4. Уровни познания

Идея неоднородности знания развивалась философами с древнейших времен. Уже в индийской философии мы сталкиваемся с разделением знания на шесть категорий. В Европе первые классификации мы находим у представителей милетской школы. Платон развивает детальную классификацию видов знания. Основное деление этой классификации — разделение на знание интеллектуальное и чувственное. Каждая из этих сфер знания делится на «мышление» и «рассудок».

Под мышлением понимается созерцающая деятельность одного лишь ума, непосредственно интеллектуальные предметы.

Под рассудком понимается вид интеллектуально знания, при котором познающий также пользуется умом, но уже не ради самого ума и не ради его созерцания, а для того, чтобы с помощью ума понимать чувственные вещи или образы. Этот рассудок — не интуитивный, а деструктивный вид знания.

Ч у в с т в е н н о е знание Платон также делит на две области: на «веру» и «подобие». Посредством веры мы воспринимаем вещи в качестве существующих и утверждаем их в этом качестве. «Подобие» — вид уже не восприятия, а представления вещей, или, иначе, интеллектуальное действие с чувственными образами вещей. Подобие отличается от «веры», удостоверяющей существование. Подобие — некое мыслительное построение, основывающееся на «вере».

В отличие от идей, математические предметы и математические отношения постигаются посредством размышления или рассуждения рассудка. Это и есть второй вид знания.

Чувственные вещи постигаются посредством мнения. О них невозможно знание, их нельзя постигнуть посредством рассуждения, их можно постигнуть лишь гипотетически.

Средневековые дискуссии об универсалиях и сферах компетенции науки и теологии поставили проблему опытного и внеопытного знания. Она выступала в форме соотношения приобретенных и врожденных идей у Декарта, впечатлений и идей у Локка и Беркли, истин факта и истин разума у Лейбница, области эмпирического или апостериорного и трансцендентального или априорного у Канта. Чувственная образность, зависимость от условий, частный, приблизительный характер опытного знания отличает его от умозрительности, абстрактности, точности, безусловной всеобщности внеопытного знания. Однако в настоящее время не представляется возможным обосновать существование абсолютно внеопытного знания — во всяком знании выявляются опытные элементы. При этом сам опыт перестает пониматься как нечто монолитное и однообразное (индивидуальный и коллективный, творческий и рутинный, практический и мысленный и т. п.), поэтому противоположность опытного и внеопытного знания рассматривается как относительная, связанная с взаимодействием разных контекстов опыта. Так, сложные логические структуры, выступающие для индивида в конкретной ситуации как априорные, являются для него же результатом постепенного развития его опыта логического мышления, а в конечном счете — плодом совокупного коллективного человеческого опыта.

Оппозиция практического и теоретического знания не совпадает с делением по критерию опытного содержания или происхождения. И теоретическому, и практическому знанию соответствует собственная с ф е р а о п ы т а, и их различие кроется, скорее, в формах функционирования знания. Так, практическое знание вплетено в деятельность и общение, слито с ними, направлено на их ситуационное обслуживание и обладает слабой рефлективностью. Оно не вырабатывает смыслы, которыми обладают предметы и способы деятельности, но транслирует их в данную практику из других контекстов опыта. В практической политике, к примеру, доминируют, помимо элементов научности, заимствованная из религии оппозиция сакрального и профанного, мифотворчество и магическая методика подмены терминов и ситуаций, психологическая и биологическая (органицистская) терминология. В производственной практике воспроизводятся как научно-технические знания, так и натурфилософские образы слитности человека и объекта, человека и орудия, отождествления природы с Богом, организмом, машиной.

Т е о р е т и ч е с к о е знание (философия, теология, идеология, наука), напротив, ориентировано на выработку новых смыслов и внесение их в реальность.

Э м п и р и ч е с к о е знание вырабатывается при сравнении предметов и представлений о них, что позволяет выделить в них одинаковые, общие свойства. Теоретическое знание возникает на основе анализа роли и функций некоторого отношения вещей внутри расчлененной системы.

Сравнение выделяет формально общее свойство, знание которого позволяет относить отдельные предметы к определенному формальному классу независимо от того, связаны ли эти предметы между собой. Путем же анализа отыскивается такое реальное и особенное отношение вещей, которое вместе с тем служит генетической основой всех других проявлений системы. Это отношение выступает как всеобщая форма или сущность мысленно воспроизводимого целого.

Эмпирическое знание, в основе которого лежит наблюдение, отражает лишь внешние свойства предметов и поэтому полностью опирается на наглядные представления. Теоретическое знание, возникшее на основе преобразования предметов, отражает их внутренние отношения и связи. При воспроизведении предмета в форме теоретического знания мышление выходит за пределы чувственных представлений.

Конкретизация эмпирического знания состоит в подборе иллюстраций, примеров, входящих в соответствующий формально выделенный класс. Конкретизация теоретического знания требует превращения его в развитую теорию путем выведения и объяснения частных проявлений системы из ее всеобщего основания.

Необходимым средством фиксации эмпирического знания является слово-термин. Теоретическое знание первым делом выражается в способах умственной деятельности, а затем уже в различных символо-знаковых системах, в частности средствами искусственного и естественного языка.

Научное и ненаучное знание

Как особые виды сейчас стали рассматриваться мистическое знание, «оккультное» знание, «пара» — знание и т. д. В компаративистских кросскультурных исследованиях (эмпирический уровень); в работах Леви-Брюля, Леви-Строса и др. (теоретический уровень); в концепциях Шпенглера, Тойнби, Данилевского, Сенгора и др. (на уровне философской рефлексии) была описана ситуация наличия разных типов знания и разнозначимости его видов для членов одних и тех же и различных сообществ, наличия разных типов технологии работы со знанием и форм и способов его закрепления и передачи в тех или иных культурах и в те или иные исторические периоды.

В середине XIX в. встает вопрос о неоднородности научного знания. В качестве специфического выделяется с о ц и о г у м а н и т а р н о е знание, в котором также была обнаружена его принципиальная плюралистичность.

Эти тенденции привели к возникновению необходимости пересмотра представлений о знании вообще, о научном знании в частности, что вело к смене идеала научности.

На сегодняшний день большинство исследователей выделяет три идеала научности:

– классический идеал научности;

– неклассический идеал научности;

– постклассический идеал научности.¹

Смена каждого из идеалов вела к необходимости уточнения того, что таково знание, каковы формы и способы его существования.

Возникновение таких вопросов было неразрывно связано с формированием особой системы идеалов и норм исследования, в которых, с одной стороны, выражались установки науки, а с другой — осуществлялась их конкретизация с учетом той или иной доминанты в системе научного знания данной эпохи.

Через все к л а с с и ч е с к о е естествознание XVII–XVIII вв. проходит идея, согласно которой объективность и предметность научного знания достигается только тогда, когда из описания и объяснения исключается все, что относится к субъекту и процедурам его познавательной деятельности. Эти процедуры принимались как раз навсегда данные и неизменные. Идеалом было построение абсолютно истинной картины природы. Главное внимание уделялось поиску очевидных, наглядных, «вытекающих из опыта» онтологических принципов, на базе которых можно строить теории, объясняющие и предсказывающие опытные факты.

Эти идеалы и нормативы исследования сплавлялись с целым рядом конкретизирующих положений, которые выражали установки механического понимания природы. В понимание обоснования включалась идея редукции знания о природе к фундаментальным принципам и представлениям механики.

В соответствии с этими установками строилась и развивалась механическая картина природы, которая выступала одновременно и как картина реальности, применительно к сфере физического знания, и как общенаучная картина мира.

В качестве эпистемологической составляющей этой системы выступали представления о познании как наблюдении и экспериментировании с объектами природы, которые раскрывают тайны своего бытия познающему разуму. Причем сам разум наделялся статусом суверенности. В идеале он трактовался как дистанцированный от вещей, как бы со стороны наблюдающий и исследующий их, не детерминированный никакими предпосылками, кроме свойств и характеристик изучаемых объектов.

Радикальные перемены в этой целостной и относительно устойчивой системе оснований знания произошли в конце XVIII — первой половине XIX в. Их можно расценить как вторую глобальную научную революцию, определившую переход к новому состоянию науки — дисциплинарно организованной науке.

В это время механическая картина мира утрачивает статус общенаучной. В биологии, химии и других областях знания формируются специфические картины реальности, нередуцируемые к механической.

Одновременно происходит дифференциация дисциплинарных идеалов и норм исследования. Например, в биологии и геологии возникают идеалы эволюционного объяснения, в то время как физика продолжает строить свои знания, абстрагируясь от идеи развития. Все эти изменения затрагивали главным образом третий слой организации идеалов и норм исследования, выражающий специфику изучаемых объектов.

В эпистемологии центральной становится проблема соотношения разнообразных методов науки, синтеза знаний и классификации наук. Выдвижение ее на передний план связано с утратой прежней целостности научной картины мира, а также с появлением специфики нормативных структур в различных областях научного исследования. Поиск путей единства науки, проблема дифференциации и интеграции знания превращаются в одну из фундаментальных философских проблем, сохраняя свою остроту на протяжении всего последующего развития науки.

Третья глобальная научная революция была связана с преобразованием этого стиля и становлением нового, н е к л а с с и ч е с к о г о естествознания. Она охватывает период с конца XIX до середины XX столетия. В эту эпоху происходит своеобразная цепная реакция революционных перемен в различных областях знания: в физике (открытие делимости атома, становление релятивистской и квантовой теории), в космологии (концепция нестационарной Вселенной), в химии (квантовая химия), в биологии (становление генетики). Возникает кибернетика и теория систем, сыгравшие важнейшую роль в развитии современной научной картины мира.

В процессе всех этих революционных преобразований формировались идеалы и нормы новой, неклассической науки.

Процессы интеграции различных картин и развитие общенаучной картины мира, характерные для п о с т н е к л а с с и ч е с к о й науки, стали осуществляться на базе представлений о природе как сложной динамической системе. Картины реальности, вырабатываемые в отдельных науках, на этом этапе еще сохраняли свою самостоятельность, но каждая из них участвовала в формировании представлений, которые затем включались в общенаучную картину мира. Последняя, в свою очередь, рассматривалась не как точный и окончательный портрет природы, а как постоянно уточняемая и развивающаяся система относительно истинного знания о мире.

Возникла необходимость не только отказа от редукции знания исключительно к научному, но и потребность переопределения самого феномена. В. Л. Абушенко указывает, что к настоящему времени обозначились следующие основные векторы движения в этом направлении.

1. В современных теориях знания и образовательных (трансляционных) технологиях подвергнут критике принцип предметной фрагментации знания и его специализации по узким объектным областям. Показательно, что «дробление» знания ведет к утрате целостного видения отображаемых в знании областей и объектов, «неулавливанию» глубинных оснований познавательной активности. Обозначена проблема «границы» допустимой специализации знания как по «горизонтали», так и по «вертикали», наложившие, кроме всего прочего, методологические ограничения на возможность «бесконечного» продуцирования автономных предметных областей знания.

2. Установлено размывание предметной специфики знания на более высоких концептуальных уровнях его организации, выраженность в метатеориях тенденций к интегрированию «знаниевых» систем в объемлющее целое, к междисциплинарному синтезу (появление социобиологии или социопсихолингвистики, например) и к комплексированию разнопредметного знания. В рамках последнего предметная спецификация может быть истолкована как возможность смены точек зрения и преобразования одних форм знания в другие. Сам же предмет знания может тогда пониматься как видение объекта в свете сложившихся исследовательских установок в зависимости от массива уже накопленного знания.

3. Представления о методологической функции знания и о методологическом значении более концептуализированных уровней знания по отношению к более низким уровням его организации дополняется пониманием методологии как типа вне- и надпредметного знания, формируемого за пределами собственно науки. Знание лишается статуса самоценности как конечной цели познания, актуализируются представления о знании как предпосылке и как средстве познания.

4. Дискредитируются представления о знании как продукте, получаемом в режиме открытия, что абсолютизировало статичность и замкнутость знаниевых систем. Акцентируются предзаданность продуцируемого знания, его динамичность и открытость в другие практики, возможность переинтерпретации. Например, концепция Куна о парадигмальной организации знания и различные версии «научных революций», поставившие под вопрос коммулятивную схему «накопления».

5. Анализ логико-гносеолого-эпистемологических форм знания дополняется анализом интрасубъективных механизмов обеспечения присутствия знания в практиках, в мотивационном, операциональном, коммуникационном аспектах.

6. Особый пласт анализов знания представляют его трактовки как знаковых, текстовых, языковых, категориально-семантических, праксиологических и т. п. способов организации знания в «смысловую рамку» культуры. Речь идет о конституировании знания как системы значений или способов кодирования в контекстах форм семантизации реальности и в ценностно-символических, смысловых и нормативно-регуляционных системах культуры, образующих ее «язык».

7. Сформирована исследовательская установка на работу не только со знанием, но и с таким концептом, как «незнание». Если в классических подходах незнание трактовалось как «несовершенство» знания, как то, что требует своего перевода в знание, то в ряде современных концепций обнаружение незнания понимается как необходимое познавательное действие, выявляющее области проблем, устанавливающее границы возможной работы с имеющимся знанием, ориентирующее, направляющее и стимулирующее познание. Таким образом, будучи направленным на получение нового знания, незнание всегда описывается в терминах существующего знания, являясь его неотъемлемым дестабилизирующим компонентом.