59. Вильгельм фон Ферстенборг дается сорок пятым магистром тевтонского ордена в Ливонии 1557—59. Пророк в Ливонии 1557 г.

В 1557 г. Вильгельм фон Ферстенборг занял магистерскую должность в Ливонии.

В том же году зимой из верхне-германских земель, чрез Польшу и Пруссию, в Ливонию пришел очень странный и удивительный человек, по имени Юрген; он прошел почти все ливонские города и земли совершенно босый, голый, покрытый только одним мешком; длинные волоса висели у него по плечам; все жители Ливонии очень удивлялись, что верхне-германец, непривычный к большому ливонскому холоду, может переносить голым такой сильный мороз. И хотя у него не было ни чулок, ни башмаков, однако у него ноги были такие горячие, что снег таял у него под подошвами, где он стоял. Когда ему хотели давать платье, чулки и башмаки, он нехотел брать их, не смотреть даже на подарки, и не принимал пищи, не заработанной раньше. Когда ему предлагали работу, он охотно брался за нее; всякую просторабочую работу в один день успевал столько наделать, сколько простой рабочий (кнехт) мог исполнить только в несколько дней: потому ливонские рабочие крестьяне везде считали его за чудо. При работе он через каждый час становился на колени и молился, а после молитвы опять принимался усиленно работать, и за работу никогда ничего не брал кроме еды; также никогда никого не ругал. Когда его спрашивали, зачем он пришел в Ливонию, он говорил: Господь послал его, чтобы наказать жадность, высокомерие и тунеядство ливовцев. Он повсеместно обличал людей в этих пороках. Он усердно также ходил в церковь и слушал, о чем там проповедывали; а если проповедники (пасторы) спрашивали его о чем нибудь, он называл их лицемерами. Иные считали его безумным, иные за чудака, другие же говорили, что он знамение Господне и что нибудь да непременно случится в Ливонии доброе ли, худое ли. Когда он поехал из Ревеля в Нарву, то и пропал; говорят, что его убили крестьяне.

60. Повод к русской войне 1557 г.

В 1557 г. когда все несогласия между Польшей и Ливонией были улажены, и все конные и пешие кнехты (жолнеры) были отпущены и уехали из страны, когда все думали, что теперь мир упрочен, тогда снова начала тлеть искра московской дани, которая скоро стала угрожать пожаром всей Ливонии. В это время великий князь московский написал враждебное письмо всем чинам Ливонии, [354] следующего содержания: «Вильгельм, магистр ливонский, и apxиeпископ рижский, и епископ дерптский и другие епископы и все жители Ливонии! — Вы прислали к нам своих послов знатных мужей, Иоанна Бокгорста и Отто Гротгузена, Вальмера Врангеля с его спутниками, с повинной головой, чтобы мы помиловали великого магистра и архиепископа и епископа дерптского и других епископов и всех жителей Ливонии, и приказали бы нашим наместникам в Новгороде и Пскове заключить с ними мир по старине. Но мы приказали нашим наместникам не заключать мира ради вашей несправедливости и хотели искать на вас вашу неправду. Но Иоанн Бокгорст, ваш посол с товарищи, обещал нам, что великий магистр и архиепископ рижский и епископ дерптский и все жители Ливонии исправят их неправду, очистят русские церкви и церковные земли, позволят торговать нашим гостям и купцам ливонскими и заморскими всякими товарами, кроме оружия (панцырей); что епископ дерптский соберет дани и все оставшееся неуплаченным за все прошедшее годы, с каждого человека по немецкой марке, и пришлет нам эту дань в три года мира. И что впредь епископ будет выдавать беспрекословно нам эту дань и без всяких стеснений будет пропускать из за моря из всех земель людей, желающих поступить к нам на службу. И что вы ни в каком деле ничем небудете помогать королю польскому или великому князу литовскому, о чем ясно написано в перемирной грамоте. Наши наместники в великом Новгороде и Пскове целовали крест на перемирной грамоте, приложили к ней свои печати для нашего посла келаря Терпигорева, для того чтобы по этой грамоте вы справедливо решили все дела с нами и нашими наместниками, как и написано в грамоте. Но до этого часа вы не уладили еще ни одного из всех этих дел ни с нами, ни с нашими наместниками. И мы, чтобы не проливать христианской крови, часто напоминали вам письмами, чтобы вы во всех делах честно исполняли перемирную грамоту и оставили ваши несправедливые и лживые речи и признали бы свою вину, чтобы не проливалась невинная кровь. Но вы не обратили внимания на наше помилование, и нашу охранную грамоту вы взяли только затем, чтобы затянуть дело. Так как вы ни во что ставите божеские законы и всякую правду, и не смотря на крестное целование пренебрегли нашей милостью, то ради справедливости нашей мы намерены призвать на помощь всемогущего Бога и отплатить вам за ваши неправды и нарушение крестного целования, насколько нам поможет всемогущий Господь. А пролитая кровь будет пролита не ради нашей, но вашей неправды, знайте это! Поэтому теперь ради вашей неправды мы покажем вам нашу великую власть. Этого моего слугу, которого я посылаю вам, вы по перемирной грамоте не задерживайте, а отправляйте [355] его назад. Писано нашим величеством, при нашем дворе, в городе Москве, в ноябре 1557 г.»

Это письмо принесло всем ливонским чинам не малое огорчение и заботу. Епископ дерптский сильно надеялся, что московита некоторым образом можно будет удовлетворить принесением клятвы в том, что жители дерптского епископства никогда не давали никому дани; что ни из каких старых книг и бумаг нельзя узнать, а также никто из старых людей не помнит, чтобы когда-нибудь они платили дань великому князю; нанротив, из старых бумаг видно только, что в старину пограничные жители дерптского епископства пользовались правом ставить в лесу на псковской земли борти, за что ежегодно давали часть меду русскому начальнику, чего в некоторые годы не было выдаваемо; далее нашли, что когда-то в древности дерптцы давали ежегодно дар в церковь Живоначальные Троицы во Пскове за лес-ли, быть может, принадлежащий этой церкви, или из благочестивого приношения — неизвестно. Когда никакие извороты ничего не помогали, и ливонцы узнали из последнего письма, что московит не шутит, то они немедленво тотчас же снарядили новое посольство в Москву; для этого посольства выбраны были Клаус Франке и Элерт Крузе, которые в 1557 г. зимою уехали в Москву с поручением по мере сил добиваться постоянного мира и уничтожить невозможную большую дань, которая не может быть внесена без оскорбления совести и превосходит годовую арендную плату и доходы всех владельцев и дворян во всем дерптском епископстве.

Когда упомянутые послы прибыли в Москву, то они со всем возможным усердием вели переговоры с московитом и наконец достигли того, что московит понизил требуемую сумму на 40000 талеров, которые они должны были выплатить тотчас же, не медля; кроме того дерптское епископство обязано выдавать ежегодно великому князю 1000 венгерских гульденов. Этим мир был закреплен и одобрен с обеих сторон. Когда был в Москве заключен мир между Россией и Ливонией, то по всем улицам была большая радость и ликование. Через несколько времени великий князь послал своих людей к ливонским послам в их подворье, чтобы получить 40000 талеров; но у них не было денег. Тогда великий князь страшно рассердился и велел спросить послов — незатем-ли они приехали, чтобы дурачить его: пусть они едут домой, он скоро пойдет за ними и сам возьмет деньги с Ливонии. Послы вызывались доставить заложников и самим не уезжать из страны, так как деньги прибудут без замедления, но ничего не помогло. Тогда он тотчас же велел объявить своим воинам, чтобы те вооружались против Ливонии. Последние [356] скоро должны были выступить, и через короткое время пошли в след за ливонскими послами.

В его Ферстенберга правление когда весь раздор и несогласия между архиепископом и его приверженцами и орденом были улажены, скоро вспыхнул новый огонь. Мир с московитом окончился; так как он стал упорно требовать с дерптского епископства большую дань за бессчисленные годы, то это доставило большое огорчение всем ливонским чинам, а особенно же епископу.

В то время епископом дерптским был абат фалькенаский Герман, сын везельского сапожника; этого Германа советники дерптского епископства избрали не ради споспевшествования христианской религии или благочестия, но из за его денег. Епископство Дерпт было обременено большими долгами прежним епископом, Иостом фон-дер-Реке, который все имения епископства дерптского заложил и взял под их залог огромную сумму денег, и с этими деньгами уехал из страны в Мюнстер; там женился и оставил епископство дерптское на бобах; поэтому дерптцам нужно было иметь властителя, у которого были бы деньги, а сам он мог быть чем угодно, и титул ему могли дать во всякое время; и так деньги стали теперь в Дерпте епископом. А представители дворянства и города Дерпта держали в руках правление и имели властителем у себя чурбан (как лягушки в эзоповой басне): каждый делал что хотел, не обращая внимания на высшее начальство. Вообще, своя воля у каждого, исключая бедняков, стояла выше всего. Когда же московит потребовал дань с большими угрозами, тогда епископ Герман должен был раскошелиться; поэтому он стал трусить и начал переговариваться со своим канцлером Юргеном Гольтшуром, как бы ему попасть под тайное покровительство московита. Советники же дворянства и города совершенно лишились рассудка и разума, и добрый совет был б дорог им.

И хотя некоторые дворяне были на столько богаты и могущественны, что каждый из них своими деньгами с малым убытком для себя мог бы помочь несчастию, но не один из них не хотел дать ни одного талера, пока московит не взял всего вместе с их землями и людьми. Тогда магистр хотел вести переговоры с московитом, и московит настолько умилостивился, что спустил требуемую сумму на 50000 талеров. Но ливонцы не согласились на то, но сочли большим унижением купить мир. Когда же они охотно дали бы деньги, то московит уже не захотел брать; так и должно было быть, чтобы отец дома потребовал когда-нибудь отчета. Поэтому здесь не мог помочь никакой совет или переговоры) (Означенное в скобках взято из 1-го издания летописи) [357]

Прим. перев. По новгородской перемирной грамоте 1554 г. дерптцам следовало уплатить дань в 1557 г. Не находя в дерптских архивах, как свидетельствует Рюссов, никаких документов о дани, дерптский епископ и его совет в марте 1557 г. послал в Москву послов (по Бреденбаху — Гергарда Флеминга, Валентина Мельхиора и Генриха Винтера; по русским летописям — Валентина, да Мельхеля, да писаря Гануса) просить, чтобы царь сложил дань по гривне с человека. Просьба была самая неосновательная, потому что уже последний договор, привезенный Терпигоревым, составлял неоспоримый документ: дань должна была быть уплоченною по силе этого документа.

Окольничий Алексей Адашев и дьяк Михайлов, переговаривавшие в 1554 г., переговаривали и теперь, и сказали послам (Летоп. львов. V, 168): "По перемирным грамотам и по вашему челобитью государь на вас дань положил, и послы наши крест целовали и бискуп юрьевский крест целовал пред послом наместника новгородского келарем Терпигоревым — платить дань по гривне с человека, опричь церковных людей. Как же вы теперь просите сложить дань? Третий год исходит, а вы не исправились в своем целованьи: так знайте же, что государь сам будет собирать свою дань на магистре и на всей ливонской земле"

Послы уехали в марте, не удостоившись даже быть у государя (Бреденбах, впрочем, говорит, будто они были у царя и царь укорял их в том, что они заслужили гнев Божий за оставление прежнего благочесчтия и принятие протестантства).

Вслед за тем в апреле московское правительство запретило русским купцам ездить в Ливонию, позволив, однако, немцам приезжать в Россию, а царь отправил князя Шестунова строить город и гавань (корабельное пристанище при устье реки Наровы, ниже Ивангорода). В ноябре 1557 г., когда истек срок платежа, царь объявил войну Ливонии тою грамотою, которая приведена Рюссовым в этой главе (несомненно, что союз, заключенный орденом с Польшею 14 сентября 1557 г., противоречивший перемирной грамоте с Россиею 1555 г., ускорил разрыв). Вслед за царским письмом, в ноябре, к ливонским границам двинулось 40,000 войско под начальством бывшего казанского царя Шиг-Алея и воевод: князя Михаила Васильевича Глинского, царицына брата Данила Романовича и др.; подле русских полков шли татары, черемисы, мордва, черкесы пятигорские.

Магистр Фирстенберг созвал ландтаг в Вендене и тут решили послать к царю за опасною грамотою для послов. Грамоту дали, и в декабре 1557 г. в Москву послы прибыли (по Рюссову — Франке и Крузе; по Фабрицию — Иоанн Таубе и Элегард Краузе: по русским летописям — от магистра Клатус да Томас, да Мельхер, а от опекуна юрьевского Блерт, да Христофор, да Влас Бека). С ними переговаривали прежния лица: Алексей Адашев и дьяк Михайлов. [358]

Послы били челом, чтобы государь оставил поголовную дань по гривне с человека, а взял бы единовременно за прошлые недоимки 18.000 руб. по московскому счету, да ежегодно Юрьев будет платить по 1000 венгерских золотых. Царь согласился и потребовал деньги, но у послов денег не было, тогда раздраженный Иоанн, видя желание немцев обмануть его, велел послам ехать назад, а войску вступить в Ливонию.

Гиэрн говорит, будто послы отправились в Москву без денег, понадеявшись на обещания московских купцов, торговавших с Ливониею, что если мир будет заключен, то они дадут послам денег в займы под вексель, но царь под смертною казнию запретил послам давать денег в займы. Фабриций рассказывает, что перед отъездом позвали послов к царскому столу и подали им пустые блюда.

В январе 1558 г. русское войско перешло чрез ливонскую границу из Пскова.