Shaub_I_Yu_Mif_kult_ritual_v_Severnom_Prichernomorye_VII-IV_vv_do_n_e

Шауб И. Ю. Миф, культ, ритуал в Северном Причерноморье

Ясона и его спутников имело своей конечной целью отнюдь не по­ бережье реальной Колхиды, а некую сказочную страну Эю» (Анд­ реев, 1990, с. 172). О плавании аргонавтов в реальную Колхиду можно с увереностью говорить только с начала V в., хотя средизем­ номорские греки еще и в это время плохо представляли себе Кавказ. (Так, у Эсхила он находится где-то на Севере в скифских степях; даже Геродот еще не вполне отделяет Колхиду отсказочной Эи (см.: Андреев, 1990, с. 175, 176).

Страна Эя в древнейших сказаниях выступает в качестве загроб­ ного мира, а Ээт — его хозяина. Таким образом, миф о путешествии Ясона может быть причислен к категории фольклорных повествований о путешествии на «тот свет» (там же, с. 166). Вариант мифа, сохра­ ненный Пиндаром (Pyth. IV, 159 сл.), где говорится о том, что кроме руна Ясон должен был доставить Пелию душу (\|A)xav) Фрикса, служит не только еще одним доказательством рассматриваемой гипотезы, но и включает основной мотив сказания об аргонавтах, равно как и глав­ ного его героя Ясона (т. е. «Врачевателя») в круг шаманских мифов (см.: Андреев, 1990, с. 166 сл.). Следует отметить, что имя Ясон (Вра­ чеватель) является синонимом эпитета Аполлона— Иетрос (Врач), верховного бога ряда причерноморских колоний, в образе которого, как мы попытаемся показать ниже, также присутствуют шаманские черты. Можно с уверенностью предполагать, что эти черты предания об аргонавтах, а также еще более яркие шаманские элементы этого мифа, связанные с Медеей (ритуальное расчленение и варка в котле ее жертв; см.: Lesky, 1931), вошли в греческий обиход в результате знакомства греков с северными варварами (подробнее см. ниже).

Ио

Происхождение одного из важнейших северопричерноморских топонимов, Боспора, греческое предание связывало с Ио. О стран­ ствиях этой аргивской царевны (возлюбленной Зевса, превращенной в корову), и в частности, о переправе через пролив, разделяющий нынешние Керченский и Таманский полуострова, рассказывали мно­ гие античные авторы.

Происхождение названия одного из важнейших северопричерно­ морских топонимов, «Боспор» («коровий брод»), греческое предание связывало с Ио (Aeschyl. Prom. Vine., 732-735; Apollod. II, 1, 3; Appian. XII, 100; St. Byz. v. Bocnropoq), аргивской царевной, возлюблен­

60

Глава III. Греческая мифологическая традиция и Северное Причерноморье

ной Зевса, превращенной ревностью Геры в корову и обреченной на странствия из-за мучений, которые причинял ей овод, насланный гневной богиней. К образу Ио и его значению в верованиях обита­ телей Боспора мы еще вернемся (см.: главу VII), а пока отметим тот факт, что, как бы ни объяснялось происхождение названия «Боспор» (см.: Масленников 2001, с. 294-295), один из аспектов данного то­ понима явно был культовым.

На это указывает главный композиционный элемент предания - ритуальная переправа (см. Пропп, 1986, с. 202; Кузнецова, 2003, с. 332). О местной основе мифа о переправе Ио могут свидетельст­ вовать другие варианты этого мифа, наиболее полно сохраненные византийским историком Германом Созоменом: «Однажды случи­ лось, что преследуемый оводом бык перешел через озеро и за ним последовал пастух; увидав противолежащую землю, он сообщил о ней соплеменникам. Другие говорят, что перебежавшая лань пока­ зала охотившимся Уннам эту дорогу, слегка прикрытую сверху во­ дою» (Soz. VI, 37, цит. по: Кузнецова, 2003, с. 324-325).

Предание о переправе через Боспор оленя (лани), сохранившееся и у других византийских авторов (Приска, Прокопия и Агапия), стадиально, несомненно, является более ранним, нежели версия мифа, где фигурирует Ио (Кузнецова, 2003, с. 325). Считая, что ле­ генда об олене восходит к мифу об Ио, М. И. Артамонов (1936, с. 11) справедливо предположил, что эта легенда «быть может, только греческое оформление старого туземного культо-тотемического об­ раза».

Греки были уверены в том, что Гераклу неоднократно пришлось побывать в Северном Причерноморье (см.: Шауб, 2003а), т. к. через эту территорию проходил путь героя, преследовавшего Керинейскую лань, шедшего за яблоками Гесперид, гнавшего быков Гериона. Здесь герой сражался с амазонками у Меотиды, оставил свой след у Тираса>а главное — встретившись со змееногой девой в Гилее, стал ро­ доначальником скифов и других местных племен.

О пребывании Геракла в Скифии рассказывает Геродот (IV, 8-10). Угоняя быков Гериона, герой прибыл в пустынную местность, впо­ следствии заселённую скифами. Здесь он уснул, а пробудившись, Увидел, что кони из его повозки (ило тог) арцатос;) похищены. В поис­

61

Шауб И. Ю. Миф, культ, ритуал в Северном Причерноморье

ках пропажи Геракл пришел в область, называемую Гилеей, где об­ наружил в пещере похитившую его коней змеедеву Эхидну, которая, заявила, что не отдаст их до тех пор, пока герой не вступит с ней в брак. Через некоторое время, возвращая коней, она сообщила Герак­ лу о предстоящем рождении от него трех сыновей, вопросив, что с ними делать, когда они вырастут. Герой посоветовал отдать эту зем­ лю во владение тому из сыновей, кто натянет его лук и опояшется его поясом так, как это делает он сам. Натянув один из двух своих луков и объяснив употребление пояса, Геракл передал лук и пояс змеедеве, а затем удалился.

В этом генеалогическом предании многие исследователи, начиная еще с Ф. Г. Мищенко (1886, с. 32) совершенно естественно пытают­ ся найти следы скифского мифотворчества (подробнее см.: Скржинская, 1991, с. 14). Тот факт, что у Геродота мы имеем дело со скифской этногонической легендой, блестяще доказал Д. С. Раевский (1977).

Против мнения Д. С. Раевского энергично выступила М. В. Скржинская (Скржинская, 1991, с. 13 сл.; 2001, с. 48-50). Ее аргументы та­ ковы.

Грекам было свойственно связывать происхождение соседних народов со своей мифической историей. Миф о Геракле — родона­ чальнике местного населения, создан в духе этой традиции милет­ скими колонистами в Северном Причерноморье для обоснования своих «законных» прав на обладание землями северных берегов Понта. Но чего стоили бы все эти притязания греков на «законность» этих прав в глазах скифов, от которых зависело существование гре­ ческих колоний в Нижнем Побужье, если бы у этих варваров не было своего персонажа, столь схожего с греческим Гераклом, что Геродот даже не привел его скифского имени?

Этот факт наряду с тем, что скифы охотно покупали греческие вещи с изображением Геракла (в частности даже такие чуждые их менталитету вещи, как золотые бляшки, где представлен нагой герой, удушающий льва), является, на наш взгляд, бесспорным свидетель­ ством существования у скифов бога, аналогичного, или функцио­ нально очень близкого, Гераклу (о наличии подобного персонажа у пунийцев, этрусков и местных племен Великой Греции см.: Ильин­ ская, 1988; Шауб, 2003).

Не отрицая скифского происхождения образа змееногой боги­ н и — родоначальницы скифов, М. В. Скржинская (1991, с. 16-17) вслед за В. П. Клингером (1903, с. 104) и И. И. Толстым (1966, с. 236) отмечает «поразительное сходство деталей облика и места обитания» Ехидны у Геродота и Гесиода (Theog., 298-303). Утверждая, что «пе-

62

Глава ///. Греческая мифологическая традиция и Северное Причерноморье

\

щера — жилище мифической девы — атрибут греческой мифологии, а не какое-то реальное место» (?), киевская исследовательница на этом основании почему-то заключает, что «...вышеизложенное про­ тиворечит развиваемой современными скифологами мысли Вс. Мил­ лера (1892 (у автора неверно 1882. — И. Ш.), с. 119), утверждавшего, что греки «только эллинизировали скифское предание, поставив сво­ его Геракла на место соответствующего скифского героя», которого Б. Н. Граков отождествил с родоначальником скифов Таргитаем. Однако в работах скифологов это утверждение принимается за неос­ поримый факт (Раевский, 1985, с. 167)» (Скржинская 1991, с. 17).

На наш взгляд, сходство между змееногими персонажами у Геро­ дота и Гесиода, равно как и греческая иконография этой скифской богини объясняется тем, что для воплощения чужих образов греки всегда стремились искать максимально близкий образ из своей соб­ ственной сокровищницы. Тот факт, что не только у скифов, но и у синдо-меотов, а также тавров существовала аналогичная верховная богиня, паредром которой являлся Геракл (см. ниже), позволяет сделать вывод о его идентификации с местным божеством. Об ото­ ждествлении этого персонажа с греческим героем говорит и попу­ лярность скифского лука в иконографии Геракла в греческой вазо­ писи, а также его изображение на вазах в скифском костюме (рис. 1). Не исключено, что этот факт нашел отражение и в сообщении об обучении Геракла искусству стрельбы из лука у скифа Тевтара (Schol. Theocr. XIII, 56; Tzetz. ad. Lycophr., 50-51). Лук у «знаменитейшего

Рис. !. Краснофигурный килик (прорисовка). Нач. V в. Британский музей. Лондон (Reinach, 1899, р. 193).

63

Шауб И. Ю. Миф, культ, ритуал в Северном Причерноморье

лучника» Геракла (Aeschyl. Prom., 871-872) был именно скифский. Это стало настолько широко известно, что упоминание скифского лука в руках героя позволяло даже не называть его имени. Так посту­ пил Эсхил в «Хоэфорах», описав лишь вооружение героя (ст. 161-163)» (Скржинская, 1991, .с. 21).

После работ целого ряда исследователей (Раевский, 1977; Доватур и др., 1982; Бессонова, 1983) нет необходимости доказывать, что в основе легенды о Геракле и змееногой прародительнице скифов лежит исконно скифское предание, правда, подвергшееся эллинской обработке. Д. С. Раевский (Раевский, 1977) убедительно показал, что все другие варианты предания о происхождении скифов представ­ ляют собой разные редакции одного и того же скифского генеалоги­ ческого мифа.

Нам уже доводилось писать об удивительном сходстве этого предания с боспорским мифом об Афродите Апатуре и Геракле (Strab. XI, 2, 10), греческие имена которых скрывают местную Ве­ ликую богиню и ее паредра, а также о том, что черты этих персо­ нажей, весьма вероятно, наличествовали у двух главных богов Херсонеса Таврического — Девы и Геракла (Шауб, 1979; 1988; 1999). Подробнее об этом мы поговорим ниже, а пока обратимся к памятникам культа Геракла, происходящим из Северного Причер­ номорья.

Во многих скифских курганах IV — начала III в. встречаются золотые бляшки с изображением Геракла, борющегося со львом (см.: Онайко, 1970; Копейкина, 1986; Алексеев, 1986). Этот сюжет был столь популярен, что штамп, которым оттискивали данные бляшки, неоднократно подчищался и возобновлялся (Онайко, 1974). Эти бляшки точно воспроизводят изображения на резных камнях (напр.: Furtwangler, 1900) и монете конца V в., чеканившейся в Сиракузах или Кизике (Кгаау, 1976). Однако появление данного сюжета было связано с тем, что скифы отождествляли греческого Геракла со сво­ им героем, которым, скорее всего, был Таргитай (Граков, 1950).

Вероятно, тем же обстоятельством объясняется и популярность в погребениях скифской знати V-IV вв. золотых бляшек с изобра­ жением юноши в позе «коленопреклонённого бега», держащего в руках какие-то предметы (см.: Артамонов, 1966, табл. НО; Копей­ кина, 1986, № 23; Лесков, 1972, табл. 33, 34; Онайко, 1970, табл. 41, 499-а)1, поскольку это изображение является переработанной копи­

1Самые ранние образцы происходят из Семибратних курганов Прикубанья 1-й пол.

У в .

64

Глава III. Греческая мифологическая традиция и Северное Причерноморье

ей с монеты, на которой представлен Геракл со змеями (Rostowzew, 1931). Семантика изображения на этих бляшках была еще более глубокой, так как фигура юноши, особенно на ранних образцах, напоминает знак свастики.

Культ Геракла в Северном Причерноморье, а конкретнее —

вНижнем Побужье, судя по всему, был принесён первыми колони­ стами. Когда к этой территории был приурочен миф о десятом подвиге героя, точно не известно, но^явно не позднее второй поло­ вины VII в., т. е. времени, когда началась колонизация БерезаниБорисфена. О существовании в Гилее алтаря Геракла известно из так называемого письма жреца сер. VI в. Знаменательно, что этот алтарь находился там рядом с жертвенником Великой матери, одним из эпитетов которой был «Владычица Гилей» (см.: Русяева, 1992, с. 145). Поэтому можно предположить, что здесь Геракл являлся паредром Великой матери. Таким образом, в ритуале герой выступал

втой же роли, что и в одном из вариантов скифского этногонического мифа.

Кроме вышеупомянутого, у нас практически нет других данных

окульте Геракла в доэллинистической Ольвии, за исключением одного, но очень важного. Речь идёт о серебряных ольвийских статерах 1-й пол. V в. с надписью EMINAKO (рис. 2). Это варвар­ ское имя (царя или династа, контролировавшего политическую жизнь Ольвии: Виноградов, 1989, с. 94) сопровождает изображение Геракла, натягивающего тетиву на лук, т. е. «здесь представлен один из цен­ тральных эпизодов скифской этногонической легенды» (Карышковский, 1988, с. 49)2. Почему Геракл, столь популярный

вмифологии здешних мест, не получил

2 Попытки А. С. Русяевой (Русяева, 1992, с. 126) оспорить эту гипотезу выглядят неубедительными.

3Наша точка зрения на ольвийского Ахилла изложена в статье: Шауб, 2002.

65

Шауб И. Ю. Миф, культ, ритуал в Северном Причерноморье

ВШ-П вв. культ Геракла в Ольвии вновь оживает (Русяева, 1992,

с.127), свидетельством чему являются изображения на монетах (головы героя и его палицы), лапидарные надписи, терракота и ка­ менный рельеф, вотивы в виде палицы. Многое роднит ольвийский культ Геракла с херсонесским, где культ этого героя играл выдаю­ щуюся роль. Не исключено, что в Ольвии возросшее значение по­ читания Геракла было обусловлено тесными экономическими свя­ зями Херсонеса и Ольвии, где херсонесские ксены выступали в роли эвергетов. Впоследствии свидетельства о культе Геракла в Ольвии отсутствуют (там же, 127). Следует отметить, что, в отличие от хоры Херсонеса, подобных свидетельств на поселениях Нижнего Побужья почти нет (см.: Крыжицкий, Буйских и др., 1989, с. 145-146).

На Боспоре, кроме уже упомянутого мифа о Геракле и Афродите, культ этого героя засвидетельствован целым рядом разнохарактерных памятников. Это и лапидарные надписи, и граффити, и монеты, и терракоты, и др. (см.: Шауб, 2004). Особенно интересны терракоты из кургана Большая Близница на Тамани, изображающие пьяного Геракла (см.: Передольская, 1958, с. 61). Эти уникальные статуэтки вместе с яркими дионисийскими чертами, характерными для инвен­ таря погребённых в этом кургане эллинизированных жриц местного Великого женского божества (см.: Шауб, 1987, с. 27 сл.), позволяют (наряду с терракотами комических актеров в роли пьяного Геракла) говорить о существовании здесь культа хтонического Геракла, тесно связанного с хтоническим Дионисом4.

Всвязи с культом хтонического Геракла стоит упомянуть об ат­ тических расписных вазах с изображением этого героя (см.: Скржинская, 1997, с. 197-199), в подавляющем большинстве обнаруженных

впогребениях Боспора и Ольвии. Самыми распространёнными сю­ жетами с Гераклом как на Боспоре, так и в Ольвии являются две: его борьба с кентавром (четыре на Боспоре5 и две в Ольвии), и со львом (2 на Боспоре и 2 в Ольвии). Напомним, что Геракл в борьбе со львом представлен и на многочисленных золотых бляшках из скифских курганов). Собравшая эти сюжеты М. В. Скржинская, справедливо замечает, что изображения, где фигурирует Геракл, освобождающий от кентавра девушку, отнюдь не всегда связаны с мифом о Нессе и

4 Геракл и Дионис имеют в мифе целый ряд общих черт: у них общий отец — Зевс и смертные матери, оба умерли и возродились, оба сходили в Аид и возвращались на землю, оба тесно связаны с быками, для обоих характерны такие состояния, как опья­ нение и экстаз.

5 На фрагменте краснофигурной чаши Мидия сохранилось только изображение кентавра (Несса?), хватающего женщину (Деяниру?) — см.: ОАК. 1913, табл. 4. 13

66

Глава III. Греческая мифологическая традиция и Северное Причерноморье

Деянире, но могут относиться и к мифу об освобождении дочери царя Дексамена от Эвритиона (Apollod. II, 5, 5). Однако исследова­ тельница упустила из виду, что в тех случаях, когда Геракл с кентав­ ром представлены без женщины, подразумевается скорее миф об избиении героем кентавров во время поимки им Эриманфского веп­ ря (Apollod. II, 5, 4).

Также и на Боспоре, и в Ольвии встречается изображение борьбы Геракла с быком (по одному разу). Только для Ольвии (кроме Березани, политическое единство которой с Ольвией неоспоримо) харак­ терен сюжет борьбы Геракла с амазонками (2 раза). Из раскопок ольвийского некрополя происходит также аттический чернофигурный лекиф рубежа VI-V вв. (он остался неизвестным М. В. Скржинской) с изображением борьбы Геракла с Антеем (см.: Борисковская, 2000, с. 198 сл.). Интересно, что по иконографии Антей ольвийского лекифа схож с сатирами (силенами): у него длинная борода, толстые вывороченные губы, курносый нос (Борисковская, 2000, с. 200) (ср. с Гераклом и сатирами на уже упомянутом килике из Британского музея (рис. 1)). Не менее любопытно, что погребённое с этим лекифом тело покойника (судя по найденным в могиле сосудам — грека) было перерублено (Книпович, 1950, с. 103).

Только на Боспоре найдены вазы с Гераклом и гигантом Алкионеем (встречается 3 раза) и с изображением апофеоза героя (2 раза). На Боспоре также обнаружены вазы изображением Геракла среди богов — участников Элевсинских мистерий, обещавших мистам бессмертие, совершающего жертвоприношение (2 раза).

Сопоставление данных о Геракле в религиозно-мифологических представлениях обитателей Древней Италии и Скифии показывает, что, несмотря на несомненную общность, в их восприятии этого божественного героя присутствовали и существенные различия. Причём, если последнее обстоятельство, что естественно, было обусловлено конкретными условиями развития его культа в контек­ сте места и времени (внешними влияниями, стадиальностью), то общность, на наш взгляд, должна объясняться не столько обаянием образа классического эллинского героя, принесенного грекамиколонистами во все края античной ойкумены, сколько наличием в его образе мощного древнего эгео-анатолийского пласта.

Как известно, третьим подвигом Геракла была поимка Керинейской лани, у которой были золотые рога и медные копыта, а при­ надлежала она Артемиде. Геракл преследовал ее целый год по всей земле, пока не настиг в Истрийской земле, где обитали гипер­ бореи.

67

Шауб И. Ю. Миф, культ, ритуал в Северном Причерноморье

И дух устремил его в путь к Истрийским пределам. Там дочь Латоны, Стремительница коней, Встретила его, Пришедшего взять

Из теснин и извилистых недр Аркадии По указу Еврисфея, по року отца Златорогую лань, Некогда обещанную Ортосии Писаным обетом Таигеты.

В погоне своей Он достиг земель, что за спиной у ледяного Борея...

{пер. М. Гаспарова)

Схолиаст к этим стихам III Олимпийской оды Пиндара (25 сл.) пишет следующее: «Дух устремлял. Поэтому Геракл пожелал при­ быть в землю реки Истра (Скифию, в которой приняла его Артеми­ да, когда он пришел... с целью увести лань, которую некогда Таигета посвятила Артемиде Ортосии).

Если писать через два v, loxplav vuv, то нужно разуметь Скифию, а если через одно: ’Icrcpia vov, то это будет значить, что Истрийская Артемида приняла этого Геракла. Истрийскою называется Артемида или от Истра, вокруг которого живут амазонки, которые очень чтут эту богиню, или от живущего вокруг Истра скифского племени Тав­ ров, у которых точно так же почитается Артемида. Дух устремил его в Скифию. Аристарх объясняет: прийти в землю, где его приняла Истрийская Артемида; поэт указывает снова на прибытие в землю Гипербореев к истокам Истра; ибо там чрезвычайно чтится Артеми­ да скифским племенем таврами...

Борея ибо страна эта Гиперборейская, потому что она простира­ ется позади дуновения Борея в Рипейских горах» (SC. I, р. 32-89).

Таким образом, из свидетельств Пиндара и схолиастов к нему можно сделать вывод о том, что встречает Геракла, пришедшего за ланью, Истрийская Артемида, обитающая в скифской гиперборейской земле и являющаяся наездницей, так же как и ее живущие здесь по­ читательницы — амазонки, т. е. сама богиня выступает в роли главной амазонки. Дж. Фонтенроуз отмечает сходство этой Истрийской Арте­ миды Пиндара с Геродотовой Ехидной:«.. .В этой Артемиде мы можем видеть Ехидну, которая приняла Геракла, уведя его коней. Образы Артемиды и Ехидны сходятся в образе Гекаты. В скифской легенде Геракл имеет дело с царицей смерти» (Fontenrose. 1959).

Напомним, что одним из эпитетов Артемиды была Ифигения.

68

Глава III. Греческая мифологическая традиция и Северное Причерноморье

-

Ифигения

Предание об Ифигении было одним из самых известных в Греции мифов, действие которых локализовалось в Северном Причерномо­ рье (см.: Шауб, 2007а).

Описав кровавые жертвоприношения в честь Девы — верховно­ го таврского божества, Геродот добавляет: «Сами тавры говорят, что то божество, которому они приносят жертвы, — это Ифигения, дочь Агамемнона» (Hdt. IV, 103). Это сообщение Геродота разъясняет Павсаний (1,43, 1) со ссылкой на явно древнейшее свидетельство об Ифигении, зафиксированное в литературе, поскольку Гомер только упоминает об Ифигении (называя ее Ифианасса). Кстати, версия «Каталога женщин» была известна и Стесихору. Об этой ИфигенииГекате поэт говорил в своей «Орестейе» (Philod. De piet., 24).

Таким образом отлично зная легенды о смерти Ифигении, Пав­ саний демонстрирует знакомство и с другой версией (о превращении Ифигении в хтоническую ипостась Артемиды), подкрепляя ее из­ вестием о существовании в Арголиде святилища Артемиды с эпиклезой Ифигения (Paus. II, 35, 2).

Еще одним древнейшим свидетельством об Ифигении являются «Киприи», содержание которых в интересующем нас аспекте сохра­ нилось в «Хрестоматии» Прокла. Ифигению, вызванную в Авлиду под предлогом брака с Ахиллом, собираются принести в жертву, но в момент заклания Артемида похищает девушку, переносит ее к таврам (ец ТшЗрогх; ретакорл^ег), делает ее там бессмертной (’а0аvaxov 7Ю18Т), а к жертвеннику вместо девы подводит лань.

В этой связи И. И. Толстой особое внимание обращает на тот факт, что Артемида делает Ифигению бессмертной, напоминая слова Э. Ро­ де (1907, S. 2): «Wer unter Griechen unsterblich sagt, sagt Gott: das sind Wechselbegriffe».

Русский исследователь сопоставляет версию «Киприй» с тем вариантом мифа об Ифигении, который известен нам из отрывка описания Никандра. Этот александриец II в. в своей поэме «Превра­ щения» (fr. 58) писал, что после того, как Ифигения стала жрицей Артемиды у тавров, богиня через некоторое время перенесла ее на Левку, сделав бессмертной, и с тех пор Ифигения обитает на остро­ ве вместе с Ахиллом. «Компилятивность работы Никандра явно сквозит в дошедшем до нас эксцерпте: Никандр старается связать в Одно целое ряд отдельных легенд и различных версий мифа об Ифи­ гении», — замечает И. И. Толстой (1918, с. 121).

69