Из «Поучения чадам»

Всего же более убогих не забывайте, но, насколько можете, по силам кормите и подавайте сироте и вдовицу оправдывайте сами, а не давайте сильным губить человека. Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его. Если и будет повинен смерти, то не губите никакой христианской души. Говоря что-либо, дурное или хорошее, не клянитесь Богом, не креститесь, ибо нет тебе в этом никакой нужды. Если же вам придется крест целовать братии или кому-либо, то, проверив сердце свое, на чем можете устоять, на том и целуйте, а поцеловав, соблюдайте, что­бы преступив, не погубить души своей. Епископов, попов и игу­менов чтите, и с любовью принимайте от них благословение, и не устраняйтесь от них, чтобы получить по их молитве от Бога. Паче же всего гордости не имейте в сердце и в уме, но скажем: смертны мы, сегодня живы, а завтра в гробу; все это, что Ты нам дал, не наше, но Твое...

(Владимир Мономах, 1053—1125 гг.)

12. Переписка, полемика. Мастерство стиля. Позиции полемистов.

Из «Послания князя Андрея Курбского, написанного царю и великому князю Московскому из-за прелютого его гонения», 1564 г.

Царю пресветлому, в православии Богом православенному, ныне же из-за грехов наших против Бога и православия обратив­шемуся.

Умный поймет, что совесть у него прокаженная и что такого не сыщешь и среди безбожных народов. Не позволял я себе гово­рить об этом; из-за изгнания горького из земли твоей и из-за мно­гих горестей теперь постараюсь кратко сказать тебе.

За что, о царь, сильных во Израиле побил и воевод, Богом данных тебе, различным смертям предал? За что победоносную и святую кровь в церквах Божиих, во владыческих торжествах про­лил и их мученическою кровью обагрил церковные пороги? И на доброжелателей твоих, душу за тебя полагающих, неслыханные мучения, и гонения, и смерть замыслил и, обвинив без вины православных в измене, чародействе и в ином неподобном, тщет-

246

но пытался белое за черное и сладкое за горькое выдать! В чем провинились перед тобою, о царь, чем прогневали тебя, христи­анский заступник? Не могущественные ли царства разорили и му­жественных и храбрых, тех, у кого предки наши в рабстве были, во всем тебе подвластными сделали? Не их ли усилиями непри­ступные немецкие города были даны тебе Богом?

Из «Царева государева послания во все его Российское царство об измене клятвопреступников — князя Андрея Курбского с товарищами», 1564 г.

Зачем же ты, о князь, отверг свою единородную душу, если ты мнишь себя благочестивым? Чем ты заменишь ее в день Страшно­го суда? Даже если ты приобретешь весь мир, смерть все равно похитит тебя... <... >

Ты же ради тела погубил душу, презрел вечную славу ради мимотекущей и, на человека разъярившись, на Бога восстал. Пой­ми, бедный, с какой высоты в какую пропасть ты низвергся ду­шой и телом! Сбылись на тебе слова: «Кто думает, что он имеет, всего лишится». Это ли твое благочестие, что погубил себя не во имя Бога, а из-за себялюбия? Могут и там понять твое злодейство те, кто поумнее: ты бежал не от смерти, а желая мимотекущей славы и богатства. Если же ты, по твоим словам, праведен и бла-гочестен, зачем ты убоялся мученической смерти; которая не есть смерть, но приобретение? В конце концов все равно умрешь.

(Иоанн Грозный, 1530—1584 гг.; Андрей Курбский, 1528—1583 гг.)

13. Житие (жанр). Здесь и далее — без перевода.

Из «Жития протопопа Аввакума» (1672—1682 гг.)

По благословению отца моего старца Епифания писано моею рукою грешною протопопа Аввакума, а аще что речено просто, и вы, Господа ради, чтущий и слышащий, не позазрити просторе­чию нашему, понеже люблю свой русской природной язык, вир­шами философскими не обык речи красить, понеже не словес крас­ных Бог слушает, но дел наших хощет. И Павел пишет: «Аще язы­ки человеческими глаголю и ангельскими, любви же не имам, — ничто же есмь». Вот что много разсуждать, ни латинским языком, ни греческим, ни еврейским, ниже иным коим ищет от нас гово­ры Господь, но любви с прочими добродетельми хощет; того ради и я не брегу о красноречии и не уничижаю своего языка русского, простите же меня грешного, и вас всех, рабов Христовых, Бог простит и благословит. Аминь.

(Протопоп Аввакум, 1621 — 1682 гг.)

247

14. Научный стиль. Лаконизм, тезисы.

Из «Краткого руководства к красноречию» (1747 г.)

1. Красноречие есть искусство о всякой данной материи гово­ рить и тем преклонять других к своему об оной мнению. Предло­ женная по сему искусству материя называется речь или слово.

2. К приобретению оного требуется пять следующих средствий: первое — природные дарования, второе — наука, третье — под­ ражание авторов, четвертое — упражнение в сочинении, пятое — знание других наук.

3. Природные дарования разделяются на душевные и телесные. Душевные дарования, а особливо остроумие и память, к получе­ нию сего искусства столь необходимо нужны, как добрая земля к посеянию чистого семени, ибо как семя на неплодной земли, так и учение в худой голове тщетно есть и бесполезно...

4. Наука состоит в познании нужных правил, которые показы­ вают подлинный путь к красноречию. Они должны быть, первое, кратки, чтобы не отяготить памяти многим изусть учением, а особ­ ливо тем, чему легче можно с примеров научиться, нежели по правилам.

5. Изучению правил следует подражание авторов, в красноре­ чии славных, которые учащимся едва не более нужны, чем самые лучшие правила.

6. Подражание требует, чтобы часто упражняться в сочинении. От беспрестанного упражнения возросло красноречие древних великих ораторов.

(М.В.Ломоносов, 1711—1765 гг.) 75. Посвящение, введение, придворный этикет.

Из «Истории Государства Российского» (1818 г.)

Всемилостивейший Государь!

С благоговением представляю Вашему Императорскому Вели­честву плод усердных, двенадцатилетних трудов. Не хвалюся рев-ностию и постоянством: ободренный Вами, мог ли я не иметь их?

В 1811 году, в счастливейшие, незабвенные минуты жизни моей, читал я Вам, Государь, некоторые главы сей Истории — об ужа­сах Батыева нашествия, о подвиге Героя, Дмитрия Донского — в то время, когда густая туча бедствий висела над Европою, угро­жая нашему любезному Отечеству. Вы слушали с восхитительным для меня вниманием, сравнивали давно минувшее с настоящим и не завидовали славным опасностям Дмитрия, ибо предвидели для себя еще славнейшие. Великодушное предчувствие исполнилось: туча грянула над Россиею — но мы спасены, православлены, враг

248

истреблен. Европа свободна, и глава Александрова сияет в луче­зарном венце бессмертия. <...>

...Представив читателю расселение народов Славянских от моря Балтийского до Адриатического, от Эльбы до Морей и Азии, ска­жем, что они, сильные числом и мужеством, могли бы тогда, соединясь, овладеть Европою, но, слабые от развлечения сил и несогласия, почти везде утратили независимость, и только один из них, искушенный бедствиями, изумляет ныне мир величием. Другие, сохранив бытие свое в Германии, в древней Иллирии, в Мизии, повинуются властителям чужеземным; а некоторые забы­ли и самый язык отечественный.

(Н.М.Карамзин, 1766-1826 гг.)

16. Парадоксальное суждение.

Из «Путешествия из Москвы в Петербург»

Ломоносов был великий человек. Между Петром I и Екатери­ною II он один является самобытным сподвижником просвеще­ния. Он создал первый университет. Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом. Но в сем университете профессор поэзии и элоквенции не что иное, как исправный чиновник, а не поэт, вдохновенный свыше, не оратор, мощно увлекающий. Од­нообразные и стеснительные формы, в кои отливал он свои мыс­ли, дают его прозе ход утомительный и тяжелый. Эта схоластиче­ская величавость, полуславенская, полулатинская, сделалась было необходимостью: к счастию, Карамзин освободил язык от чуждо­го ига и возвратил ему свободу, обратив его к живым источникам народного слова. В Ломоносове нет ни чувства, ни воображения. Оды его, писанные по образцу тогдашних немецких стихотвор­цев, давно уже забытых в самой Германии, утомительны и наду­ты. Его влияние на словесность было вредное и до сих пор в ней отзывается. Высокопарность, изысканность, отвращение от про­стоты, отсутствие всякой народности и оригинальности — вот следы, оставленные Ломоносовым. Ломоносов сам не дорожил своею поэзиею и гораздо более заботился о своих химических опы­тах, нежели о должностных одах на высокоторжественный день тезоименитства и проч.

(А.С.Пушкин, 1799-1837 гг.)

17. Период. Композиция. Образы.

Из «Панорамы Москвы» (1833—1834 гг.)

Кто никогда не был на вершине Ивана Великого, кому никог­да не случалось окинуть одним взглядом всю нашу древнюю сто­лицу с конца в конец, кто ни разу не любовался этою величе-

249

ственной, почти необозримой панорамой, тот не имеет понятия о Москве, ибо Москва не есть обыкновенный большой город, каких тысяча; Москва не безмолвная громада камней холодных, составленных в симметричном порядке... нет! у нее есть своя душа, своя жизнь. Как в древнем римском кладбище, каждый ее ка­мень хранит надпись, для толпы непонятную, но богатую, обиль­ную мыслями, чувствами, начертанную временем и роком... Как у океана, у нее есть свой язык, сильный, звучный, святой, мо­литвенный!.. Едва проснется день, как уже со всех ее златоглавых церквей раздается согласный гимн колоколов, подобно чудной, фантастической увертюре Бетховена, в которой густой рев кон­трабаса, треск литавр с пением скрыпки и флейты образуют одно великое целое; и мнится, что бестелесные звуки принимают ви­димую форму, что духи неба и ада свиваются под облаками в один разнообразный, неизмеримый, быстро вертящийся хоро­вод!

(М.Ю.Лермонтов, 1814 — 1841 гг.)

18. Письмо, переписка мыслящих людей.

Письмо Л.Н.Толстому (Буживаль, 1882 г.)

Милый Лев Николаевич,

Я получил Ваше письмо и благодарю за обещание прислать статью («Исповедь». — М. Л.). Буду ждать приезда г-жи Олсуфье-вой, с которой, впрочем, я уже, кажется, знаком... А что я про­чту Вашу статью именно так, как Вы желаете, — об этом и речи быть не может. Я знаю, что ее писал человек очень умный, очень талантливый и очень искренний; я могу с ним не соглашать­ся, — но прежде всего я постараюсь понять его, стать вполне на его место. Это будет для меня и поучительней, и интересней, чем примеривать его на свой аршин или отыскивать, в чем состоят его разногласия со мною. Сердиться же — совсем немыслимо; сердятся только молодые люди, которые воображают, что только и света, что в их окошко... а мне на днях минет 64 года. Долгая жизнь научает — не сомневаться во всем (потому что сомневаться во всем, значит: в себя верить), а сомневаться в самом себе — то есть верить в другое — даже нуждаться в нем. Вот в каком духе я буду читать Вас.

Очень рад, что Вы свили себе гнездо в Москве и что Вам и всем Вашим там хорошо. Но когда я Вас там увижу — Бог весть!..

Кланяюсь дружески всем Вашим и крепко жму Вашу руку.

Искренне Ваш любящий Ив. Тургенев.

(И.С.Тургенев, 1818-1883 гг.)

19. Диалог князя Николая Болконского, суворовского генерала, и его сына, уезжающего на войну. Язык слов и язык умолчаний.

250