Философия. Учеб. пособие_2009

Напомним,чтоэтифилософыбылидостаточнопоследовательными и даже ортодоксальными материалистами, полагая, что источником и причиной существования реальности является материя. Однако что в таком случае понимается под материей? П. Гольбах, наиболее обстоятельно исследовавший эту проблему в работе «Система природы», утверждал, что материя — это все то, что обладает свойствами протяженности, непроницаемости, способностью иметь фигуру. Экстраполируя такое определение материи на реальность, мы сможем обнаружить лишь один вид, одну форму материи — вещество, которое действительно отвечает предложенным критериям. Однако иные формы материи (например, поле) совсем не отвечает этим признакам, являясь, тем не менее, объективной реальностью. Еще парадоксальнее обстоит дело с социально организованной материей: производственные отношения, например, материальны, однако какую «фигуру» они имеют, какова их протяженность?! Отвечать на подобные вопросы не имеет смысла, как, впрочем, не имеют смысла и сами вопросы.

Таким образом, французские материалисты, пытаясь определить материю, на самом деле дают дефиницию ее разновидности — вещества, т. е. природной материи. Являясь, в соответствии с концепцией французских философов, единственной формой материи, вещество

иесть искомая материальная основа всех (в том числе и общественных) явлений. Так осуществляется редукция: сведение сложных форм материи(социальноорганизованнойматерии)кболеепростым(веществу природы). Отсюда всего один шаг до утверждения, что в основе общества лежит природная материя (вещество): климат, плодородие почвы, особенности рельефа.

Подобная редукция возможна и в настоящее время, если ориентироваться не на современное понимание материи, а на то, что предлагалось французскими материалистами. Так, принято считать —

исовершенно справедливо, что орудия труда, результаты труда, сам человек — явления социальные, ибо возникают только в обществе. Однако вдумаемся, что представляет собою орудие труда? Совершенно очевидно, что это — природное вещество (металл, дерево и т. д.), преобразованное деятельностью человека, но, включаясь в обще- ственнуюсистему,онопо-прежнемуостаетсяприроднымсубстратом. Человеческая деятельность лишь изменяет форму, структуру этого натурального субстрата, делает его пригодным для удовлетворения человеческих потребностей, но не превращает его «в вещество обще-

–381 –

ства». Вывод, следующий из сказанного, аналогичен вышеизложенному: если мы материалисты, то с необходимостью должны признать, что в основе общества лежит природная материя, поскольку никакой иной (например, общественной) мы обнаружить не можем.

Несколько сложнее обстоит дело с концепцией Ф. Вольтера. Этот французский философ, как уже говорилось, утверждал, что именно «мнения (идеи, теории, идеальные проекты) правят миром», определяют и общество, и его развитие. Быть может, прав был Ф. Энгельс, когда говорил об идеалистическом характере концепции материалистов XVIII века в понимании сущности общества?

Дляответанаэтотнепростойвопроспопробуемсравнитьдвеконцепции: Г. Гегеля и Ф. Вольтера. Г. Гегель — классический идеалист, утверждавший, что в основании всей реальности лежит фактор идеальный — Абсолютная идея. Именно она является первичной, ничем

иникем не определяемой, ни от чего не зависящей сущностью реальности, порождающей в своем саморазвитии и природу, и общество,

ичеловека. Концепция Ф. Вольтера иная, она имеет лишь внешнее сходство с гегелевской. По мнению Ф. Вольтера, идеальный фактор действительно лежит в основе общественной системы, однако этот фактор (сознание) не абсолютен, безусловен: он обусловливается, определяется природой. Человек есть существо естественное, природное, и сознание, разум, фигурально выражаясь, есть дар природы человеку. Он занимает высшую ступень «на лестнице» природы

итолько он способен с помощью разума воплотить в жизнь требования и «задания» природы. Природа разумна (одно из доказательств тому — ее удивительная целесообразность); разум, следовательно, есть атрибут природы, а все неразумное противоестественно, «противоприродно». Следовательно, разум, данный человеку природой, нужен ему для того, чтобы организовать высшую (общественную) форму существования на основе естественных установок, требований, закономерностей.

Как нам представляется, сказанное позволяет сделать иной, нежели у Ф. Энгельса, вывод о характере философии французских мыслителей. Логично предположить, что они абсолютно последовательно проводят материалистическую позицию в интерпретации природы

иобщества; и в этом смысле французские философы, что называется, стопроцентные материалисты. Однако этот материализм реализуется

–382 –

в особой форме — натуралистической, редуцирующий все формы материи только к природной.

Можно критиковать подобную позицию за редукционизм, сведение сложного к более простому, высшего к низшему. Но нельзя и не отметить содержащуюся в ней безусловно продуктивную и позитивную мысль: и человек, и общество есть закономерный результат развития природы (понимаемой в широком смысле). Эта связь никогда не прекращается, а в ряде моментов даже усиливается (например, выход человека в космос). Человек, выйдя из природы, тем не менее, остается во многих определениях существом биологическим. Пусть человек сильно не заносится, писал великий француз Д. Дидро, воображая, что он царь природы, что он возвысился над ней; любой больной зуб немедленно докажет ему противоположное.

Вот почему идеи натурализмав социальной философии XIX–XX вв. имеют своих весьма многочисленных сторонников. Модернизированный натурализм характерен для социальной философии и социологии Г. Спенсера, рассматривавшего общество по аналогии с живым организмом. Создавая науку этологию, изучающую поведение животных, австрийский ученый К. Лоренц экстраполирует ее законы на деятельность человека, что, по его мнению, объясняет функционирование человеческих сообществ. Итальянский социолог В. Парето, исследуя природу общества, исходит из биопсихологических качеств человека. Представитель очень популярной на Западе философской антропологии А. Гелен развивает концепцию, в соответствии с которой человек компенсирует свою биологическую недостаточность за счет производства социально-культурных форм. Идеи географического детерминизма реализуются в теориях русских ученых И. И. Мечникова и Л. Н. Гумилева. Становление цивилизации первый связывает с проживанием вдоль великих рек, второй же — с существованием этносов в степной местности. Примеры можно приводить и далее. Однако сказанного достаточно, чтобы сделать вывод об определенной научной продуктивности рассматриваемой парадигмы. В этом плане имевшие широкое хождение в марксистской литературе заявления о реакционной и антинаучной сущности натурализма и биологизаторских тенденций в общественной теории не могут считаться корректными и требуют радикального переосмысления.

Вместе с тем, рассматривая натуралистическую концепцию человека и общества, нельзя не увидеть ее ахиллесовой пяты: редукция

– 383 –

детерминирующих факторов общества к природным, биологическим лишает социальную реальность собственных оснований, а главное — источника саморазвития. Возникает парадокс: высшая форма реальности (общество) обусловливается в своем развитии и становлении низшейформой(природой),азначит,неможетсчитатьсявысшей.Разрешение данного парадокса в рамках натуралистической парадигмы оказывается невозможным, что создает условия для появления новой парадигмы социальной философии — социального детерминизма.

2. Социальный детерминизм

К. Маркс, являющийся основоположником концепции социального детерминизма, попытался разрешить ту проблему, которая как раз и явилась камнем преткновения для французских материалистов: обнаружить специфику социально организованной материи, ту материальнуюсубстанциюобщества,котораяимеетполнуюсамостоятельность и несводима к веществу природы. Попытка удалась блестяще.

Безусловно, в решении задачи немаловажную роль сыграла личная одаренность К. Маркса, его умение мыслить масштабно и конструктивно. Однако дело не только в этом. К середине XIX века (время создания марксистскойфилософии) наукаполучаетв свое распоряжениемощный инструмент исследования реальности — диалектику, метод познания, разработанныйклассикаминемецкойфилософииИ.КантомиГ.Гегелем. К. Маркс, с энтузиазмом воспринявший идеи идеалистической диалектики, не только материалистически интерпретировал их, но применил основные положения диалектического метода к изучению общества.

Как минимум, две диалектические идеи оказались необычайно продуктивными. Суть первой заключается в следующем. Анализируя социальные проблемы, К. Маркс исходит не из абстрактного понимания тождества и различия природы и общества (что характерно для метафизического мышления), а из конкретного: общество и есть, и не есть природа. Генетически человек и общество имеют своей основой природу, и эта связь, как уже отмечалось, никогда не может прерваться: человек при всей его социальности по многим параметрам биологичен,аобщественноепроизводствоневозможнобезприродногоконтекста (еще Г. Гегель подметил, что труд есть процесс, когда природа действует против природы в интересах человека). Более того, одни

ите же регулярности и закономерности (например, законы диалекти-

–384 –

ки)действуютвприродеиобществе.Сдругойстороны,обществоуже не есть природа, существенно отличаясь от нее по ряду основополагающих признаков: в обществе действуют иные законы — социальные, а само общество есть результат социальной деятельности людей.

Эта диалектически противоречивая идея и определила стратегию теоретических поисков К. Маркса: если общество есть естественное (природное) образование, то оно должно быть материально, но если общество не есть естественное природное явление, то его материальность должна быть совершенно иного свойства. Указанные соображения и легли в основу другой диалектической идеи: материальное не может быть сведено только к веществу, к природной материи, а включает в себя самые различные формы материи, в том числе и социально организованную.

Справедливости ради необходимо сказать, что и французские материалисты вплотную подошли к такой точке зрения. В уже упомянутой работе П. Гольбаха «Система природы» материя определяется как все то, что каким-то образом воздействует на наши чувства. Но ведь именно так определяют материю и марксисты: материя есть объективная реальность. Однако подобное понимание материи оказалось у П. Гольбаха не более чем счастливой находкой, не вписывающейся в концепцию натурализма и не востребованной ею. Фигурально говоря, «заглянув в будущее», П. Гольбах возвращается назад: по его мнению, общество есть природное, натуральное образование плюс сознание человека, придающее специфику социальной реальности.

По иному пути идет К. Маркс. Разумеется, и К. Маркс видит специфику общества в наличии сознания, однако факт существования сознания в обществе ровным счетом ничего не объясняет; скорее, он сам требует объяснения: почему сознание возникает и функционируеттольковсоциуме?ХодрассужденийК.Маркса,какнампредставляется, следующий. Все предметы реальности обладают различными, многообразными свойствами, которые можно классифицировать следующим образом: свойства субстанциональные и функциональные.

Субстанциональные свойства образуются самой сущностью предметов, их природой. Это такие свойства, которые отражают качественную определенность предмета, делают предмет тем, что он есть: так, любое физическое тело имеет размеры, вес, строение

ит. д. Субстанциональные свойства присущи предмету изначально

ипроявляют себя через отношения к другим предметам. Например,

–385 –

овесепредметаможносудитьпоегодеформирующемувоздействию на другой предмет.

Иными характеристиками обладают свойства функциональные. Они изначально не присущи предметам, а появляются у них при определенных обстоятельствах. Если субстанциональные свойства «дремлют» в самих предметах и проявляются через отношения к другим предметам, то функциональные свойства появляются, возникают

вотношениях предметов. Например, глыба гранита обладает набором своих природных, физико-химических свойств и может выполнять функцию постамента для памятника. Функциональное свойство гранита, таким образом, не содержится в самой структуре, сущности данного предмета, безразлично к его собственному существованию, оно как бы надстраивается над «собственными» его свойствами. Социальные свойства предметов есть свойства функциональные, которые появляются у вещей и предметов в случае, когда они включаются

всистему общественных отношений. Так, зерно в качестве природного образования обладает определенными размерами, весом, влажностью и т. д., но, включившись в социум, в социальные отношения «неожиданно» обретает свойства быть стоимостью, меновой стоимостью, капиталом. Точно так же молоток, пила, рубанок есть социальные характеристики предметов.

При этом следует особо подчеркнуть, что названные нами функциональные свойства предметов являются свойствами материальными. Еще И. Кант как-то заметил, что одно дело 100 талеров у человека

вголове и совершенно другое — в кармане. Функциональные свойства материальны потому, что они отвечают всем признакам объективной реальности: существуют вне сознания человека, независимо от сознания и как фрагмент самой действительности — реально, а не

ввоображении человека.

Специфика функциональных материальных свойств заключается в том, что их невозможно обнаружить с помощью органов чувств: мы, например, не сможем ни увидеть, ни осязать стоимости. Вот почему К. Маркс говорил, что при анализе экономических форм бессильны и микроскоп, и химические реактивы; то и другое должна заменить сила абстракции. Происходит так потому, что в социальных свойствах, качествах предмета «нет ни грана вещества» (К. Маркс), т. е. эти свойства материальны, но не вещественны, являя собой совершенно не известную природе реальность. Вот почему, кстати, все

– 386 –

поиски специфики материальных оснований общества у французских материалистов были «запрограммированы» на неудачу, ведь материя и вещество были для них синонимами.

Сложность и необычность свойств социально организованной материи заключается еще и в их «мистическом» характере: они появляются при включении предметов в социальную систему и исчезают, аннигилируются при выходе из нее. К. Маркс, в частности, говорил: железная дорога (социальное качество предмета), по которой никто не ездит, не есть железная дорога, а (добавим от себя) фрагменты природной материи (железо, дерево). То же самое можно сказать и по поводу любого другого социального предмета: он социален лишь постольку, поскольку существует и функционирует в обществе.

Являясь существом материальным и деятельностным, человек производит материальные социальные условия своего существования (производство, предметы потребления, общественные отношения и т. д.), т. е. производит то, что К. Маркс называл общественным бытием. Именно из потребностей общественного бытия и возникает необходимость своего рода его «инфраструктуры» — общественного сознания. Итак, К. Марксу удалось открыть то, что тщетно пытались найти предшествующие материалисты — специфику социально организованной материи. Но это был не итог, а, скорее всего, начало дальнейших изысканий родоначальника марксизма. Обнаружение материальной основы общества и, прежде всего, материального производства позволило К. Марксу взглянуть на развитие общества как на естественноисторический процесс, который обладает своей собственной логикой.Причемэталогикаскладываетсяне попрограммамсознания (хотя сознание активно воздействует на протекание социальной жизни); а определяется внутренними объективными законами общества. Задача сознания — познать эти объективные законы и действовать в соответствии с ними.

Объективная же логика такова, что общество проходит в своем развитии ряд стадий (формаций). Закон смены общественноэкономических формаций и выражает собою генеральное поступательное развитие общества, которое не в силах отменить никакое сознание; оно может лишь ускорить или замедлить этот процесс. Последовательно пройдя первобытную, рабовладельческую, феодальную и капиталистическую формацию, человечество вступает в фазу

– 387 –

коммунизма, с которой и начинается действительная история — история свободного человека в свободном обществе.

К. Маркс и Ф. Энгельс неоднократно подчеркивали, что наступление коммунизма есть историческая необходимость, а не субъективное пожелание теоретиков. Так, в совместной работе «Немецкая идеология» они утверждают: коммунизм не есть идеал, с которым должна согласовываться действительность, коммунизмом можно назвать движение, которое уничтожает его теперешнее состояние. Иначе говоря, сама история работает на наступление коммунизма, он неизбежно следует из ее собственной логики развития. Вот почему В. И. Ленин многократно говорил, что в учении К. Маркса нет ни тени утопии, что это учение есть единственно правильная интерпретация сущности общества и его развития: учение К. Маркса всесильно, потому что оно верно.

Можно усомниться в том, что марксизм есть единственно верное социально-философское учение. Однако то, что марксизм содержит весьма серьезные и фундаментальные теоретические наработки

— это бесспорно. Не случайно многие великие философы XX века оценивали это учение очень высоко (Ж.-П. Сартр, М. Вебер, Р. Арон и другие), правда, далеко не во всем соглашаясь с К. Марксом. Практическиневостребованнойоказаласьдлязападнойфилософскоймысли идея коммунизма как явно прожектерская и утопическая. Да и сама практика построения социалистического общества работала отнюдь не на эту идею. Здесь-то и возникает весьма не простой вопрос: последователи К. Маркса исказили теорию Маркса и строили «не тот» социализм или сама теория ошибочна? Современные сторонники социалистической идеи имеют на этот счет свой взгляд: по их мнению, необходимо строить либерализованный социализм, социализм с «человеческим лицом». Возможно ли это? Практика этого пока не подтвердила, поскольку охотников создавать подобную модель социализма пока не нашлось. Существует, однако, загадочный китайский вариант, где создан странный симбиоз из коммунистического руководства и рыночной экономики. Может быть, это и есть искомый вариант социализма? Однако как его соотнести с краеугольной идеей К. Маркса об уничтожении частной собственности?

Но вернемся к вопросам теории. Если оставить в стороне вопрос о практической возможности построения социалистического (коммунистического) общества и переключиться на рассмотрение общей

– 388 –

социально-философской картины философии истории, созданной К. Марксом, то без какой-либо тени иронии можно констатировать ее фундаментальность, логичность, обоснованность. Тем не менее, это — не единственно возможный вариант объяснения исторического процесса. Ведь такое сложное явление, как общественный процесс, вряд ли может быть исчерпывающе объяснено с помощью однойединственной концепции. Вот почему в современной философии выдвигаются и иные философско-исторические концепции, явно претендующие на статус новой парадигмы социальной философии. Одна из них — концепция формальной рациональности. Кстати, в ней содержатсянетолькопозитивныенаработки,ноидостаточноубедительная критика концепции социального детерминизма, что способствует, на наш взгляд, более объективной оценке марксисткой теории.

3. Концепция формальной рациональности

Автором этой концепции обычно считается Макс Вебер — выдающийся современный философ из Германии. И хотя его творчество приходится на первые десятилетия XX века, Вебер, вне всякого сомнения, наш современник, ибо именно его идеи лежат в основе новейшей концепции мировидения в обществоведении. Иначе говоря, западноевропейский интеллектуал смотрит на мир глазами М. Вебера. Современный российский читатель имеет возможность познакомиться с его интереснейшими работами «Хозяйство и общество», «Протестантская этика и дух капитализма» и др.

Преждечемговоритьосуществевеберовскойконцепции,выясним его отношение к марксистской общественной теории, с которой он был неплохо знаком и оценивал отнюдь не только со знаком минус. И, тем не менее, многого в этой теории он не принимал. Вебера, прежде всего, не устраивает жесткая детерминистская позиция, которую реализует Маркс. М. Вебер полагает, что это шаг назад к механистической картине мира, к «лапласовскому детерминизму». Основной постулат такого детерминизма заключается в том, что общество с железной необходимостью и линейной предопределенностью на основе анонимных объективных законов совершает движение от одной стадии к другой.

В понимании законов М. Вебер солидаризируется с неокантианцами, известными философами В. Виндельбандом и Г. Риккертом (именно поэтому и самого Вебера нередко называют неокантианцем).

– 389 –

Понятие «закон», полагают они, применимо лишь к сфере природных, нонеобщественныхявлений.Почемуже?Дапотому,чтоявленияприроды имеют общие черты, и для их познания используется номотетический (генерализующий) метод, позволяющий зафиксировать эти черты, обобщить их, а, следовательно, вывести, сформулировать закон. Принципиально иной характер имеют общественные явления, которые индивидуальны, неповторимы буквально по всем параметрам. Индивидуальное — антипод общего — не подлежит типизации, в отношении него невозможно никакое обобщение. Поэтому в обществознании используется иной метод — идеографический (индивидуализирующий), описывающий своеобразие, неповторимость общественных событий, фактов, образований. Ни о каком существовании общественных законов, следовательно, не может идти и речи. А значит, концепция социального детерминизма лишается своего главного аргумента.

Разумеется, марксисты находят убедительные контраргументы. Во-первых, природные явления тоже имеют свои индивидуальные черты («похожи, как две капли воды» — это явная метафора). Вовторых, всякое явление (неважно — общественное или природное)

— есть диалектическое единство общего и единичного, индивидуального. Поэтому, в-третьих, (и это главное), задача любой науки — проникнуть в сущность явления, которая репрезентируется общим. Поясним сказанное. Конечно, Франция — это не Германия, у них масса отличий друг от друга, но, вместе с тем, и та, и другая страна имеют идентичную социально-классовую структуру (пролетариат и буржуазию), где складывается сущностное отношение — классовая борьба. Таким образом, социальная теория и не претендует на описание индивидуальных различий, ее задача — сформулировать общественный закон (в данном случае — закон классовой борьбы).

А что же противники признания общественных законов? Серьезные контраргументы находятся и у них. Конечно, ни один здравомыслящий теоретик не будет отрицать того факта, что всякое явление есть единство общего и единичного. Вопрос, однако, в другом: что именно — общее или индивидуальное — выражает сущность социальных явлений? Великая французская революция, например, не просто факт смены общественного устройства; это совершенно уникальное событие со своими неповторимыми героями (Марат, Робеспьер), институтами (Конвент), идеологией, судьбой (наполеоновская империя). Если исключить все индивидуальное, что в ней имеется, если считать это

– 390 –