Kazakhi_v_Rossii_Istoria_i_sovremennost_tom-2_Omsk_2010

тому или иному типу. На наш взгляд, основной признак, характеризующий сырмак как своеобразный предмет традиционной казахской культуры, является функциональным и выражен в определении «постилочный войлочный», все остальные характеристики могут варьироваться относительно территории и времени изготовления и бытования, этнических контактов и т. д. и должны рассматриваться в комплексе друг с другом. Фактически в современной этнографической реальности сырмаки становятся редкостью, они – «исчезающий вид» предметов быта. В связи с этим дальнейшее изучение музейных коллекций сырмаков, определение региональных отличий будет способствовать развитию знаний о казахской традиционной культуре.

____________________

1При подготовке статьи использован рабочий вариант каталога, раздела «Сырмаки», подготовленного С. Аязбаевой.

2Файзуллина Г.Ш., Егизбаева М.К. К вопросу об атрибуции музейных предметов из этноконтактных зон (одежда казахов и татар Семипалатинской обл. в фондах ЦГМ РК) // Алтае-Саянская горная страна и история освоения её кочевниками. Барнаул, 2007. С. 175–178; Файзуллина Г.Ш. Единичные музейные предметы из этноколлекций (проблемы атрибуции, презентации) // Материалы республиканского научно-практического семинара «Музейные собрания по традиционной культуре этносов Казахстана: проблемы изучения

иперспективы сохранения». Алматы (в печати); Она же. Этнографизмы в музейной терминологии (к вопросу о стандартизации описаний предметов традиционных культур). Уфа, 2009 (в печати).

3Маргулан А.Х. Казахское народное прикладное искусство: альбом.

Алма-Ата, 1986. Т. 1.

4Асанова Б.Е. Художественный войлок как один из индикаторов кочевой степной культуры // Урбанизация и номадизм в Центральной Азии: история и проблемы: материалы Международной конференции. Алматы, 2004.

С. 301–309.

5Махова Е.И., Черкасова Н.В. Орнаментированные изделия из войлока; Чепелевецкая Г.Л. Вышивка // Народное декоративно-прикладное искусство киргизов / Труды киргизской археолого-этнографической экспедиции. М., 1968. С. 13–30, 78–95.

6Масанов Э.А. Казахское войлочное производство во 2-й пол. XIX и нач. ХХ вв. // Труды Института истории, археологии и этнографии АН КазССР. Алма-Ата, 1959. Т. 6; Маргулан А.Х. Казахское народное прикладное искусство: альбом. Алма-Ата. Т. 1. 1986; Он же. Казахское народное прикладное искусство: альбом. Алма-Ата. Т. 2. 1987; Муканов М.С. Казахские домашние художественные ремесла. Алма-Ата, 1979; Он же. Казахская юрта. Алма-Ата, 1981; Өмірбекова М.Ш. Энциклопедия. Қазақтын оюөрнектері. Алматы, 2003 и др.

271

7Муканов М.С. Казахская юрта… С. 65.

8Шитова С.Н. Народное искусство: войлоки, ковры и ткани у южных башкир (Этнографические очерки). Уфа, 2006. С. 34.

9Янес М.А. Войлоки населения Южной и Юго-Западной Азии в коллекциях МАЭ РАН // VI Конгресс этнографов и антропологов России: тезисы докладов. СПб., 2005. С. 165.

10МукановМ.С. Казахскиедомашниехудожественныеремесла… С. 37–46.

11Устное сообщение Досымбек Хатран.

12Муканов М.С. Казахские домашние художественные ремесла… С. 45.

Ж.Ж. Шалгынбай

Казахстан, Алматы, Центральный государственный музей Республики Казахстан

О ДВУХ КАЗАХСКИХ КНИГАХ НЕЛЕГАЛЬНОЙ ПЕЧАТИ

На протяжении всего XIX и в начале XX вв. инициативы казахских авторов и переводчиков, составителей и редакторов, предпринимавших попытки издания мусульманской духовной религиознонравственной литературы, а также книг социально-политического содержания встречали стойкое сопротивление властей в лице царской цензуры. Многочисленные рукописи, отправленные в Петербург за разрешительными билетами, так и не получили цензурного разрешения, остались храниться в делах Санкт-Петербургского Цензурного комитета (СПЦК) и Главного Управления по делам печати (ГУП). Эти обстоятельства, по-видимому, заставили искать авторов окольные пути выпуска книг. В истории казахского книгоиздания имеется пока два примера издания нелегальных книг. Сведений об этих книгах вы не найдете ни в библиографических указателях, ни в официальных отчетах ГУПа, где самым тщательным образом велся учет всей печатной продукции, выходившей в пределах российской империи. Уникальные архивные документы, касающиеся судьбы книг, были обнаружены в фондах Центрального Государственного архива РК.

Обложка и титульный лист первой книги не сохранились, поэтому выходные сведения выяснены путем изучения как самой книги, так и архивной документации. Вся документация по книге сохранилась в отдельной папке под названием «Циркуляры Департамента

© Ж.Ж. Шалгынбай, 2010

272

полиции Министерства внутренних дел». Материалы дела свидетельствуют о факте выхода издания, не получившего обязательного по тем временам цензурного разрешения.

В1901 г. Каркаралинский уездный начальник капитан фонКиниц передал эту книгу лично в руки Военного губернатора Семипалатинской обл. с тем, чтобы ее содержание перевели на русский язык знающие хорошо казахский язык переводчики канцелярии Областного правления. Причиной такого интереса к книге было отсутствие на титульном листе издания необходимого цензурного разрешения СПЦК. Поэтому она бросилась в глаза уездному начальнику. Книгу немедленно отдали переводчикам канцелярии для полного перевода ее содержания. Чиновник канцелярии Военного губернатора Д. Шевелев, сделав подстрочный перевод книги, дал следующее письменное заключение:

«Брошюра, изданная в 1892 г. 7 августа от имени киргиза Акыта Карымсакова, происходящего из рода Орт-керей, начинается разъяснением магометанской религии и народных обычаев между киргизами, а затем автор указывает на то, что с увеличением городов и селений кафиров (русских) в степи, киргизы лишены воли и стеснены во всем, и настолько подпали под власть кафиров (русских), что последние, переписав их всех поголовно и имущество их, смело распоряжаются как ими самими, имуществом их и религией исламом. Поэтому автор брошюры обращается к киргизам всех родов с воззванием заступиться за веру, чтобы восстановить владычество магометан и навсегда избавиться давления и власти кафиров (русских). Следует не мешкать и обратиться в Бухару.

Брошюру эту автор Акыт Карымсаков просит Ибрай-хана отпе-

чатать и распространить между киргизами. Переводчик Д. Шевелев»1.

Ознакомившись с заключением, губернатор области направил срочное отношение на имя Каркаралинского уездного начальника капитана фон-Киница. Документ, с грифом «Совершенно секретно» и надписью на пакете «В собственные руки», содержит текст послания губернатора: «Представленная Вами лично мне в бытность Вашу в г. Семипалатинске брошюра на киргизском языке заключает в себе воззвание к киргизам всех родов о свержении ига русского владычества и борьбе для восстановления господства ислама и магометан.

Ввиду такого содержания означенной брошюры, препровождая при сем краткое содержание ее на русском языке, предлагаю Вашему

273

Высокоблагородию донести мне у кого и когда брошюра эта конфискована Вами и произведя тщательное по этому поводу дознание (для выяснения личности автора ее, а также способов распространения ее в среде киргизского населения) представить таковое мне.

Подписал: Исполняющий должность губернатора Ницкевич. Верно: Чиновник особых поручений Запаловский»2.

По прошествии полутора месяцев, 11 декабря 1901 г., не дождавшись ответа, губернатор посылает повторный запрос фон-Киницу. В скором времени рапорт уездного начальника поступил. В рапорте обстоятельно излагается суть дела, попутно сообщаются сведения о состоянии национальной книжной торговли и затрагиваются некоторые стороны жизни казахов: «Во исполнение предписания Вашего Превосходительства от 18 октября за № 165, честь имею донести, что у кого найдена, переданная мною лично Вашему Превосходительству печатанная на киргизском языке брошюра я дознать не мог. Эта брошюра попала в мои руки при следующих обстоятельствах: я, изучая киргизский язык, нуждаясь для упражнения в чтении в книгах на киргизском языке, просил письменного переводчика моей канцелярии титулярного советника Бекметева достать мне такие книги. Бекметев принес мне 22 брошюры, просматривая которые я заметил, что одна из них, напечатанная без разрешения цензуры и переведенная тут же Бекметевым, оказалась воззванием к киргизам заступиться за веру и подняться против «капыров», т. е. христиан. Бекметев при чтении и переводе этой брошюры, видимо, был смущен [и], спрошенный мной, где он достал эту книжку указать точно не мог, объяснил, что по моему поручению он обошел своих родственников и знакомых и собрал валявшиеся у них разные киргизские повести и рассказы, но так как он, получая от родственников книжки, не обратил внимания на их заглавие и содержание, то и не знает, кто именно дал ему эту без цензуры брошюру. В дальнейших расспросах Бекметев объяснил, что, судя по шрифту, эта брошюра печатана в Константинополе, что книги на татарском и киргизском языке распространяются между киргизами и татарами главным образом путем продажи их на ярмарках в Ирбите, в Нижнем, на Ботовской и других, оттуда ввиду своей дешевизны 15–20 копеек, расходятся среди населения в громадном количестве. На ярмарках этими книгами торгуют открыто, причем покупающие не обращают никакого внимания, есть ли разрешение цензуры печатать или нет.

274

Торговля книгами на татарском и киргизском языках производится или разносчиками или в лавках с другими товарами, особых книжных магазинов нет, почему надзор за торговлей книгами крайне затруднителен.

На Ботовской ярмарке я лично обошел все лавки с восточным товаром и осмотрел продающиеся там книги на киргизском и татарском языках, не разрешенных цензурой не нашел, может быть, таковые передо мною прятались. Правильно организованный надзор за распространением среди населения книг и брошюр в настоящее время, за полным недостатком средств для сыска невозможен, остается только пользоваться негласным, случайным надзором, который тем лучше дает результаты, чем меньше мусульман будут подозревать о существовании такового. На этом основании, я не производил обысков и не решаюсь довериться, хотя бы такому бывшему поручику Бекметеву, через которого конечно возможно бы иметь прекрасный надзор, но он крайний фанатик мусульманин и трудно сказать, как он еще воспользуется оказанным ему доверием. Для надзора в степи я обратился к нескольким русским волостным писарям, знающим киргизскую грамоту. До настоящего времени надзор выразился в докладах: «Все обстоит благополучно».

Уездный начальник Капитан Киниц»3.

Данный документ свидетельствует о том, что наблюдением за развитием казахского книгоиздания и книготорговли занимались не только чиновники ГУПа и СПЦК, но и с не меньшей бдительностью, и, прежде всего, власти на местах. Это чиновники разного уровня, начиная от рядовых полицмейстеров до губернаторов областей. Именно благодаря стараниям чиновников на местах была обнаружена книга А. Карымсакова, выпущенная без соответствующего цензурного дозволения, можно сказать нелегально. Судя по заголовку, помещенному на первой странице обнаруженной в архиве книги, она называлась так: «Кисса-и Сейд Жагфар Шам аулие султан Сейд». Выпущена была в 1894 г., так указано в самой книге, а не в 1892 г., как написал переводчик Д. Шевелев. По всей видимости, книга была издана в пределах России, скорей всего в одной из казанских типографий, а не в Турции, как, по всей вероятности намеренно, чтобы ввести в заблуждение, предположил Бекметев.

О второй попытке издания нелегальным путем еще одной книги свидетельствуют следующие факты. Произошло это в Омске в конце XiX в. Омск, как известно, был в то время административным

275

центром для северо-восточных областей Казахстана и город густо заселяли казахи, издавна кочевавшие в Западной Сибири.

Местные казахи Омска, в особенности духовенство, грамотная и образованная часть населения, вели активную просветительскую деятельность, открывали мусульманские школы-мектебы, библиотеки, вели книготорговлю, занимались типографским делом, работая в основном в качестве наборщиков в частных типографиях. Мы располагаем документами архивов, подтверждающими последний факт. В конце 90-х гг. XIX в. на имя Военного губернатора Западно-Сибир- ского Генерал-губернаторства, действительного статского советника В.М. Ергольского, поступило донесение от вице-губернатора Акмолинской области Г. Абазы:

«Милостивый Государь, Владимир Матвеевич!

Вчера 13 июля около 4 часов дня заведующий типографией г. Абрамович заявил мне, что во время его отсутствия (нахождения в отпуску) наборщики киргизского языка киргизы без всякого разрешения, тайно сделали набор статьи на киргизском языке неизвестного ему содержания, причем подговаривали русских рабочих отпечатать их статью, обещая за то щедро уплатить, как о том ему доложили рабочие. В виду сего мной было указано Абрамовичу, сделав вид, что ему ничего неизвестно, допустить отпечатать несколько оттисков набранной киргизами статьи и таковые представить мне. Это распоряжение было им исполнено в точности. Представляя при этом два оттиска той статьи, считаю своей обязанностью доложить, что тотчас по получении статьи мной было предложено переводчику Безверхову перевести ее мне на словах, но так как г. Безверхов таким переводом поставлен был в крайнее затруднение, то мной вызван был переводчик генерал-губернатора коллежский советник Аблайханов, который в присутствии Безверхова и Егорова, понимающего киргизский язык, громко читал статью и попутно переводил. Из этого перевода выяснилось довольно невинное содержание статьи, если не стремиться увидеть в ней какую-нибудь аллегорию, вредную по своей тенденции. Содержание это исчерпывается собственно лишь сообщением поэта (статья написана в стихах) о несчастье его постигшем, а именно, что в 35 лет он почти лишился зрения вследствие болезни глаз. Сообщение это обставлено свойственными восточным произведениям причитаниями всякого рода, сетованиями на судьбу, обращениями

кАллаху, жалобами на то, что теперь у него осталось немного зрения

водном только глазе. Само собой разумеется, что при желании в ста-

276

тье можно увидеть отдаленный намек на современное стесненное несколько положение киргизов, но считаю своим долгом заявить при этом, что как редактор Киргизской газеты я не нашел бы препятствий собственно со стороны содержания к помещению той статьи в Киргизской Степной газете, если бы она была удовлетворительна в литературном отношении с прочих сторон, не усматривая поэтому чеголибо опасного для спокойствия киргизов от распространения означенной статьи, и не найдя нужным долее скрывать от наборщиков, что действия их известны, я просил г. Абрамовича отобрать у кирги- зов-наборщиков оригинал, с которого они делали набор, который при этом также представляю, а сам набор и остальные оттиски запереть в кладовую. Засим я лично допросил тех наборщиков о цели их набора и проч. Они объяснили, что хотели сделать одолжение своему знакомому (родственнику одного из них) Джаубасару, живущему в 25 верстах от Омска, любителю писать, больному глазами, что они, будто бы не знали о том, что подобных наборов они не имели права делать, так как занимались этим в свободное от работы время, что заплатить за труд напечатания и за бумагу обещал сам Джаубасар, что сделали попытку эту в первый раз и проч.

О вышеизложенном считаю своим долгом довести до сведения Вашего Превосходительства, так как случай этот указывает на недостаток надзора в типографии, воспользовавшись которым киргизы могли бы распространить свои сочинения и не безобидного содержания, что не может быть оставлено без внимания»4. Несмотря на «довольно невинное содержание статьи» ее рукопись, однако, не была возвращена ни наборщикам, ни автору.

Таким образом, вторая половина XIX в. ознаменовалась для казахского книгоиздания несколькими историческими моментами, имевшими последствия в последующие годы и послужившими импульсом к новому витку. Во-первых, казахский фольклор и литература материализовались в книгопечатной форме, что по существу стало поворотным этапом в развитии национальной культуры в целом и в истории фольклора и литературы в частности. Во-вторых, казахское книгоиздание сразу же столкнулось с проблемой преодоления препятствий, учиненных царской цензурой. Дальнейшая судьба национального книгоиздания оказалась в руках царских чиновников, которые всеми возможными и невозможными средствами пытались затормозить этот процесс, что отчасти послужило причиной попыток использования нелегальной печати. В-третьих, царское самодержавие

277

убедилось, что казахское книгоиздание и литература, несмотря на все старания остановить их развитие, стали реальностью, с которой приходилось считаться.

Тенденция к росту числа изданий различной тематики не только не была приостановлена, но, напротив, с каждым годом все более усиливалась. Об этом свидетельствуют цифры. Например, с 1890 по 1900 гг. – за десять лет – на казахском языке были изданы 162 наименования книг, тогда как за весь предшествующий полувековой период было выпущено всего 94 наименования. Эта тенденция незамедлительно была отмечена царской цензурой. В отчете Казанского отдельного цензора за 1898 г., представленном в ГУП отмечается, что «количество цензурной работы в Казани продолжает возрастать. Так, в отчетном году увеличилось число рукописей, которые составили гораздо большее число печатных листов, чем в предшествующие годы. В течение года были запрещены к печати 26 произведений литературного и публицистического содержания»5.

____________________

1ЦГА РК. Ф. 15. Оп. 2. Д. 408. Л. 48.

2ЦГА РК. Ф. 15. Оп. 2. Д. 408

3ЦГА РК. Ф. 15. Оп. 2. Д. 359. Л. 50–53.

4ЦГА РК. Ф. 369. Оп. 1. Д. 3731. Л. 1, 10.

5РГИА. Ф. 776. Оп. 22, 1899. Д. 2. Л. 1.

278

Раздел 5 ФИЛОЛОГИЯ И МУЗЫКАЛЬНОЕ ТВОРЧЕСТВО

КАЗАХОВ

М-Х.У. Алсабеков

Казахстан, Алматы, Исламский институт

КАЗАХСКИЕ ИЗДАНИЯ РЕЛИГИОЗНОГО СОДЕРЖАНИЯ КАК ОТРАЖЕНИЕ ДУХОВНОЙ КУЛЬТУРЫ НАРОДА (XIX – НАЧАЛО XX ВЕКОВ)

До революции 1917 г. на казахском языке в различных городах Российской империи (Казани, Оренбурге, Омске, Троицке, Уфе, Астрахани, Семипалатинске и др.) были выпущены сотни фольклорных сочинений религиозного содержания, посвященных различным, как исторически реальным, так и вымышленным, мифологизированным событиям из ислама, а также изложению основных законоположений мусульманской религии.

На основе реальных исторических событий о победных войнах наместников Пророка Мухаммада на земле построены сюжеты популярных в народной среде религиозных сказаний, прославляющие распространение ислама в Аравии, Передней и Средней Азии. Разнообразные по типам и жанрам сочинения были распространены среди казахов как в устном, так и в рукописном и печатном видах.

Главными героями широко известных в мусульманском мире историко-религиозных сказаний являются исторические лица – четыре халифа: Абу Бакр, Омар, Осман и Али. Каждому из указанных халифов в казахской фольклорной религиозной традиции отведено заметное место. Они связаны, прежде всего, с темой победоносного утверждения ислама на новых территориях. Коран, и это – аксиома, выступает против агрессии, нападения и войн. Коран проповедует мир как единственную возможность решать проблемы и трудности. Существующее понятие «джихад» в догматике исламской религии означает лишь священную борьбу за установление ислама. Когда ис-

© М-Х.У. Алсабеков, 2010

279

лам проходил становление, то под этим словом понималась борьба в защиту ислама и его распространение.

Когда Пророк входил впервые в какой-нибудь город, подчиняя его себе, он обычно повторял такие слова: «О Аллах, Господь небес и того, что они покрывают тенью, Господь земли и того, что она растит, Господь шайтанов и тех, кого они вводят в заблуждение, Господь ветров и того, что они сеют, мы просим у Тебя блага для этого города, и его жителей, и того хорошего, что есть в нем. Вперед, во имя Господа!». Изучающие жизнь Пророка, вероятно, удивятся многочисленности его военных подвигов. Но следует сразу отметить, что это были не такие крупные военные битвы как в современности, а немногочисленные, от нескольких десятков до нескольких сотен человек, столкновения. Вооружением служили камни и дубинки, которые не могли нанести существенного ущерба противникам. Поэтому смертельные исходы среди воюющих были весьма редки.

Главными противниками Мухаммада были язычники-курай- шиты, но и бедуины аравийской пустыни и иудеи представляли не меньшую опасность. Немногочисленные племена иудеев, проживавших в Медине, провоцировали столкновения между арабскими племенами и одновременно враждовали между собой. Когда Мухаммад основал свое государство в Медине, иудеи принялись разжигать вражду и ненависть между Мухаммадом и его противниками из числа арабов. Заключив с Пророком соглашение Сахифат ал-Мадина, они, тем не менее, отказались признать его. Когда Пророк позволил им покинуть Медину, они основали свои поселения на севере Аравии, в Хайбаре, Умм ал-Кура, Фадаке и других поселениях. Оттуда они продолжали подстрекать к войне против Пророка и мусульман в Медине. Попытки мусульман добиться объединения с иудеями против мекканских язычников потерпели неудачу. Более того, иудеи севера полностью перешли на сторону курайшитов и бедуинов пустыни и сказали тем, что их древняя арабская религия поклонения идолам лучше, чем ислам. Пророк не мог оставить такую враждебность без внимания, и сколько бы он не желал добиться союза с иудеями, был вынужден бороться с ними, хотя иудеям следовало бы просто заключить союз с Пророком, поскольку последний признавал, и это записано в Коране, иудаизм Божественной религией. Однако события развивались по-другому, и их последствия были неблагоприятны для обеих великих религиозных традиций. Особенно плачевными эти они оказались для иудеев Аравии. Поскольку иудеи представляли серьез-

280