2.2. Древние своды законов и моральных обязанностей

Древнейшие своды законов являются в своей основе обобщением и итоговой записью обычного права доклассового общества. Это документы, которые письменно и в этом смысле объективно фик­сируют юридические, религиозные и этические нормы, регулирую­щие имущественные, семейные, культовые и классовые отношения эпохи рабовладельческих деспотий. В форму анонсированных тре­бований и предписаний заключены и наиболее популярные общин­ные идеалы, и нормы, а также политические идеи, укрепляющие позиции классового строя.

Древнейшее законодательство опирается на этические представ­ления родовой эпохи.

Общинное сознание оценивало эти законы как важнейший ре­лигиозный пакт, закрепляющий естественное право как торжест­венное слово, заверение в том, что отныне закон космической прав­ды-справедливости будет повсюду соблюдаться. Тогда же формиру­ется раннемонархическая идеология: обожествление царя, соедине­ние идеи царизма с идеей вечности, портрет идеального царя (за­щитника обездоленных, справедливого правителя и судьи). Восхва­ления царя обязательны, гиперболизированы, включены в его титулатуру. Правда-справедливость, как ее понимали, неотделима от принуждения и угнетения, деспотизма и насилия. Насилие и военное могущество — едва ли не главные условия существования ранних го­сударств и империй. Демонстрация силы, могущества вызывает по­дъем и гордость в формирующемся этическом сознании. Господство и величие признавались самоценностью. Право власти на насилие считалось самоочевидным.

Измена правде-справедливости, растущее угнетение рядовых об­щинников, отказ от политики заботы и покровительства, подмена святейших обязанностей правителя личными прихотями этически осуждаются. В общинно-племенном сознании патриархальная гу­манность соседствует с примитивной жестокостью, идеей возмез­дия, которая сохраняется в архаически организованных обществах. Религиозные и этические нормы были единственной формой ори­ентации в мире и мотивации поведения.

Итак, законы возникают на пике зрелости общинно-племен­ных отношений и открывают эпоху строительства классового госу­дарства. Государственный и царский секторы опираются на общин­ный традиционный уклад жизни и борются с ним, теснят его, раз­лагают, создавая государственный этос пропорций и зависимостей людей.

Благодаря древнейшему законодательству получают свободу раз­вития государственные институты, стоящие вне и над общиной. Это судопроизводство, фискальная и казначейская служба, царское войс­ко, отличное от народного ополчения, царский двор и город как автономная территория, царские рабы и царские земли. От общины отчуждается ее священная собственность, сакральные центры, сре­доточие культовых действий, религиозные ценности. Целые группы людей, формально не исключенные из общины, уже не связаны с ней, ширится практика порабощения соплеменников. С точки зре­ния правителей-царей, вельмож и их окружения, исполнение начер­танных неизменных законов обусловливает социальную стабиль­ность, отвращает смуту и мятежи, отвечает династическим интере­сам, упрочивает власть социальной элиты. Древнейшее законода­тельство отвечает интересам наследственной монархии.

Наиболее известными памятниками древнейшего законодатель­ства являются Законы Хаммурапи, царя Вавилона (перв. пол. II тыс. до н.э.), Законы Ману, сборник древнеиндийских нравственных и правовых предписаний (I в. до н.э.), Надписи Ашоки, правителя Маурьев (III в. до н.э.), Законы Пятикнижия, или Тора (XI-X вв. до н.э.).

Законы Хаммурапи — древневавилонский свод имущественного, семейного и уголовного права, светский правовой кодекс эпохи ра­бовладения, освященный авторитетом бога Мардука.

Названный свод законов не содержит ни одного безусловного требования или запрета, абстрактной нормы. Отношение к тем или иным действиям, которые имеют нравственно-правовое значение, можно определить по количеству статей. Первостепенное значение имеют операции с собственностью («купить», «продать», «обме­нять», «арендовать», «получить», «дать», «подарить»). Далее идут действия, нарушающие право собственности («украсть», «ограбить», «взять» и «утаить» чужое). Воровство и посягательство на частную собственность запрещены законом. Важное место занимают матри­мониальные и семейные отношения (заключение и расторжение брака, признание отцовства, последствия неравных браков, порядок усыновления, повторные браки, замужество дочерей, связанное с разделом имущества, приданым, другими расходами и денежными обязательствами). Кодекс пресекает адюльтер, осуждает внебрачные и добрачные половые отношения, сексуальное насилие над женщи­ной. Большое внимание уделяется действиям в суде («обвинить»,

¹ Хрестоматия по всеобщей истории государства и права. М., 1994.; Хрестома­тия по истории Древнего Востока. М., 1980. Царь Хаммурапи — современник биб­лейского Авраама.

«доказать», «представить свидетелей»), убийству, землепользова­нию, непреднамеренному причинению ущерба.

Итак, особое место в шкале ценностей занимают собственность и семья, торговля, обмен и внутрисемейное распределение средств, что соответствует культуре Вавилона, крупнейшего торгового цент­ра Ближнего Востока. Кодекс абсолютно не лиричен, сух и конкре­тен, вставлен в мифологическую рамку, пафос которой чужероден деловитости содержания. В Законах Хаммурапи не упоминается ни о каких гражданских ценностях и метафизических обязанностях.

Законы Хаммурапи предусматривают суровое наказание за уго­ловное преступление. Самым действенным и распространенным на­казанием является смерть: «вор, его должно убить», «лжец, его должно убить», не доказавшего своего обвинения в суде должно убить, должно убить также насильника, похитителя детей, укры­вателя беглых рабов, грабителя, взламывающего жилище, посягнув­шего на храмовое имущество, не донесшего о преступлении влас­тям, купившего имущество без свидетелей, т.е. краденое, женщину, уличенную в прелюбодеянии, свекра, познавшего невестку, и сына, познавшего мачеху. Другой мерой наказания является членовреди­тельство (отрезать ухо, пальцы, вырвать глаз). Применяется также денежная компенсация, главным образом при расторжении дого­воров и в делах семьи. Деньги как эквивалент ответственности при­нимаются в отдельно оговоренных случаях, когда нанесено увечье чужому рабу, когда в отношения вступает неполноправный свобод­ный человек.

Конфликт между свободными полноправными индивидами раз­решается посредством талиона, принципа наказания в обычном праве, в соответствии с которым виновному причиняется ущерб, равный тому, который причинил он. В соответствии с правилом та­лиона, как гласят Законы Хаммурапи, «если человек повредит глаз какого-либо из людей, то должно повредить его глаз», «если он сло­мает кость человека, то должно сломать его кость», «если человек выбьет зуб человека, равного себе, то должно выбить его зуб», «если строитель построит человеку дом и сделает свою работу непрочно, так что построенный им дом обвалится и причинит смерть хозяину дома, то этого строителя должно убить. Если он причинит смерть сыну хозяина дома, то должно убить сына этого строителя. Если он причинит смерть рабу хозяина дома, то он должен отдать хозяину дома раба за раба. Если он погубит достояние, должен отстроить обвалившийся дом за свой счет» (§ 229-232).

Для определения уголовной ответственности используются ор­далия и клятва. Ордалия является разновидностью божьего суда. Ви­новность устанавливается после испытания огнем или водой, которое должно подтвердить или опровергнуть заверения обвиняемого _в преступлении. Человек как бы призывает в свидетели богов. Ор­далия упоминается и в Законах Ману: «Тот, кого пылающий огонь не обжигает, кого вода не заставляет подняться вверх и (с кем) вско­ре не случается несчастья, должен считаться чистым в клятве» (§ 115). Это древнейший вид дознания и следствия, связанный с ма­гией и гаданием.

Как пишет З.М. Черниловский, «ордалий как непременный эле­мент судопроизводства древних индусов (ариев) и вместе с ними славян и германцев, греков, римлян, кельтов столь же чужероден в праве семитических государств древности. Опять же единственная в своем роде ст. 2 Законника Хаммурапи, предписывающая обви­ненному в чародействе очиститься через испытание водой («должен пойти к Реке и броситься в нее»), трактует, насколько можно судить, об ордалии, но не поддается удовлетворительному объяснению, если почти тут же предписывается убить виновного в краже (или укры­вательстве) церковного имущества. Всюду, где Хаммурапи требует расследования, он пишет «должно изобличить» виновного (обвиня­емого). Причем нетрудно видеть, что во всех этих случаях об орда­лии не может быть и речи (например, если раб скажет своему гос­подину «ты не мой господин», то тот должен изобличить его как своего раба, затем может отрезать ему ухо (§ 282). Для Законов Ману «взять огонь, погрузиться в воду» — неизменный и лучший вид ули­чения злодея, доказательства выявления истины, ибо ее «видит бог и от него исходит знак»¹.

Согласно Законам Хаммурапи, иногда клятва в том, что действие совершено неумышленно, освобождает от наказания, можно по­клясться богом и быть свободным от ответственности.

Итак, светские Законы Хаммурапи исключают коллективную от­ветственность и устанавливают личную ответственность, описыва­ют конкретные преступления и их правовые последствия (смертная казнь, членовредительство, денежная пеня, ордалия, клятва, экви­валентный ущерб). Наказание является убедительным и жестоким, многие преступления караются смертью, прежде всего умышленные деяния. Идеология правосознания остается религиозно-мифологи­ческой и восходит к коллективным архетипам. Социальное и иму­щественное расслоение порождает запутанные правовые отноше­ния между равными и неравными, полноправными и неполноправ­ными, свободными и рабами, имущими и неимущими, домовладель-

¹ Черниловский З.М. Русская Правда в свете других славянских судебников Древняя Русь. Проблемы права и правовой идеологии. М, 1984. С. 13.

цами и домочадцами¹. Нет ни всеобщих императивов, ни абстракт­ных моральных ценностей. Термин «должен» имеет чисто юриди­ческий смысл — «требуемое по суду». В остальном каждый волен по­ступать «как захочет». Перечисление преступных действий и разме­ры денежной пени отражают шкалу ценностей. Имеется социальная этика, выраженная юридическим языком. Не представлены инди­видуальные нравственная мотивация и гражданские идеалы (обще­ственный долг).

Основным понятием Законов Ману и Надписей Ашоки² является понятие «дхарма». Санскритское слово «дхарма» не имеет аналогов в европейских языках и философской терминологии. Дхарма — это универсальный порядок, природный закон, единая норма, доктри­на, религия, истина, знание, мораль, долг, добродетель, справедли­вость, идеал, совокупность правовых, моральных, этических и дру­гих норм, определяющих добродетельность человека в зависимости от его общественного положения, а также правило, польза, обычай. Ашока (268-231 до н.э.) в годы своего правления признал «жгучую потребность в дхарме», подразумевая под этим общегосударствен­ную норму нравственного поведения, социальную добродетель, ог­раничительные предписания и внутренние убеждения человека. В содержательном смысле дхарма суть подобающее отношение, бла­гочестивая заслуга, самообладание, благожелательность, чистота по­мыслов, сочувствие, щедрость, правдивость, мягкость, покорность родителям: «Следует выказывать послушание матери и отцу, а также старшим, не причинять вреда живым существам, всегда следует го­ворить правду»³.

Исполняющий благочестивые установления дхармы достигает счастья в этой или будущей жизни. Речь идет о том, как подобает человеку вести себя в государстве.

В Законах Ману⁴ дхармическое поведение рассматривается как аскетический религиозный подвиг брахмана и как извечные специ­фические правила сословного поведения. У каждой из четырех варн своя дхарма, т.е. свои обязанности и добродетель. Так, дхарма кшат­рия — охрана подданных, война, убийство врагов, а дхарма Брахма-

¹ Выражение «сын человека» (в Законах из Эшнуины XX в. до н.э.) означает представителя полноправного населения, не раба, в поучениях Гераклеопольского царя (XXII в. до н.э.) означает знатного, в отличие от простолюдина.

² Законы Ману. М., 1992; Хрестоматия по всеобщей истории государства и права. М„ 1994.

³ Хрестоматия по всеобщей истории государства и права. М., 1994. С. 120.

⁴ Ману (Manu), мыслящий — санскритское имя, является именем собственным мифического родоначальника человечества, первого царя и основателя социально­го и морального порядка.

на- отшельника — аскетизм и священное знание, благодаря чему он очищается, освобождается и достигает бессмертия. Для всех сосло­вий основным правилом (дхармой) является ненанесение вреда, правдивость, неприсвоение чужого, чистота и обуздание органов (самоограничение, аскетичность). Внесословный индивид не имеет дхармы и воплощает аморальный тип личности. Ему свойственны подлость, грубость, жестокость, неисполнение предписанных обя­занностей. Он нечист по происхождению, у него испорченная кровь. Термин «порча крови» (низкое, незаконное, сомнительное проис­хождение в нарушение определенных норм) тождественно понятию «лишение прав», пария, бесправный, заведомо дурной.

Самым высоким и ценным в дхармическом поведении является аскетизм. Бродячий аскет превращается в нравственный идеал, даже царь не вправе поднять на него меч. Тыквенная бутылка, деревянная чаша, глиняный сосуд, плетенка, лохмотья — таковы вещи аскета и признаки освобождения от обыденности. Смысл аскетизма брахма­на в приобретении священного знания, смысл аскетизма кшатрия — в охране народа, аскетизм для вайшия — хозяйственная деятель­ность, аскетизм для шудры — в услужении. Аскетизм очищает, сни­мает, сжигает грех. И боги признают великое значение аскетизма.

Законы Ману систематизируют и фиксируют моральные и пра­вовые нормы, являются учением о мироустройстве и кастовом де­лении общества, судебником и сборником инструкций, предназна­ченных царю-правителю, рассказывают о священных ритуалах и по­рядке жертвоприношений, содержат правила семейной жизни и уп­равления домашними делами, определенную воинскую этику. Они апеллируют к сознанию кастовой принадлежности, определяющей достоинство личности, к сознанию долга, ориентации на благочес­тивую заслугу, личное благо, не омраченное «черным, красноглазым наказанием» неудовлетворенной дхармы. Представители высших со­словий обязаны выработать внутренние убеждения.

Дхартхашайстра (учение о дхарме) является религиозным учени­ем, а также учением об обязанностях, должном и запретном. В нем осуждаются алчность, ложь, адюльтер, присвоение чужого, дурные помыслы, убийство, в особенности священной коровы, земледельца и брахмана (никогда нельзя убивать брахмана, даже погрязшего во всяческих пороках; надо изгнать его из страны со всем имуществом без телесных повреждений). Убийство брахмана суть самое тяжелое преступление. Следствием преступления считается грех, нечистота, которые можно устранить только религиозным покаянием. Свет­ское право растворяется в религиозно-этических предписаниях.

Законы Моисея, пли Учение (Тора), содержатся в текстах Ветхого Завета, так называемом Пятикнижии (Бытие, Исход, Левит, Числа, Второзаконие). Пятикнижие является сборником законов, которые якобы получены от Бога (Яхве) и истолкованы с его слов Моисеем, царем, законодателем, проповедником Израиля. Моисей признается основателем иудаизма, духовным лидером, «божьим человеком» и посланцем Бога — в иудейской традиции, «святым человеком» и ве­ликим культурным героем, согласно эллинистической традиции. Можно предполагать по косвенным историческим данным, что Мои­сей жил в XIII или XV в. до н.э., возможно, между 1305 и 1196 гг. до н.э. По одной из версий, он носил египетское имя Mosheh, вклю­чающее египетский глагол «msy» (породить), который часто комби­нировался со словом «бог» — «re» (Ramses). Моисей — законодатель и воспитатель народа.

Пятикнижие, как считают ученые, составлено из нескольких раз­новременных текстов. Так, некоторые из них относятся к X-IX вв. до н.э., эпохе строительства еврейского государства, другие фраг­менты известны с первой половины первого тысячелетия до н.э., большинство уже существовало к VII в. до н.э., но есть «основания полагать, что Пятикнижие было составлено в жреческих кругах Ие­русалимского храма, очевидно, под руководством и при непосред­ственном участии верховного жреца Хелкии как хранителя жречес­кой традиции и опубликовано в 621 г. до н.э.»¹. Рукопись Второза­кония (Книга Закона) была найдена в подвалах Иерусалимского храма в самый подходящий момент, когда жречество желало упро­чить свои позиции в обществе и развить политическую утопию — народ под властью жрецов. Второзаконие отражает более ранние тексты, авторство которых неизвестно, возможно — творения про­рока Самуила (XI в. до н.э.). Предположительно, в подготовке Вто­розакония принимал участие пророк Иеремия, обладавший особой этической чувствительностью (род. в 650-640 до н.э.), предсказы­вавший неисчислимые бедствия Израилю, грядущие завоевания. Так называемый Жреческий кодекс, или Четверокнижие, по-видимому, создавался во время вавилонского пленения и выражает идеал тео­кратического государства. Второзаконие, или напоминание об Уче­нии, содержащее Декалог, или Десять заповедей Моисея (Втор. 5), а также Исход с включением тех же заповедей (Исх. 20) возникают не ранее VII в. до н.э. Вероятно, что аналогичные нормы устно про­поведовались уже в IX в. до н.э. В целом Пятикнижие охватывает казуистическое гражданское право, принципы религии и морали, культовые предписания, ярко выраженные в так называемом Кодек-

¹ Шифман И.Ш. Ветхий Завет и его мир. М., 1987. С. 95. См. также: От Бытия до Откровения. Пятикнижие Моисеево / Пер. И.Ш. Шпфмана. М., 1993; Риж­ский И.Н. Библейские пророки и библейские пророчества. М., 1987.

се святости (Лев. 17-26). А. Робертсон пишет: «Древнейший сохра­нившийся еврейский свод законов содержится в книге «Исход», гл. 21-22. Хотя его и приписывают Моисею, но он предназначен для земледельческого общества, обладающего полями и виноград­никами, а следовательно, относится к более позднему времени, чем приход Израиля в Палестину, многие из еврейских законов заимст­вованы из вавилонского кодекса Хаммурапи (ок. 1800 г. до н.э.)»¹. Пятикнижие является манифестом монотеизма, идеологией эт­нического эгоизма, обоснованием иерократии, этической функции жречества и экспансионистских устремлений союза племен (колен Израилевых). Тираническая мораль гневного бога Яхве предстает как альтернатива порабощению, геноциду, тяжелому труду и угне­тениям, испытанным этносом в прошлом. Яхве имеет черты хтонического божества — раздражительного, гневного, мстительного, рев­нивого, требующего беспрекословного повиновения и религиозно­го фанатизма. Это хранитель сакральных императивов и космичес­кой правды — справедливости. От него исходят все блага, например манна небесная и вода в пустыне. Яхве олицетворяет все надежды народа-скитальца, превращаясь в трансцендентального милитарист­ского вождя и вдохновителя. Его никак нельзя назвать любящим и гуманным божеством: предполагалось, что «под мышцей Яхве», т.е. с его помощью и с его согласия, следует уничтожать народы, насе­ляющие земли, обещанные народу Израиля: «Когда вы перейдете через Иордан в страну Кенаан, то прогоните всех обитателей этой страны от себя и уничтожьте все их изображения, и все их литые статуи уничтожьте, и все их высоты разрушьте», так как Яхве по­клялся «дать тебе большие и прекрасные города, которые ты не стро­ил, и дома, наполненные всяким добром, которым ты их не напол­нял, и колодцы, высеченные из камня, которых ты не высекал, ви­ноградники и оливы, которых ты не сажал, и ты будешь есть и на­сыщаться» (Втор. 6, 10-11). Мораль Пятикнижия не отрицает ко­рысти и грабежа, а напротив — радуется богатой добыче, присвоен­ной в результате военной победы. Эта герметичная мораль, которая рекомендует культурный изоляционизм, нетерпима в отношении чуждых ценностей (идолов, обычаев), фактически не развивает нормы внешнего общения. Учение Моисея разъясняет гарантии добра, или блага, понимаемого в обычном и, возможно, тривиаль­ном смысле. Ведь благо для человека, когда его житницы полны зерна, точила — вина и масла, когда у него много скота и рабов, много золота и серебра. Благо включает в себя богатство, долголетие, здо-

¹ Робертсон А. Происхождение христианства. М., 1959. С. 53.

ровье, продолжение рода. И все это рассматривается как божье бла­гословение за религиозно-нравственные заслуги. Эта догма прижиз­ненного воздаяния от Бога за благочестие — каждому по «путям его» — оказалась несостоятельной в послепленный период и в ре­зультате }траты Израилем государственной независимости. Этичес­кое поведение Яхве не поддавалось разумному толкованию и возму­щало нравственное чувство. Этическое поражение данный бог по­терпел в Книге Иова (V-IV вв. до н.э.). Поведение Яхве несовмес­тимо с обычными представлениями о справедливости. Иов претер­пел несправедливость. Одна за другой с ним случились страшные вещи по соизволению Яхве — грабеж, убийства, болезнь и отказ в праве на суд. И он повел речь о моральном удовлетворении. Иов стал ощущать свое тайное превосходство над Яхве. Тирады, произ­носимые Иовом, показывают, что Яхве потерял в его глазах мораль­ный авторитет, так как Иов вынужден напоминать ему о нормах справедливости, достоинства, взаимности. В этой связи К. Юнг пишет: «Иисус появляется на сцене прежде всего в качестве иудей­ского реформатора и пророка какого-то исключительно доброго Бога. Тем самым он спасает грозящую разрушиться религиозную связь с Богом»¹. В то время как Пятикнижие акцентировало идею коллективной ответственности и прижизненного воздаяния за пра­ведность и благочестие в виде реальных благ, авторы богословских сочинений и пророчеств II—I вв. до н.э. указывают на неизбежность индивидуального воздаяния после смерти. Складывается идея о за­гробном воздаянии.

Как и целый ряд других древних сводов законов, Законы Пяти­книжия содержат уложения о наказаниях, устанавливают порядок судопроизводства, защищают имущественные права, трактуют се­мейное право, отношение к рабам, а также вопросы богослужения, порядка жертвоприношений, назначают священные дни, напомина­ют о пищевых запретах, регламентируют поведение в разных слу­чаях. Законы Пятикнижия являются одновременно и божественным религиозным учением, что и подчеркивает их непререкаемость, вы­сочайший авторитет. Вместе с тем выработанное веками обычное право, которое возникло из обычая, поглощается жреческим и ре­лигиозным законодательством. Центральное место в Учении (Торе) отводится кодификации библейского имущественного права, в част­ности, купли и продажи земли, эксплуатации рабов. Кодекс строго охраняет частную собственность и признает принцип неограничен­ной свободы собственника распоряжаться ею. Фактически кодекс

¹ Юнг К. Ответ Иову. М., 1995. С. 187.

обращается не к страждущим скитальцам и номадам, а к народу, ко­торый ведет оседлый образ жизни, имеет развитое земледелие и скотоводство, частную собственность, рабовладение, армию, госу­дарственно-политическое устройство, жречество, выделенное в осо­бую привилегированную группу, отстаивающую свое право возглав­лять данное государство.

Жреческий кодекс, или Четверокнижие (все книги, за исключе­нием Второзакония), целые разделы посвящает функциям жречест­ва, детальному описанию религиозной обрядности, и прежде всего жертвоприношениям. Там перечисляются многочисленные виды обязательных жертвоприношений — искупительные жертвы, повин­ные, мирные, первины, десятина, жертва «легкой святыни», «дар возлияния и всесожжения», «минха ревнования» и др. Пишется ка­тегорично: «И всякую десятину из крупного и мелкого скота, из всего, что проходит под жезлом десятое, должно посвящать Яхве» (Лев. 27, 32-34). С жертвоприношениями связана и власть жречест­ва, так как именно жрецы и в праздники, и в будни заняты совер­шением всесожжении, благодарственными, очистительными жер­твоприношениями и жертвами за грехи. Таким образом, договор с Яхве имеет вещественную стоимость, скрепляется и постоянно под­тверждается регламентированным подношением. Благосклонность Бога оплачивается¹. Второзаконие, или Книга закона, предположи­тельно относится к 621 г. до н.э. И. Шифман называет ее Magna Carta иудейской общины. Некоторые места в тексте Второзакония по свое­му красноречию превосходят речи древних ораторов Демосфена и Цицерона. В этой книге, несомненно, учтен ораторский опыт и со­циальный пафос эпохи пророков VIII-VII вв. до н.э., которые часто выступали против правителей, видели себя защитниками справедли­вости и связывали социально-исторические бедствия, постигшие их народ, с нечестием и произволом, злоупотреблениями, свойствен­ными определенным лицам или группам лиц. Именно под влиянием пророков в Учение включаются этические нормы и законы.

Второзаконие также содержит религиозное законодательство, гражданские законы и постановления, охватывающие все стороны жизни народа. Среди них: Неизвестное убийство. Раздел имущества при многоженстве. Буйные сыновья. Заблудившиеся животные. По­терянные вещи. Проституция. Блуд. Насилие. Закон о евнухах и не­законнорожденных. Мужеложство. Ростовщичество. Развод. Прока­за. 40 ударов без одного. Вмешательство в драку. Обеты. Неправиль­ные гири. Законы Моисея имеют точки пересечения с Законами

¹ Беленький Н.С. О мифологии и философии Библии. М., 1977. С. 74.

Хаммурапи, Законами Ману, Законами Хеттского царства, Законами Солона, выступают в качестве одной из версий универсального куль­турного и общественно-политического опыта многих столетий. Это законодательство основано на культе общины. Ветхий Завет пове­ствует о драматической истории народа, тогда как Новый Завет рас­сказывает о человеке, его позиции, убеждениях, его личности.

Самой лаконичной и обобщенной записью Законов является Де­калог, или Десять заповедей, которые в Пятикнижии излагаются дважды (Исх. 20 , Втор. 5). Эти записи появляются не ранее VII в. до н.э. Заповеди имеют запретительный характер — да не будет у тебя других богов перед лицем Моим (1), не делай себе кумира и никакого изображения, не поклоняйся и не служи им (2), не произ­носи имя Господа Бога твоего напрасно (3), соблюдай день суббот­ний (4), почитай отца твоего и матерь твою (5), не убий (6), не прелюбодействуй (7), не кради (8), не произноси ложного свиде­тельства на ближнего своего (9), не желай жены ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни вола его, ни осла его, ни всего, что есть у ближнего твоего (10).

Первая и вторая заповеди утверждают культ трансцендентного, не антропоморфного единого Бога, осуждают языческое идолопо­клонство и распространенные местные религиозные культы, исклю­чают веротерпимость и выдвигают религиозный элемент на цент­ральное место в мировоззрении. Первая заповедь Декалога интер­претируется в христианстве как заповедь «люби Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всеми силами твоими». Де­калог учит любить Бога и оценивает человека в зависимости от его религиозности (благочестия) и неукоснительного соблюдения запо­ведей, которые являются не просто высшей мудростью и этической данностью, транслированной свыше, но и главным элементом до­говора. Третья заповедь обращена как против богохульства, словес­ного выражения несогласия с волей Бога, бытовой формы свободо­мыслия и этической критики высшей воли, так и против легкомыс­ленного отношения к святым символам, без всякого религиозного чувства, низведения кардинальных ценностей до уровня обыденнос­ти. Вместе с тем «не клясться именем Бога» означает: не апеллиро­вать к Богу как свидетелю на суде. Четвертой заповеди «соблюдай день субботний» придается особенное значение как испытанию ре­лигиозного благочестия и подтверждению влияния жречества в на­роде. Между тем «святость субботы» связана с лунным календарем. Суббота и у других народов оказывается священным днем и рели­гиозным праздником.

Заповедь «почитай отца твоего и матерь твою» отразила возрос­ший престиж родительской семьи, ее экономической роли и правового положения. Законы укрепляют и защищают авторитет отца и матери, родственные отношения в рамках патриархальной семьи. Заповедь «не убий» имеет аналоги и в других нравственно-пра­вовых кодексах, например встречается уже в египетской Книге Мертвых (II тыс. до н.э.), и не является чем-то новым. Вместе с тем выражение «не убий» имеет много значений, например «не убивай ничего живого», «не убивай священных животных», как сказано в древнеиндийских текстах, нельзя убивать чужой скот, нельзя уби­вать свободных, а рабов — можно, нельзя убивать чужого раба, но можно убить свою неверную жену и своих детей, например жертво­вать первенца богу, и т.д. В Декалоге, по-видимому, содержится за­прет убийства соплеменника, т.е. «ближнего», или союзника. Но этот запрет фактически не распространяется на врагов и рабов, а также — на абстрактно взятого человека. Любовь к ближнему как об­щинная норма содержится в Ветхом Завете, но только в христиан­стве она становится второй по важности моральной заповедью и условием спасения верующего. Заповедь «не убий» не соотносится с заповедью «люби ближнего» в Ветхом Завете.

Заповедь «не прелюбодействуй» понималась в условиях факти­ческой и легализованной полигамии и института наложниц и жен-рабынь прежде всего как преступление против родовой морали, когда неисполнение запрета «не желай жены ближнего своего» оз­начало несанкционированные интимные отношения с замужней женщиной или девицей, являющихся чужой собственностью, и при­равнивалось к воровству, отягченному нанесением бесчестья. Пре­любодеяние жестоко наказывали, в особенности прелюбодеяние, со­вершенное женщиной. Проституция, вместе с тем, не считалась пре­любодеянием, хотя и вызывала нравственное отвращение. Атмосфе­рой прелюбодеяний принято было считать языческие празднества плодородия и обновления, во время которых женщины неистовст­вовали и могли совершать непотребное с точки зрения патриархаль­ной семьи.

Восьмая и десятая заповеди стоят на страже библейского имуще­ственного права и частной собственности.

Запрет лжесвидетельства (девятая заповедь) означает не клеве­тать, не делать заведомо ложного доноса, не выдвигать лживых и недоказанных обвинений, буквально — не выступать в качестве под­купленного лжесвидетеля на суде, не порочить репутацию человека без всяких на то оснований. Этот запрет выдвигается против ковар­ной и корыстной лжи, которая могла иметь юридические последст­вия. Лжесвидетельство было распространенным явлением. Для ус­пеха в судебных исках многие нанимали свидетелей. От свидетелей и их честности многое зависело. Так, например, по еврейским законам достаточно было двух свидетелей, которые подтвердят, что от­ветчик отрицал Бога и религиозные догмы, и виновного подвергали смертной казни. И лишь в каком-то второстепенном смысле норма «не лжесвидетельствуй» могла быть истолкована как требование ис­кренности и правдивости, отвлеченное от конкретной ситуации. «Не лжесвидетельствуй» отнюдь не тождественно норме «не лги». Итак, возникновение ранних рабовладельческих деспотий, этни­ческих государственных образований потребовало создания коди­фицированного имущественного права и единых государственных законов. Внутри правового кодекса, который унаследовал многие нормы обычного общинного права, или в качестве дополнения к этому кодексу анонсируются и некоторые моральные нормы, кото­рые приравнены к правовым и религиозным установлениям. Это могло быть всего лишь внешним объединением. Предположительно, моральные нормы (заповеди) являются едва ли не самым ценным приобретением общинного уклада. В древних кодексах этический элемент оказался подчиненным религиозному законодательству, гражданскому праву, отчетливо ориентированному на регулирова­ние имущественных отношений. Тот факт, что этические нормы были вписаны в чуждую им форму закона, является большой победой простых людей с общинной психологией, так как моральные тре­бования провозглашаются теперь как бы устами ненарушимого за­кона и обязательны для всех. Когда Христос, большой знаток Учения и Закона, говорил, что он пришел не нарушить Законы, но их ис­полнить, то из всего, что он делал, нарушал и пропагандировал, отчетливо видно — не об имущественном праве и государственной религии он думал больше всего, а о законах нравственности, мо­ральных чувствах, нравственной справедливости, милосердии и т.п. Вместе с тем записанное в числе других, несродных ему норм нрав­ственное требование оказывается в конце концов мертвой бук­вой. Древнейшие кодексы содержат основные культурообразующие нормы (не убий, не кради и др.). С ними обращаются, как с неко­торой сверхъестественной данностью, а не с человеческим изобре­тением. В лучшем случае необычайно одаренные индивиды, как пра­вило цари, толкуют эти правила и настаивают на их исполнении, убеждая и угрожая. Эти нормы рисуют нам авторитарную и деспо­тическую мораль, опирающуюся на вполне осязаемые санкции и свя­занную с идеей неотвратимого возмездия системой жестоких нака­заний. Вместе с тем эти нормы призваны воспрепятствовать мораль­ному разложению, все возрастающей несправедливости, социально-этическому беззаконию, эгоизму богатеющих, которые не останав­ливаются ни перед чем. Процветание нечестивых, как кажется, можно остановить этическими обличениями и этическим законодательством. Требование жить по правде и Божьему велению отражает борьбу народную за осуществление идеалов социальной справедли­вости. Это не абстрактно-всеобщие истины в конечной инстанции, но высшее достижение стремления к этическому универсализму и нравственной критики действительности, доступное в ту эпоху.