14.12.2006 Г.). Важнейшую же роль для квалификации суждений имеет

общественный интерес к обсуждаемому вопросу, который подлежит

обязательной оценке в суде.

В отчетном году к Уполномоченному обратился М. с жалобой на

незаконный и необоснованный, по его мнению, приговор Кировского районного

суда г. Казани от 24.11.2009 г. Этим приговором М. был признан виновным в

распространении заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство

другого лица и подрывающих его репутацию, а также в возбуждении ненависти

или вражды, унижении человеческого достоинства по признакам

принадлежности к какой-либо социальной группе. М. было назначено

наказание в виде лишения свободы на срок 1 год 9 месяцев в

колонии-поселении.

По версии суда, все эти преступления М. совершил, опубликовав

несколько авторских материалов, посвященных первому Президенту Республики

Татарстан. Суд счел, что М., желая опорочить честь и достоинство своего

героя, создать его отрицательный образ, использовал недопустимые метафоры

и несдержанные формулировки, а также диффамационные высказывания,

носившие недобросовестный и злонамеренный характер. Суд констатировал,

что подсудимый и его защита не представили никаких доказательств того,

что инвективы в адрес первого Президента Республики Татарстан

соответствовали действительности. Суд также признал М. виновным в

высказываниях, заведомо порочащих представителей власти Республики

Татарстан как самостоятельной социальной группы, возбуждающих к ним

ненависть и вражду.

Уполномоченный счел приговор в отношении М. необоснованным и

обратился к Председателю Верховного Суда Российской Федерации с

ходатайством об отмене состоявшихся судебных решений и пересмотре

уголовного дела. В своем ходатайстве Уполномоченный подчеркнул, что

репутация политических деятелей и должностных лиц государства подлежит

защите в особом порядке, предусматривающем не только их повышенную

толерантность к критике, но и непременный общественный интерес к их

деятельности. На момент подписания настоящего доклада ходатайство

Уполномоченного рассмотрено не было.

Вместе с тем следует отметить, что случаи верного применения

законодательства о диффамации в отношении политических деятелей и

должностных лиц государства уже встречаются в практике наших судов. Так,

в феврале отчетного года Савеловский районный суд г. Москвы отказал в

удовлетворении исковых требований группы оппозиционных российских

политиков к Председателю Правительства Российской Федерации. Обосновывая

свое решение, суд сослался на положения Конвенции о защите прав человека

и основных свобод, а также на позицию Европейского Суда по правам

человека, которые предусматривают, что политические деятели должны быть

более терпимы к критическим высказываниям в свой адрес. Хотелось бы,

чтобы такое решение суда стало образцом для вынесения справедливых

судебных решений и в тех случаях, когда аналогичные обвинения в

диффамации предъявляются политическими деятелями и должностными лицами

рядовым гражданам.

В контексте обеспечения права свободно получать и распространять

информацию все так же остро стоит вопрос применения антиэкстремистского

законодательства. Уполномоченный считает излишним в очередной раз

заявлять о своем абсолютном неприятии экстремизма, в какой бы форме он ни

проявлялся. Вместе с тем Уполномоченный хотел бы вновь подчеркнуть, что

любые меры борьбы с экстремизмом должны соответствовать принципу правовой

определенности. Иными словами, каждый должен быть в состоянии предвидеть

возможные правовые последствия своих действий, заявлений или решений.

Проблема же в том, что пока квалификация экстремизма чаще всего зависит

от усмотрения правоприменителя, поскольку не имеет четких однозначных

критериев.

Летом отчетного года Пленум Верховного Суда Российской Федерации

предпринял попытку систематизации практики судов общей юрисдикции,

разъяснив порядок применения законодательства об экстремизме. К

сожалению, эта важная и своевременная инициатива ограничилась только

уголовными делами (Постановление Пленума Верховного Суда Российской

Федерации от 28.06.2011 г. N 11).

Между тем практика рассмотрения поступающих к Уполномоченному

обращений граждан позволяет констатировать, что большинство проблем с

квалификацией экстремизма возникает в гражданском процессе. Именно там в

ходе изучения высказываний, поступков и опубликованных текстов

формируются ключевые параметры квалификации экстремизма. И именно там

нехватка критериев особенно ощутима. Уголовные же дела отличаются лишь

тем, что при их рассмотрении акцент переносится с мотивов высказываний,

поступков и текстов на степень создаваемой ими общественной опасности,

которая, собственно, и подлежит доказыванию. А когда тяжкие последствия

слов и поступков налицо, эти слова и поступки нетрудно квалифицировать

как экстремистские.

Так, например, слова и поступки так называемых "приморских

партизан", убивавших сотрудников органов внутренних дел, бесспорно,

следует квалифицировать как экстремизм. Значит ли это, что экстремизмом

должно считаться и любое выражение острого недовольства действиями

сотрудников органов внутренних дел, если тяжких последствий не наступило?

Видимо, далеко не всегда.

В итоге можно предположить, что разъяснения порядка применения

законодательства об экстремизме по уголовным делам, данные Пленумом

Верховного Суда, без особых купюр "перекочуют" в его аналогичные

разъяснения для гражданского процесса. По мнению Уполномоченного, это, в

свою очередь, будет мало способствовать выполнению главной задачи

законодательства об экстремизме - укреплению в обществе толерантности,

терпимости к инакомыслию.

Представитель Уполномоченного в составе рабочей группы принимал

участие в подготовке указанного Постановления Пленума Верховного Суда

N11. По поручению Уполномоченного его представитель внес предложения по

трем ключевым вопросам, касающимся определения понятия "социальная

группа" и признаков публичности, а также роли экспертизы.

Были, в частности, предложены два варианта трактовки понятия

"социальная группа". Согласно первой трактовке, под "социальной группой"

применительно к преступлениям экстремистской направленности следует

понимать группу людей, объединенных неотъемлемыми или устойчивыми

признаками, например, такими как пол, возраст, расовая или этническая

принадлежность, физические или умственные особенности, сексуальная

ориентация. Неотъемлемость или устойчивость признаков принадлежности

предполагает невозможность или крайнюю затрудненность их изменения.

Вторая, более широкая трактовка, позволяет определить социальную группу

по любому признаку, в том числе, например, по признаку принадлежности к

профессии. При этом, однако, своего рода "перечень" экстремистских

преступлений в отношении такой группы должен быть ограничен

насильственными действиями и призывами к ним. Напротив, оскорбление или

даже унижение достоинства социальной группы в предложенной широкой

трактовке уже не будут рассматриваться как преступления экстремистской

направленности.

Публичность как обязательный признак экстремизма предполагает

обращение к неопределенному количеству лиц. Этому критерию могут,

например, соответствовать, выступление на митинге, обращение к группе

незнакомых людей в общественном месте, демонстрация плакатов,

транспарантов, публикация в СМИ, включая Интернет. При этом для

правильной квалификации публичности неважно, сколько человек восприняли

указанное обращение.

Напротив, в случае, когда распространитель реально контролирует круг

адресатов своей информации, его действия не содержат, как представляется,

признаков публичности. Так, независимо от содержания не может считаться

публичной информация, обсуждаемая в кругу семьи или друзей, отправка

электронного сообщения конкретным адресатам и т.п.

При разрешении дел о преступлениях, предусмотренных ст. 280 УК РФ,

необходимо учитывать, что уголовной ответственности подлежит

исключительно распространитель экстремистских призывов, например, их

редактор или издатель. Зато автор самого текста или изображений может

быть привлечен к ответственности только в том случае, если будет доказан

его прямой умысел, направленный как на возбуждение ненависти или вражды,

так и на обнародование своего произведения.

По твердому убеждению Уполномоченного, роль экспертизы в делах об

экстремизме неоправданно преувеличена, что чревато недопустимым

распылением ответственности за принимаемые судебные решения. Дело в том,

что суды по инерции все больше "привыкают" принимать в качестве

доказательств заключения экспертов, содержащие оценку фактических

обстоятельств, в том числе констатацию наличия (отсутствия) признаков

преступлений экстремистской направленности. В результате судья, несущий

полную ответственность за судебное решение, как бы "перекладывает" ее на

плечи эксперта. А тот отвечает только за свои выводы, но никак не за

судебное решение. В этой связи Уполномоченный предложил установить, что

на рассмотрение эксперта могут передаваться только вопросы, ответы на

которые невозможны без специальных познаний. Например, вопросы о

символическом и культурологическом смысле конкретных слов, чисел, дат,

изображений либо образов, а также их значения для определенной

религиозной, языковой, политической или социальной группы.

Напротив, на рассмотрение эксперта не могут, естественно, выноситься

вопросы правового характера, как то о наличии признаков экстремистской

деятельности, а равно вопросы, предполагающие прогноз потенциально

возможной реакции общества. Судам необходимо исходить из того, что в

преступлениях экстремистской направленности призывы к осуществлению

экстремистской деятельности, возбуждение ненависти или вражды, унижение

достоинства совершаются не только публично либо с использованием СМИ, но

и в явной, общедоступной форме. Если без специальных познаний установить

наличие призыва к ненависти невозможно, то это важное обстоятельство

необходимо, видимо, толковать в пользу подсудимого: ведь такой сложный,

недоступный для массового восприятия призыв, по логике вещей, не может

быть адресован неопределенному количеству лиц. В конце концов, если

обнаженную женскую натуру можно увидеть, только забравшись на шкаф, то

саму обладательницу этой натуры вряд ли стоит обвинять в непристойном

поведении.

К сожалению, предложения Уполномоченного не нашли отражения в

окончательном варианте Постановления Пленума Верховного Суда Российской

Федерации N 11. Сославшись на невозможность выхода за рамки положений

действующего законодательства и расширительного толкования норм права,

Верховный Суд, в сущности, пошел по пути повторения трактовок закона. По

мнению Уполномоченного, такой подход не позволил Пленуму в полной мере

решить поставленную задачу - преодолеть правовую неопределенность в

вопросах квалификации экстремизма.