды. Он хотел сойти вместе с ними, но первым.

Андрей Круглов тоже построил своих комсомольцев и тоже хотел сойти первым. Он уже не мог сохранять на лице выражение властного и сурового спокойствия. Он забыл подражать Вернеру и Колумбу. В нескольких метрах от него была земля, и ему предстояло ступить на нее в числе завоевателей.

Вернер уже шагал по мосткам. Уже качались под н гибкие доски. И он не давал команды.

Боясь опоздать, Круглов рванулся вперед, в три прыжка сбежал по качающимся сходням, спрыгнул на мокрый песок, высоко в воздух подкинул сорванную с головы ушанку и закричал срывающимся, мальчишеским голосом:

— Земля-а!

* * *

Песчаный берег истоптан, взрыхлен каблуками, завален чемоданами, корзинками, узлами.

Перепутав свои и чужие вещи, наэлектризованной толпой сгрудились на берегу комсомольцы. Куда ни погляди — везде молодые лица. И над ними, с высоты сложенных в кучу ящиков,— отчетливый, ясный, согретый возбуждением голос Вернера:

— Комсомольцы! Не каждому человеку дано сделать жизни дело, остающееся в веках. Вам это счастье дано.

Местные жители, втягивая головы в коренастые плечи, настороженно вслушивались в новые слова. Пушистые псы недоверчиво принюхивались к запаху новых людей. Перечеркивая одним взмахом руки сегодняшний пейзаж, Вернер создавал на его месте город будущего.

— Комсомольцы! Комсомолки! Вы оденете в гранит обрывистые берега седого Амура! Вы зальете асфальтом широкие проспекты нового города! Вы построите завод, красоте и мощи которого позавидует любой завод мира! Вы молоды, вы энергичны, вы бесстрашны — обещайте же по-комсомольски, по-ударному перевыполнить правительственное задание и за два года построить цветущий город.

— Построим!—первою закричала Катя Ставрова.— Уррр-ра!

— Комсомольцы и комсомолки! Сегодня начинается новая, замечательная страница истории построения социализма. Так начнем же ее ударным трудом — за работу, товарищи! За работу!

198

Он засучил рукава и крикнул молодым, счастливым голосом:

— Бывшие красноармейцы, вперед!

Он послал их ставить палатки, чтобы к ночи обеспечить ночлег для строителей.

— Печники, столяры, плотники — налево! Он поручил им оборудовать столовую.

— Повара, официанты, девушки — направо! Он послал Их получать продукты и посуду.

— Все остальные на месте. Бригадиры — ко мне. Н ша ударная задача — до ночи разгрузить пароходы.

И началась работа.

Ух, до чего же застоялись без движения ноги! Как соскучились руки, как истомились мускулы без дела! Работа показалась такой желанной, заманчивой! Никакая тяжесть не была непосильной, и сходить по сходням шагом казалось невозможным — все делалось бегом, бегом. И нравилось все — и простая, грубая, подвижная работа, и то, что девушки готовят обед, и то, что рядом шумит и трется льдами о берег суровый Амур, и то, что в тихое, сонное село комсомольцы ворвались шумными вестниками перемен.

Тут же выделялись организаторы. Незаметно для себя и других, оттеснив Вернера и Гранатова, стал командовать выгрузкой Геннадий Калюжный. Он работал ког- да-то грузчиком в Одесском порту. Для него было ясно, как организовать такую массовую и спешную работу. И так же само собою получилось, что помощником его сделался Сема Альтшулер. «Туда! Там! Вот так!»—бросал Генька, дополняя слова образными жестами, и Сема прекрасно понимал его.

Постепенно пустели трюмы.

И все плотнее заполнялся берег, и вырастали на нем горы всевозможных грузов. Чего-чего тут только не было! И станки, и мешки с мукой, с сахаром, и мешки с цементом, и бухты веревок, и ящики всех размеров, и несгораемые шкафы, и связки матрацев, и пишущие машинки, и унитазы.

Девушки дважды прибегали:

— Может быть, пообедаете?

— К черту!— кричали ребята.— Сперва д На пустой желудок легче.

Уж темнело небо, предвещая вечер. Уж без удали, с усилием двигались ноги. И ощутительнее становилась тяжесть. И все острее чувствовался голод.

— Кон-ча-ай!— зычно крикнул Калюжный.

199