35269707

4.Варваровский Ю.Е. К вопросу о «теории двух Сараев» и локализации города Гюлистана // Археологические вести. №7. – СПб., 2000.

5.Васильев Д.В. Город Саксин и его население // Этнические взаимодействия на Южном Урале. Материалы II региональной научно-практической конференции 25–27 октября 2004 г. – Челябинск, 2004.

6.Васильев Д.В. Ислам в Золотой Орде. Историко-археологическое исследование. – Астрахань: ИД «Астраханский университет», 2007.

7.Васильев Д.В. Исламизация и погребальные обряды в Золотой Орде. Археолого-статистическое исследование. – Астрахань: ИД «Астраханский университет», 2009.

8.Васильев Д.В. К вопросу о локализации первой столицы Золотой Орды на Красноярском городище

//Вопросы истории и археологии Западного Казахстана. Научный журнал. Девятый выпуск. № 1. –

Уральск, 2009. – С. 165–176.

9.Васильев Д.В. К вопросу о местонахождении первой столицы Золотой Орды // Золотоордынское наследие. Материалы Международной научной конференции «Политическая и социально-экономическая история Золотой Орды (XIII–XIV вв.)». 17 марта 2009 г. Сб. статей. Вып. 1. – Казань: Изд-во «Фэн» АН РТ, 2009. – С. 436–445.

10.Васильев Д.В. Новые исследования на городище Мошаик // Археология Нижнего Поволжья на рубеже тысячелетий: Материалы всероссийской научно-практической конференции. – Астрахань: Изд-во АГПУ, 2001. – С. 48–54.

11.Васильев Д.В. О местоположении города Саксин // Проблемы археологии Нижнего Поволжья. I Международная Нижневолжская археологическая конференция, г. Волгоград, 1–5 ноября 2004 г. Тезисы докладов. – Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2004. – С. 264–269.

12.Васильев Д.В. Результаты изучения слоев золотоордынского времени на Самосдельском городище в дельте Волги (по материалам раскопа №2) // XVIII УАС: культурные области, археологические культуры, хронология. Материалы XVIII Уральского археологического совещания (11–16 октября 2010 г.). – Уфа:

Изд-во БГПУ, 2010. – С. 338–339.

13.Васильев Д.В., Гречкина Т.Ю. Предварительная хронология существования Самосдельского городища // XV Уральское археологическое совещание. Тезисы докладов международной научной конференции. – Оренбург, 2001.

14.Васильев Д.В., Гречкина Т.Ю., Зиливинская Э.Д. Городище Самосделка – памятник домонгольского периода в низовьях Волги // Степи Европы в эпоху средневековья. Т. 3. Половецко-золотоордынское время. – Донецк, 2003.

15.Васильев Д.В., Гречкина Т.Ю., Зиливинская Э.Д. Городище Самосделка – памятник домонгольского периода в низовьях Волги // Степи Европы в эпоху средневековья. Т. 3. Половецко-золотоордынское время. – Донецк, 2003.

16.Волков И.В. Золотоордынская принцесса, современные «историки-новаторы» и город Сарай алДжедид, не связанные между собой // Нижневолжский археологический вестник. Вып. 8. – Волгоград, 2006.

17.Волков И.В. Источники о двух столицах Золотой Орды // Город и степь в контактной ЕвроАзиатской зоне. III Международная научная конференция, посвященная 75-летию со дня рождения Г.А. Фё-

дорова-Давыдова (1931–2000). Тезисы докладов. – М., 2006. – С. 119–120.

18.Гильом де Рубрук. Путешествие в Восточные страны / Пер. А.И. Малеина. – М.: Государственное издательство географической литературы, 1957.

19.Гончаров Е.Ю. Старый и Новый Сарай – столица Золотой Орды (новый взгляд на известные источники) // Степи Европы в эпоху средневековья. Т. 1. – Донецк, 2000.

20.Евстратов И.В. О золотоордынских городах, находившихся на местах Селитренного и Царевского городищ (опыт использования монетного материала для локализации средневековых городов Поволжья) // Эпоха бронзы и ранний железный век в истории древних племен южнорусских степей. Ч. 2. – Саратов, 1997.

21.Егоров В.Л. Историческая география Золотой Орды в XIII–XIV вв. – М., 1985.

22.Зеленеев Ю.А. Золотоордынские города Поволжья: возникновение, время существования и этнокультурная характеристика // История и современность. №1. Март 2010. – С. 113–122.

23.Зиливинская Э.Д., Васильев Д.В., Гречкина Т.Ю. Раскопки на городище Самосделка в Астраханской области в 2000–2004 гг. // Российская археология. 2006. № 4. – С. 24–35.

24.Костюков В.П. Следы буддизма в погребениях золотоордынского времени // Вопросы истории и археологии Западного Казахстана. 2006. №1–2. – С. 177–207.

25.Образование Золотой Орды. Улус Джучи Великой Монгольской Империи (1207–1266). Источники по истории Золотой Орды: от выделения удела Джучи до начала правления первого суверенного хана / Сост., вступ. ст., комм. указатели, подбор иллюстраций и карт М.С. Гатина, Л.Ф. Абзалова, А.Г. Юрченко. – Казань: Татар. кн. изд-во, 2008.

26.Пантелеев С.А. Бугор Татарский – грунтовый могильник городища Мошаик // Нижневолжский археологический вестник. Вып. 9. – Волгоград, 2008. – С. 198–205.

27.Пантелеев С.А. О датировке городища Мошаик // Астраханские краеведческие чтения. Вып. II. –

Астрахань, 2010. – С. 59–64.

28.Пачкалов А.В. К вопросу об интерпретации эпитета «ал-Джедид» (по материалам городов улуса Джучи) // Поволжье в средние века. Тезисы докладов Всероссийской научной конференции, посвященной 70-летию со дня рождения Германа Алексеевича Федорова-Давыдова (1931–2000). – Н. Новгород: Изд-во НГПУ, 2001. – С. 60–62.

29.Пачкалов А.В. Нумизматические находки на Красноярском городище в Астраханской области // Пятнадцатая Всеросийская нумизматическая конференция: тезисы докладов и сообщений. – М., 2009.

30.Пачкалов А.В. О местоположении Сарая (первой столицы Золотой Орды) // Археологiя та етнологiя Схiдноi Эвропи: матерiали i дослiдження. Т. 3. – Одеса, 2002.

31.Пачкалов А.В. Очерк по истории Старого и Нового Сараев – столиц Золотой Орды // Azerbaijan and Azerbaijanis. Азербайджан и азербайджанцы. Vol. 103–104, № 1–2. – Baku, 2009.

32.Пачкалов А.В. Трансгрессия Каспийского моря и история золотоордынских городов в Северном Прикаспии // Восток – Запад: Диалог культур и цивилизаций Евразии. Вып. 8. – Казань, 2007.

33.Пачкалов А.В., Скисов С.Ю. Нумизматические находки на Красноярском городище в Астраханской области // Пятнадцатая Всероссийская нумизматическая конференция: тез. докл. и сообщ. – М., 2009.

34.Пачкалов А.В. К вопросу об имени золотоордынского города, находившегося на месте Красноярского городища в дельте Волги // Археология Нижнего Поволжья: проблемы, поиски, открытия. Материалы III Международной Нижневолжской археологической конференции. (Астрахань, 18–21 октября 2010 г.). – Астрахань: ИД «Астраханский университет», 2010. – С. 332–340.

35.Пачкалов А.В. Монетные дворы Золотой Орды и их локализация // Archivum Eurasiae Medii Aevi. Vol. XIII. – Wiesbaden, 2004.

36.Попов П.В. К вопросу о датировке городища Мошаик // Нижневолжский археологический вест-

ник. Вып. 9. – Волгоград, 2008. – С. 206–226.

37.Рудаков В.Г. Вопрос о существовании двух Сараев и проблема локализации Гюлистана // Ученые записки / Татарский государственный гуманитарный университет. Вып. 7. – Казань, 1999.

38.Рудаков В.Г. Город Сарай в системе международной торговли // Город и степь в контактной ЕвроАзиатской зоне. III Международная научная конференция, посвященная 75-летию со дня рождения Г.А. Федорова-Давыдова (1931–2000). Тезисы докладов. – М.: «Нумизматическая литература», 2006. –

С. 182–183.

39.Рудаков В.Г. К вопросу о двух столицах в Золотой Орде и местоположении города Гюлистана // Научное наследие А.П. Смирнова и современные проблемы археологии Волго-Камья. – М., 2000.

40.Рябичкин Д.В. Отчет об археологических исследованиях в Наримановском районе Астраханской области в 2002 г. // Архив ИА РАН.

41.Скисов С.Ю. Вопросы датировки и хронологии Красноярского городища в золотоордынский период // Археология Нижнего Поволжья: проблемы, поиски, открытия. Материалы III Международной Нижневолжской археологической конференции. (Астрахань, 18–21 октября 2010 г.). – Астрахань: ИД «Астраханский университет», 2010. – С. 375–384.

42.Федоров-Давыдов Г.А. Город и область Саксин в XII–XIV вв. // МИА. 1969. № 169. – С. 253–261.

43.Шнайдштейн Е.В. Археологический словарь Астраханского края. – Астрахань: ИД «Астраханский университет», 2004.

44.Шнайдштейн Е.В. Средневековый Мошаик // Материалы четвертой краеведческой конференции (Часть II). – Астрахань, 1992.

45.Яворская Л.В. Самосдельское городище в золотоордынский период по данным археозоологии // Археология Нижнего Поволжья: проблемы, поиски, открытия. Материалы III Международной Нижневолжской археологической конференции. (Астрахань, 18–21 октября 2010 г.). – Астрахань: ИД «Астраханский университет», 2010. – С. 399–402.

ABSTRACT

Dmitriy Vasiliev

About the Guillaume Rubrouck’s way across the Delta of Volga river and about settlements, which he visited

The article discusses possible options for the route across the Volga delta of Guillaume Rubrouck. That European traveler was returning from Karakorum to Europe in 1254. The author makes the assumption that the city of Sarai – the first capital of the Golden Horde – located on the Krasny Yar archaeological in the eastern delta. Basing on the descriptions of Rubrouck, as well as the analysis of the terrain, the author concludes that the location of Summerkent city referred by Rubruck on Samosdelka site is impossible. Than the author attempts to associate Summerkent city and Moshaik archaeological site at the eastern outskirts of Astrakhan. Furthermore, the author suggests that the end point of the route crossing the delta was in the camp of Khan Sartak, located on the settlement well-known as Hadji-Tarhan.

В. Свентославский

Татары на территории Тевтонского ордена в Пруссии

С самого начала своего пребывания в Центральной Европе крестоносцы были заинтересованы в расширении своего государства на восток. Несмотря на то, что оно не соседствовало с территориями Золотой Орды, активная политическая деятельность, связанная с востоком, несомненно, должна была привести к непосредственному контакту крестоносцев с татарами.

Впервые это могло произойти в конце XIV в. 12 октября 1398 г. крестоносцы заключили с Великим князем Литовским Витовтом Салинский договор, приняв на себя обязательства поддерживать литовцев в войнах с Великим Новгородом и Золотой Ордой. Выполняя эти обязательства, небольшой отряд крестоносцев официально принимал участие в литовском походе на Золотую Орду [2, с. 206–207], который закончился поражением 12 сентября 1399 г. на реке Ворскле.

Следы этого неудачного похода на восток можно обнаружить в бухгалтерских документах крестоносцев. Уже в 1399, и последующим г. в книгах расходов ордена отмечена выплата финансовой помощи некоторым участникам или их семьям за ущерб, понесенный во время «reyse zu Tattern» [3, с. 34, 36, 69, 70, 75, 79].

В бухгалтерских книгах крестоносцев конца XIV – начала XV в., которые велись с исключительной аккуратностью, наряду с приведенными выше, встречается еще несколько упоминаний о татарах. К сожалению, они являются крайне лаконичными и схематичными. Повторяются похожие друг на друга записи о выплате определенной, чаще всего небольшой суммы татарину из конкретного населенного пункта [3, с. 180, 181, 236, 245, 252, 481, 490]. Немецкий историк Э. Иоахим – редактор Das Marienburger Tresslerbuch – пришел к выводу, что эти упоминания относятся не к татарам, а к цыганам [3, с. 648]. Их лаконичность не позволяет прийти к однозначному выводу. Однако стоит заметить, что в одной из этих записей татары упоминаются наряду с литовцами [3, с. 543], что указывает скорее на необходимость дословного понимания, по крайней мере, этого упоминания, а возможно, и остальных. Следует напомнить, что записи, о которых идет речь, относятся к 1402–1409 г., а первые сведения о цыганах в немецкоязычных странах Европы – лишь к 1417 г. Поэтому, возможно, что интерпретация Э. Иоахима является ошибочной, а интересующие нас упоминания подтверждают присутствие татар на территориях государства крестоносцев уже в самом начале XV века. Характер этого присутствия из-за лаконичности источников установить сложно. Возможно, это были попытки татар, осевших в Литве, поселиться на землях крестоносцев. В Литве поселение татар имело уже несколько десятков лет традиции, уходящей корнями во времена князя Ольгердa.

Очередные сведения о появлении татар на территории государства крестоносцев в Пруссии уже не вызывают сомнений и связаны только с одним видом деятельности − военными действиями. Татары участвовали в боевых действиях во время Великой войны с Орденом в качестве союзников поляков и литовцев в 1409–1411 гг. Ее кульминационным, переломным моментом была Грюнвальдская битва, являющаяся одной из крупнейших битв в Европе в эпоху Средневековья.

Как королю Польши Владислaву II Ягeллону, так и Великому князю Литовскому Витовту необходимо было участие татар в планируемой войне с крестоносцами. Об этом свидетельствует описанное Яном Длyгошем приглашение хана Джелал ад-Дина обоих правителей на тайный совет, состоявшийся в Бресте на Буге в 1409 г., в процессе которого был разработан план будущих боевых действий [4, с. 52].

Во время Великой войны с Орденом татары выполняли различные задания: участвовали в защите объединенной польско-литовской армии во время похода, занимались разведкой, терроризировали население государства крестоносцев, а татарский отряд под предводительством Джелал ад-Дина участвовал в Грюнвальдской битве.

Во время выполнения некоторых заданий они проявляли излишнее «рвение». Ян Длугош писал, что «литовцы и татары несли опустошение жестоким образом… убивали не только взрослых», брали в плен и грабили костелы. Польские паны, согласно донесениям Длугоша, потребовали от Ягеллона и Витовта показного наказания виновных, угрожая в противном случае возвращением домой. Двух литовцев приговорили к смертной казни [4, с. 81, 83; 11, с. 230; 12, с. 128]. Однако о репрессиях в отношении tатар ничего не известно.

Участие татар Джелал ад-Дина в Грюнвальдской битве подтверждено в многочисленных источниках и не вызывает сомнения. Однако по двум вопросам на протяжении длительного времени продолжаются горячие дискуссии: сколько татар принимало участие в битве, и применялась ли войсками коалиции против крестоносцев во время этой битвы тактика, характерная для степных народов.

В источниках, появившихся сразу после битвы, определенно в пропагандистских целях, приводятся противоречивые данные относительно количества татарских воинов, а в некоторых случаях эти цифры являются абсурдными. Например, в XV в. летописец из Любека написал, что согласно свидетельствам очевидцев из Мальборка, их было 2 миллиона, а француз Ангерран де Монстреле приводит цифру 400 тысяч [11, с. 47, 238]. Польский летописец Ян Длугош написал всего лишь о 300 воинах Джелал ад-Дина. Историки по-разному оценивают сведения Длугоша. Большинство ученых до сих пор считали их правдивыми, однако некоторые исследователи считают, что аналогично тому, как в немецких источниках и источниках крестоносцев, а следовательно, и в западноевропейских, в целях антипольской пропаганды, количество татар завышено, Длугош, наоборот, эти цифры занижал, чтобы подчеркнуть незначительное количество нехристианских воинов в коалиции против крестоносцев [11, с. 268–269]. Один из первых польских историков, серьезно занимавшихся историей Грюнвальдской битвы, T. Корзон сто лет назад считал, что под Грюнвальдом было 30 тысяч татар [9, с. 127]. Автор фундаментального исследования Великой войны с Орденом С.М. Кучиньский полагал, что их было, по крайней мере, тысяча или две тысячи [11, с. 270]. А. Надольски, известнейший польский специалист в области истории средневекового военного дела, в последней монографии, посвященной Грюнвальдской битве, пришел к выводу, что следует доверять Длугошу [12, с. 123].

Столь же трудным является вопрос, применялась ли во время Грюнвальдской битвы тактика борьбы, перенятая от степных народов. Согласно описанию Яна Длугоша, битва началась с атаки литовских, русских и татарских войск. Прусский летописец Иоганн фон Посилге написал, что «первыми двинулись язычники» [24, с. 316]. Через час, будучи не в состоянии противостоять натиску крестоносцев, они начали отступать, а потом пустились в бегство [5, с. 124]. Среди историков нет единого мнения о том, как интерпретировать этот фрагмент описания Длугоша. Большинство считает, что действительно это было бегство с поля боя, о чем свидетельствует ряд фактов [11, с. 296]. Во время бегства царила неразбериха, и великий князь литовский Витовт пытался кнутом задержать своих воинов. Многих спасающихся бегством убили преследовавшие их крестоносцы. Несколько литовцев добежали до самого Вильнюса, где распространили слухи о поражении под Грюнвальдом. Однако есть и такие, прежде всего среди литовских историков, которые считают, что это был запланированный маневр [7, с. 100]. Если это так, то возникает вопрос, была ли это идея татар, которые великолепно умели реализовывать такие маневры, или это было запланировано литовцами, научившимися этому во время борьбы с татарами. Некоторые ученые считают, что инициативу и начало мнимого бегства следует приписать татарам, однако маневр не удался, что привело к паническому бегству литовцев [23, с. 79].

Согласно мнению некоторых исследователей, еще одним проявлением восточной тактики является неучастие в битве против крестоносцев главнокомандующего коалиции – короля Польши Владислава Ягелло. Он осуществлял командование с холма, возвышающегося над полем битвы. Однако такие действия в Средние века были типичными не только для Востока. Примеры, когда главнокомандующий не принимал непосредственного участия в битве, известны также в Западной и Центральной Европе эпохи позднего Средневековья [12, с. 112].

Несмотря на серьезные сомнения по поводу возможного восточного влияния на тактику, применяемую под Грюнвальдом, некоторые историки считают, что ее применение стало переломным моментом в польском стратегическом и тактическом мышлении. Выдающийся польский историк С. М. Кучиньски пришел даже к выводу, что «с 1410 г. польская стратегия и тактика обогатилась за счет перенятия и приспособления в переработанном виде элементов военного искусства литовцев, русинов, а также татар к своим потребностям и условиям» [11, с. 48]. Однако согласно мнению других специалистов в области польского военного дела эпохи Средневековья, такие суждения являются слишком упрощенными. Против теории сильного восточного влияния на тактику, применяемую под Грюнвальдом, высказался известнейший знаток этой проблематики А. Надольски [12, с. 112]. Дискуссии относительно характера отступления литовцев, русинов и

татар в начале Грюнвальдской битвы, без сомнения, будут еще продолжаться долго. К сожалению, скудность источников по этому вопросу затрудняет решение этой проблемы.

После битвы татары принимали участие в погоне за бежавшими крестоносцами. В списке преследователей вышеупомянутый Иоганн фон Посилге первыми упоминает татар [21, с. 317], которые благодаря умению быстрого реагирования великолепно справлялись с такой задачей.

Через неделю после Грюнвальдской битвы татары добрались до стен столицы крестоносцев – Мальборка. Будущий Великий магистр Генрих фон Плауэн в письме 22 июля 1410 г. призывал рыцарство запада немедленно оказать помощь, сообщая о том, что столица ордена была осаждена польским королем «при помощи неверных сарацинов [т.е. татар]» [23, с. 86]. Татары не принимали непосредственного участия в осаде крупнейшего замка в Европе. Разбойничая по окрестностям, они добывали продовольствие для осаждающих и грабили с этой целью обширные территории, прилегающие к Мальборку, пересекая Вислу и доходя до самого Гданьска, который находится в 70 километрах к западу от Мальборка. Разорение было крайне обременительно для жителей этих территорий, тем более что после битвы под Грюнвальдом большинство из них признало польскую власть. Иоганн фон Посилге написал, что первоначально татары переправлялись через Вислу без каких бы то ни было препятствий, однако потом власти Гданьска «послали большое количество людей с лодками и кораблями, которые защищали Вислу от татар и многих убили» [24, с. 320]. Интересным аспектом сведений Иоганна фон Посилге является отсутствие информации об убитых татарами людях или взятии их в плен. Летописец был обеспокоен лишь материальными убытками. Он написал, что татары «в большом количестве воровали лошадей, коней, скот и другие вещи, которые ежедневно перевозились в Куявию, Мазовию, Литву и Русь. Они забирали огромное количество имущества из замков, много хороших предметов мебели, серебряную посуду из костелов, одежду и просто все, что находили» [24, с. 321].

Участие татар в Великой войне с Тевтонским орденом имело для них исключительное значение. Через сто лет после Грюнвальдской битвы польский летописец Матвей Меховский написал, что татары, живущие в Литве, хранят память о том, что большая их часть осталась там после войны, закончившейся победой. Традиция участия предков в борьбе с крестоносцами сохранилась также в легендах некоторых родов литовских татар [10, с. 128–130; 3, с. 54; 23, с. 87].

Через четыре года после Великой войны и Грюнвальдской битвы, в 1414 году произошла новая война между поляками и Тевтонским орденом. На этот раз крестоносцы не решились вступить в битву. Они укрылись в замках, а поляки совместно с помогающими им литовцами грабили самые богатые – юго-западные – территории государства крестоносцев. В состав литовских войск входили татарские отряды под предводительством Керим-Бердея – сына Тохтамыша и брата Джелал ад-Дина, сражавшегося под Грюнвальдом [22, с. 125–126]. В конце июля – начале августа татары жгли и разоряли территории нижней Вислы, а потом дошли до самого Крулевца (современного Калининграда) [1, с. 34].

В ходе этих действий вблизи Вислы татары сожгли несколько обнесенных частоколом рыцарских дворов, расположенных на насыпных холмaх, которые недавно исследовались археологами. На пепелищах этих дворов, среди предметов материальной культуры, типичных для этих территорий, было также обнаружено несколько десятков дельтовидных наконечников стрел [8, с. 111–113; 19, с. 55–59; 18, с. 3–17; 17, с. 76–77], характерных для позднесредневековых народов Великой степи, что является исключительно важным материальным подтверждением присутствия татар на территории государства крестоносцев.

Война, аналогичная войне 1414 г., повторилась в 1422 г. Слабый в военном отношении Орден вновь не решился оказать организованное сопротивление на поле битвы. Братья-монахи оборонялись в замках, а поляки и литовцы разоряли рыцарские владения. Среди литовцев были и татары, осевшие в Великом княжестве Литовском. Их отряды доходили до района нижней Вислы

[1, с. 34].

После этих кратковременных войн, длившихся всего несколько месяцев, следующая война была длительной и продолжалась – с 1454 по 1466 г. В польской историографии она называется «тринадцатилетней». Правящий в то время в Польше король Казими́р IV Ягеллон был одновременно Великим князем Литовским, поэтому без особых сложностей обеспечил участие в ней литовских татар. Вероятно, их было 3 тысячи, и они принимали участие во многих военных действиях. Во время этой войны, в сентябре 1461 г. татары дальше всего продвинулись на запад в глубь государства крестоносцев и даже перешли его западную границу. По приказу польского короля

они напали на территории Слупского княжества, сожгли город Щецинек и разорили южную часть этого княжества [1, с. 34], а в следующем году в основном орудовали на Надвислянских территориях. Существует большое количество упоминаний о татарах, сопровождающих во время тринадцатилетней войны короля Казимира IV Ягеллона и его жену Елизавету в процессе их передвижения по территориям, охваченным войной, что не всегда положительно оценивалось жителями. Во время пребывания короля в Торуне местные жители очень жаловались на ущерб, принесенный татарами на окраинах города.

После победы над крестоносцами в тринадцатилетней войне к полякам отошла столица ордена – Мальборк. В мальборкском замке в конце XV и начале XVI в. располагался отряд татар. Они несли караул, ездили в качестве курьеров с важными посылками, сопровождали важных лиц

[1, с. 35].

Татарский отряд, состоящий из нескольких сотен человек, принял участие в последней войне Поляков с крестоносцами, продолжавшейся с 1519 по 1521 г. [21, с. 88; 22, с. 194; 20, с. 103–115]. Их основной деятельностью в то время была защита военных лагерей, разведка на вражеской территории, конвоирование пленных крестоносцев.

О присутствии татар на территории государства крестоносцев в Пруссии мы узнаем прежде всего из письменных источников. Однако имеются и археологические свидетельства. Выше мы уже упоминали наконечники стрел, определенно татарские, обнаруженные при раскопках в рыцарских дворaх. Известны также несколько шлемов с восточными чертами в их конструкции, датируемые концом XIV − началом XV в. и обнаруженные на землях крестоносцев. Это экземпляры из Мельно недалеко от Ольштынка, из Выструча (в настоящее время Черняховск Калининградской области, Россия), а также из района Торуня. В литературе обращено внимание на их восточные черты, однако только один из них (из Выструча) непосредственно назван одним из исследователей «татарским» [11, с. 177].

Эти шлемы, а прежде всего экземпляр из Областного музея в Торуне, которому уделено уже много внимания [6, с. 53–61; 25, с. 117–131], вызывали и, безусловно, по причине своей оригинальности, еще будут вызывать интерес у оружиеведов. А. Новаковски, автор монографии, посвященной вооружению крестоносцев, отмечал их связь с Русью. Он считал, что эти шлемы могли носить прусские подданные ордена и даже воины ордена [13, с. 59–67]. Могли ли их носить, по крайней мере, шлем из Выструча, татарские воины, остается открытым вопросом. Их восточные черты наводят на размышления, однако следует помнить о необходимости исключительной осторожности в этнической интерпретации древнего оружия. Великолепным примером производства чужого оружия является упоминание, датируемое 1418 г., о том, что работающий в Кракове ору-

жейник Юрга («armifex nomine Jorga») производил «schlomy Tartharorum» («татарские шлемы»), которые экспортировались в Литву [14, с. 521–522; 15, с. 107; 16, с. 130; 17, с. 115].

Во многих фундаментальных монографиях, посвященных истории государства крестоносцев в Пруссии и занимающих несколько сотен страниц, в основном вообще не упоминаются татары, или эти упоминания являются маргинальными. Однако из приведенных выше примеров следует, что татары, прежде всего, осевшие в Литве, а также беженцы из Золотой Орды, с начала XV в. активно участвовали во всех войнах поляков и литовцев с крестоносцами. Таким образом, они внесли свой вклад в историю Орденского государства в Пруссии.

1.Bohdanowicz L., Chazbijewicz S., Tyszkiewicz L. Tatarzy muzułmanie w Polsce. – Gdańsk, 1997.

2.Boockmann H. Zakon krzyżacki. Dwanaście rozdziałów jego historii. – Warszawa, 1998.

3.Borawski P. Tatarzy w dawnej Rzeczypospolitej. – Warszawa, 1986.

4.Das Marienburger. Tresslerbuch der Jahre 1399–1409, ed. E. Joachim. – Königsberg, 1896.

5.Długosz Jan. Roczniki czyli kroniki sławnego Królestwa Polskiego, X–XI. – Warszawa, 2009.

6.Głosek M., Nowakowski A. Średniowieczna przyłbica z Muzeum Okręgowego w Toruniu. Przyczynek do znajomości bałtyjskiego uzbrojenia ochronnego, „Kwartalnik Historii Kultury Materialnej”, XXVIII, 1980.

7.Koczy L. Grunwaldiana. „Teki Historyczne”, XV. – Londоn, 1966–1968.

8.Kola A., Wilke G. Militaria z grodziska w Plemiętach. Broń strzelcza [b:] Plemięta. Średniowieczny gródek w ziemi chełmińskiej, red. A. Nadolski. – Warszawa-Poznań-Toruń, 1985.

9.Korzon T. Grunwald. Ustęp z dziejów wojennych Polski. – Warszawa, 1910.

10.Kryczyński S. Kronika wojenna Tatarów litewskich, „Przegląd Humanistyczny”, 1984, 2.

11.Kuczyński S.M. Wielka Wojna z zakonem krzyżackim w latach 1409–1411. – Warszawa, 1980.

12.Nadolski A. Grunwald. Problemy wybrane, Wodzisław Śląski. – Łódź, 2010.

13.Nowakowski. Uzbrojenie wojsk krzyżackich w Prusach w XIV w. i na początku XV w. – Łódź, 1980.

14.Rachunki dworu króla Władysława Jagiełły i królowej Jadwigi z lat 1388 do 1420, ed. F. Piekosiński. – Kraków, 1896.

15.Swaryczewski W. Płatnerze krakowscy. – Warszawa-Kraków, 1987.

16.Szymczak J. Produkcja i koszty uzbrojenia rycerskiego w Polsce XIII–XV w. – Łódź, 1989.

17.Świętosławski W. Archeologiczne ślady najazdów tatarskich na Europę Środkową w XIII w. – Łódź,

1997.

18.Świętosławski W. Elementy wschodnie wśród militariów z XIII w. znalezionych na terenie Polski, „Studia i Materiały do Historii Wojskowości”, XXXVIII, 1966.

19.Świętosławski W. Medieval Tartar Military Accessories Finds from the Territory of Poland, „Fasciculi Archaeologiae Historicae”, fasc. VII, 1994.

20.Tyszkiewicz J. Ostatnia wojna z Zakonem Krzyżackim 1519–1521. – Warszawa, 1991.

21.Tyszkiewicz J. Rejestr chorągwi tatarskich walczących w wojnie polsko-krzyżackiej 1519–1521 roku, „Zapiski Historyczne”, 1988, 1–2.

22.Tyszkiewicz J. Tatarzy na Litwie i w Polsce. Studia z dziejów XIII–XVIII w. – Warszawa, 1989.

23.Tyszkiewicz J. Tatarzy w Polsce i Europie. Fragmenty dziejów. – Pułtusk, 2008.

24.von Posilge Johann, Chronik des Landes Preussen [b:] Scriptores rerum prussicarum, ed. Th. Hirsch, M. Töppen, E. Strehlke, 3. – Leipzig, 1866.

25.Wasiak W. Identyfikacja średniowiecznych przedstawień ikonograficznych z realnymi egzemplarzami broni na przykładzie wyobrażenia hełmu typu pekilhube z kościoła w Strzelnikach koło Brzegu [w:] Broń i wojna w dziejach człowieka. – Łódź, 2009. – С. 117–131.

ABSTRACT

Witold Swietoslawski

Tatars in territory of Teutonic order in Prussia

The article considers information about tatars in Teutonic sources, first mention about which can be attributed to the end of XIV – begin of XV centuries. Regular information about tatar’s appearance in the territory of Crusaders state in Prussia related to hostilities. Tatars took a part in battles against Order as allies of Poles and Lithuanians, culmination of which was Grunwald battle.

М.В. Горелик

Монголы и подвластные народы в Золотой Орде

(этносоциальная самоидентификация и ее внешнее выражение)

Предложенная тема чрезвычайно широка и очень слабо разработана. Мало того, прежде чем приступить к ее разработке, часто приходится разбирать завалы, нагроможденные за более чем столетнее изучение истории и культуры Золотой Орды. Настоящая работа основана на материале статей автора как четвертьвековой давности (хотя и опубликованной совсем недавно) – «Монгольский костюм и оружие в XIII–XIV в.: традиции имперской культуры» [6], так и, последних лет – «Черкесские воины Золотой Орды (по археологическим данным)» [10], ««Монгольскость» и «тюркскость» в Улусе Джучи» [7], «Половецкая военная знать на золотоордынской службе» [9], «Элита половцев в войске Золотой Орды (по археологическим источникам) [11], «Золотоордынский костюм Кавказа (2 половина XIII – XIV вв.) [5]».

В отечественной науке до последнего времени преобладало мнение, что население Золотой Орды состояло в основном из половцев-кыпчаков, а также и других местных народов, не только и не просто сохранивших свою этничность, включая материальную культуру, но и создавших (вместе с пригнанными уйгурами, хорезмийцами, русскими, китайцами и т.д.) «эклектичную» культуру Золотой Орды (оказавшуюся «вычурным пустоцветом»). Какое-либо этнокультурное влияние монголов практически не учитывалось, даже отрицалось исходя из того, как казалось, установленного факта, что монголов пришло с Бату всего четыре тысячи, и какой-то собственно монгольской культуры не усматривалось – такой низкой и примитивной она была. Источниковой базой этой всеобъемлющей теории является, по существу, лишь одна фраза-формула, постулирующая, что через некоторое время после завоевания монголами страны Дашт-и Кыпчак «земля взяла свое», и монголы растворились в кыпчаках. Однако эта стройная концепция в настоящее время представляется полностью несостоятельной.

Во-первых, как показали Б.Е. Кумеков [18] и С.Г. Кляшторный [14, с. 157–160, 252], половцы, населявшие степи Восточной, Центральной и Южной Европы вовсе не идентичны кыпчакам, проживавшим в степях к востоку от Яика. Последние оказались в степях Европы в большом количестве именно, как нам представляется, в результате монгольского нашествия. Впервые их привел Бату, позднее кыпчаки приходили в войсках ханов левого крыла Улуса Джучи – Кок Орды, прибывавших в Европу занять Сарайский престол. На новом месте родоплеменная структура кыпчаков оказалась сломанной, что отразилось в полном исчезновении в Европе кыпчакской родоплеменной номенклатуры. Из всего ее богатства осталось лишь название всей гигантской этнической общности – кыпчак, которое закрепилось отнюдь не за целым этносом, а за его бывшими составляющими, которые, потеряв при постоянном «раскассировании» свои родоплеменные названия, сохранили лишь память о принадлежности к кыпчакской общности. Еще более трагическая судьба постигла половецкую родо-племенную номенклатуру: от нее не осталось практически никаких следов. И если некоторые кыпчакчкие родо-племенные названия сохранились к востоку от Яика, то наименования половецких племен оказались полностью замененными на монгольские. Даже поселившиеся в Центральной Европе половцы сохранили названия лишь двух своих племенных объединений – «густо-желтых» – «кубан», «куман», и «серовато-желтых» – «кун», «кын» (от последнего слова – таинственные др.рус. «хыновя»,«хинова» «Слова о полку Игореве» и «Задонщины»). Осталось под властью Чингизидов – и растворилось – третье, видимо, самое многочисленное объединение – «сары» – «беловато-желтые» (цвета соломы-половы – отсюда рус. «половцы»). Что же касается сакраментальной фразы, что «земля взяла свое, и монголы стали как кыпчаки», то как блестяще показал В.П. Костюков [15], ее автор ал-Омари никогда на территории Золотой Орды или даже ее отдаленных соседей не был, а этот его пассаж является просто констатацией состояния рынка рабов в Каире, и смысл его тот, что каков был контингент мальчиковрабов, покупавшихся для пополнения войск мамелюков, до монголов, таковым он остался и после завоевания. И раньше, и в его, ал-Омари, время это были в основном тюрки из племен, известных на Ближнем Востоке как кыпчаки (там их не отличали от сары, кунов и куманов). Более того, В.П. Костюков выяснил, что В.Г. Тизенгаузен вообще злоупотреблял этнонимом кыпчак, употребляя его в качестве конъюнктуры в местах, где она требовалась для того, чтобы смысл арабского текста был в русском переводе понятен. Так что факт продажи монголами «кыпчакских» мальчиков на Каирский рынок рабов для нужд мамелюкских властителей Египта и Сирии отнюдь не означает, что монголы растворились в кыпчаках. Гораздо существеннее для нашей темы высказывание такого осведомленного и ответственного автора, как везир монгольских ильханов Ирана Рашид ад-Дин, который писал в начале XIV в.: «… не столь давно получили имя монголов … кереиты, найманы, онгуты, тангуты, меркиты, киргизы» (то есть народы монгольского государственного этноса, государства, созданного в начале XIII в. Чингиз-ханом, объединившим собственно монголов и родственные им монголоязычные и монголокультурные племена кереитов, найманов, онгутов, меркитов и многих других, и только недавно покоренных тюрок-кыргызов и тибетоязычных тангутов-минъягов); «…ныне дошло до того, что монголами называют народы Китая и Джурджэ, нангясов, уйгуров, кыпчаков, туркмен, карлуков, калачей, всех пленных и таджикские народности, которые выросли в среде монголов. И эта совокупность народов для своего величия и достоинства признает полезным называть себя монголами» (здесь дается описание монгольского имперского суперэтноса, начавшего складываться во второй пол. XIII в., в эпоху Монгольской империи, созданной внуками Чингиз-хана, суперэтноса, расширенного за счет многочисленных тюркоязычных племен, а также «таджиков», то есть «старых» мусульман – арабов и иранцев). Однако империя не смогла и не успела «переварить» ни пространства, ни многообразия народов, ее составлявших. Но на европейской территории Улуса Джучи это «переваривание» монголами явно зашло очень далеко. Так, знаменитый баварский солдат И.Шильтбергер, прошедший Малую Азию, служивший амиру Тимуру, живший в Золотой Орде, видевший, различавший и описавший множество народов, относительно территории Золотой Орды (он называл ее Красной, то есть Червоной=Золотой) отмечал, что ее населяют кайтаги (небольшой дагестанский аборигенный народ), джембойлуки (самое раннее упоминание одного из небольших подразделений поздних ногайцев); все же остальные названы им монголами [23, с. 45]. Несомненно, это знание он почерпнул в среде самих насельников Золотой Орды, с коими он общался от Сибири до Азова, а не вычитал это из книг, так как был неграмотен (во всяком случае, им не отмечено знание арабицы). Ведь рассказывая – под запись – о своих приключениях через много десятилетий в родной Бава-

рии, он должен был употребить по отношению к кочевникам евразийской степи общепонятное в Европе слово «татары», тем более, что страна их обитания называлась в Европе всегда Татарией, Тартарией. Да и сам Шильтбергер называл ее также и Великой Татарией. Лучшим же свидетельством тотальной монголизации кочевников Европы на уровне этнического самосознания является тот факт, что абсолютное большинство племенных названий в постзолотоордынских татарских политических образованиях – ногайцев, крымцев, астраханцев – являются названиями монголь-

ских племен – найманов, кереитов, джалаиров, кунгратов, манхудов, кыятов и др. Даже липки –

татары Речи Посполитой, будучи совершенно случайно соединенными в некую общность и поделенными на полки-хоругви, присвоили своим хоругвям все те же монгольские этнонимы – кунград, джалаир, мангыт, найман и т.д. Только этноним «кыпчак» напоминал о пришельцах из левого крыла Улуса Джучи, да несколько тюркских этнонимов-новообразований (но не у липков) свидетельствует о том, что все эти кочевники, считавшие себя монголами, думали по-тюркски. Отрицая сколько-нибудь серьезное монгольское присутствие в Золотой Орде, авторы обычно ссылаются на то место у Рашида ад-Дина, где он пишет, что Чингиз-хан вручил Джучи, а тот передал Бату всего 4000 монголов из племен сиджиют, кингит и хушин. Но хулагуидский историк XIV в. Шихаб ад-Дин Абдаллах ибн Фазлаллах подчеркивает, что «…четыре личные тысячи Джучиевы…, составляющие более одного тумана живого войска, находились под ведением старшего брата Хорду [12, с. 268]. То есть, учитывая семьи, только у Орду было не менее 50 000 монголов. Надо думать, что у Бату, да еще вместе с другими братьями, монголов было никак не меньше. И в XIV в. чингизиды левого крыла приводили в Европу не одних кыпчаков, но, конечно же, и монголов – как минимум, многочисленную аристократию с множеством их родовичей. И к началу XV в. мы встречаемся уже с полным набором вышеуказанных монгольских племенных названий, большая часть которых благополучно дожила до наших дней у казахов, узбеков, ногайцев, крымцев, липков. Даже центральноазиатские татары, якобы уничтоженные Чингиз-ханом, населяли Улус Джучи, представленные племенем алчи. К нему принадлежали первая и главная жена Бату – хатун Боракчин, два беклярибека в XIII в. До сих пор этноним алчи фигурирует в родоплеменной структуре ногайцев, казахов, узбеков Хорезма.

Но на территории Улуса Джучи жили не только кочевники. Вполне оседлыми были тюркоязычные булгары Волго-Камья, финноязычные мордва и меря Волго-Поочья, ираноязычные аланы и асы, жившие от Центрального Кавказа до Подунавья, греки, готы и армяне Крыма. Многочисленные автохтоны западного Предкавказья – адыги – вели полуоседлый образ жизни. Разнообразие форм социализации каждого из этносов в социально-политической структуре империи Чингизидов прекрасно видно на примере половцев, кыпчаков, аланов и черкесов. Кыпчаки сохранили свое общее этническое проименование, принимали активное участие в военнополитической истории империи, особенно в Центральном Улусе. Напротив, половцы полностью утратили все свои этнонимы. Вместе с тем, погребения половецкой военной знати блещут богатством оружия [24, p. 9] и личных мужских, специфически половецких, украшений – боевых бюстгальтеров – именно с середины XIII по первые десятилетия XIV вв. Более того, половецкие кафтаны и колпаки мы видим на персонажах кубачинских рельефов XIV–XV вв. – как каменных, украшающих архитектуру, так и отлитых на котлах [5]. При этом персонажи на кубачинских каменных рельефах XIV в. показаны в монгольских костюмах и вооружении, с монгольским снаряжением коней [5]. Вершиной половецкого рейтинга на Кавказе можно считать изображение XIV в. святого воина на стенописи церкви в с. Гвилети (северо-восточная, горная Грузия) [17] в виде половецкого золотоордынского воина в «боевом бюстгальтере», типично золотоордынском шлеме и с монгольским колчаном. И это все при том, что половцы в горах Кавказа появляются, скорее всего, как беглецы, разгромленные монголами в 1222–1223 гг. во время Рейда Субедея и Джебе, а также в конце 30-х – начале 40-х гг. XIII в. во время походов Бату. Похоже, на Кавказе обосновались остатки половецкой воинской знати, сумевшие поставить себя в среде горцев достаточно высоко. А в конце XIII – 1 половине XIV вв. мы наблюдаем у половцев даже некое подобие «ренессанса» – последний всплеск половецкого самосознания перед его полным исчезновением. Однако даже в самых богатых оружием и престижными украшениями половецких погребениях почти полностью отсутствуют предметы из драгоценных металлов специфических монгольских имперских типов – пояса, пиршественная посуда, детали конского снаряжения – которыми монгольские правители награждали своих подданных. Видимо, монгольские властители не смогли простить властителям половцев ожесточенного сопротивления при завоевании европейских степей, хотя именно много-

численные половецкие контингенты монголы, видимо, рассчитывали включить в состав своих «инородческих» войск. Похоже также, что именно с половцами, точнее с их отсутствием в войсках завоевателей, монгольское руководство связывало огромные потери, понесенные монголами в Европейском походе 1240–1242 гг.

Зато монгольские награды – пояса, чаши, оружие и конский убор – часто находят, иногда по нескольку комплектов, в погребениях черкесских воинов Прикубанья. Но, видимо, не все награды черкесская знать уносила в могилу. Итальянский путешественник XV в. Джорджио Интериано отмечал, что «…в домах у них имеются массивные золотые чаши… (я говорю здесь о знатных), также и серебряные, из которых они пьют с величайшей тожественностью…» [1, с. 49]. Черкесов никогда не отправляли на службу в гвардию императоров Юаньского Китая, а вот их соседи аланы, как и половцы и кыпчаки, – и военная знать, и тысячи рядовых воинов-гвардейцев – неоднократно встречаются в составе военного истэблишмента империи Юань. Столь явно различное положение этносов в социально-политической структуре Улус Джучи во многом связано с ролью этих этносов в военном деле государства. Во всех мусульманских источниках немонгольская часть воинства Джучидов обычно перечисляется следующим образом: черкесы, русские (изредка они меняются местами), маджары, кыпчаки, асы (аланы). Таким образом, оказывается, что черкесы были самой важной, ценной составляющей танма (немонгольских, инородческих соединений). Судя по массовым археологическим памятникам, они выставляли беспрецедентно многочисленную латную конницу, причем практически вся конница, включая легкую, была снабжена саблями – самым дорогим оружием ближнего боя [7]. Из погребений белореченской культуры – культуры золотоордынских черкесов извлечены сотни сабель, многие десятки шлемов и кольчуг. Останки черкесских воинов предстают взору раскопщиков иногда даже с несколькими кольчугами. Как не вспомнить здесь слова Интериано о черкесах, что «они спят с так называемым ими панцирем, то есть кольчужной рубахой под головой, вместо подушки, и с оружием наготове, и, пробудившись внезапно, тотчас надевают на себя этот панцирь и оказываются сразу же вооруженными» [1, с. 49]. Именно лежащими на свернутых под головой кольчугой находят зачастую археологи покойных воинов в курганах адыгов XIV–XV вв. Учтем также, что черкесы сами производили все эти шлемы, кольчуги, щиты, сабли и пр. Об этом говорят специфические варианты шлемов, щитов и сабель общеимперских монгольских типов. Конечно, варианты эти не были чисто локальными – они встречаются в разных местах правого крыла Улуса Джучи, да и на Северном Кавказе они применялись разными этносами, но концентрация их в местах расселения черкесов свидетельствует о том, что в черкесском обществе было много мастеров – оружейников, которые не только полностью и богато вооружали собственные контингенты, включая многочисленную латную конницу, но и снабжали оружием близких и дальних соседей по Золотой Орде. Надо отметить также высочайшее качество, а нередко и оригинальность и прогрессивность их изделий. Так, клинки часто были из сварного булата – дамасской стали. Черкесские мастера изобрели разновидность золотоордынской сабли – «черкесский клинок» – с граненым штыковидным концом, проживший – с этим названием – многие века [10, с. 163]. Именно в Прикубанье найдены самые ранние образцы лучшей брони средневекового Востока и Восточной Европы – кольчатопластинчатой [10, с. 170], хотя нет данных о том, что ее изобрели именно черкесы. Обилие оружейников в Черкесии, и высочайших уровень их изделий имели место и в последующие века – вплоть до ее уничтожения Российской империей и геноцида черкесов. Из сказанного становится понятным факт особого отношения к черкесам Золотоордынской администрации – и как к лучшим воинам, и как к мастерам-оружейникам (учитывая всегда трепетное отношение монголов к мастерам): их обильно награждают драгоценными монгольскими дарами; ими дорожат и никогда не посылают, как русских, алан-асов и половцев, за пределы Улуса Джучи, держат только для себя; только иногда ими заселяют ответственные пограничные территории, как это было с нижним Поднепровьем – литовским пограничьем, где переселенная монголами группа черкесов «подарила» название, прическу, военные и строительные навыки, и даже элементы ментальности последующим, славяноязычным насельникам этих мест, коих московиты звали черкасами [8]; наконец, им явно попустительствовали (видимо, не желая разорять и терять ценных подданных, да и не желая нести серьезные потери в карательных операциях) в самостоятельности местных владетелей, в взаимных разбоях и даже грабеже торговых караванов. Все равно в результате золотоордынские власти имели крепкие и положительные, крайне выгодные связи с самым мощным и богатым государством тогдашнего мусульманского мира (внемонгольского круга) – Мамлюкским