из электронной библиотеки / 485452197026461.pdf

На обрядовой основе возникало и развивалось национальное самобытное искусство, создавались народные песни и танцы, художественные символы и орнаменты. Еще в дохристианской Руси были широко распространены игрища, на характер и содержание которых наложил отпечаток земледельческий быт славян. Игрища были приурочены к календарным языческим праздникам: семик – праздник, связанный с весенними земледельческими работами – посевом; обжинки, спожинки – окончание жатвы, сбор урожая; осенины – проводы лета и встреча осени; коляда – зимний праздник; радуница, русалии – зимне-летние праздники в память об умерших, или поминовение умерших; Ярилин день – праздник солнца – Ярилы; таусень – Новый год и др. Среди участников ритуальных игрищ были пляшущие, поющие, играющие на различных инструментах, знатоки шуток, поговорок и присказок.

Возникая на основе производственной деятельности, обряды стали средством общения и выражения коллективных эмоций и духовного здоровья, механизмом трансляции многовекового опыта земледельческой культуры, ее ценностей и идеалов. Праздники составили основу ритма народной жизни, явились плодом единения и творчества всех носителей культуры. При всей своей консервативности (русские народные обряды одни из наиболее архаичных) календарные обряды, в определенной мере, отражали изменения, происходившие в культуре русского народа на протяжении его истории, возможные лишь под действием глубоких и длительных этнокультурных процессов, межкультурной коммуникации (будь то смена хозяйственного уклада, территории проживания, утверждение религии и т.д.).

Праздник и система обрядовых праздничных действий выполняли множество функций: организационную (трудовую), прогностическую, утилитарно-эстетическую (художественную), коммуникативную, социальную и т.д. Календарь и как часть его праздник и календарный обряд заключал в себе богатейший опыт людей по освоению природы и окружающей среды, систематизированный и сакрализованный в призме национального сознания. Календарный праздник и обряд в их художественном оформлении дали запечатление многочисленных образов природы. Мысль об урожае, тема труда

– главные в обрядовых песнях, танце. Каждый праздник был приурочен к своему времени года, а в нем связан с каким-либо земледельческим действом, обычаем, традицией.

Праздники и обряды содержали мировоззренческие установки народа и конкретный жизненный (трудовой), опыт, отраженный в рифмованных присловиях, конкретной информации примет, которая в качестве «прозвища» закрепилась за конкретным днем (Авдотья-Малиновка, Лука-Брусничник, Савватий-Пчельник). Накапливаясь, информация, как справедливо отмечают культурологи, подводила русского человека к рубежу, когда должны были произойти «качественные изменения в природе и, благодаря этому, в жизни человека» (А.К. Байбурин). На эти рубежи приходились все большие календарные праздники. Поэтому в народном укладе жизни календарный праздник и сопровождающий его календарный обряд были не простой «эмоциональной разрядкой» от тяжелых трудовых будней, а своеобразным итогом прожитому

141

отрезку времени и одновременно «подготовкой» к следующему периоду. Повторяясь, хотя и в разных вариантах, в течение года от одного праздника к другому, они служили единственной цели: не дать оскудеть всему сущему на Земле. Вследствие чего в центре календарных праздников утвердились мотивы продолжения человеческого рода, плодородия земли, плодовитости скота, зверей, птиц. Не случайно, подчеркивал В.И. Чичеров, «календарные праздники, как и народный месяцеслов, такие же древние, как труд земледельца». Как отмечал А.Н. Афанасьев: «Вместе с мифами, былинами, сказками народный месяцеслов и праздники стали хранителями сокровищ духа и души народа». И в основе этой праздничной философии жизни – труд, поэтическое слово, забота о предках и продолжении рода.

Художественные традиции семейно-бытовых обрядов русского народа

Художественно разнообразными и семиотически емкими были и семейнобытовые обряды. Семейно-бытовые обряды инициировали само действие, определяющее событие: свадебный обряд формировал семью; родинный обряд включал человека в общинное сообщество; похоронный обряд способствовал жизненной организации после смерти близкого человека.

Семейно-бытовая обрядность на протяжении веков являлась центральной культурной универсалией русской традиционной культуры, создавала необходимый организующий стержень жизни русского человека, мировоззренческое основание его бытийной и бытовой субординации и условия вхождения в культурную традицию. Обряды семейного цикла рассматривались как форма овладения культурными стереотипами, один из механизмов формирования этнического сознания и форма выражения культурной самоидентификации. Оставаясь уникальным культурным наследием русского народа, семейно-бытовая обрядность аккумулировала в себе древнейшие воззрения, многопрофильные знания человека о мире, взаимоотношения с природой, а также свод норм и правил этикета, бытового и ритуального поведения. Семейно-бытовой обряд являлся квинтэссенцией выражения художественной традиции русского народа во всем многообразии специфических видов его деятельности. Социально-интеграционная сущность семейно-бытового обряда реализовывалась в разных сферах деятельности русского человека: трудовой, бытовой, художественной.

Семейно-бытовой обряд как практическое выражение традиционного, «фактор стабилизации общественной жизни» (Е.Ю. Стрельцова), был тесным образом взаимосвязан с обрядами годового цикла (календарем), отражал своеобразие трудовой деятельности народа, особенности природноклиматического и регионального окружения. Вместе с тем, семейно-бытовой обряд приурочивался к наиболее значимым событиям в личной жизни каждого члена общины, а не повторяющимся сезонам земледельческого года. Иное содержание, при всѐ тех же прогнозируемых благополучии, плодородии

142

(продолжении рода), создавали систему необходимых действий, объективно заданных логикой жизни человека и русского народа.

Отмечаемая особенность обрядов семейно-бытового типа рождала самобытную природу обрядовых действий, вариативно соотносимых с топонимическими центрами их зарождения. И хотя форма обряда во всех местностях оставалась неизменной, отмечали исследователи, в каждом конкретном поселении имелись свои художественные особенности. Даже в соседних деревнях, отмечает Ф.С. Капица, семейно-бытовые обряды играли поразному. Фольклоризация моделей поведения создавала не только уникальную обрядовую форму, но отражала и все полисемантическое этико-эстетическое начало и полифункциональное предназначение обрядов. Обрядовое творчество народа выражало сущностные основы его бытовой (утилитарной) культуры и создавало представление о духовно-эстетических (нравственно-творческих, эмоциональных) горизонтах жизни народа.

Вариативность не исключала, но, напротив, расширяла повторяющиеся элементы семейно-бытовой обрядовой традиции, структурное оформление обрядов и их семиотическое наполнение.

Центральная парадигма обрядов семейно-бытового круга предполагала организацию основного жизненного цикла: рождение, взросление (начало взрослой жизни), увядание (старение). Переход из одной стадии жизни в другую отличался специальными ритуальными семиотически повторяющимися, но содержательно рознящимися, действиями, названными этнографами «переходными обрядами». Появление ребенка на свет сопровождалось родинным обрядом; переход в биосоциовозрастную группу взрослых людей – инициациями, то есть обрядами, подтверждающими готовность человека к взрослой жизни; организация родового гнезда – свадьбой; смерть – погребальными обрядами. Особый интерес в этой связи вызывает свадебный обряд, который по авторитетному замечанию А.Ф. Камаева и Т.Ю. Камаевой, «…является единственным ритуалом семейнобытового цикла, последовательно представляющим все три фазы «перехода». Так, в родинном обряде отсутствует момент ритуальной смерти, в похоронном

– момент ритуально оформленного возрождения… Для всех обрядов перехода оппозиция «смерть – возрождение» наряду с оппозицией «свой – чужой» является основой.

«Периферия» обрядового действия включала оформление абсолютно всех вех жизненного уклада: строительство жилища, оформление родственных отношений (кумление), инициацию (взросление) и т.д. При этом смена жизненных этапов рассматривалась как некая граница (переход) к несопоставимо другой социально-статусной роли, накладывающей глубинные социально-родовые обязательства на всех членов человеческого сообщества. Представители каждой возрастной группы имели свое обозначение: «дети», «девушки», «парни», «молодки», «старики» и т.д. Вступление в новую фазу жизни сопровождалось изменением имени – «…от полуимени в детском возрасте, до полного или даже с отчеством – в зрелый период, и только по отчеству – в преклонном возрасте». Каждый жизненный этап в циклической

143

системе жизни санкционировался семейно-общинным типом поведения, формирующим семейно-бытовые отношения.

За переходом из одной возрастной группы в другую, справедливо отмечают этнографы, следовало изменение внешнего облика, манеры поведения, одежды, социально-общественного статуса, что рассматривалось как нечто незыблемое, обязательное. Так, замужняя женщина покрывала голову головным убором, пряча волосы, включалась в бытовую организацию жизни семьи мужа, исполняя в ней определенную роль, ограничивала участие в девичьих забавах, обретала статус хранительницы домашнего очага.

Сам обряд характеризовался особым видом обрядовой одежды, в отличие от повседневного костюмного комплекса богато и семиотически емко украшенной. «Одетость» обряда также рождала полноту и многогранность понимания его сакральных действий. Одежда, по мнению А.К. Байбурина, была важнейшим признаком «включенности представителя общины в те или иные социальные отношения».

Все обряды семейно-бытового назначения отличались сложной трехчастной структурой, включавшей весь спектр действий непосредственно предшествующих обряду и подготавливающих его проведение, сами обрядовые и послеобрядовые действия. Так, родинный обряд предполагал совершение действий по подготовке к родам, сами роды и крестильную обрядность, характеризующуюся включением младенца в мир социальной общности и религии; свадебный обряд делился на действия, подготавливающие к свадебному торжеству, играние свадьбы (таинство венчания, празднество) и гостевание молодых (включение молодых в социальную жизнь общины посредством посещения родственников); похоронный обряд – допогребальные, погребальные и поминальные действия.

Духовно-нравственное и утилитарное основание семейно-бытовой обрядности и семьи было заложено в семейных отношениях, освящено вековыми традициями, составляющими русскую ментальность. Образование семьи и отношение к семье, формируемое в культуре, служило центральными ориентирами для проведения любого обрядового действия семейно-бытового круга.

Авторитет семьи в народе был необычайно высок. В этом отношении семья рассматривалась как особый тип общинной организации, предполагающий наличие патронажных отношений и родовых связей, а в широком смысле – особый тип нравственно-духовных семейных отношений, соотносимых с душевно-духовным родством единением всех членов конкретного социума.

Не менее значимым и жизненно детерминированным был принцип утилитарности, полновесно выражаемый в семейно-бытовом обряде. Хозяйственно-практическая сторона обряда диктовала условия и требования, предъявляемые сообществом к тем или иным формам семейной организации. Утилитарный принцип построения семейных отношений распространялся и на саму форму подготовки проведения необходимых обрядовых действий, их хозяйственное основание и значение. Такое особое утилитарное отношение обнаруживаем и к самой семье. Оно очевидно во всем многообразии

144

исторического архивного материала: челобитных по разным вопросам, в которых крестьяне ссылаются в основании своей просьбы на необходимость завести семью, обеспечить семью и т.п.; в приговорах сходов, касающихся семейных дел и взаимоотношений молодежи; в мирских решениях, содержащих индивидуальные характеристики (при назначении опекунов, выборе старост, выдаче покормежных паспортов и пр.). «Семья, – справедливо отмечал Н.А. Бердяев, размышляя о русском менталитете, – по своей сущности всегда была, есть и будет позитивистским мирским институтом благоустройства, биологическим и социологическим упорядочением жизни рода… Семья – хозяйственная ячейка, прежде всего, и ее связь с полом всегда косвенная, а не прямая. Связь же семьи с любовью еще более отдаленная. Семья родилась из необходимости, а не из свободы… Семья есть послушание … приспособление к родовой необходимости… Подзаконная семья не есть творчество новых отношений людей, новой жизни, она есть послушание миру, его бремени… Семья – это необходимый социальный институт и подчинена тем же законам, что государство, хозяйство и прочее».

Этим утилитарным принципом руководствовались при выборе невесты – будущей матери. Невесту старались выбрать не столько красивую, сколько здоровую, умелую, трудолюбивую. В будущем супругов объединяла общая забота: о хозяйстве, детях, доме. Та же категория утилитарности определяла сроки проведения свадебных торжеств. Лучшей свадебной порой считалась зима и осень – сезоны, свободные от основного земледельческого труда, не содержащие длительных православных постов. Хозяйственный расчет лежал в основе организации семьи и ее авторитетности в жизни крестьянской общины. Глава семьи – старший мужчина в доме – «большак» – распоряжался имуществом семьи и судьбой ее членов, руководил полевыми работами, распределял трудовые обязанности. Особым весом в крестьянском сходе пользовались зажиточные семьи, во главе которых стояли хорошие хозяйственники, крестьяне-землепашцы.

Значимость семьи в русской культуре была настолько велика, что образование семьи и освящение ее семейно-обрядовым действом было обязательным требованием для всех членов русской общности. Только две причины могли быть рассмотрены как уважительные – болезнь и желание уйти в монастырь. Отражение находило в пословицах и поговорках: «Не женат – не человек», «В семье и каша гуще», «В семье, в куче не страшна и туча». Возможно, поэтому многие специалисты в культурологической области исследования называли именно свадебный обряд (обряд формирования семьи и семейных отношений) «национальной моделью» обрядового комплекса (К.Е. Корепова), включающей элементы материальной, художественнодуховной культуры (песенный, инструментальный, хореографический, обрядовый, словесно-поэтический фольклор).

Обращение к центральным семейно-бытовым обрядам традиционной русской культуры предполагает детальное освещение свадебного, родинного и похоронного обрядов. Необходимое рассмотрение семейно-бытовой обрядности как знаковой системы диктует специфику их понимания в качестве

145

переломных моментов в общественной и личной жизни русского человека, результатом которых становится изменение статуса всех членов социальной общности (молодых людей и их родственников). В свадебном обряде прослеживается соединение двух семей, а нередко и родов, которые объединены сформировавшейся семьей. Роды превращают молодых в отца и мать. Примером взаимодействия, расширения социальной жизни выступает обряд крещения (таинство крещения), когда помимо уже устоявшихся родственных связей происходит духовное соединение родителей и крестника с семьей названных духовных родителей – восприемников. Смерть одного из супругов превращает во вдову или вдовца. Последовательность этих обрядов составляет ритуальную биографию человека; участие в них объединяет людей и сплачивает всех членов социальной общности.

Наиболее плодотворным в изучении художественного оформления семейнобытовой обрядовой культуры русского народа, с нашей точки зрения, является исследование семейно-бытовых традиций крестьянства.

Народная традиция трактовала свадьбу как обязательный акт общественного признания и провозглашения молодой семьи, в котором действие соединяло обряд и праздник, порядок и свободу всех присутствующих. Немаловажным аспектом являлось укрепление родственных связей, что содействовало формированию черт национальных, таких как: почитание старших, гостеприимство и щедрость, трудолюбие, коллективизм, чувство собственного достоинства, взаимное уважение, чувство долга, ответственность, хозяйственность, умение содержать семью и т.д. Потому свадебные события характеризовались закрепленностью обрядовых действий, их последовательностью, а также ролевыми характеристиками персонажей свадьбы (ее играли как своеобразное театрализованное действие). Строго определенный смысл свадебного ритуала был направлен на важнейшую функцию продолжения рода.

Женились на Руси очень рано. «Кормчая книга» – свод церковных правил, составленный в XIII веке, регулировал в том числе и семейные отношения (брачный возраст девушек – 13 лет, юношей – 15 лет). «Стоглав» в середине XVI века обязывал священников венчать девушек не моложе 12 лет, а юношей

– 15 лет. Существующее ограничение давало запрет жениться родственникам до шестого колена (троюродным), состоящим в кумовстве, сватовстве или крестном братстве; человеком другой веры и некрещеным. Церковное заключение брака могло быть осуществлено не более трех раз (второй раз – наложение епитимьи – запрет причащаться в течение двух лет, третий – пять лет). Оба брака происходили уже без венчания: «первый брак – закон, второй – прощение, третий – законопреступление, четвертый – несчастье, понеже свинское есть житие». Ответственность и взвешенность этого шага подтверждалась всеми формами проведения и освящения брака. Как отмечают этнографы, по всей территории расселения русских по нормам обычного права женитьба сына и выдача замуж дочери были обязанностью родителей или людей, заменяющих их. Они должны были подготовить детей к будущей самостоятельной жизни, позаботиться и сыграть свадьбу. «К браку, –

146

подчеркивает Т.С. Макашина, – сельское общество относилось очень ответственно («идучи на войну, – молись, идучи в море – вдвое, хочешь жениться – молись втрое»), всячески осуждая тех, кто не вступил в брак в установленное обычаем время, считая таких людей безнравственными, нарушающими законы крестьянской жизни и обычаи предков («женитьба вещь добрая, она от Бога показана»).

Отличаясь региональными особенностями, крестьянская свадьба не ограничивалась одним днем, включала обязательные компоненты: сватовство, рукобитье, сговор, девичник, парневик, баню, утро перед венчанием, венчание, встречу молодых, свадебные столы.

Свадебному обряду обязательно предшествовало сватовство. Сватовство, закономерно определяется исследователями, как начало свадьбы. Оно обязательно предполагало приход сватов и свахи и достижение договоренности о будущей женитьбе. Главную роль при сватовстве играла сваха. Чаще всего обязанности свахи выполняла немолодая, опытная женщина, родственница или знакомая семьи жениха. «Не выбирай невесту, выбери сваху» – глаголила народная мудрость. «На свашечкиных речах, как на санях – хоть садись да катись».

Через две недели после сватовства (обычно в воскресенье) устраивали «пропой» – своего рода званая встреча родственников с каждой стороны и подружек невесты. Мать жениха специально варила курицу, сваты приносили холодец, кисель, блины. За беседой звучали строгие обрядовые песни.

Встреча и угощение родителей жениха (в крайне редких случаях их заместителей – смотрителей) происходила только на смотринах. Мать и отец будущего супруга не только смотрели на невесту, приданое, хозяйство (иногда это действие называлось «двороглядие», «местоглядие»), но и выполняли функцию одаривания: приносили в дом невесты особые символы плодородия, благосостояния, плодовитости (округлый пряник с рисунками в виде квадрата с точкой посередине, кругов, волнистых и прямых линий; вышитый рушник с теми же знаками).

Этнографами отмечается, что ко дню сговора (рукобитья) родители жениха подносили и специально испеченный хлебный каравай. Родители невесты подавали к столу курник – закрытый пирог с начинкой из куриного мяса, символизировавший богатство и чистоту невесты. Следует отметить, что образ курочки закрепляется за невестой и в обрядовых песнях сговора. Невеста не принимала участия в пиршестве. Она выходила к гостям несколько раз, меняя наряды. Ее присоединение к собравшимся ознаменовывалось особым ритуалом

– рукобитьем. Отцы жениха и невесты вкладывали руки новобрачных друг в друга и ударяли по ним рукавицей. После совершения ритуала девушку именовали сговоренка. В некоторых регионах невеста вообще не показывалась (пряталась за печью или скрывалась на полатях) в то время, как обе стороны договаривались о свадебных расходах, сроках, размерах приданого, подарках жениха невесте. В знак согласия «ударяли по рукам».

Нерушимость этого ритуала означала невозможность расторгнуть данное обещание. Вокруг жениха и невесты проносили икону и хлеб с солью, тем

147

самым обозначая родственные узы, закрепленные ритуалом; определяли день венчания в церкви.

Символика смерти в свадебном обряде выражалась в одевании невесты после сговора в особую одежду – «печальную» – не украшенную орнаментом белую или черную рубаху и повязанный «кукушкой» («внахмурочку») на голову платок, носимый ею вплоть до венчания; исполнении столь же емкого, как и в похоронном обряде, фольклора (песен и причитаний). В причитании невеста с подружками просила не отдавать ее в «чужую сторонушку», в «темный лес» (дом жениха) со зверями (его родные). Ответное материнское причитание всегда завершалось напутствием: мать делилась знанием, как уважить свекра и свекровь, любить мужа.

Регламентации подвергалась организация жизненного пространства. Она выражалась в ограничении круга посещении: невеста не появлялась на людях, вместе с подругами она занималась подготовкой приданого (его готовили задолго до свадьбы, а после свадьбы перевозили). Хорошим приданым считались постельные принадлежности, скатерти, полотенца, покрывала на сундуки, отрезы материи, из которых шилась одежда для детей. Вместе с приданым готовились дары всем членам семьи жениха.

Накануне свадьбы проходил девичник, после него невеста называлась молодуха. Наивысшей точкой развития девичника был ритуал потери красоты (воли), или расплетания косы (чесания головы). Ритуал знаково фиксировал смену статусного положения молодой: незамужняя женщина носила одну косу

– символ девичества – и венец. Готовя невесту к венчанию, сваха расплетала ей косу и расчесывала волосы гребнем, смоченным в слабом медовом растворе. Вплетенную в косу ленту дарили близкой подруге.

Вариантом этого действия мог быть и другой ритуал. Невесту усаживали в центре избы на пустую покрытую шубой квашню самые близкие подруженьки. Они снимали надетый во время сговора платок и расплетали волосы. Из косы также вынималась лента (ее называли «волей» – символ девичьей красоты и свободы). Лента передавалась младшей сестре или ближайшей незамужней подруге. В обоих случаях после венчания с невесты снимали венец, а волосы заплетали в две косы и убирали под головной убор замужней женщины.

Обязательным в девичнике было посещение заранее истопленной бани («черной» бани), должной смыть и «красу девичью, и волю-волюшку». В причитании-обращении к бане девушка просила не забирать у нее красоты девичьей. Путь невесты к бане обмахивали украшенным лентами веником – символические действия получили наименование «белой бани». Веник участвовал в гадании о будущем невесты (веник кидался через плечо невесты: если он падал прутьями к ней – удачно выйдет замуж). После бани невесту у дверей дома встречал отец с матерью, благословлявшие дочь иконой и желавшие ей удачного замужества.

Только после совершения этих действий благодарящую всех невесту вновь сажали на квашню и расчесывали волосы. В процессе чесания головы (гребнем, смоченным в слабом медовом растворе) невеста вновь благодарила родителей, подружек, обращалась к умершим родным в просьбах помощи и снискании

148

благословения. Ответными причитаниями подружки просили не забывать их, отдавали последние напутствия невесте.

Невесту усаживали за стол с угощениями. Приезжал жених и привозил подарки, в ответ невеста одаривала его родных (передавала заранее подготовленные подарки). Когда жених уезжал, девушки прощались с невестой и пели последнюю песню.

Аналогичным девичнику в канун свадьбы в доме жениха мог проходить парневик (парнишник) – застолье последнего вечера его «вольной» жизни с лирическими и величальными песнями.

Утром девушка одевалась к свадьбе, встречала кого-нибудь из родных жениха (старшего брата), происходил обмен подарков. Затем за невестой приезжал жених. Жених (или дружка) совершал ритуальный выкуп невесты, и молодые усаживались в свадебный поезд. Свадебным поездом назывались несколько украшенных лентами и колокольчиками повозок, запряженных конями. В первой повозке всегда ехали дружки, во второй – невеста с крестной матерью или свахой, в третьей – жених, далее – все родные и гости. Во время свадьбы, перед торжеством, согласно древней традиции, в услужение жениху и невесте назначались свадебные чины из родственников и друзей: «тысяцкий», «дружки», «бояре», «постельничий», «поезжане» и др.

Кульминацией свадебного обряда было венчание. Традиционно в русской культуре обряд состоял из двух частей – обручения и собственно венчания. Первый после выражения обеими сторонами готовности вступить в брак заканчивался троекратным обменом заранее освященных колец (эта часть обряда в крестьянской среде могла опускаться); второй – собственно браком. Следует отметить, что венчание не проводилось во время постов, Святок, Пасхальной недели, а также во вторник, четверг и субботу в течение всего года.

Венчающиеся с венчальными свечами в руках проходили к алтарю, становились на белый плат перед аналоем (на нем находились крест и Евангелие), при вопрошании священника повторно изъявляли желание связать себя узами брака (священник с благословением возлагал венцы на головы жениха и невесты). В процессе венчания молодые пили из одной чаши вино, под песнопения вместе со священником трижды обходили вокруг аналоя. В конце таинства венцы снимались и над молодыми читались завершающие молитвы. При выходе из церкви молодых осыпали зерном, хмелем (символы плодородия), и они ехали в одной повозке в дом жениха.

Родители жениха встречали молодых на пороге с образами, хлебом-солью и благословляли их. Молодых сажали в красный угол, выказывая им уважение. Гости рассаживались за свадебным столом со словами поздравлений и приветствий (в два ряда – мужчины и женщины отдельно). Не участвующие в общем пиршестве молодые через некоторое время уходили в горницу: там была приготовлена специальная еда (чаще всего подавали два пирога, испеченных в домах жениха и невесты). Молодые кормили друг друга привезенными каждый из своего дома пирогами. Затем молодая жена уходила в свою комнату, переодевалась в женский наряд. Подруги расплетали расчесанные пряди на две

149

косы (до этого момента волосы были распущены), укладывали их на голове, надевали кику и накрывали платком (головной убор замужней женщины).

Молодая с мужем выходила к гостям. Молодоженов угощали кашей, хлебом, молоком (они ели и пили с одних приборов и посуды). Затем они принимали участие в общем веселье. Как отмечалось, свадебный пир вообще называли «кашей». Вероятно, отсюда оценивая подготовку к сложным хлопотным делам, говорили о молодых «заварили кашу». Если же свадьба расстраивалась, то виноватых осуждали: «с ними каши не сваришь».

Во время веселья раздавали свадебный пирог, женщины пели величальные песни, называя молодых князем и княгиней, голубем и голубкой, месяцем и солнцем. Величали родителей молодых и других родственников. По окончании пира молодых провожали в сенник (отдельно стоящую «холодную» постройку) с пением подблюдных песен. Будили же молодых битьем горшков перед дверью (отсюда пошло выражение «бить посуду к счастью»).

Основной пир – «красный стол» – начинался на следующий день. Еду готовили только замужние женщины и молодая.

На третий день – молодая выходила в обычной будничной одежде. Ей под ноги бросали солому, сор, деньги. Мести пол нужно было к печи (не выносить сор из избы) – пожелание благополучия.

Молодая одаривала свекровь, последняя кормила ее кашей – с этого момента невестка считалась полноправным членом семьи. В этот же день молодые приезжали в дом родителей невесты. Теща угощала зятя блинами, тот одаривал ее платком или другим гостинцем. Свадебный ритуал завершался обсидками – замужние женщины принимали молодуху, угощали ее вином и студнем.

Русская свадьба, как справедливо замечает Ю.С. Рябцев, исторически соединила два древних обряда: народный – «веселие» и христианский – «венчание». Свадьба организовывала не только семейную жизнь, но, по сути, выполняла и прогностическую функцию, определяя характер будущих отношений между супругами. Характер этих отношений наглядно демонстрировало само свадебное пиршество (богатое, хлебосольное, гостеприимное) и сопровождавшие свадьбу сопутствующие ритуалы: гадания на супружескую жизнь, количество детей, их пол; разувания (подложенная в обувь жениха монетка несла символическое значение семейного достатка) и т.д.

Не менее значимым в социально-родовом значении воспринимался родинный обряд. Забота о рождении и воспитании полноценного продолжателя рода, а также сохранение жизни и здоровья матери обусловили формирование родинной обрядовой культуры, органично соединившей в себе черты славянорусского и православного начал.

Обычаи и обряды родинного цикла играли огромную роль в жизни семьи, и в целом крестьянской общины. Как авторитетно подчеркивала Т.И. Бакланова, материнский род был «первой формой социальной организации людей», а «выполнение женщинами своей природной функции деторождения было основным условием существования рода».

150