Выпуск 7

кинопроекторов. В силу дешевизны и легкости в транспор­ тировке наибольший приоритет следует отдать волшебным фонарям <•"> Во время проведения общеобразовательных лекций по экономике и гигиене волшебные фонари использо­ вались широко. Что до киноустановок, то они не использова­ лись».

Тэрада Торахико вспоминал: «Во время японско-китай­ ской войны я часто ходил в театры, где проходили сеансы волшебного фонаря. Нам показывали всего лишь литогра­ фии, на которых были запечатлены героические смерти молодых офицеров, родившихся в нашей префектуре, но и этих литографий было достаточно, что возбудить наши не­ окрепшие мозги и чувства. А потом выступал хор школьниц, в этих песнях они оплакивали героев, что еще больше до­ бавляло жара в юные души. Мы сидели в темноте, это тоже сказывалось»9 .

Другой мемуарист так описывал поведение публики во время сеанса. «Особенностью показов волшебных картинок во время японско-китайской войны было, во-первых, то, что они вызывали телесную реакцию. Зрители кричали “БандзайГ хлопали в ладоши, топали ногами <•••> В общем, люди не пас­ сивно смотрели картинки, а активно участвовали в действе. Во-вторых, следует упомянуть рассказчика, дававшего пояс­ нения к картинкам. С помощью умелого, жаркого, а времена­ ми и трагического повествования он овладевал зрительски­ ми чувствами. Третьей особенностью являлось выдвижение на первый план слухового ряда: голоса рассказчика, музыки, хора. Все вместе создавало праздничную атмосферу, возбуж­ дающую коллективные эмоции»10.

Описанная атмосфера соотносится с тем действом, кото­ рое происходит в рассказе Миядзава. Аояма Такако говорит, что очарование, которым обладают «волшебные картинки», при учете особенностей коллективного поведения превраща­ лось в образовательно-воспитательное средство, призванное

9Тэрада Торахико . Эйга дзидай Эпоха кино) // Сисо. Сентябрь 1930. Цит. по: Тэрада Торахико дзуйхицу-сю Со­

брание эссе Тэрада Торахико). Т. 2. Токио: Иванами сётэн, 1993.

10 Окубо Рё . Мэйдзики-но Гэнтокай-ни окэру тикаку тоге-но гихо _ Способы управления восприятием

в «Обществе волшебных фонарей» эпохи Мэйдзи) // Эйдзогаку. 2009.

ветствующие песенки. Однако следует заметить, что в этих песенках присутствуют такие детали, о которых не упоми­ нает Кондзабуро. Так, относительно картинки «Осторож­ нее, капкан!» Кондзабуро говорит: «Это история о том, как братец-лис Конбэй угодил в ловушку на лугу». В песенке же Сиро упоминается о том, что это случилось в прошлом году и капкан защемил левую лапку лисенка. И действительно, на картинке, продемонстрированной во время сеанса, был изо­ бражен лисенок, которому защемило левую лапу. О картин­ ке «Осторожнее с огнем!» Кондзабуро говорит, что там будет показан лисенок Консукэ, который «отправился в ваш дом, где подпалил себе хвост». В песенке Канко конкретизирует­ ся, что это случилось в прошлом году, когда Консукэ пытал­ ся стащить жареную рыбу. Во время сеанса предъявляется картинка, на которой лисенок и впрямь пытается стянуть рыбу. То есть песенка Канко основана на реальных обстоя­ тельствах. На своем бытовом уровне дети и лисы прекрасно знают о том, что мир лис и мир людей находятся в антагони­ стических отношениях.

Представляется важным упоминание о капкане. Как из­ вестно, в традиционной Японии не носили меховой и шер­ стяной одежды и лисы не являлись промысловыми живот­ ными. Однако ситуация меняется в конце периода Мэйдзи. Так, в подготовленном в 1882 г. Министерством сельского хозяйства и торговли иллюстрированном сборнике, посвя­ щенном охоте (хранится в Токийском музее), говорится о том ущербе, который наносят лисы (разоряют заячьи норы и пти­ чьи гнезда, нападают на ягнят и поросят), а потому рекомен­ дуется охотиться на них, получая при этом шкуры, которые в западных странах используются для производства теплой одежды.

Во время японско-русской войны в японской армии уже употреблялась меховая одежда, меха стали рассматривать­ ся и как важный экспортный товар для зарабатывания ва­ люты, а промысловая охота на лис приобрела значительные масштабы. В журнале «Мир кожи» за август 1911 г. приво­ дятся результаты обследования кожевенной отрасли Япо­ нии. Констатируя, что наибольшей ценностью обладают шкуры выдры, куницы и лисицы, авторы утверждают, что каждый год экспортируется 320-330 тысяч шкур на сумму

504 Сибуя Юриэ

около миллиона йен. В качестве же основных районов добы­ чи шкур указываются районы Хокурику, Тохоку, Хоккайдо и Сахалин. То есть добыча осуществлялась на севере страны. Напомним, что действие рассказа Миядзава происходит, ве­ роятно, в Тохоку.

В «Ежегоднике мехов» за 1924 г. Ватасэ Ацусабуро под­ черкивал настоятельную необходимость искусственного раз­ ведения диких животных. Он писал, что их численность стре­ мительно сокращается — не только из-за охоты, но и из-за индустриализации и изменения среды обитания, когда элек­ трификация лишает животных даже ночной темноты. Для сохранения популяции диких животных он предлагает раз­ вивать искусственное разведение животных, в особенности лисиц.

Из приведенных данных видно, что в конце периода Мэйдзи и в начале Тайсё лисица, которая раньше окружалась мистическим ореолом, перестает быть таковой. Теперь она рассматривается как сельскохозяйственный вредитель или же как промысловое животное, способное приносить доход. В такой обстановке Миядзава и писал свой рассказ. В нем слышится призыв отбросить фольклорные предрассудки про­ шлого времени, установить с лисами дружеские отношения, осознать вредоносность человеческой деятельности для диких животных и ограничить охоту на них.

По деталям повествования видно, что лисы и жители де­ ревни, в которой живут Сиро и Канко, находятся в непростых отношениях. В то же самое время невозможно отрицать, что повествование в целом наполнено поэтической красотой, направленной на создание чудесной гармонии. Однако это чувство возникает у читателя не благодаря тем «фактам», ко­ торые приводятся в тексте, — эту гармоничную красоту сле­ дует искать в другом измерении, она коренится в характере дискурса и структуре произведения. В последующем анализе мы не станем сосредотачиваться на сугубо прагматических целях устроенного лисами сеанса, но попытаемся понять структуру дискурса, который обеспечивает отмечавшую­ ся ранее другими исследователями радость встречи между детьми и лисятами.

При первой встрече детей и лисенка они обмениваются фразами, которые находят прямое соответствие в детских

песенках, зафиксированных в префектуре Иватэ. Например, Сиро говорит так:

«Хрустящий снег син-ко, замерзший снег кан-ко. Малень­ кий лис хочет найти невесту, хочет найти невесту».

В песенке же поется так:

«Хрустящий снег син-ко, замерзший снег кан-ко. Симодо хочет найти невесту, хочет найти невесту».

Такое формульно-фольклорное обращение к лисенку ко­ ренится в традиционном образе лиса, который «обречен» на то, чтобы искать себе жену среди людей. Однако лисенок отвечает, что жена ему не нужна, то есть он разрушает этот фольклорный и вредоносный для человека образ. После тако­ го ответа напряженность снимается и наступает время для «нормальной» человеческой речи. Кондзабуро утверждает, что «вредоносная лисица» — выдумка, и тогда между беседующи­ ми устанавливаются дружественные отношения.

Если посмотреть на структуру повествования, то она, как уже говорилось, представляет собой мотив путешествия чело­ века в иной (лисий) мир с последующим возвращением в мир людей. Такой мотив широко представлен в сказках, так что возникает искушение считать рассказ Миядзава сказкой и предъявлять к нему соответствующие требования. И для это­ го есть определенные основания. Сказка не объективирует события, которые произошли до начала повествования, про­ шлого как бы не существует. И в произведении Миядзава не описывается прошлое детей — не показаны ни их деревня, ни их отношение к лисам. Повествование не обременено про­ шлым, оно начинается как бы с чистого листа — со встречи ребят с лисенком.

В сказке о путешествии в иной мир герой обычно наделя­ ется какими-то особыми способностями или качествами. У ге­ роев Миядзава такой особенностью является юный возраст — взрослые на сеанс не допускаются, а возраст детей служит для них пропуском в чудесный мир. На сеансе присутствуют

только дети — человечьи и лисьи, которые наделены чистотой. Вся детская литература того времени делает акцент на чистом детском сердце, что вводит творчество Миядзава в общий литературный контекст.

Особость, привилегированность детского мира хорошо видна по сцене сеанса «волшебных картин». Песенки, кото­ рые были сочинены экспромтом ранее, исполняются там хо­ ром. Хотя текст не изменился, изменился субъект, от имени которого теперь поется песня, что значительно меняет и тот посыл, который заключен в ее тексте.

В первой части Кондзабуро сочиняет песенку, в кото­ рой двое пьяниц беззастенчиво лопают в чистом поле, Сиро сочиняет про лисенка, попавшего в калкан, а Канко — про лисенка-воришку, то есть Кондзабуро высмеивает людей, а дети — лисиц. Однако когда песенку про пьяниц исполняет хор лисят, она критикует уже взрослых и одновременно пре­ вращается в моральное наставление для самих лис — проти­ вопоставление лисы/люди преобразуется в противопоставле­ ние взрослых и детей.

Может быть, сами лисы и не рассчитывали на такой эф­ фект, но на уровне структуры текста в результате смены ис­ полнителя он все равно присутствует, в связи с чем место представления наделяется чертами детской утопии. Модус описания этой сцены также позволяет выделить ряд важных черт. Так, обращает на себя внимание частотность употребле­ ния подлежащего «все мы» (минна)ус помощью которого под­ черкиваются дружеские отношения между детьми.

«Все радостно зааплодировали»;

«Все стали топать и припевать»;

«K h k k v , KHKKV, тон-тон, к и к к у , кикку, тон-тон. Хрустящий снег син-ко, замерзший снег кан-ко»;

«Ученики лисьей школы обрадовались и пустились в пляс»;

«Сиро и Канко поишли в такой восторг, что даже слезы по­ катились по щекам»;

«Проникшись сказанным, все лисята как один встали на задние лапы. В глазах у них блестели слезы».

Таким образом, все ученики-лисята повторяют одно и то же действие и превращаются в нечто единое. Сиро и Канко тоже не остаются в стороне от этого коллективного действа, за счет чего достигается атмосфера единения. Однако такое вос­ приятие Сиро и Канко дано в словах лисят — ощущают ли это единение сами дети в своем сердце, остается загадкой.

Гармоничная красота, заключенная в произведении, получает дополнительные основания на уровне чтения текста. Читатель не столько проникается чувствами отдельных пер­ сонажей (в особенности это касается Сиро и Канко), сколько ощущает общий дух гармонии и единения. Следует добавить, что те особенности дискурса, на которые было указано, свой­ ственны не только для Миядзава — они широко использова­ лись и в другими детскими авторами этого периода.

Как уже говорилось, Миядзава Кэндзи прожил почти всю свою жизнь в префектуре Иватэ, где он занимался писатель­ ством в отрыве от литературной среды. Но не стоит забы­ вать, что начало его литературной деятельности относится к лету 1919 г., что совпадает с началом издания важнейшего д л я тогдашней детской литературы журнала «Красная пти­ ца» (июль 1919 г.). Кроме того, в год написания «Прогулок по снегу» (1922 г.) он отправился в Токио, где работал гектографистом и одновременно сочинил немало детских рассказов. «Прогулки» были, видимо, написаны именно в это время, тог­ да они были и опубликованы. А в этот период своей жизни Миядзава не мог не ощутить литературной атмосферы со­ временности.

Какие же тенденции характерны для детской литературы периода Тайсё?

Впервом номере «Красной птицы» был опубликован литературный манифест. Там заявлялось следующее: «Огромное число циркулирующих в настоящее время детских книг, сим­ волом которых являются их низкопробные обложки, во всех смыслах представляют собой крайний пример безвкусицы. Даже трудно себе представить, насколько такие книги уродуют чистую душу ребенка <•••> “Красная птица” отвергает это низкопробное чтиво и обязуется охранять и развивать чистые детские души <•••> “Красная птица” считает своим высоким долгом отвечать не только за беспорочность печатаемых мате­ риалов, но и на всех страницах нашего издания представлять такие тексты, которые послужат образцом стилевого мастер­ ства для сочинений самих детей».

Что здесь имеется в виду? «Красная птица» открыто крити­ кует за низкопробность сказки-отоги периода Мэйдзи, образ­ цом для которых послужили произведения Ивая Садзанами,

ипредлагает новые стандарты детской литературы, которая имеет название «дова» . Однако на самом деле «Красная птица» делала акцент на популярные переложения и перево­ ды сказок народов мира и в этом отношении довольно сильно пересекалась с отоги. Главным новшеством «Красной птицы» была реформа стиля изложения.

По своему стилю отоги имели много общего с ракуго и иными формами устной декламации, там было много про­ стонародных выражений, китайских выражений (канго) и устойчивых (формульных) оборотов. «Красная птица» тяготе­ ла к обычному разговорному языку, для которого характерны вежливые глагольные формы, кончающиеся на дэсу/масу. Кроме того, для стиля «Красной птицы» характерны простые предложения или замена сложноподчиненных предложений на сложносочиненные. В начале своего существования «Крас­ ная птица» публиковала много переводов или переложений сказок (мукаси-банаси) и преданий (сэцува) в которых фигу­ рировали привычные сюжеты и персонажи. При употребле­ нии упомянутых стилевых новшеств эти повествования ста­ новились яснее для понимания. В результате использования общеупотребительных слов и простой грамматики сюжет по­ вествования проступал ярче и определеннее.

Вманифесте «Красной птицы» настойчиво подчерки­ вается чистота детской души. Это было принципиальным

убеждением того времени, согласно которому дети являются носителями идеальной чистоты и беспорочности. В детской литературе-дова очень много сюжетов, описывающих путе­ шествие ребенка в иной мир. Как уже говорилось, такое пу­ тешествие было доступно детям в силу того, что они наделены чистотой и беспорочностью.

Например, в «Серебряном дворце» Эгути Тиё («Красная птица», 1920, № 7) скромная и послушная девочка получает приглашение посетить серебряный дворец, в котором живет принцесса. В «Дубовом дворце» Тоёсима Ёсио («Красная пти­ ца», 1921,№ 9) девочка каждый день увлеченно наблюдает, как по стволу дуба, который растет во дворе ее дома поднимаются и спускаются муравьи и пчелы. В один прекрасный день она обнаруживает возле дерева груду их трупиков, ей становится жалко насекомых и она хоронит их. В качестве награды однажды вечером ее приглашают в дубовый дворец, в котором живут муравьи и пчелы, и там она помогает им бо­ роться со сколопендрами. Сочувствие к «маленьким» позволя­ ет девочке попасть в иной мир.

У Тоёсима Ёсио есть рассказ «Белая лисица» («Красная пти­ ца», 1921 № 4) который, видимо, имеет отношение к «Про­ гулкам по снегу». После того как подружились лисята и дети, взрослые лисы и люди тоже сводят знакомство, и эти люди защищают лис от охотников. И в этом рассказе именно дети поначалу начинают безгранично доверять друг другу — вещь изначально немыслимая в мире взрослых созданий.

Детская литература эпохи Тайсё обращалась к сказкам и преданиям, но, пересказывая их ясным разговорным язы­ ком, настраивала читателя на более «логический» лад. По­ вествовательные структуры фольклорных текстов были изгнаны на обочину современной взрослой литературы, од­ нако детская литература продолжала их традиции. Основой сказок и преданий является их устная передача, в своих ис­ токах их сюжет стремится к линейности. С помощью исполь­ зования простого разговорного языка сказки и предания как бы возвращались к своей исходной форме. В то же время на­ деление детей чистым и идеальным бытием («детская душа») выступало в качестве дополнительной «приманки» в таких произведениях. При этом, однако, можно заметить, что эти тексты лишены глубины — подобно листу бумаги, на кото­