Глава 3

Апология и критика ценности профессионализма

РАССМАТРИВАЯ природу профессии в ее «моральном измерении», мы фактически уже начали обсуждать феномен профессионализма. Прежде всего в тех случаях, когда речь шла – хотя бы косвенно – о качествах личности, из­брав­шей и реализующей ту или иную профессию. При этом рассуждение о профессионализме предпо­лагало несво­ди­мость его признаков к качествам, присущим специалисту, например, к квалификации, компетентности. Разумеется, в той мере, в какой их мо­жно и нужно различать, не забывая о сходстве в целом ряде отношений.

Итак, наш следующий шаг – этическая характеристика феномена про­фес­сио­нализма.

3.1. Исследовательские подходы

Предвидимые трудности это­го шага?

ВО-ПЕРВЫХ, поиск предпосылок для такой характеристики приводит к выводу о том, что слишком часто не просто обыденное, но и теоретизирующее соз­нание относится к феномену профес­сионализма не только без намерен­ного различения профессии и иных видов чело­ве­чес­кой деятельности, но и – тем более – без особого внимания к мировоззренческой стороне профессии, связанной с профессиональным призванием и служением. Соответственно, и в апологии, и в критике профессионализма – во всяком случае в их оте­чественной версии – это различение практически не акцентируется.

В этом плане понятно давнее существование точки зрения, согласно которой можно говорить о профессионализме, ограничиваясь формулой «профессионализм и этика», в которой статус «этики» можно свести к личностным качествам человека («альтруист», «честный», «искренний» и т.д.)⁹¹.

Далее возьмем работу «Психология профессионали­з­ма»⁹². Она привлекает внимание тем, что считает необхо­димым при анализе про­фес­сионализма выделять мотивационную и операциональную стороны профессиональной деятельности, и тезисом о необходимости преодоления «тех­нологических и технократических мифов, когда про­фес­сионализм рассматривается как овладение прежде все­го новыми технологиями…, когда в тени остаются моти­вы поведения человека». Как особо подчеркивает автор, «в погоне за новыми техно­логиями мы иногда сталкиваемся с тем, что “техники” есть, а духовности (“святости”) нет»⁹³.

Однако в характеристике самой «мотивационно-смы­­с­лоцелевой сферы професси­онализма» профессиональ­ное призвание характеризуется лишь как «ощущение профессии», как «влечение к какой-либо профессии, опираю­щееся на знание о предназначении профессии, осознание своих возмож­ностей овладения ею и оценку своих потенциальных профессиональных спо­соб­ностей»⁹⁴. При таком подходе де­кларированная автором значимость «духовного наполнения профессии», выделение в качестве ключевых момен­тов мотивационной сферы профессионализма «про­фессионального мировоз­зрения» обладают весь­ма слабым «КПД».

Наконец, и попытки намеренного различения характеристик «профессионал» и «специалист» могут «пройти мимо» различения профессии и вида деятельности и потому свестись лишь к различению личностных качеств и мастерства: «С нашей точки зрения, органичное соединение в одном человеке Личности и Мастера (специалиста) есть прообраз профессионала нового типа. Это основоположение удерживает и фиксирует возможность принципиально разных способов реализации служебных обязанностей и профессиональных действий»⁹⁵.

Определенные предпосылки именно этической апологии и критики профес­сионализма содержатся в социологической литера­туре. Приведем в качестве примера два рассуждения. Одно из них, на первый взгляд парадоксальное, принадлежит Г.С. Батыгину. С точки зрения автора, «про­­фессионал, в отличие от профана, руководствуется пре­жде всего требованиями технической рациональности и подчиняет свою волю импе­ративу долга. Он не допускает никакой отсебятины – только выполняет пре­д­пи­сания. Это делает его равнодушным ко всему, что выходит за рамки профессиональной оптики. Любитель, обладающий высокой квалификацией, отличается от профессионала тем, что вкладывает в свои занятия душу. А у профессионала душа отделена от тела. Например, профессионально подго­тов­лен­ному врачу никогда не придет в голову огорчаться по по­воду пове­дения больного; судья выполняет свои многообещающие действия без­относительно к чувствам симпатии либо ненависти, которые он может испытывать к обвиняемому. Профессионал-продавец демонстрирует добро­же­ла­тельное внимание к привередничающему покупателю, хотя мысленно уже назвал его сволочью». По­этому профессионализм не обязательно соотносится с опре­деленным социальным статусом, например, статусом высококвали­фици­ро­ван­ного специалиста. Профессионал может быть и недостаточно квали­фицированным. В этом смысле, говорит автор, «профессионализм – скорее модус независимости по отноше­нию к миру, где уже все расколдовано и превращено в материал для дела»⁹⁶.

Другое рассуждение – в духе уже цитированных в параграфе о «мора­льном измерении» профессии работ – содержится в книге Д. Белла «Гряду­щее постиндустриальное общество»⁹⁷. «Представление о профессионализме, – говорит автор, – заключает идею компетентности и авторитета тех­нического и морального порядка» (курсив наш. – В.Б., Ю.С.)⁹⁸. Это объяс­няется в том числе и тем, что «про­фес­сия содержит в себе норму социальной ответ­ствен­но­сти». Но «это не означает, что профессионалы – более вели­ко­душ­ные или идеалистически настроенные люди». Дело в том, отмечает автор, что «ожидаемая модель их поведения, по сравнению с другими гражданами, предопределяется эти­кой их деятельности, которая, как правило, первична по отношению к этике эгоизма»⁹⁹.

И все же такого рода характеристики – лишь пред­посылки, не заменяющие собственно этического анализа профессионализма.

Что касается тех редких случаев, когда феномен профессионализма стано­вится предметом намеренно этической рефлексии – прежде всего в работах по профес­сио­нальным этикам (инженера, журналиста, менеджера и т.п.), – проблематизация этического содержания этого феномена осуществляется скорее через союз «и»: профессионализм и этика. Один из примеров – наз­ва­ние книги «Репортер: профессионализм и этика»¹⁰⁰.

Да, в такого рода работах можно выявить прямо или косвенно позицию, согласно которой понятие профессионализма будет существенно обеднено, если ограничить его суммой «чисто профес­сиональных» знаний и навыков. Из этих работ может следовать вывод о том, что подлинный профессионализм неизбежно включает в себя известную нравственную доминанту, реализующуюся в щепетильном отношении к вопросам профессиональной чести, в высокой мере профессиональной ответственности и т.п.

И эти признаки действительно присущи профессионализму, они являются необхо­димыми для его характеристики. Но – не достаточными: ведь эти признаки характерны и для этики любых видов человече­ской деятельности. А вот, например, тема миссии профессионала остается при таком подходе за рамками рассуждений.

ВО-ВТОРЫХ, трудности предпринимаемого нами шага в апологии и критике профессионализма – в специфике отече­ственной культурной тра­диции, в особенностях современной, советской и постсоветской ситуации, характер­ных невниманием, а то и пренебрежением, к мировоз­зрен­ческой стороне природы профессии. В этом смысле можно принять оценку, согласно которой в досоветской отечест­венной куль­туре по­нятие «профессионал» бы­ло «семантически …лег­ко­весным, не содержа­щим для нашего соо­те­чест­вен­ника никаких глубоких метафизических смыслов». И это име­ет прямое значение для развития страны, так как «отсут­ствующий “модер­низационный ген” в виде “культуры призвания” не компенсируется ника­кими другими культурными “откры­тиями”»¹⁰¹.

Значение, о котором говорит А.Ю. Согомонов, нагля­д­но проявляется в характеристиках процессов профессионализации в нашей стране.

Как известно, многие ис­следователи усматривают в профессио­на­ли­зации нашего общества один из позитивных ито­гов долгого ком­муни­сти­ческого правления, важ­ней­ший аспект продвиже­ния России по пу­ти модернизации (ее, прав­да, иногда именуют патомо­дернизацией или же патримониальной) и од­­ну из гарантий невозможности возвратить страну на исходные – пред­­революционные – позиции. Согла­шаясь с подобным тезисом в принципе, нельзя выводить за пределы анализа и достаточно известный антитезис: обрели мы во мно­­­гом формальную профессионализацию (или полу­про­фесси­о­нали­за­цию). Многие из тех, кого именуют про­фес­сионалами, очень часто (слишком часто, чтобы воспри­ни­мать это в качестве исключений) не располагают необ­хо­ди­мы­ми знаниями или компенсирующим их недостаток соот­вет­ст­ву­ю­щим опы­том. За­пасов та­ких знаний вряд ли хватает на то, чтобы име­но­вать их интел­лектуальным капиталом, который обеспечивает вла­дель­цу со­циаль­ную независимость (в том числе и от государства как ра­ботодателя и «по­дателя» всех благ) и статус, под­креп­лен­ный вызы­ваю­щим уважение уровнем доходности и престижности за­ня­тий.

До сих пор в современной отечественной публичной коммуникации слово «профессионал» – это «и ритуальное заклинание, и ритуальный танец, и ритуальное снадобье. Троекратное повторение атрибута “ритуальный” отражает ту частотность, с которой обыденное сознание апеллирует к этому понятию. Трудно найти сейчас слово, смысл которого покажется любому человеку прозрачным и узнаваемым и при этом – абсолютно запутанным. И это неудивительно: профессионал оказался сегодня затерянным между двух символических миров – миром “советского человека” и миром рефлекси­рующего “постсоветского” субъекта», пишет А.Ю. Согомонов¹⁰². Уточним, что этот диагноз в опре­де­ленной мере относится не только к обыденному, но и к теоретическому сознанию.

Еще совсем недавно (с точки зрения исторического времени) – в советский период – для жизни России была характерна амбивалентная си­туация: одновременное суще­ствование «табу на профессионализм» и «идео­логии про­фес­­сионализма», причем в первом случае понятие про­­­фес­сионализма трактуется в положительном смысле, а во втором – в негативном. Соответственно, в первом случае речь идет об апологии подвергнувшегося политичес­кому и культурному табуированию профес­сионализма, а во втором, в конечном счете, – о критике профессионали­з­ма.

Первый из этих феноменов, описанный в статье с «говорящим» названием «Табу на профессионализм», характеризуется тем, что смыслы по­нятия «профес­си­о­на­лизм» были расположены «за скобка­ми социального творчества и/или свободного выбора чело­века и напрямую зависели от лояльности т.н. “професси­оналов” политическому режиму». Это привело к тому, что «и сам ярлык оказался легко исключенным из лексикона повседневного описания жизненного мира в том виде, в каком он вообще свойствен обществам современного типа».

Известно, что «профессиональная идентичность» связана с формирова­нием автономных профессиональных сообществ, с характерным для них пониманием профессиональной миссии и профессионально-нравственных норм. Однако «наличие подоб­ных “цехов” для советско-пар­тий­но­го го­сударства означало бы образование плотной прослойки между государ­ством и челове­ком и, в недалекой перс­пективе, – социальный и политический крах. Именно с неизбеж­ностью образования профессиональ­ных сообществ не мог смириться тоталитарный режим, табуируя понятие (и явление) “профес­сионал”, – подчеркивает А.Ю. Согомонов. “Специалист” – куда более удобная в тоталитарном управ­лении функциональная идентичность, почти не предполагающая зависимости от “цеховой” куль­ту­ры и, тем более, “цеховой этики”, что позволяло с развитием и перманентными модификациями системы специалистов неиз­мен­но воспроизводить диктат “советской морали” над любыми ростками квазипрофессиональных этических ко­дексов»¹⁰³. В итоге «несколько поколений специалистов успело смениться за период советской власти, создав в обществе …ложный образ “профес­сио­нализма” и Служения Про­фессии»¹⁰⁴.

Что касается второго феномена – «идеологии профессионализма», то, по мнению Д. Хапаевой и Н. Копосо­ва, такая идеология выступала в качестве одного из «механизмов психологической самозащиты советской интелли­генции», являясь «реакцией на тотальную идеологизацию жизни»¹⁰⁵. Речь идет о провозглашении «в качестве образца совершен­ства не моральных, гражданских или культурных, но про­фессиональных ценностей» и об отказе «от философских размыш­лений в пользу узкопрофессиональных интересов»¹⁰⁶.

Еще раз обратим внимание на то, что образ профессионализма, который подразуме­вается авторами в случае описываемой «идеологии профессио­нализма», нагружен – в отличие от случая с феноменом «табу на професси­она­лизм» – негативным смыслом. По их мнению, эта идеология «основывается на крайне упрощенной концепции личности, ценность которой усматривается не в индивидуальном сво­еобразии и богатстве внутреннего мира, но в совершенном владении рядом унифицированных навыков»¹⁰⁷. Такая оценка кажется вполне допустимой, но только в том случае, если иметь в виду так называемый «професси­ональный кретинизм».

Однако следующий тезис авторов представляется еще более спорным. Они пола­гают, что «взлелеянный средним классом профессионализм выражает ценности и установки мелких буржуа – он доступен всем трудолюбивым, он конвертирует в совершенство сред­ние способности, он нивелирует личность и не ищет для нее иной, более высокой индивидуальной меры»¹⁰⁸.

Оказывается, произнесенная несколькими строчками выше успоко­ительная фраза авторов о том, что «конечно, плох не профессионализм, плоха идеология профессиона­лизма», некорректна. На деле профессионализм для авторов – явление негативное.

Сформулируем свое возражение. Профессионализм действительно можно – и необходимо – охарактеризовать как идеологию среднего класса. В этом смысле вполне оправдано говорить и о буржуазности, и о «срединности». Но и смыслы слов «идеология» и «профессионализм» могут с достаточным основанием употребляться и без негативного значения. Так же, как и слова «буржуазность», «срединность».

Кстати, подчеркнем спорность отождествления авторами цитируемой статьи смысла прилагательного в понятии «средний класс» со «средними способностями». Чтобы уви­деть богатство подходов к теме «серединности», достаточно обратиться к ряду за­голов­ков текстов экспертных интервью проекта «Городские профессионалы». «Не хочу быть, как все. Но избираю та­кой спо­­соб само­ре­ализации, ко­то­рый приемлют моя совесть, сознание само­дос­та­то­ч­­но­с­ти»; «Прин­цип “мало-помалу” – это, навер­ное, не про меня. В любой ситуации я стре­­м­люсь сделать макси­мум возмож­ного»; «“Средний” – не значит “троеч­ник”. “Сре­дний” – основательный “хорошист”»; «Человек середины твердо стоит на земле, не становится на хо­дули, чтобы казаться более зна­­­чи­мым, его реальная цен­ность исклю­чает чувс­т­во неполноценности»; «Средний класс – это люди социальной нормы, носи­тели духа “зо­ло­того се­че­ния”»; «Человек середины постоянно уворачивается от угро­зы сли­шком ни­з­­­кого падения и, в то же время, не очень-то рассчи­ты­вает на слишком большой ус­пех»¹⁰⁹.

В своих исследованиях этоса среднего класса мы стремились показать, что его базовой ценностью является именно профессионализм, и эта цен­ность вполне согласуются с ценностями общесоциальной этики¹¹⁰. Именно такая идея была заложена в целый ряд наших экспертных опросов¹¹¹, один из которых будет представлен парой абзацев ниже.

Здесь же отметим, что во многом благодаря своей ценностно-нормативной модели (соотно­ше­ние этой модели и отечественных реалий – особый разговор) профес­сионал – ключевая фигура среднего класса. «Сердце постиндус­т­ри­ального общества» – так говорит о классе профессионалов Д. Белл¹¹². В составе этого класса опре­де­лен­­ную долю обра­зуют предприни­матели, аге­­нты бизнеса – большей час­тью мелкого и среднего, но численно пре­обладают люди дру­гих профессий и специальностей: менеджеры, лица свободных профессий, рабочие высокой квалификации, инженеры, чино­вники, учителя, врачи, ученые, научно-педа­го­ги­ческие работники. И именно ориенти­рующая их ценность про­фес­сионализма ока­­зы­вается не ме­нее существенным консо­лидирующим факто­ром граж­данского об­ще­ства, чем их же уровень благосостояния и общественный статус. Не ми­фическое право социального наследования, а выражен­ные ори­ен­та­ции на профессиональный успех и реальный факт состоявшегося успеха профессионала – потен­циал этоса среднего класса.

При этом стремление к про­фессионализму вдо­хно­в­ля­ется отнюдь не пренебрежением к богатству внутреннего ми­ра человека или к гражданской позиции. И не свое­ко­рыс­т­ными калькуляциями (что не девальвирует роли профес­сио­наль­ных, в том числе и материальных интересов), а цен­ностями нравственного порядка: соответствующая деятельность ориенти­рует­ся и регулируется задаваемыми профессиональной этикой миссией и «правилами игры». Кстати, и то и другое нельзя ни просто ими­ти­ро­вать, ни на ско­рую руку импортировать: произ­раста­ют они на род­ной почве и ниг­де более.