1 M. A. Бекетова. Александр Блок. Биографический очерк. Л., 1930, стр. 103.

Все здесь самое бытовое. Но быт непосредственно переходит в мечту; по тому же принципу, что в стихотворении «Незнакомка», и с той же мотивировкой опьянения. В стакан канула звезда -

Вот, вот, в глазах плывет манящая,

Качается в окне…

И жизнь начнется настоящая,

И крылья будут мне!

И даже все мое имущество

С собою захвачу!

Познал, познал свое могущество!…

Вот вскрикнул… и лечу!

Лечу, лечу к мальчишке малому

Средь вихря и огня…

Всё, всё по-старому, бывалому,

Да только - без меня!

Имущество, мальчишка - это следы первого, «прозаического» плана. Аналогичный ход:

Хожу, брожу понурый,

Один в своей норе…

Последняя строфа стихотворения возвращает нас к другому стилистическому строю Блока:

И что ей молвить - нежной?

Что сердце расцвело?

Что ветер веет снежный?

Что в комнате светло?

Спившийся, нищий неудачник этого цикла - не один из городских персонажей, но вариант лирического героя.

Я в четырех стенах - убитый

Земной заботой и нуждой…

Разумеется, автобиографичность этих и им подобных стихов не следует понимать буквально. Но когда Блок говорит о своем герое:

Я пригвожден к трактирной стойке,

Я пьян давно. Мне все - равно,

или когда он говорит:

И гибну, принц, в родном краю

Клинком отравленным заколот… -

мы ведь и это не понимаем буквально.

Блок - поэт, взявший на себя сложное наследие русского XIX века, и он корифей «новой поэзии»; Блок многостилен, и стили его восходят к разным источникам, а в то же время не многих поэтов мы узнаем с такой безошибочностью. Все темы, все традиции, все стили охвачены целостным контекстом, единством раскрываемого сознания, очень личного и очень общего. Разные стили Блоку нужны, чтобы показать грани этого сознания, взятого в его поступательном движении.

Блок владеет двойной системой символов. Он расставляет знаки стилей соловьевского (в его символистической интерпретации), условно-сказочного, урбанистического, фетовского, некрасовского, и одновременно с ними, в сложном с ними соотношении, возникают символы блоковского мира, основания которого заложены еще в «Ante Lucem». Блоковские зори, закаты, сумраки, туманы, ветры, метели - слова-острия, наэлектризованные блоковским контекстом и потому перестраивающие все, что их окружает. Если они не проникли в то или иное стихотворение, то проникли в соседнее, сопряженное с ним в единстве цикла и книги.

В циклах же «Снежной маски» и примыкающем к ним цикле «Фаина» блоковская символика разрослась и заполнила собой все стиховое пространство. Эти циклы - кульминация тех «восторгов», о которых повествует вторая книга в целом. И именно здесь Блок, ломая сдерживающую, дисциплинирующую силу традиций, предается стилистическому максимализму в той мере, к какой он никогда ни прежде, ни после не приближался.

В «Снежной маске» не различимы ничьи голоса, кроме блоковского, - несмотря на то, что вся эта динамическая структура растет из первичных, традиционных символов холода и огня, ветра и бури. В статье «Поэзия Александра Блока» В. М. Жирмунский проследил рост этих метафорических сплетений. 1