35269707

Получившаяся генеалогическая схема ширинских князей представлена на рисунке. Кроме названных в статье представителей рода Ширина на схеме показаны:

Айдешке мурза, сын князя Мамака [35, с. 197].

Князь Мама, сын князя Мамеша, не являлся правителем ширинского эля [35, с. 33, 161]. Ямгурчи мурза, сын князя Мамеша [35, с. 610].

Тимеш мурза, сын князя Мамеша [35, с. 236, 610]. Акмамай мурза, сын Айдешке мурзы [10, с. 83]. Кочек мурза, сын князя Эминека [34, с. 323,360].

Бакши-бек мурза, брат князя Агиша, сын Кугуша [35, с. 293]. Токузак мурза, сын князя Агиша [35, с. 357].

Зиеш мурза, сын князя Бахтеяра [35, с. 609; 20, с. 412]. Бирючак мурза, сын князя Бахтеяра [35, с. 33, 291]. Кудаш мурза, сын князя Бахтеяра [35, с. 477].

Князь Чебелек, сын князя Бостая, не являлся правителем ширинского эля [35, с. 33; 20,

с. 412].

Чигирян мурза, сын Авлеяра мурзы [20, с. 412].

1.Акты служилых землевладельцев XV – начала XVII в. / Сост. А.В. Антонов. Т. III. – М.: Древле-

хранилище, 2002. – 680 с.

2.Акты, издаваемые Виленской комиссией для разбора древних актов. Т. 31: Акты о литовских татарах. – Вильна, 1906.

3.Акты, относящиеся к истории Западной России. Т. II (1506–1544). 1848. – 446 с.

4.Березин И.Н. Ханские ярлыки. I. Ярлык Тохтамыш хана к Ягайлу. – Казань, 1850.

5.Библиотека восточных историков, издаваемая И. Березиным. Сборник летописей. Татарский текст с русским предисловием. Т. II. Ч. 1. – Казань, 1854.

6.Горский А.А. Москва и Орда. – М., 2000. – 214 с.

7.Граля И., Эскин Ю.М. Литва и Русь в 1534–1536 гг. Новые документы // Вестник МГУ. Серия VIII.

История. № 4. 1999. – С. 65–76.

8.Греков Б.Д., Якубовский А.Ю. Золотая Орда и ее падение. – М.: Богородский печатник, 1998. –

364 с.

9.Григорьев А. П., Григорьев В.П. Коллекция золотоордынских документов XIV в. из Венеции. – СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 2002. – 276 с.

10.Довнар-Запольский М.В. Скарбовая книга Метрики Литовской 1502–1509 гг. // Известия Таврической ученой архивной комиссии. Т. 28. – Симферополь, 1898. – С. 19–91.

11.Думин С.В. Литовская ветвь князей Ширинских // Дворянские роды Российской империи. Т. 3. Князья / Под ред. С.В. Думина. – М., 1996.

12.Зайцев И.В. Астраханские ханство. – М.: Вост. лит., 2004. – 303 с.

13.Инальчик X. Хан и племенная аристократия: Крымское ханство под управлением Сахиб-Гирея //

Панорама-Форум. №3. 1995. – С. 73–94.

14.Исхаков Д.М. Ислам в позднезолотоордынских татарских ханствах // Ислам в Среднем Поволжье: история и современность. Очерки. – Казань, 2001. – С. 57–89.

15.Исхаков Д.М., Измайлов И.Л. Этнополитическая история татар (III – середина XVI в.). – Казань:

РИЦ «Школа», 2007. – 356 с.

16.Книга путешествий Эвлии Челеби. Походы с татарами и путешествия по Крыму (1641–1667 гг.). – Симферополь: Таврия, 1996. – 240 с.

17.Колли Л.П. Падение Каффы // Известия Таврической ученой архивной комиссии. № 55. – Симферополь, 1918.

18.Лашков Ф.Ф. Сборник документов по истории крымско-татарского землевладения // Известия Таврической ученой архивной. 1895. Т 23. – С. 118–130.

19.Лебедев Д. Собрание историко-юридических актов И.Д. Беляева. 1881. – 95 с.

20.Малиновский А.Ф. Историческое и дипломатическое собрание дел, происходивших между российскими великими князьями и бывшими в Крыме татарскими царями с 1462 по 1533 г. // Записки Одесского общества истории и древностей. Т. 5. – Одесса, 1863. – С. 178–419.

21.Малов С.Е. Изучение ярлыков и восточных грамот // Академику В.А. Гордлевскому к его семидесятилетию. Сборник статей. – М.: Наука, 1953 – С. 187–195.

22.Миргалеев И.М. «Черный человек» Мамай // Мамай: опыт историографической антологии. Серия: История и культура Золотой Орды. Вып. 13. – Казань: Изд-во «Фэн» АН РТ, 2010. – С. 183–197.

23.Мустакимов И.А. Об одном списке «Дафтар-и-Чингиз-наме» // Средневековые тюрко-татарские государства: Сборник статей. Вып. 1. – Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ, 2009. – С. 122– 131.

24.Негри А. Извлечения из турецкой рукописи Общества, содержащей историю крымских ханов // Записки Одесского общества истории и древностей. Т. I. – 1844.

25.Писцовая книга Воцкой пятины письма и меры Елизарея Старого и подъячего Семена Киселева 7090 г. // Временник Общества истории и древностей Российских. Кн. 6. – 1850 г.

26.Письмо князя Ивана Бакаевича Ширинского к родственнику его в Казань / А.И. Соколов // Известия Общества археологии, истории и этнографии при Императорском Казанском университете. Т. XI.

Вып. 3. – 1893. – С. 283–285.

27.Полное собрание русских летописей. Т. 13, Ч. 1. – СПб., 1904.

28.Полное собрание русских летописей. Т. VIII. – СПб., 1859.

29.Посольская книга по связям России с Ногайской Ордой 1489–1508 гг. – М.: АН СССР, 1984. – 100 с.

30.Радлов В., Образцы народной литературы северных тюркских племен. Ч. VII. – СПб., 1896.

31.Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. II. Ч. III. – М.: АН СССР (Институт истории); Наука, 1982.

32.Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. III.Ч. I. – М.: АН СССР (Институт истории); Наука, 1984.

33.Родословная книга князей и дворян российских и выезжих (Бархатная книга). Ч. 2. – М., 1787.

34.Сборник императорского Русского исторического общества. Т. 41. – СПб., 1884.

35.Сборник императорского Русского исторического общества. Т. 95. – СПб., 1895.

36.Сборник Муханова. – М., 1856. – 329 с.

37.Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты до начала XVIII в. –

СПб., 1887.

38.Смирнов М.И. К родословной князей Мещерских // Летопись историко-родословного общества в Москве. Вып. 4. – М., 1906.– С. 5–12.

39.Сыроечковский В.Е. Мухаммед-Герай и его вассалы // Ученые записки Московского государственного университета. Вып. 61. – М., 1940.

40.Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. 1. – СПб., 1884.

41.Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. – М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1941. – 306 с.

42.Трепавлов В.В. Большая Орда – Тахт эли. Очерк истории. – Тула: «Гриф и К», 2010. – 112 с.

43.Трепавлов В.В. Приключения «Чудес творений»: из ханской библиотеки Казани в «либерию» Ивана Грозного // Эхо веков. 1999. №3/4. – С. 35–38.

44.Трепавлов. В.В. История Ногайской Орды. – М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2001. – 752 с.

45.Усманов М.А. Татарские исторические источники XVII–XVIII вв. – Казань: КГУ, 1972. – 220 с.

46.Чингиз-наме / Факсимиле, перевод, транскрипция, текстологические примечания, исследование В.П. Юдина. – Алма-Ата: Гылым, 1992. – 296 с.

47.Шерифи X. Зафер наме-и вилайет-и Казан // Эхо веков. 1995. №1. – С. 83–92.

48.Dziadulewicz S. Herbarz rodzin tatarskich w Polsce. – Wilno, 1929.

49.Jorga N. Notes et extraits pour servir à l'histoire des croisades au XV-e sièсlе // Revue de l’Orient Latin.

–Paris, 1896. T. 4.

50.Kurat A.N. Topkapı Sarayı Müzesi Arşivindeki Altın Ordu, Kırım ve Türkistan Hanlarına Ait Yarlık ve Bitikler. – Istanbul, 1940.

51.Le khanat de Crimee dans les Archives du Musee du Palais de Topkapi: presente par Alexandre Bennigsen, Pertev Naili Boratav, Dilek Desaive, Chantal Lemersier-Quelquejay. – Paris, 1978. – 458 p.

52.Mustafa Kafalı. Cuci Ulusu'ndaki İl ve Kabilelerin Siyasî Rolleri ve Ehemmiyetleri // Tarih Enstitüsü Dergisi, Sayı 2. – İstanbul: Üniv. Edb. Fak. Mat., 1971. – S. 99–110.

53.Pandiani E. L’opera della Società ligure di storia patria dal 1858 al 1908 // Atti della Società ligure di storia patria. V. XLIII. – 1909.

54.Stryjkowski M. Kronika Polska, Litewska, Żmudzka i wszystkiej Rusi. T. II. – Warszawa, 1846.

ABSTRACT

Maksim Akchurin

Initial genealogy of Shirin princes

In the article M.M.Akchurin describes the genealogy of the princes of the famous Tatar kind Shirin during the second half of XIV – early XV century.

Г.-Р.А.-К. Гусейнов

Памятники золотоордынской письменности и (северокавказско) куманские языки

В свое время еще В.В. Радловым [26, с. 39] было обращено, в частности, внимание на то, что ярлык 1393 г. Токтамыша Ягайле «написан западным (нынешние куманские языки, за исключением некоторых южных говоров крымско-татарского языка в его классификацию не входили) татарином, знавшим хорошо официальный язык ханских канцелярий, но им не писавшим, с сохранением по большей части особенностей родного слова». При этом обозначение в подлиннике места составления документа – «ordu dan-da arur-da» – одни исследователи (О.М. Ковалевский, А.К. Казем-Бек, И.Н. Березин) переводили как «когда Орда была на Дону» (при иных вариантах чтения других вариантов транскрипций: «на Дону, Ор-Тюбе, на степи» у И.Н. Березина, «в степи, в на Ор-Тюбе» у Я.О.Ярцева, «среднем течении Дона» у А.П. Григорьева [6], у А. Озтегин [48, с. 106, 136] ordu tan-ta erür-te «в то время как Орда была на Тане» – реке Дон (?), но тур. Tän «Дон» [см. 34, с. 528]). Другие – «устье Дона» («в низовьях Дона» [23, с. 06]), третьи (В.Г. Тизенгаузен, В.В. Бартольд и В.В. Радлов) на основе чтения dan-da – «в Тане» (Азове). Последняя интерпретация представляется Т.И. Султанову [32] «убедительной: в тех известных случаях, когда документ составлялся действительно на берегу реки, в тексте употреблены слова qinarinda (ярлык ТимурКутлука) или jaqasinda (письмо Улуг-Мухаммада и Махмуд-хана), которые отсутствуют в письме Токтамыш-хана».

Причем в прошлом, как свидетельствует героический и исторический фольклор, вышеупомянутые реалии были хорошо известны кумыкам. Ср. о Доне: «Мендейлени кёп-кёп ютган Анадол…» – Удальцов многих поглотившая Мать-Дон; «Батыр къазакъ, …Танг къатгъанча Анадолдан оьте эдинг, Гюн чыкъганча Асхартавгъа ете эдинг..» – Богатырь казак, …До рассвета МатьДон проезжал, До восхода солнца Эльбруса достигал..; «Тенг къазакълар къаравулун бакъмасын…» – Донские (русские) казаки караул свой пусть не разворачивают. О Волге – «Къызбурундан шырыллап акъгъан къара сув – Эдил-лер болмай, сагъа Терк болду…» – Из Кызбуруна (населенный пункт в Балкарии) с журчанием текущая черная (подземная, родниковая) вода – не став Эдилями, тебе Тереком стала…). Об Азове – «Азавланы алды – гёк ювшан, Шо ерлерде ат семиртип, минейик…» – Перед Азовами – синяя полынь, В этих местах, лошадей откормив, сядем на них… [19, с. 264; 20, с. 100, 162, 119, 90].

Ярлык Тимур Кутлука (1398 г.) и письмо хана Улуг Мухаммеда (1428 г.), считающееся написанным на чагатайском языке [32], оказываются связанными с Крымом: первый был составлен в соседнем ему регионе – на правом берегу Днепра, в нынешней Днепропетровской области Украины, второе написано, когда ставка Улуг Мухаммеда находилась в Крыму [6]. Именно здесь в 1421 г. Улуг Мухаммед был провозглашен ханом «с согласия знатных крымских родов ширинов, барынов и других», а затем, будучи изгнанным, основал в 1438–1439 гг. Казанское ханство. Письмо же хана Махмуда 1466 г. (составлено, как полагают, на литературном тюркском языке, употреблявшемся в канцелярии золотоордынского государства [32]) было написано, как полагал М.Г. Сафаргалиев [27, с. 503, 513], когда его автор уже был астраханским ханом, и его монеты «чеканились в Астрахани, Уреке, Дербенте и в каком-то Орда-Базаре». В состав Астраханского ханства, возможно, до указанного времени, если принять во внимание восстановление после 1443 г. своей государственности под эгидой третьей чингизидовской династии [1, с. 30], входили и кумыки, так как и другие авторы проводят южные границы этого государства по Тереку, Куме и отрогам Кавказа [см. 15, с. 243, 244].

Согласно другому, на наш взгляд, более обоснованному мнению, он был еще в ханском достоинстве и кочевал на берегах Узена. При этом полагают, что данное название в письме (Азуглы (Узуглы) Узен), возможно, обозначало «в то время один из двух рукавов (Малый и Большой)

р. Узен» [32 прим.]. Они (в документе – Ezoğ-lu ([Öztegin 1996: 110])/Azığ-lı Özen/Üzen, где -lu/-lı

– аффикс относительных прилагательных) обычно отождествляются с одноименными реками в междуречье Волги и Урала. Но Большой Узен (осм.-тур.Ulu Özen) известен и в Крыму (близ Ялты [35, с. 154]) при неясности первой, явно определительной по отношению к özen «река» части данного гидронима [см. 15, с. 39].

Эта часть, в принципе, обнаруживает наибольшую близость к обще-, межтюрк. азыкъ «съестные припасы» [см. 42, с. 98] и может указывать на его (гидронима) локализацию в Крыму, так как «главной житницей Крымского ханства была прибрежная полоса юга полуострова» [см. 15, с. 203]. Видимо, не случайно, именно здесь, близ Ялты, имея в виду климатические условия и время (10 апреля 1466 г.) составления его письма, и находилась ставка хана Махмуда.

Морфологические куманизмы. Таким образом, все собственно золотоордынские документы были составлены, как было показано в предшествующем изложении, в Крыму и в соседних ему (нижне) донском и (нижне)днепровском регионах. При этом в ярлыке Токтамыша и другом уйгурографичном ярлыке Тимур Кутлука, арабографичных письмах ханов Улуг Мухаммеда и Махмуда, а также крымских (1453, 1475, 1478 гг.) и казанских (1467, 1523 гг.) ханов отмечается использование формативов винительного падежа -ny, -ni [48, с. 37, 56, 69]. Несмотря на то, что данный аффикс присущ, в принципе, именной парадигме других тюркских языков (кроме рунического тюркского, древнеуйгурского и чувашского, в котором он совпал с дательным [см. 30, с. 142]), в той же двухвариантной, совпадающей рассматриваемой форме он представлен в степном (ногайском) и среднем диалектах крымско-татарского языка, не совпадающей (-ny, -nе) – татарском и полной (четырехвариантной) форме в карачаево-балкарском, кумыкском и караимском языках [39, с. 38; 16, с. 10, 12; 30, с. 308].

О давности бытования данного аффикса в названных языках и его большей близости к исходной форме северокавказских карачаево-балкарского, кумыкского, а также караимского языков говорит употребление -ny, -ni, наряду с -nu, в «Кодекс Куманикус» [см. 24, с. 327]. Причем создание первой («итальянской») части последнего, согласно одной из широко распространенных точек зрения, имело место в 1324–1325 гг. в одном из городов Северного Причерноморья [12, с. 69]. В целом время возникновения этой части рукописи обычно очерчивается периодом между 1303 г. (по другим данным – 1330 г.), согласно дате на первой странице, и 1362 г., когда вместе с другими книгами Петрарка подарил эту рукопись Венецианской республике [5, с. 14–18]. Возникновение второй («немецкой») части этого памятника также связывается с Крымским полуостровом либо относится к 30-м – началу 50-х гг. ХIV в. [11, с. 82], а также с г. Сараем в низовьях Волги в 1303 г., где в 40-х гг. ХIV в. к нему были сделаны монахами-францисканцами известные добавления [18, с. 250]. Мнения о том, что создание данного памятника относится к 1330–1340 гг. придерживается и Питер Голден [cм. 47].

Данный формант мог быть привнесен в Крым и Северное Причерноморье в период создания «Кодекс Куманикус» в результате переселения сюда после 1324 г. части кумыков-брагунцев (последние в дальнейшем получили в Крыму – см. в предшествующем изложении – название барынов) из крайнего западного региона Северо-Восточного Кавказа. Оно имело место после разрушения городов Шехр-и-Татар (Татартуп, Верхний Джулат) и Нижний Джулат в результате вторжения хулагуидского полководца Чупана. Кумыки упоминаются в Крыму уже к ХV в. [см.: 9,

с. 88–89; 10, с. 92, 93; 36, с. 125].

Именно их речь, в т.ч. вышеупомянутые форманты, легла, по нашим наблюдениям, в основу среднего диалекта, оказав влияние в рассматриваемом отношении и на степной (ногайский) диалект, носители которого появились на севере Крыма и в Северном Причерноморье после расселения здесь кумыков-брагунцев. Не исключено, что аналогичное воздействие испытал и караимский языками, носители которого, будучи переселенцами из Хазарии, проживают в области распространения среднего крымско-татарского диалекта с ХI в [см. 22, с. 205, 206]. Не случайно, при известном разнообразии точек зрения относительно языка, на котором был создан «Кодекс Куманикус» [см.: 22, с. 250; 5, с. 18–19; 38, с. 32, 34, 54], наши наблюдения показали, что кумыкский язык занимает третье место вслед за караимским и карачаево-балкарским языком по степени близости к его материалам.

Вместе с тем в языке некоторых ранних светских памятников Золотой Орды караханидскоуйгурской письменной традиции, в которых «базисные формы представляют кыпчакскую языковую систему» («Мухаббат-наме» Хорезми (1353 г.), «Гулистан бит-тюрки» Сейфа Сараи (1391 г.) и «Кодекс Куманикус»), отмечается низкочастотная субстантивная форма на -ргъа, свойственная, как полагают, формирующемуся новому средневековому региональному варианту литературного языка Поволжья [см. 24, с. 325–329]. Другие авторы непосредственно квалифицируют «инфинитив на - ыргъа… тута турургъа…» (из ярлыка Тимур Кутлука [48, с. 107]) как татаризм [37, с. 59].

Однако «инфинитив» на -ыргъа/-ыркъа носит практически общетюркский характер: он известен почти всем тюркским языкам Сибири и Алтая, включая хакасский, а также кыпчакским и карлукско-уйгурским языкам. В том же озвонченном варианте (-q- > -γ-) его знают якутский, караимский, чувашский и огузские языки. Причем как продуктивный аффикс – наряду с башкирским и татарским (с барабинским) – он представлен и в северокавказско-куманском карачаево-

балкарском языке [14, с. 655 прилож. II; 30, с. 338; 28, с. 487–488; 40, с. 151–152; 33, с. 224].

В старокумыкском письменном языке аффикс -ргъа оказался дважды употребленным в составе оборота къул болургъа букв. ‘стать рабом’ в одном из наиболее ранних сохранившихся документов на т.н. северокавказском (кумыкский вариант) тюрки́– грамоте 1657 г. из Шибутского джамаата в нынешней Восточной Нагорной Чечне (здесь в указанное время еще сохранялось кумыкское население [7, с. 117; 8]) русскому царю Алексею Михайловичу. Причем наличие в данной грамоте слова алдери ‘раньше, ранее’, присущего терскому кумыкскому диалекту [25, с. 115, 270], на котором говорят кумыки-брагунцы, часть которых затем переселилась в Крым (см. выше), может свидетельствовать не только о соответствующей субэтнической принадлежности кумыкского населения данного общества, но также и о возможной продуктивности в их речи в тот период общего с карачаево-балкарским языком показателя -ргъа.

Тем более, что терский (брагунский) кумыкский диалект обнаруживает значительную и наибольшую близость к карачаево-балкарскому языку, и к числу вероятных свидетельств древних взаимосвязей вышеупомянутых северокавказских куманских языков следует отнести послелог бла [см. 25, с. 87, 89, 267], который зафиксирован в другом самом раннем тюркиязычном документе (1641 г.), адресованном русскому царю Михаилу Федоровичу и составленном в пределах распространения буйнакского кумыкского диалекта, ареально отдаленного от карачаевобалкарского языка. При этом послелог бла аналогичен к.-балк. была ~ бла при кум. булан ~ мулан [41, с. 80], в то время как в ярлыках Тохтамыша, Тимур Кутлука и казанского хана Ибрагима (1467–1479) употребляется послелог bile [48, с. 206], соотносимый с узб. диал., уйг. диал., ст.-узб. bil(l)ä, узб., узб.диал., уйг. bĭllä, уйг.диал. bīlä [43, с. 149]. Кроме того, произведения местных (поволжских) авторов, к числу которых следует отнести Сейфа Сараи [см. 24, с. 325], создавались в столице Золотой Орды – Сарае [см. 21, с. 305–306]. Она находилась в Нижнем Поволжье в непосредственной территориальной смежности с Северным Кавказом, где был представлен куманский карачаево-балкарский язык.

Но вместе с тем рассматриваемый аффикс может отражать в вышеупомянутых памятниках золотоордынского и кумыкского языков, за исключением, может быть, «Кодекс Куманикус», и караханидско (карлукско)-уйгурскую письменную традицию, как, возможно, и в карачаевобалкарском языке, в котором он диалектных различий не демонстрирует [2, с. 256]. Тем более, что данный инфинитив на -ərγa/-ərğä, который имел низкочастотный (см. выше) характер в ранних светских памятниках Золотой Орды, стал использоваться в современном татарском литературном языке, формирование которого традиционно относится к советскому времени. В старотатарском литературном языке широко употреблялся инфинитив на -maγa/-mäğä, который присущ в основном периферийным (за пределами собственно Татарстана и в ареальной близости к Северному Кавказу) говорам среднего диалекта [4, с. 356].

Вышеупомянутый аффикс (-maγa/-mäğä) как показатель «инфинитива» признается далеко не всеми тюркологами [28, с. 483–484] и оказывается представленным и в территориально смежных с названными среднетатарскими говорами языках алабугатских татар-ногайцев, астраханских но- гайцев-карагашей и юртовских татар (астраханских ногайцев), носители последних двух из которых включаются в состав (суб)этнических подразделений татарского народа. Он известен также в «карачаевских» говорах карачаево-балкарского языка и может выступать в «балкарских» в форме -mА [2, с. 256], известной в качестве стяженной (из -maq/-mek) в ареально близком к ним кумыкском литературном языке [33, с. 203].

Лексические куманизмы. В качестве татарских черт ярлыка Тохтамыша отмечаются башлы в значении ‘во главе’, чығышларын чығарып «собрав дань», а также озвончение в интервокальной позиции числительного jадi «семь» – в современном татарском җиде [37, с. 57–58]. Однако, помимо различий в анлауте со средним (литературным) диалектом сходства с j-анлаутом мишарского диалекта [см. 4, с. 322, 323], озвончение в последнем слове присуще также османскому, чагатайскому и караимскому (луцкий и тракайский диалекты) языкам, а подобный j-анлаут может иметь и куманское происхождение (см. «Кодекс Куманикус» [44, c. 167]). Кроме того, некоторые

исследователи отмечают в данном документе иную с сужением е>i, характерным для других форм писем ханов Махмуда и Ахмеда (1477 г.), форму числительного – yiti (yüz toḳsan beš) [48, с. 38, 31, 32]. Она известна также древнеуйгурскому языку наряду с древнетюркским и восточнозолотоордынским (хорезмийским) огузско-кыпчакским [3, с. 177; 44, с. 167].

Данный документ, как уже отмечалось в предшествующем изложении, был составлен в близком к Крыму и Северному Кавказу регионе. В содержащемся в нем (в чтении И.Н. Березина) обороте Tan Ur-tubada q΄irda «на Дону, на Ор-Тюбе, на степи» [см. 6] слово q΄ir(da) «степь» фиксируется из живых кыпчакских языков лишь в кумыкском языке и галицком диалекте караимского языка [45, с. 225]. Кроме того, в тарханном ярлыке Тимур Кутлука, выданном потомкам грамотчика Мухаммеда для пользования в Крыму(!), отмечено слово indir «гумно» [6], поддерживаемое аналогичным irdin (описка?) из ярлыка крымского хана Хаджи Гирея (1453 г.) [48, с. 114]. Оно также обнаруживает близость к караим., кум. индыр «гумно, ток» при обще-, межтюрк. ындыр то же [42, с. 656]. Лексема sabanči «землепашец» [48, с. 107] относится к производным от обще-, межтюрк. saban «[деревянный] плуг, соха», последнее представлено наряду с другими древними и современными тюркскими языками, прежде кыпчакским: в Codex Cumanicus, кумыкском и караимском, но при балк. savan [46, с. 127–128].

Втом же ярлыке употребляется куманизм с гораздо большей степенью этимологической надежности – сала «село, деревня», который известен крымско-татарскому, караимскому, кумыкскому, татарскому (в т.ч. среди касимовских татар, проживающих в Рязанском крае [www.misharlar ru /dialect html]) и чувашскому языкам [46, с. 494]. Он поддерживается производной формой салачи «сельский житель, крестьянин» из ярлыков крымского хана Хаджи Гирея

(1453 г.) и казанского хана Сахиб Гирея (1523 г.) [см. 48, с. 106, 114, 131].

Последняя представлена в памятниках деловой письменности польских (каменец-подоль- ских) армян ХVI в. на половецко-куманском языке [48, с. 404] и караим. трак. салачы, караим. галиц. салацы «сельский, крестьянин» [17, с.462]. Данная лексема известна в топонимике Среднего(!) Крыма и Северного Приазовья, где она считается привнесенной в ХIII в. урумами (тюркоязычными мариупольскими греками) и возводится обычно либо к русскому село, попавшему «в тюркские языки еще в хазарскую эпоху», либо к хазарскому источнику не установленного происхождения и при неясности отношения к нему кумыкского социального термина сала оьзден [31,

с. 441–442].

Вдействительности, первоначальной зоной распространения данного термина, отложившегося в названии кумыкской исторической области и хребта Салатав (Салатавия), расположенных в северо-западном горном Дагестане, был Северо-Восточный Кавказ. Это название имеет булгарское (хазарское) происхождение, если принять во внимание чувашский śu репрезентант пратюрк. *ja:j «лето». К числу его производных форм относится ja:j-la «летовка, летнее пастбище», не имеющая аналога в чувашском языке [44, с. 74, 78; 29, с. 74].

Сучетом пратюркско-чувашских соответствий [29, с. 679, табл. 3] представляется возможным восстановить исходное (булгарское) *śa:la «летовка, летнее пастбище», откуда Салатав «пастбищная гора», что подтверждается локализацией подобных поселений в Среднем (горном) Крыму, где и проживали носители собственно крымско-татарского (среднего) языка-диалекта, бывшие кумыки-брагунцы. Не исключено, что первая часть выражения tora-si erdi «обычное право его было» из письма хана (Улуг-) Мухаммада (1420 или 1428 гг.), написанного, когда его ставка также находилась в Крыму, и соотносимая с др.-тюрк. töra «закон, обычай» [6], имеет параллель в кум. тёре уст. «суд, расправа», караим. крым. тöра «закон, право, обычай», караим. трак. тёря 1. «суд, судебное дело, судебный процесс»; 2. «приговор, решение суда» [17, с. 541, 523], к.-балк. тёре «обычай, порядок, мода».

Таким образом, можно предполагать, что появление установленных (северокавказско) куманских морфологических и лексических элементов в рассмотренных памятниках золотоордынской письменности могло быть обусловлено знакомством их составителей с указанными, возможно, родными для них языками. Соответствующие документы (ярлыки и письма), в которых они обнаруживаются, были написаны, как было показано в предшествующем изложении, в Крыму, куда переселились ко времени их написания кумыки-брагунцы – носители одного из северных диалектов кумыкского языка, и в соседних ему (нижне)донском и (нижне)днепровском регионах. При этом в строго лингвистическом смысле речь должна идти о (северокавказско) куманской (кыпчакской) общности, отделение которой, по лингвостатистическим данным, от кыпчакско-татарской

имеет место после окончательного разрушения в 1050 г. Хазарского каганата, а выделение из нее кумыкского языка совпадает с экспансией Тимура [30, с.736]. Но упоминание кумыков и их правителя имеет место еще в ХI веке у Махмуда Кашгари, а затем, как известно, уже у Плано Карпини (1245–1247 гг.) в названиях земель, которые подчинили себе татары, называются не только Комуки, но и Тарки, возможно, одно из их субэтнических подразделений, до сих пор представленное в Дагестане. Поэтому их упоминание в Крыму уже к ХV в. следует считать отнюдь не случайным.

1.Алиев К.М. Шаухалы Тарковские. – Махачкала, 2008. – 203 с.

2.Алиев У.Б. Диалекты карачаево-балкарского языка // Диалекты тюркских языков. – М.: Восточная литература, 2010. – С. 236–261.

3.Баскаков Н.А. Введение в изучение тюркских языков. – М.: Высшая школа, 1969. – 383 с.

4.Бурганова Н.Б., Махмутова Л.Т., Рамазанова Д.Б. Диалекты татарского языка // Диалекты тюркских языков. – М.: Восточная литература, 2010. – С. 321–383.

5..Гаркавец А.Н. Кыпчакские языки: Куманский и армяно-кыпчакский. – Алма-Ата: Наука КазССР, 1987. – 223 с.

6.Григорьев А.П. Золотоордынские ярлыки: поиск и интерпретация // Тюркологический сборник. 2005 (2006). – М.: Восточная литература, 2006. – С. 74–143 http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Zolotoord /XIV/1380-1400/Grigorjev_1/text.phtml?id=3427

7.Гусейнов Г.-Р.А.-К. К древней и средневековой истории нахских народов по этнографическим и этнолингвистическим данным // Материалы Международной научной конференции «Археология, этнография

ифольклористика Кавказа». – Махачкала, 2007. – С. 115–117.

8.Гусейнов Г.-Р.А.-К. Шубут. Опыт историко-этимологического и этнографического анализа // Вопросы тюркологии. – Махачкала: ИПЦ ДГУ, 2007. – С. 29–38.

9.Дашкевич Я.Р. Армяно-кыпчакский язык XVI–XVII вв. в освещении современников // Вопросы языкознания. – 1981. № 5. – С. 79–92.

10.Дашкевич Я.Р. Армяно-кыпчакский язык: этапы истории // Вопросы языкознания. – 1983. № 1. –

С. 91–107.

11.Дашкевич Я.Р. Codex Cumanicus – вопросы возникновения // Вопросы языкознания. – 1985. № 4. –

С. 72–83.

12.Дашкевич Я.Р. Codex Cumanicus – действительно ли Cumanicus? // Вопросы языкознания. – 1988. № 2. – С. 62–74.

13.Документы на половецком языке XVI в. (Судебные акты Каменец-Подольской армянской общи-

ны). – М.: Наука, 1967. – 430 с.

14.Древнетюркский словарь. – Л.: Наука, 1969. – 676 с.

15.Зайцев И.В. Астраханское ханство. – М.: Восточная литература, 2006. – 300 с.

16.Изидинова С.Р. Фонетические и морфологические особенности крымско-татарского языка в ареальном освещении / Автореф. дисс. … канд. филол. наук. – М., 1982. – 21 с.

17.Караимско-русско-польский словарь. – М.: Русский язык, 1974. – 687 с.

18.Кононов А.Н. История изучения тюркских языков в России. Дооктябрьский период. – Л.: Наука, 1982. – 360 с.

19.Къумукъланы йырлары. Т.I. – Магьачкъала: Дагкнигоиздат, 1991. – 635 с.

20.Къумукъланы йырлары. Т.II. – Магьачкъала: Дагкнигоиздат, 2002. – 459 с.

21.Миннегулов Х.Ю. Еще раз о литературе Золотой Орды // Золотоордынское наследие. Вып.1. – Ка-

зань: Фəн, 2009. – С. 295–308.

22.Мусаев К.М. Диалекты караимского языка // Диалекты тюркских языков. – М.: Восточная литера-

тура, 2010. – С. 205–235.

23.Набиев Р.Ф. О дате и месте выдачи Токтамыш-ханом тарханного ярлыка Бек-Хаджи // Золотоордынская цивилизация. – Казань, 2008. – С. 101–109.

24.Нуриева Ф.Ш. Норма и вариативность в языке письменных памятников золотоордынского периода // Золотоордынское наследие. Вып. 1. – Казань: Фəн, 2009. – С. 323–330.

25.Оразаев Г.М.-Р. Тюркоязычная деловая переписка на Северном Кавказе XVII–XIX вв. Исследование, тексты и комментарии. – Махачкала: Изд. ДНЦ РАН, 2007. – 322 с.

26.Радлов В.В. Ярлыки Тохтамыша и Темир-Кутлуга // Зап. восточного отделения Русского Археоло-

гического об-ва. –Т. III. Вып. 1. – СПб., 1889. – С. 1–40.

27.Сафаргалиев М.Г. Распад Золотой Орды // На стыке континентов и цивилизаций…Из опыта образования и распада империй X–XVI вв. – М.: Инсан, 1996. – С. 280–526.

28.Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков: Морфология. – М.: Наука, 1988. – 560 с.

29.Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков: Лексика. 2-е изд., доп. – М.: Наука, 2001. – 822 с.

30.Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков: Региональные реконструкции. – М.:

Наука, 2002. – 767 с.

31.Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков: Пратюркский язык-основа. Картина мира праязыка. – М.: Наука, 2006. – 908 c.

32.Султанов Т.И. Письма золотоордынских ханов // Тюркологический сборник, 1975. – М.: Наука. 1978. – С. 234–251 http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Zolotoord/XIV/1380-1400/Pisma_zol_chanov /text.phtml?id=3955

33.Тюркские языки // Языки народов СССР. Т. II. – М.: Наука, 1966. – 531 с.

34.Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4-х тт. Т. 1. – М.: Прогресс, 1964. – 562 с.

35.Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4-х тт. Т. 4. – М.: Прогресс, 1973. – 852 с.

36.Ханмурзаев И.И., Идрисов Ю.М. Проблема образования средневекового кумыкского государства Шаухальство в контексте политического наследия Улуса Джучи на Северном Кавказе // Золотоордынская цивилизация. Вып. 1. – Казань: Фəн, 2008. – С. 122–136.

37.Хисамова Ф.М. Татарский язык в восточной дипломатии России (ХVI – начало XIX вв.). – Казань:

Мастер-Лайн, 1999. – 408 с.

38.Чеченов А.А. Язык памятника «Кодекс Куманикус» (14 в.) в ареальном освещении (Методические материалы). – М., 1978. – 55 с.

39.Щербак А.М. Очерки по сравнительной морфологии тюркских языков. Имя. – Л., 1977. – 191 с.

40.Щербак А.М. Очерки по сравнительной морфологии тюркских языков. Глагол. – Л.: Наука, 1981. –

183 с.

41.Щербак А.М. Очерки по сравнительной морфологии тюркских языков. Наречие, служебные части речи, изобразительные слова. – Л.: Наука, 1987. – 151 с.

42.Этимологический словарь тюркских языков. Общетюркские и межтюркские основы на гласные / Автор словарных статей Севортян Э.В. – М.: Наука, 1974. – 767 с.

43.Этимологический словарь тюркских языков. Общетюркские и межтюркские основы на букву «Б» / Автор словарных статей Севортян Э.В. – М.: Наука, 1978. – 350 с.

44..Этимологический словарь тюркских языков: Общетюркские и межтюркские основы на буквы

«Ж», «Җ», «И». – М.: Наука, 1989. – 292 с.

45.Этимологический словарь тюркских языков: Общетюркские и межтюркские основы на буквы «К», «Қ». – М.: Восточная литература, 1997. – 363 с.

46.Этимологический словарь тюркских языков: Общетюркские и межтюркские основы на буквы «Л», «М», «Н», «П», «С» – М.: Восточная литература, 2003. – 446 с.

47.Golden Peter. Codex Cumanicus / Русск. пер. // http://odnapl1yazyk.narod.ru/polovtzy.htm

48.Özgetgın Melek A. Altn Ordu, Kırım ve Kazan sahasına ait yarlık ve bitiklerin dili ve üslûp incelemesi. – Ankara, 1996. – 297 c.

ABSTRACT

Garun-Rashid Guseinov

Golden Horde’s writings and (North Caucasian) Quman languages

The article is devoted to revealing (North Caucasian) Quman (kumyk and karačai-balkarian) morphological and lexical elements in language of Golden Horde writings. Occurrence of appropriating forms could be caused by acquaintance of their composers with specified, probably, native for them languages. It proves to be true that those documents (labels and letters), in which they detect, have been written in Crimea and in adjacent to it (lower) Don and (lower)Dnepr regions.Here, to Crimea, have moved by time of their writing Bragunian kumyks – carriers of one of northern dialects of Kumyk language, which (Kumyks) are mentioned in Crimea by XV century, and before in the end of XIV century their language on linguistical statistics data it was finally issued. At the same time Kumyks as an ethnic generality were known even earlier if to consider their mention in XI century at Makhmud alKashgary and then at Plano Karpini (the middle of XIII century) – in names of the grounds, which have subordinated to itself by Tartars.

О.В. Лушников

Монгольская империя и Улус Джучи в современной монгольской историографии29

Национальное возрождение в Евразии и процесс демократизации и плюрализма мнений оказали серьезное влияние на историческую науку на постсоветском пространстве. Одним из важнейших преобразований стало изменение отношения к роли Монгольской империи в самой Монголии. Подверглись пересмотру такие методы, как преобладание классового интереса над национальным, рассмотрение исторических явлений вне зависимости от объективных условий, подход к истории с позиций политики и идеологии. Отказ от догматизма марксистского периода и освоение современных мировых исторических концепций позволили национальным ученым переосмыслить свою историю на основе фактов, а не предвзятых «европоцентристских» теорий, отказывающих кочевникам в самой возможности создать эффективное государство и внести вклад в мировую сокровищницу культуры.

Безусловно, процесс демократизации посткоммунистических стран во многом сопровождался всплеском национализма. Особенно это касается исторической литературы, принадлежащей перу непрофессиональных историков (бывших дипломатов, военных, политических деятелей, журналистов, публицистов). Их труды, отличаясь новым подходом и интересной трактовкой некоторых исторических событий, часто представляли собой компиляции неразработанных исторических фактов, трактуемых авторами в своих политических интересах и приводящих к односторонним выводам. Но это не оказало влияния на серьезных ученых Монголии, стремящихся к объективной и всесторонней оценке истории Евразии в период Монгольской империи.

Впериод обновления монгольских исторических исследований 1990-х гг. были изданы десятки трудов. Политическая история Великого Монгольского государства и Монгольской империи была наиболее полно изучена именно в данный период, чем в предшествующий. Важной вехой стали монографии Ч. Далая «История Монголии» (1260–1388) [14], «Великое Монгольское государство» (1206–1260) [16], «Государство Хамаг Монгол» (1101–1206) [15], Ч. Жугдэра «Политические взгляды и военное искусство Чингиза» [18], Д. Лхаашида «Искусство правления монгольских ханов» [20], М. Санждоржа «Из истории монгольской государственности» [34]. В них рассмотрены вопросы восстановления ханства Хамаг Монгол, объединения Чингиз-ханом монголоязычных аймаков в единое Монгольское государство, политическое и административное устройство Монгольского государства, завоевательные походы Чингиз-хана, образование Монгольской империи, ее внешняя и внутренняя политика, традиции и верования народов завоеванных стран.

Одной из особенностей периода обновления истории явилось издание совместных трудов монгольских историков, философов, историков и исследователей, посвященных актуальным проблемам истории Монголии, написанных по новым взглядам и методам [22, 23, 24, 26, 27, 28, 29]. Была выпущена коллективная монография «Внешняя политика Монгольской империи», в которой рассмотрены внешняя политика на начальном этапе Великого Монгольского государства, политика Угедея, Гуюка, Мунке и Хубилая, а также внешняя политика составных улусов Монгольской империи – Чагатайского улуса, Золотой Орды и Государства Ильханов в XIII–XIV вв. [25].

Врамках биографических исследований начиная с 1990-х гг. интенсивно стало развиваться Чингизоведение. Насчитываются несколько десятков исследований и статей, отличающихся объективным подходом и оценкой деятельности Чингиз-хана. Наиболее крупными из них являются монографии Ш. Нацагдоржа «Жизнеописание Чингиз-хана» [31], Ж. Болдбаатара «Чингиз-хан» [10], Н. Ишжамца «Чингиз-хан (1162–1227)» [19], Ж. Базарсурэна «Оружие Чингиз хана» [3], Х. Шагдара «История военных походов и военного искусства монголов» (XIII век) [38], И. Пурэвсурэна «Боевая тактика Чингиз-хана» [33]. По мнению монгольских ученых, Чингиз-хан в начале XIII в. основал Великое Монгольское государство и установил государственность мирового масштаба, в рамках которого действовали основные принципы «Великой Ясы» и где сосуществовали «народы 720 языков, пяти разных цветов». Империя после смерти своего основателя еще на протяжении 150 лет была в пике своих сил и могущества. Основанная Чингиз-ханом Великая Монгольская империя, охватившая полмира, дала многочисленным народам империи понять в полном смысле слова такие понятия, как «төре» – «закон», «власть» и «улус» – «государство» [31; 4].

29 Работа выполнена при поддержке РГНФ (№09–01–00564а/g).

В этой связи стоит отметить работы по имперской идеологической основе. Монография академика Ш. Бира «Тэнгризм монголов и современная глобализация» раскрывает, тэнгрианство как политическую идеологию Монгольской империи для обоснования своего мирового господства [6].

Важной вехой в развитии новейшей историографии Монголии стало 800-летие образования Великой Монгольской империи. Институтом истории АН Монголии к 800-летнему юбилею была издана пятитомная история Монгольской империи: Ч. Далай «Их Монгол улс» («Великое Монгольское государство») [16], С. Цолмон «Монголын Алтан Ордон улс» («Монгольское государство Золотая Орда») [37], Ц. Энхчимэг «Монголын Цагадайн улс» («Монгольское Чагатайское государство») [39], Д. Анхбаяр «Монголын Эл хаадын улс» («Монгольское государство Ильханов») [2], Ж. Ганболд, Д. Наран, Т. Мөнхцэцэг, А. Пунсаг «Монголын Юан улс» («Монгольское Юаньское государство») [13], в которых исследованы политическая история, внешняя и внутренняя политика составных государств Великой Монгольской империи и сделаны интересные выводы и заключения.

Вопреки устоявшемуся в историографии взгляду, что в период монголов в Китае была до основания разрушена экономика и положение китайского народа был доведено до отчаяния, авторы коллективной монографии «Монгольское Юаньское государство» пришли к выводу, что экономика Китая в период Юаньского государства, напротив, достигла своего расцвета. По их мнению, «расцвет экономики Юаньского государства является закономерным результатом проведения планомерной политики, максимально приближенной к историческим условиям страны. Так как основное население Китая составляли крестьяне, то монгольские хаганы проводили целенаправленную политику укрепления земледелия как основного хозяйства экономики страны, так и сопутствующего развития других отраслей хозяйства. В результате интенсивного развития земледелия и скотоводства как вспомогательного хозяйства в стране увеличились площади посевов, что привело к росту урожая. Наряду с этим увеличилось количество голов скота, что отразилось в общем улучшении благосостояния народа в Юаньском государстве» [13; 166].

Исследовательница С. Цолмон в своей монографии «Монгольское государство Золотая Орда» наряду с описанием политической истории Золотой Орды коснулась вопросов развития в стране экономики, торговли, развития городов, путей сообщения, налогов и повинностей. Новизна данного труда состоит в том, что автор критически отнеслась к оценке монгольских завоеваний только с негативной точки зрения и на фактическом материале ей удалось показать, что монголами было создано в десятки раз больше материальных и культурных ценностей, чем было разрушено в ходе завоеваний. По мнению автора, Золотая Орда как составная часть Монгольской империи служила проводником политики великих хаганов на Западе и в силу своего географического расположения Золотая Орда являлась мостом взаимопрокникновения торговых, экономических, культурных и научных достижений Запада и Востока [37; 138].

Труд исследовательницы Ц. Энхчимэг является первым исследованием истории Чагатайского государства на уровне монографии в историографии Монгольской империи. Автору удалось, несмотря на скудость источниковой базы по данной теме, показать историю образования, расцвета и распада Монгольского государства в Средней Азии. Наряду с описанием политической истории автором даны социально-экономическое и культурное развитие данного государства, хронология правления чагатайских ханов и распад данного государства на Могулистан и Мавераннахр. Согласно мнению автора, распад Чагатайского государства на две части был во многом обусловлен возрождением владений Угедэя при Хайду, а также зависимостью от политической конъюнктуры других государств Чингизидов, владениями которых оно было окружено [39; 71].

История права Великой Монгольской империи исследована в работах Ж. Болдбаатара и Д. Лундээжанцана «Историческая традиция государства и права Монголии» [11], И. Дашняма «Власть и закон в ханствах Чингизидов» [17], Г. Баярхуу «Сравнительное изучение норм права и обычая Монгольского единого государства и последующего периода (XIII–XVIII вв.)» [4], Т. Алтангэрэла «Монголо-Ойратское великое уложение и его исследование» [1], Н. Ням-Осора «О ‘Великой Ясе’ Чингиз-хана» [32], Ш. Сэлэнгэ «Золотая история Чингиз-хана» [36], Х. Намжила «Великая Яса и билики Чингиз-хана» [30] и др. В них рассмотрены вопросы возникновения государственного урегулирования, образования государственных учреждений и их взаимоотношений, история возникновения и развития норм права, регулирующих взаимоотношения государства и общества, государства и граждан, традиции и инновации их развития.