Khrestomatia_po_istorii_Dalnego_Vostoka_Kniga_2

И он таил в себе подспудный Уже знакомый мне упрек.

Смотри, читалось в том упреке, Как изобилен и широк Не просто край иной, далекий,

А Дальний именно Восток, — Ты обозрел его с дороги Всего на двадцать, может, строк.

Слуга балованный народа, Давно не юноша поэт, Из фонда богом данных лет Ты краю этому и года

Не уделил.И верно — нет.

А не в ущерб ли звонкой славе Такой существенный пробел?

Что, скажешь: пропасть всяких дел?.. Нет, но какой мне край не вправе Пенять, что я его не пел!

Начну считать — собьюсь со счета: Какими ты наделена, Моя великая страна, Краями!

То-то и оно-то, Что жизнь, по странности, одна...

И не тому ли я упреку Всем сердцем внял моим, когда Я в эту бросился дорогу В послевоенные года.

И пусть виски мои седые При встрече видит этот край, Куда добрался я впервые.

Но вы глядите, молодые, Не прогадайте невзначай

Свой край, далекий или близкий, Свое призванье, свой успех — Из-за московской ли прописки Или иных каких помех...

480

Не отблеск, отблеском рожденный, Ты по себе свой край оставь, Твоею песней утвержденный,— Вот славы подлинной устав!

Как этот, в пору новоселья, Нам край открыли золотой Ученый друг его Арсеньев И наш Фадеев молодой.

Заветный край особой славы, В чьи заповедные места Из-под Орла, из-под Полтавы Влеклась народная мечта.

Пусть не мое, а чье-то детство И чья-то юность в давний срок Теряли вдруг в порту Одессы Родную землю из-под ног;

Чтоб в чуждом море пост жестокий Переселенческий отбыть И где-то, где-то на востоке

На твердый берег соступить.

Нет, мне не только что из чтенья, Хоть книг довольно под рукой, Мне эти памятны виденья Какой-то памятью другой...

Безвестный край. Пожитков груда, Ночлег бездомный. Плач ребят.

И даль Сибири, что отсюда Лежит с восхода на закат...

И я, с заката прибывая, Ее отсюда вижу вдруг. Ага! Ты вот еще какая!

И торопливей сердца стук...

Огни. Гудки. По пояс в гору,

Как крепость, врезанный вокзал. И наш над ним приморский город, Что Ленин нашенским назвал...

Такие разные — и все же, Как младший брат И старший брат,

Большим и кровным сходством схожи Владивосток и Ленинград.

Той службе преданные свято, Что им досталась на века, На двух краях материка Стоят два труженика-брата,

Два наших славных моряка — Два зримых миру маяка...

Владивосток! Наверх, на выход.

И — берег! Шляпу с головы У океана.

— Здравствуй, Тихий, Поклон от матушки-Москвы;

От Волги-матушки — не мало И по твоим статям реки;

Поклон от батюшки-Урала — Первейшей мастера руки; Еще, понятно, от Байкала, Чьи воды древнего провала По-океански глубоки; От Ангары и всей Сибири,

Чей на земле в расцвете век, — От этой дали, этой шири, Что я недаром пересек.

Она не просто сотня станций, Что в строчку тянутся на ней, Она отсюда и в пространстве И в нашем времени видней.

На ней огнем горят отметки, Что поколенью моему Светили с первой пятилетки, Учили смолоду уму...

Все дни и дали в грудь вбирая, Страна родная, полон я

482

Тем, что от края и до края Ты вся — моя,

моя, моя!

На все, что внове И не внове,

Навек прочны мои права. И все смелее, наготове Из сердца верного слова.

ВАЛЕНТИН ОВЕЧКИН

РАССКАЗ ОБ ОДНОЙ ПОЕЗДКЕ

Этот край давно манил меня.

В моей домашней библиотеке есть книги, особо читаемые и почитаемые всем семейством. Книги, которые берешь в руки с глубоким уважением к трудной и славной жизни, запечатленной на страницах, к большому человеку, их написавшему. Одна из таких книг — «В дебрях Уссурийского края» В. К. Арсеньева. Может быть, эта книга и сделала моих сыновей геологами. Многих ребят научила она не выбирать в жизни легкие профессии и любить русскую землю паче всех заморских альдорад.

Есть хорошие писатели, которых любишь просто за хорошие книги. А есть такие, которых любишь как-то поособенному, за все содеянное ими в жизни, за их чистую душу и большое сердце, любишь не «литературной» любовью, а человеческой, по-сыновьи. Так я люблю Макаренко, Фурманова, Арсеньева.

сам Арсеньев спустя лишь два года, в 1910 году, приехав туда из Хабаровска, не нашел места, где похоронил своего верного проводника и друга. А не мешало бы поставить у станции Корфовской памятник этому известному всем читателям книг Арсеньева человеку. Арсеньев был обязан Дерсу Узала жизнью. Не раз он спасал его от верной гибели, и неизвестно, удалось бы Арсеньеву исходить столько троп по Уссурийской тайге, если бы не было при нем Дерсу.

Хорошие строки есть у дальневосточного поэта Георгия Корешова:

...Ты, первый пассажир дороги, Взгляни в окно и не забудь, Что эти горные отроги И вспять бегущий бурелом —

Остатки девственного леса — Арсеньев одолел пешком, Чтоб ты проехал здесь

экспрессом!

Я обещал дальневосточным товарищам, что, вернувшись на запад, буду агитировать за переселение людей в их края. Вот исполняю обещание — агитирую. Агитировал устно, теперь хочу поагитировать еще в письменном виде.

Хорошее место на земле — наш Дальний Восток. Нельзя сказать, что природа там очень ласкова к человеку. Зимы там суровые, морозные. Лето очень жаркое. Бывают наводнения, тайфуны. Край — не для избалованных неженок, для людей мужественных, крепких духом и телом, упорных. Для тружеников. Любителям легкой наживы там делать нечего. Их и попадается там среди переселенцев не так уж много.

Первое, что бросается в глаза при знакомстве с краем,

— огромные богатства земли, ее щедрость. И все кричит, вопиет там: людей, людей! И быстрорастущая промышленность в городах, и разработка недр, и новостройки, и особенно сельское хозяйство — все кричит: людей!

Агитируя за переселение на Дальний Восток, добавлю еще (специально для охотников и рыболовов); нигде я не видел такого количества рек и речек, озер, протоков, лиманов, кишащих рыбой, кактам. В тайге не перевелись и тигры. Отстрел их, правда, строжайше запрещается. Есть и леопарды. Медведей, кабанов и мелкого зверья — множество.

В глубинных районах Уссурийская тайга, вероятно,

484

такая же, как и во времена Арсеньева. Не зная троп, не пройдешь по ней и ста метров даже с топором. И чего только нет в дальневосточной тайге! Здесь растут и монгольский дуб, и кедр, и даурская лиственница, и клен, и пихта, и береза нескольких видов — желтая, белая, черная, — и граб, и тис, и вяз, и тополь, и бархат (пробковое дерево), и красавец белокорый ильм, и маньчжурская липа, и пальмовидная аралия, и дикий абрикос, и маньчжурский орех, и виноград, и китайский лимонник, и женьшень. Ботаники насчитывают здесь 580 видов технических растений, 330 пищевых, 570 лекарственных, 160 кормовых и 320 видов декоративных растений.

Есть такая местная легенда. Летел дух плодородия над землей, еще голой и необитаемой, и рассевал семена, руды и прочее добро. Над такими-то горами сыпанул из лукошка каменный уголь и железную руду, над такой-то равниной бросил горсть пшеницы, там-то -се- мена яблок, винограда, там - золото, алмазы. Долетел до Тихого океана. Край земли. Дальше - вода. А в лукошке осталось еще немного всякой всячины. И высыпал он все остатки на прибрежную полосу, над Приморьем, Приамурьем.

Наука объясняет загадку разнообразия здешней природы проще, хоть и не так поэтично. Великое оледенение не доходило до Приморья, поэтому и сохранились здесь в большом количестве многие виды растительности и животных, существовавших на земле миллионы лет назад.

В Уссурийской тайге водятся 150 видов промыслового зверя и птиц, а в реках Дальнего Востока и прибрежных морских водах —700 видов рыб. Таймень, кета, горбуша, сазан, толстолобик (который, играя, часто сам заскакивает в лодку к рыбаку), осетр, амур, верхогляд, калуга (в сотни килограммов весом), сом, налим, мальма, карась, ленок, китайский окунь «оуха», уха из которого вкуснее стерляжьей...

Видите, товарищи дальневосточники, как я горячо агитирую за переселение к вам. Впрочем, тут я убиваю двух зайцев. Если с запада часть охотников и рыбаков переедет к вам, то, может быть, и у нас больше разведется дичи и рыбы. А то ведь сейчас, например, у нас в Курской области на утку в среднем приходится по охотнику.

Но тут меня могут спросить: других уговариваешь, а

485

сам-то почему не переезжаешь на Дальний Восток? Отвечаю. Хоть и стал я с годами тяжеловат на подъем, но есть такой план: еще раз переменить местожительство. План этот обсуждается на семейном совете и, возможно, осуществится.

Щедрая земля в хозяйских руках

Бросается в глаза в Амурской области да и других районах Дальнего Востока: хоть и много здесь земли, казалось бы, такие огромные земельные просторы могут избаловать людей, но нет, землю здесь берегут. Не допускают небрежного обращения с нею, думают о сохранении плодородия почвы, о севооборотах. Да и целину здесь поднять не то что где-нибудь в Казахстане или степных районах Сибири: запускай плуги и паши. Здесь надо либо раскорчевать остатки тайги, либо сначала осушить поля, провести ирригационные работы. Добытый с трудом каждый гектар пашни поневоле будешь беречь.

ВАмурской области в последние годы к опыту умных и смелых практиков сельского хозяйства, ко всяким дельным предложениям и советам, поступающим снизу, стали относиться очень внимательно и серьезно.

Зимняя пастьба скота связана с рядом других интересных начинаний.

Водин из приездов П. И. Морозова в колхоз «Приамурье» между ним и председателем колхоза М. М. Ступниковым произошел такой разговор.

—А если бы мы вспахали здесь под зябь, — сказал Ступников, указывая на поле, где ходил по соевой стерне скот, — эти корма ушли бы бесполезно в землю.

—Значит, что же выходит, — задумался секретарь обкома, —если мы всю площадь под яровые посевы будем пахать, с осени — лишимся самых лучших зимних пастбищ?..

—Лишаться нельзя. Тысячи тонн мяса...

—А что делать?

—Что делать?.. Соя созревает после всех культур, поля из-под нее освобождаются в последнюю очередь. Вспахать все эти поля за какую-нибудь неделю мы все равно не успеем. А от поздней зяби в наших условиях проку мало.

—Что же — оставлять эти участки под весновспашку?

486

— Еще лучше —совсем не пахать их. Весною продисковать, заборонить и сеять.

— По-мальцевски?

— И просто — по-разумному. Вы видели эти поля летом. Два раза культивировали междурядья. Сорняков не было. Зачем же пахать, лишний раз переворачивать землю, жечь горючее? Это же пар. Как называли раньше мужики у нас в Воронежской области

— зеленый пар.

Такое предложение — сеять зерновые по чистой соевой стерне под лущевку — услышал П. И. Морозов и в совхозе «Партизан» и в других передовых хозяйствах области. Заложили опыты. Урожай получался всюду выше, чем по зяби, причем с меньшими затратами.

Больше всех в Амурской области влюблен в сою, пожалуй, сам первый секретарь обкома. Была бы возможность — он бы за год удесятерил площади под посевами этой чудесной культуры. Но во всем нужна мера. Свои планы и расчеты он строго проверяет в советах с опытными амурскими хлеборобами.

Я наблюдал, как Петр Иванович Морозов, бывая в колхозах, разговаривает с людьми. Он очень любит сталкивать мнения, вызывать споры так, чтобы разгорались страсти, чтобы человек «выходил из себя» и выкладывал все, что у него в мыслях, без оглядки на высокое начальство. Как-то особенно внимательно и доброжелательно поглядывает он на тех; кто спорит с ним смело, упорно и не отступает назад сразу же, при первом возражении.

Заведующий сортоучастком в колхозе «Приамурье» А. П. Германов тоже очень любит и ценит сою. Но... когда Петр Иванович сказал, что в ближайшие годы посевы сои в Амурской области будут доведены до восьмисот тысяч гектаров, Германов спросил:

— А сколько всего посева в области?

И получив в ответ, что всего посевной площади в области около полутора миллионов гектаров, сдвинул шляпу на лоб и выразительно почесал затылок.

— Что? Много — восемьсот тысяч?

— Многовато, конечно. Что же получится у нас с севооборотами?

— Но соя ведь великолепный предшественник для всех культур! Она не истощает, а обогащает землю.

— Да, хороший предшественник для всех культур, кроме самой себя.

487

— Восемьсот тысяч — цифра железная. На снижение

мы не пойдем.

— Увеличим площади посевов, а урожаи снизятся,— упорствовал Германов.

— Урожаи не снизятся. В колхозе «Амур» Константиновского района бригада Заикина на пятистах гектарах собрала в прошлом году по семнадцать с половиной центнеров с гектара. В колхозе «Ленинский путь» Хин- гано-Архаринского района звено Гутикова получило по девятнадцати центнеров со ста восьмидесяти двух гектаров. Вот таких урожаев будем добиваться!

— Начнут там сеять сою по сое, — и семи центнеров не получат!

— Не будем сеять сою по сое. Ежегодно будем расширять обширную посевную площадь. За счет целины. Уже в ближайшие годы мы доведем посевы всех культур по области до двух миллионов гектаров. Но и на этом не остановимся.

— Ну так с этого бы вы и начинали, — успокоился Германов. — Целина — это другое дело.

— Да, целина. Со всех сторон жизнь подпирает нас распахивать новые земли. Поднимать целину и в старых колхозах и совхозах и создавать новые целинные совхозы. А вы, товарищи писатели, — обратился секретарь обкома ко мне и моему спутнику, корреспонденту газеты «Сельская жизнь» А. Н. Узилевскому, — что думаете о нашей дальневосточной целине? Вы за распашку целины? Или за сохранение здешней природы в ее первозданном состоянии?

— За распашку. Но за такую распашку, чтобы сразу же был порядок на этой пашне. За севообороты и строго научную систему земледелия на распаханной целине. Чтобы не развести сорняков и не истощить эти новые земли.

— И мы за это, за порядок на старых и новых землях,

— сказал Морозов. — Только вот беда наша — вокруг этой самой строго научной системы земледелия пока что больше разговоров, чем дела. Академия сельскохозяйственных наук имени Ленина в большом долгу перед всем сельским хозяйством страны, а перед нами, дальневосточниками, в особенности. Наше земледелие вообще ведь молодое. Всего сто лет назад начал заселяться край. У нас не было еще достаточно глубоких научных исследований по сельскому хозяйству. А при- родно-климатические условия Амурской области очень

488

необычные. Где вы, например, слышали, чтобы зябь бороновали с осени? А здесь нужно бороновать. Где вы видели, чтобы комбайн ставили на деревянные полозья и тремя тракторами таскали по полю? А у нас это частенько бывает. Вот почему нам до зарезу нужны гусеничные самоходные комбайны! Где есть еще у нас край с таким резким расхождением летних и зимних температур и количества осадков? У нас особенно опасны общеизвестные «истины», превратившиеся в догмы, в агрономические шаблоны. Но рекомендаций от академии насчет системы земледелия мы пока не имеем, и нам самим приходится искать эту систему. Вот поэтому мы очень пристально следим за работой наших опытников. Обком всегда и во всем идет им навстречу. Мы не принимаем ни одного решения по сельскому хозяйству, не посоветовавшись предварительно с лучшими нашими агрономами и практиками-хлеборобами.

Да, целину надо поднимать, конечно, в первую очередь в Приамурье. Здесь громадные массивы плодороднейшей земли. Зейско-Буреинская равнина — это жемчужина Дальнего Востока. По неполным данным, Амурская область имеет около четырех миллионов гектаров площади, пригодной для земледелия.

А все шесть краев и областей Дальнего Востока используют сейчас под посевы немногим более двух миллионов гектаров. Вот что такое Приамурье.

Я видел в Хабаровском крае, какую там поднимают местами целину. Это больше похоже на вырубку тайги и лесозаготовки, чем на подъем целины. Но посевные площади надо расширять, и директор совхоза, не имея в своем хозяйстве других резервных земель, посылает людей и специальные машины рубить, корчевать и вывозить вековые дубы, ясени, клены. Раскорчевка и распашка одного гектара обходятся в полторы тысячи рублей. Расходы, правда, покрываются стоимостью строевой древесины и дров. Но нужно ли это делать — уничтожать здесь тайгу для расширения пахотных площадей, когда в другом месте новые земли под посев можно освоить с гораздо меньшими затратами и, главное, не губя при этом леса? Ведь и на Дальнем Востоке, хотя там миллионы гектаров тайги, лес надо беречь. На глазах у старожилов тайга все дальше «уходит» от сел и городов.

Дальний Восток — край, отдаленный от центра и территориально разбросанный. И в то же время по ду-

489