67. Потеря Дерпта, конец епископства, 1558 г.

Тем-же летом 1558 года, когда московит увидел, что земли и замки в Ливонии так счастливо и легко доставались ему, и он не встречал никакого сопротивлевия, то явился и к Дерпту со своими орудиями. И хотя он ни разу не выстрелил и не поранил ни одного человека, не смотря на то из большего страха и легкомыслия ему беспрекословно сдали Дерпт 18 июля, после того как он даже недели не стоял под ним. Городская знать, заранее знавшая и ожидавшая, что это так случится, собрала в больших массах все деньги, принадлежащие церквам, больницам и малым детям, где только не находили, и велели перенести в свои дома, чтобы при бегстве тем легче было унести с собой те деньги. Хотя они еще до московита благополучно вывезли деньги из Дерпта, но вслед затем магистр послал нескольких людей, чтобы удобнее ограбить их на дороге; потому Вильгельм Вифферлинг, ревельский бюргер, отнял у всех дерптцев, на которых успел напасть, их деньги и драгоценности и большое сокровище деньгами, серебром и золотом, доставил в пользу магистра.

Но невозможно описать сколько сокровищ взял московит в этом городе деньгами, серебром и золотом, и всякими драгоценностями и уборами от епископа, каноников, дворян и бюргеров. От одного лишь дворянина, по имени Фабиана Тизенгузена, московит взял более 80000 талеров чистыми деньгами. Вообще московит добыл тогда в Дерпте такое множество различных запасов и товаров, что на них легко было бы дерптцам достигнуть долгого безопасного мира или же вести сильную войну с московитом, чем город и вся земля были бы сохранены невредимыми. Но тогда никто не хотел расставаться с деньгами. И хотя каждый хвастал, что лучше провоюет 100 талеров, чем один талер даст московиту в дань ради мира, однако когда пришла беда, то никто.не захотел ничего дать ни для мира ни для войны; а от этого они лишились не только своего города, земли и людей, но и всех своих сокровищ и благосостояния. И хотя многие из них замуровали или закопали в церквах под могильными плитами свои сокровища серебром и золотом, однако ничего не помогло. Потому что pycские в то время, а также и после, обыскали все стены, все могилы и могильные памятники и забрали себе все запрятанные там сокровища.

После того как московит занял город Дерпт со всем епископством и замками, а епископ Гсрман был увезен в Москву, где он наконец умер, тогда пришел конец епископству, которым более трехсот лет управляли немецкие владыки. Дерптская земля была приобретена и замок вместе с городом [368] построен в пользу немцев Германом, первым епископом, родом из Бремена; и Германом же последним епископом, родом из Везеля, потеряна, отнята у немцев и сдана московиту. Тем не менее упомянутого епископа, который носил одно только звание, не мешаясь в управление, нельзя так сильно обвинять, как епископских и городских советников, управлявших всем и всеми делами. Чтобы ни на кого из них не пала вина, они обвинили во всем происшедшем канцлера Юргена Голтьшур, будто он причиной всему бедствию: поэтому Юргена Гольтшура посадили в Гапсале в тюрьму, где он и умер. Существенною же причиною несчастия было то, что дерптские бюргеры нисколько не укрепили своего города от нападения и во время продолжительного мира нисколько не думали о том, что может наступить война; у них крепче всего были построены своекорыстие, жадность, притеснение ближнего, роскошь, тщеславие, новые выдумки, пышные свадьбы, крестины и ежедневные гости. Хотя у них в городе была прекрасная, сильная артиллерия, орудия и боевые снаряды, но не было надлежащего вала, бастионов, или бойниц с которых можно было бы действовать орудиями. Потому то эти орудия и боевые снаряды послужили больше в пользу неприятелю, чем городу.

Прим. перев. Овладение Дерптом и дерптским епископством составляло самое важное и самое существенное приобретение для русских войск не только в компанию 1558 года, но и во всю войну, столь успешно начатую в январе этого года и столь безуспешно кончившуюся в 1582 году заполъским миром.

Нельзя обвинять магистра Фирстенберга, если он, после взятия Нового Городка, отступил к Балку, покинув на произвол судьбы дерптское епископство. Располагая ничтожными силами, что он мог сделать против войска, хотя и совершенно неустроенного, но многочисленного и несомненно одаренного превосходными боевыми качествами?

Еще после январского вторжения русских, когда русские отряды воротились домой, перейдя обратно ливонскую границу у Ивангорода и у Нового Городка, Фирстенберг разослал по всей Ливонии приказ ополчаться всем и выступить к Дерпту всему ополчению как только покажется первая трава. Трава показалась в одних местах через чур поздно, в других не показалась вовсе. Не показалась трава вовсе у рижского архиепископа, ответившего на призыв к общему ополчению тем, что ему самому приходится защищать свои замки Мариенгаузен и Шванбург; епископ эзельский уже подумывал о продаже датчанам всего своего епископства; не показалось травы и в Гарриене и Вирланде, так как тамошние рыцари обсуждали вопрос не об ополчении, а кому выгоднее сдаться — датчанам или шведам. Коадъютор магистра Кетлер стоял в Феллине для защиты этой [369] крепости от вторжений с севера. При всеобщей распущенности и видимом разложении всего общества, Фирстенбергу, оставленному на произвол судьбы всею землею, ничего не оставалось делать, как бросить на произвол судьбы и дерптское епископство. В Дерпте очень хорошо понимали наступившую опасность: дерптцы составили потому нечто в роде военного совета. — Видя, что на императора плохая надежда, совет стал рассуждать, что делать, от кого просить помощи и покровительства — от короля ли польского, шведского или датского. Мнения разделились; тут-то стал посреди собрания дерптский бургомистр Антон Тиль и, выеснив собранию, что от кого бы не просить помощи, все равно — никто не захочет безкорыстно воевать с московитом, сказал (см. Генвинга, 22): "Принесем все наше частное достояние на пользу земли нашей; продадим наши драгоценности, наймем войска и сами станем против врага. Если на это решимся, то будем честные и храбрые люди!"

Тиль забыл, что Ливония давно уже оскудела честными и храбрыми людьми. Его совет, возможный к исполнению только в здоровом, а не разлагающемся обществе — не возбудил никакого сочувствия; совет постановил обратиться за помощью ко всем трем королям за раз, что, конечно, было равнозначительно не получить помощи ни от кого, как это в самом деле и было.

30 июня, как было уже сказано, Новый Городок был взят; магистр и епископ, находившиеся под Киримпе, ссорились друг с другом и, видя, что им помочь Новому Городку нельзя, стали отступать: магистр потянулся к Валку, а епископ — в Дерпт. Московское войско преследовало отступавших, отбило обоз и снаряды у них и едва-было не захватило в плен епископа, который, однако, успел спастись и пришел в Дерпт, всего с 80 всадниками и 80 жолнерами.

Епископ заперся в Дерпте. Московское войско стало медленно подвигаться к Дерпту, занимая встречные городки, приводя к присяге черный народ и жестоко истребляя немцев. Руский главнокомандующий, князь Шуйский, приближаясь к Дерпту, послал предложение городу сдаться московскому царю. Дерптцы отказались сдаваться, надеясь отбиться.

А между тем в самом Дерпте кипели распри и раздоры: протестанты заперли собор, не пускали католиков служить обедни; католики вопияли на притеснения. Но вот показались передовые русская войска и епископские дворяне (см. Ниенштета, 50) ночью бежали из города. Канцлер Гольцшур предложил сделать вылазку с несколькими лютеранскими дворянами. Ему отворили ворота; он вышел, и вместо того, чтоб ударить на московский авангард, пошел туда же, куда побежали первые беглецы — к Риге. За ним побежала целая толпа горожан.

Ночью казаки напали на замок Варбек, находившиеся при впадении Эмбаха в Пейпус, и овладели им без [370] сопротивления. Весь гарнизон, состоявший под начальством бургграфа Гельмута, оказался пьяным! Гельмут вступил в русскую службу.

11 июля на заре, московское войско стало в виду Дерпта. Город заволновался, но не бранною тревогою, а религиозными распрями. Оставшиеся дворяне-католики уговаривали бюргеров стоять крепко и не сдаваться; бюргеры-протестанты говорили: пусть епископ Герман и католики отрекутся от папства и примут евангелическую истину, тогда будем стоять дружно. Кое-как, однако, бросили препираться о вере и решились сражаться.

Главные московсюя силы сосредоточились у ворот св. Андрея; здесь русские насыпали высокий вал и с него открыли пальбу по городу. Немцы отвечали на выстрелы, но, кажется, что пальба не причиняла особенного вреда ни городу, ни осажденным. Во вторник 12 и в среду 13 июля стоял густой туман, мешавший прицельности выстрелов. Немцы — говорит Бреденбах — попробовали сделать вылазку, но воротились без успеха, да еще и с ранеными. Тогда от магистрата прибыла, как пишет Ниенштет, к епископу депутация с предложением отправить гонцев к магистру с просьбою о помощи. Епископ согласился и гонцы (двое нанятых латышей) были отправлены в лодке вверх по реке, второй гонец поехал чрез 3 часа после первого.

В четверг, 14 июля, московские люди насыпали новые батареи и ядра начали падать на крыши домов. Целые сутки продолжалось непрерывное обстреливание, причинившее значительный вред городу: деревянные крыши и стены обваливались и давили людей.

В пятницу, 15 июля, князь Шуйский прислал новое предложение сдать город, обещая пощаду, вслучае сдачи, и разорение вслучае несогласия. В девятом часу утра русские открыли сильнейший огонь по городу. Женщины — говорит Вреденбах — вопили и возбуждали всеобщее отчаяние. Тут сказали, что воротился гонец от магистра. Ратманы отправились к епископу и прочли письмо, в котором магистр сожалел о печальном положении города, говорил, что не делает чести дворянам, если они покинули епископа, своего господина, желал успеха и счастия обоpоне, присовокупляя, что он не в состоянии помочь городу, так как у неприятеля большая сила в поле и он, магистр, не может в скорости вступить в битву с русскими.

Письмо это привело в отчаяние граждан. Епископ уговаривал держаться, но его слова и утешения мало помогали, в особенности, когда увидели, что московские ядра стали сокрушать городские стены. Бюргеры решились сдаться, и в 12 часов дня магистрат послал двух своих членов к князю Шуйскому спросить на каких условиях желает он сдачи. Шуйский дал условия, вовсе не тягостные городу. Магистрат отправился к епископу и заявил, что Шуйский человек честный и добрый и что ему можно сдать город, если он поручится в точном исполнении пунктов сдачи. Епископ, видя бесполезность убеждений продолжать оборону, послал князю Шуйскому просьбу о перемирии. [371]

Князь дал дерптцам на размышление двое суток и приказал прекратить пальбу с русских батарей.

Каноники, лютеранские пасторы и вся община (магистрат и гильдии) собрались на совет в двух гильдейских залах. Поднялись немедленно споры и раздоры. Каноники и все католики были против сдачи; лютеране и лютеранские пасторы не противились сдаче, лишь бы только русские обеспечили им свободу вероисповедания и не касались их церквей и школ. Ниенштет и Вреденбах говорили, что обе партии не щадили укоризн друг другу.

Нет сомнения в том, что в Дерпте, как и в Нарве, были люди, желавшие присоединения к Москве. В Дерпте указывали на какого то Люстферна, как на приверженца московского, и еще до осады арестовали несколько приверженцев и подвергали их пытке. Очень возможно, что именно чрез них Шуйский узнал о разноголосице в Дерпте, и потому просим (см. Вреденбаха, 28) в Дерпте сказать, что он отнюдь не будет никого насильно присуждать к подданству царю: всем дается добрая воля — кто не желает присягать, тот может вытти из города без всякого задержания; кто присягнет — останется на месте и его имущества никто не тронет.

Такое заявление князя Шуйского расположило дерптцев к сдаче. В воскресенье, 17 июля, собрался вновь общий совет, на котором присутствовал сам епископ. Каноники еще противились, но епископ и большинство собрания решились сдаться и в силу такого решения были составлены, для предъявления князю Шуйскому, условия сдачи. Одни условия были составлены от епископа, а другие условия — от магистрата и общины.

Епископ в своих условиях просил предоставить ему во владени монастырь Фалькенау (Муку, во 2 милях от Дерпта на Эмбахе) со всеми принадлежащими к нему землями, людьми и судом, дерптский капитул должен был оставаться католическим и подсудным епископу; епископские вассалы остаются при своих имениях.

Магистрат и община просили сохранить за городом аугсбургское исповедание, оставить неприкосновенными магистрат и гильдии и их привиллегии, сохранить школы, суд, меры, весы оставить прежние; дозволить апеляции в Риге по старине; граждан не выводить в московские пределы. Одним словом оставить все порядки, все городское устройство и хозяйство по старине. Кто не пожелает оставаться в Дерпте, может вытти, взяв с собою свое имущество, а чего взять не может, то оставить у ближних и получить после; если же захотят после возвратиться, то дозволить такой возврат.

Уполномоченные от епископа и от города отправились в русский стан к князю Шуйскому и предъявили свои условия. Условия были читаны по немецки и тут же переводились словесно на- русский язык. Князь Шуйский заявил, что условия следует переписать и по русски, чтобы лучше сообразить их содержание. Если окажется — говорил князь — все как следует, то надеюсь, [372] чго государь на все соизволит. Я в милости у государя и надеюсь также сдержать все, что пообещаю.

Немцы дали своего переводчика, а князь своего, и пока переводчики писали пункты, князь объявил уполномоченным: "Скажите епископу и всем, кто хочет с ним ехать, чтобы собирались поскорее; я дам им провожатых, чтобы кто не обидел их".

Князь принял условия. В понедельник, 18 июля, епископ и все, кто не желал оставаться в городе, а также дерптский гарнизон с оружием, вышли из Дерпта. Их пропустили чрез войско, и конные дети боярские, назначенные проводить епископа и прочих дерптцев, примкнули к ним. Когда они удалились, Шуйский дал знать в город, чтобы в русский стан прибыли магистрат и выборные от общины для проводов его, князя, в город.

Магистрат, выборные и два члена дерптского капитула представились князю, который их принял весьма ласково и обнадеживал в царской милости. Затем началось вступление русских войск порядком, заранее назначенным князем. Шествие открывал воевода с мирным знаменем: он въехал в город, приглашая жителей оставаться спокойными и ничего не бояться. Затем следовал другой воевода с отрядом детей боярских для занят замка. После него шел третий воевода с отрядом стрельцев, который занял караулы на рынке и по улицам.

Когда князю дали знать, что замок и караулы уже заняты, он сам поехал в город, предшествуемый магистратом, выборными от города и членами капитула, и расположился в замке. Немедленно же было объявлено по городу, чтобы ратные люди под смертною казнею не смели обижать жителей; жителям же запрещалось продавать ратным людям вино.

Магистрат и община прислали князю в подарок ящик вина, пива, свежей рыбы и зелени, а чрез несколько дней новый властитель города дал в замке роскошный обед магистрату, гильдиям и всем почетным бюргерам.

Князь Шуйский сохранял самую строгую дисциплину в войсках, занявших Дерпт, и не допустил никакого своевольства и насилия, что произвело весьма благоприятное впечатление в городе. Все что принадлежало епископу было отписано на государя; войска разместились в домах тех жителей, которые оставили город. Вот в этих то домах московские ратники и набрали себе всякого добра, которое было оставлено хозяевами и о котором упоминает Рюссов.

Кроме имущества епископа и домов, оставленных жителями и отписанных в казну, русские взяли в Дерпте 552 пушки и большой запас пороха и свинца.

Так русские снова овладели своею старинною отчиною— Юрьевым, находившимся в руках немцев с 1224 г.