16. Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод как источник международного и европейского права.

Европейская конвенция о защите прав человека 1950 года

1. Конвенция о защите прав человека и основных свобод была разработана Советом Европы. Она была открыта для подписания в Риме 4 ноября 1950 года и вступила в силу в сентябре 1953 года. Опираясь на положения Всеобщей декларации прав человека 1948 года, авторы Конвенции стремились достичь целей Совета Европы путём защиты и развития прав человека и основных свобод. Конвенция стала первым шагом на пути коллективного осуществления некоторых прав, закреплённых во Всеобщей декларации.

2. Конвенция не только провозгласила некоторые гражданские и политические права и свободы, но также создала механизм обеспечения соблюдения обязательств, принятых на себя государствами-участниками Конвенции. Контроль за соблюдением обязательств был возложен на три органа: Европейскую комиссию по правам человека (учреждена в 1954 году), Европейский суд по правам человека (учрежден в 1959 году) и Комитет министров Совета Европы, состоящий из министров иностранных дел государств-участников или их представителей.

3. Согласно первоначальному тексту Конвенции, жалобы против государств-участников могли подаваться другими государствами-участниками либо индивидуальными заявителями (частными лицами, группами частных лиц или неправительственными организациями). Однако право на подачу индивидуальной жалобы носило факультативный характер и применялось только к государствам, признавшим его (в последствии, со вступлением в силу Протокола № 11, это право стало обязательным – см. пункт 6).

Сначала заявления предварительно рассматривались Комиссией, которая решала вопрос об их приемлемости. После объявления жалобы приемлемой, Комиссия обращалась к сторонам с предложением урегулировать спор дружественным путём. В случае неудачи Комиссия готовила доклад, в котором излагались фактические обстоятельства дела и выражалось юридическое мнение по существу спора. Доклад направлялся в Комитет министров.

4. Если дело касалось государства-ответчика, признавшего обязательную юрисдикцию Суда, Комиссия и соответствующее государство в течение трех месяцев с момента направления доклада Комитету министров могли передать заявление на рассмотрение Суда для принятия окончательного, имеющего обязательную силу решения. Частные лица не обладали правом передачи дела в Суд.

Если дело не было передано в Суд, Комитет министров решал, имело ли место нарушение прав, гарантируемых Конвенцией, и в случае положительного решения присуждал жертве нарушения «справедливую компенсацию». Комитет министров также отвечал за обеспечение исполнения принятых Судом постановлений.

Последующие изменения

5. С момента вступления Конвенции в силу, она была дополнена четырнадцатью протоколами. Протоколы №№ 1, 4, 6, 7, 12², 13 и 14 расширили перечень прав человека и основных свобод, провозглашенных Конвенцией. Протокол № 2 наделил Суд компетенцией выносить консультативные заключения. Протокол № 9 предоставил индивидуальным заявителям право самим передавать дела в Суд при условии ратификации Протокола Государством-ответчиком и одобрении Отборочным комитетом. Протокол № 11 преобразовал контрольный механизм. Вступивший в силу 1 июня 2010 года Протокол № 14 предусматривает создание новых правовых механизмов для наиболее простых дел, новый критерий приемлемости (значительный ущерб) и продлевает срок пребывания судей в должности до девяти лет. Остальные протоколы касались организации деятельности органов, учрежденных Конвенцией, и процедур их работы.

17. Значение оговорок к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Основные требования к оговоркам. Оговорки, сделанные Российской Федерацией при ратификации Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Как уже указывалось выше, в самом тексте Европейской конвенции имеются статьи, предоставляющие возможность государствам-участникам признавать вытекающие для них из Конвенции обязательства в ограниченном объеме. Наиболее ярко это проявляется в случае со статьей 57 (бывшей 64), устанавливающей следующее:

“1. Любое государство при подписании настоящей Конвенции или при сдаче на хранение ратификационной грамоты может сделать оговорку к любому конкретному положению Конвенции о том, что тот или иной закон, действующий в это время на его территории, не соответствует этому положению. Настоящая статья не предусматривает оговорок общего характера.

2.Любая оговорка, сделанная в соответствии с положениями настоящей статьи, должна содержать краткое изложение соответствующего закона.” Право государств делать оговорки к международным договорам, в которых они участвуют, является достаточно распространенной практикой в международных отношениях. Согласно Венским конвенциям о праве договоров 1969 года и 1986 года, оговоркой является одностороннее заявление, сделанное государством или международной организацией в любой формулировке и под любым наименованием при подписании, ратификации, акте официального подтверждения, принятии, утверждении или присоединении, посредством которого названные субъекты желают исключить или изменить юридическое действие определенных положений договора в их применении к данному государству или данной организации. Примечательно, что ни Европейская Комиссия по правам человека, ни Европейский Суд по правам человека не проводят в своем прецедентном праве различий между оговорками и толковательными заявлениями, под которым понимается заявление определенной страны о том, что она обуславливает принятие обязательства по соответствующему положению договора определенным толкованием этого положения. Вместе с тем, идея о возможности делать оговорки к Европейской конвенции о правах человека в момент разработки Конвенции носила достаточно противоречивый характер и не воспринималась ее разработчиками однозначно. В частности, Комитет по правовым и административным вопросам Консультативной Ассамблеи Совета Европы выступал против того, чтобы у государств-участников было соответствующее неограниченное право. По мнению Комитета, наличие подобного полномочия угрожало бы лишить Конвенцию ее практического значения и морального авторитета. В результате Комитет Министров Совета Европы, хотя и сохранил для государств участников возможность делать оговорки к Конвенции, однако установил в самой тогдашней статье 64 ряд условий использования этого права. Согласно Европейской конвенции нет необходимости в том, чтобы сделанная государством оговорка была принята остальными государствами-участниками. В связи с этим возникает вопрос о том, кто же должен решать является ли та или иная оговорка действительной? Сама Конвенция предусматривает создание особого механизма контроля за соблюдением ее положений. В свете этого представляется, что именно конвенционным органам (ранее - Европейской Комиссии по правам человека и Европейскому Суду по правам человека, а ныне – единому Европейскому Суду) принадлежит компетенция судить о юридической действительности сделанных государствами оговорок к Конвенции. Согласно статье 19 Европейской конвенции, “для обеспечения соблюдения обязательств, принятых на себя … Договаривающимися Сторонами по Конвенции и Протоколам к ней, образуется Европейский Суд по правам человека”. Выполнение данного положения в полном объеме требует того, чтобы именно Европейский Суд, а не государства, определял содержание обязательств по Конвенции, а также действительность и рамки сделанных оговорок. В свое время, аналогичную точку зрения высказала также Европейская Комиссия по правам человека. Согласно статье 19 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 года, сделанные государствами оговорки не должны противоречить объекту и целям соответствующего договора. Данное положение в полной мере применимо и к Европейской конвенции о правах человека. Кроме того, Европейская конвенция запрещает государствам делать оговорки общего характера, а также предусматривает, что оговорки должны делаться к “любому конкретному положению” Конвенции . Как представляется, из этого вытекает, что при формулировании оговорки государство должно прямо ссылаться на те статьи Конвенции, к которым оно ее делает, а действие самой оговорки должно быть ограничено исключительно соответствующей статьей Конвенции. По мнению Европейского Суда по правам человека, под оговоркой общего характера имеется в виду “определенная оговорка, сформулированная настолько расплывчато или широко, что невозможно определить ее точное значение или рамки”. Еще одно условие, которому должны соответствовать выдвигаемые государствами оговорки к Конвенции, заключаются в том, что эти оговорки должны касаться законов, действующих в момент формулирования оговорок на территории соответствующего государства и противоречащих конкретному положению Конвенции. Вполне очевидно, что несоответствующие положениям Европейской конвенции законы должны были существовать уже в момент подписания или ратификации Конвенции государством. То есть государства-участники не имеют право вводить в режим действия оговорки какой-либо закон, принятый уже после того, как была сделана оговорка. Федеральным законом от 30 марта 1998 года Российская Федерация ратифицировала Конвенцию о защите прав человека и основных свобод, подписанную в Риме 4 ноября 1950 года с изменениями, внесенными в нее Протоколами ‹ 3 oт 6 мая 1963 года, ‹ 5 от 20 января 1966 года и ‹8 от 19 марта 1985 года, и дополнениями, содержащимися в Протоколе ‹ 2 от 6 мая 1963 года, а также Протоколы к ней ‹ 1 от 20 марта 1952 года, ‹ 4 от 16 сентября 1963 года, ‹ 7 от 22 ноября 1984 года[1], ‹ 9 от 6 ноября 1990 года, ‹ 10 от 25 марта 1992 года[2], ‹ 11 от 11 мая 1994 года, подписанные от имени Российской Федерации в Страсбурге 28 февраля 1996 года. Таким образом, Российская Федерации на сегодняшний день ратифицировала Конвенцию в ее ныне действующей редакции. Конвенция и Протоколы вступили в силу для Российской Федерации с5 мая 1998 года. Россия подписала, но не ратифицировала Протокол ‹ 6, касающийся отмены смертной казни в мирное время. Руководствуясь ст. 18 Венской конвенции о праве международных договоров, Россия, подписав Протокол ‹ 6, ввела мораторий на смертную казнь. Поэтому в настоящее время смертная казнь на территории Российской Федерации не применяется, хотя данное уголовное наказание присутствует в Уголовном кодексе Российской Федерации/"Российская Федерация в соответствии со статьей 64 Конвенции заявляет, что положения пунктов 3 и 4 статьи 5 не препятствуют применению нижеследующих положений законодательства Российской Федерации: санкционированного абзацем вторым пункта 6 раздела второго Конституции Российской Федерации 1993 года временного применения установленного частью 1 статьи 11, частью 1 статьи 89, статьями 90, 92, 96, 96.1, 96.2, 97, 101 и 122 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР от 27 октября 1960 года, с последующими изменениями и дополнениями порядка ареста, содержания под стражей и задержания лиц, подозреваемых в совершении преступления; основанных на пункте 2 статьи 26 Закона Российской Федерации "О статусе военнослужащих" от 22 января 1993 года, статей 51-53 и 62 Дисциплинарного устава Вооруженных Сил Российской Федерации, утвержденного Указом Президента Российской Федерации от 14 декабря 1993 года N 2140, устанавливающих арест с содержанием на гауптвахте в качестве меры дисциплинарного взыскания, налагаемой во внесудебном порядке на военнослужащих - солдат, матросов, сержантов, старшин, прапорщиков и мичманов. Срок действия этой оговорки ограничен периодом, который потребуется для внесения в законодательство Российской Федерации изменений, полностью устраняющих несоответствия указанных выше положений положениям Конвенции."

18. Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод как часть правовой системы Российской федерации. Значение Конвенции для судебной системы Российской Федерации.

Большая роль, которую играют высшие судебные органы в развитии практики использования европейских стандартов судами, заставляет пристальнее взглянуть на соответствующую практику Верховного Суда РФ.

Начиная с 1998 года. Верховный Суд Российской Федерации приобрел возможность использовать в своей деятельности нормы Конвенции. За прошедшие с тех пор 8 лет ВС не раз ссылался в своих актах и дополнительных документах на Конвенцию и судебную практику ЕСПЧ. В ходе анализа удалось обнаружить 30 таких документов, хотя на самом деле их может быть несколько больше. ВС РФ обращается к нормам Конвенции и практике Европейского суда и при разрешении конкретных дел, и в ходе контроля над нижестоящими судебными инстанциями, и в работе по обобщению и усовершенствованию практики судов общей юрисдикции. Однако масштабы применения норм Конвенции и практики Европейского суда в различных направлениях деятельности ВС РФ неодинаковы. До 2003 года ВС РФ ссылался на Конвенцию в основном при рассмотрении дел в качестве суда первой инстанции. В 2003 в решении по одному из таких дел содержались ссылки не только на постановление ЕСПЧ по жалобе против России (“По вопросу приемлемости жалобы № 67578/01 Владимира Михайловича Апполонова (Appolonov) против РФ”), но и на решения, не затрагивающие интересов России (дело “X. против Германии” от 6 марта 1980 г., дело “Рудзинска против Польши” от 7 сентября 1999 г., дело “Гайдук и другие против Украины” от 2 июля 2002 г.). С 2004 года при рассмотрении дел в качестве суда первой инстанции ВС РФ меньше обращается к Конвенции и практике Европейского суда.

До 2005 года ВС РФ ни разу не применял нормы Конвенции и практику Европейского суда при осуществлении надзорной функции. К настоящему моменту среди проанализированных материалов таких судебных актов всего два. Всего 13 документов по разрешению конкретных дел имеют отношение к оспариванию нормативных правовых актов исполнительных органов государственной власти. В числе нормативных правовых актов, которые ВС анализировал с точки зрения норм Конвенции, можно встретить акты различных органов исполнительной власти:

·         Правительства РФ (в частности, 5 документов – исходя из их содержания; ни в одном ВС не признал положения акта, противоречащими законодательству РФ и нормам Конвенции);

·         Министерства юстиции РФ (в частности, 4 документа – исходя из их содержания; ни в одном ВС не признал положения акта, противоречащими законодательству РФ и нормам Конвенции);

·         Министерства внутренних дел РФ (в частности, 1 документ, по содержанию которого ВС признал положения акта, противоречащими законодательству РФ и нормам Конвенции);

·         Министерства здравоохранения и Министерства труда и социального развития (в частности, 1 документ – исходя из его содержания; ВС не признал положения акта, противоречащими законодательству РФ и нормам Конвенции);

·         Судебного департамента при ВС РФ (в частности, 1 документ – исходя из его содержания; ВС не признал положения акта, противоречащими законодательству РФ и нормам Конвенции);

·         регионального органа законодательной власти (в частности, 1 документ – исходя из его содержания; ВС не признал положения акта, противоречащими законодательству РФ и нормам Конвенции).

В некоторых документах нормы Конвенции и европейские стандарты служат для придания убедительности и демонстрации полноты выводов ВС. При этом ссылки не всегда в полной мере позволяют оценить соответствие национального законодательства европейским стандартам. В одном из своих судебных актов ВС, исходя из внутренней убежденности в полноте российского законодательства по конкретному рассматриваемому вопросу, признавая принципы и нормы международного права и международные договоры РФ частью российской правовой системы, отказывается от применения норм Конвенции:

Одним из важнейших способов расширения применения Конвенции и практики Европейского Суда стало появление постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. № 5 “О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров РФ”. Нельзя сказать, что в постановлении дано подробное и исчерпывающее разъяснение того, в каких ситуациях и каким образом применима Конвенция и решения Европейского Суда. Но, по крайней мере, судьи получили разъяснения о том, что:

·         неправильное применение судом общепризнанных принципов, норм международного права и международных договоров, в частности Конвенции, может повлечь за собой отмену или изменение судебного акта;

·         выполнение решения Европейского Суда в отношении России является обязательным для всех органов государственной власти Российской Федерации, в том числе и для судов;

·         при разрешении дел судами надлежит учитывать правовые позиции, выработанные Европейским Судом, в частности, позиции по ст.ст. 3, 5 (п. 1), ст. 6 (п. 3), 13 Конвенции (к сожалению, ссылок на конкретные решения Европейского суда там нет);

·         в случае возникновения затруднений при толковании общепризнанных принципов и норм международного права, международных договоров РФ суды могут использовать акты и решения международных организаций, в том числе органов ООН и ее специализированных учреждений, а также обращаться в Правовой департамент Министерства иностранных дел РФ, в Министерство юстиции РФ (например, для уяснения вопросов, связанных с продолжительностью действия международного договора, составом государств, участвующих в договоре, международной практикой его применения). Появление этого постановления подтолкнуло судей общей юрисдикции к применению Конвенции и позиций Европейского Суда. Сам ВС опирается на данное постановление при рассмотрении гражданских и уголовных дел в кассационном и надзорном порядке. Такие ссылки есть примерно в половине решений, вынесенных после 10 октября 2003 г.Незначительный вклад в осмысление норм Конвенции и практики Европейского суда внесло постановление Пленума ВС РФ от 19 декабря 2003 г. № 23 “О судебном решении”. Там избрана достаточно общая формулировка о том, что суду следует учитывать “постановления Европейского Суда по правам человека, в которых дано толкование положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод, подлежащих применению в данном деле”. К сожалению, ВС при этом не обозначил смысла и значения учета практики Европейского суда.Постановление Пленума ВС РФ от 24 февраля 2005 г. № 3 “О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц” представляет собой показывает стремление ВС РФ побудить судей применять статьи Конвенции о праве свободно выражать мнение и практику Европейского суда, касающуюся данного права. Постановление разъясняет, что статья 10 Конвенции соотносится со свободой массовой информации, включая свободу придерживаться своего мнения, право получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ, и является действующей на территории РФ. Однако и здесь нет указаний на конкретные решения Европейского суда. Постановление акцентирует внимание судей на том, что согласно практике Европейского суда в делах о защите чести и достоинства и деловой репутации могут быть утверждения о фактах, соответствие которых можно проверить, а также могут быть оценочные суждения, мнения, убеждения. Что означает, что при возникновении трудностей в установлении различий между тем и другим судьи не могут не обратиться к практике Европейского суда, поскольку внутренне законодательство не содержит разъяснений по данному вопросу. В целом Верховный суд РФ хоть и применяет в своих актах европейские стандарты прав человека, но не стремится сколько-нибудь активно расширять применение этих стандартов  судами общей юрисдикции. В частности, ВС мог бы более активно анализировать внутреннее законодательство на предмет соответствия этим стандартам. ВС также практически не ведет количественного и качественного анализа судебных актов с этой точки зрения и в своих руководящих рекомендациях не уделяет достаточного внимания применению европейских стандартов. Все это препятствует реализации тех целей, на достижение которых была направлена ратификация Конвенции Россией и признание Россией юрисдикции Европейского суда.

19. Общий анализ жалоб, рассмотренных Европейским Судом по правам человека против Российской федерации (процедура принятия решений о приемлемости и постановлений по существу палатой или Большой палатой Суда).

Федеральной службой судебных приставов проведено обобщение и анализ материалов, поступивших из аппарата Уполномоченного Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека (далее - Европейский Суд). Анализ показал, что к настоящему времени Европейский Суд официально уведомил власти Российской Федерации о поступлении более чем 500 жалоб против России.

Число жалоб, поданных против Российской Федерации, постоянно растет. Если в 2003 г. власти Российской Федерации получили официальные уведомления Европейского Суда о 139 жалобах, а в 2004 г. - о 225 жалобах, то на 15 марта 2005 г. их число уже составляет 63 жалобы.

Только в 2004 г. и I квартале 2005 г. в ФССП России поступило 52 обращения Уполномоченного Российской Федерации при Европейском Суде с материалами по 86 жалобам, которые непосредственно касаются деятельности Федеральной службы судебных приставов.

Существенное увеличение числа жалоб связано, прежде всего, с вынесением Европейским Судом 7 мая 2002 г. Постановления по делу "Бурдов против Российской Федерации". При этом наибольшее число жалоб приходится на Центральный федеральный округ, Северо-Западный федеральный округ и Южный федеральный округ. Жалобы, находящиеся на рассмотрение в Европейском Суде по правам человека, условно можно разделить на три группы:

1) Неисполнение судебных решений по обязательствам Российской Федерации. К этой группе относятся жалобы на неисполнение судебных решений, выплаты по которым должны производиться за счет средств федерального бюджета. Федеральными законами о федеральном бюджете исполнение судебных актов по данной категории дел возложено на Минфин России либо на органы федерального казначейства и службой судебных приставов не производится. Учитывая это обстоятельство, повлиять в значительной мере на ситуацию, сложившуюся с исполнением судебных решений по данной категории дел, не представляется возможным.

Вместе с тем статьи 38 и 39 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, а также правило 62 Регламента Европейского Суда предусматривают возможность заключения с заявителями мировых соглашений, т.е. досудебного порядка урегулирования споров по жалобам на внутригосударственном уровне. В случае достижения такого соглашения жалоба исключается из списка дел, подлежащих рассмотрению.

Однако практика работы по этой категории жалоб выявила проблему, связанную с порядком выплаты заявителям компенсации в случае заключения с ними таких мировых соглашений, поскольку федеральные органы исполнительной власти, признавая обоснованными доводы жалобы, а также свою ответственность за нарушения прав заявителя по конкретной жалобе и выражая готовность выплатить ему соответствующую компенсацию, лишены возможности произвести такую выплату.

2) Неисполнение судебных решений по обязательствам субъектов Российской Федерации.

Эту группу составляют жалобы на неисполнение судебных решений о взыскании задолженности по детским пособиям и пенсиям, выплаты по которым должны производиться за счет местных бюджетов и бюджетов субъектов Российской Федерации. Принимаемые службой судебных приставов меры не всегда приносят желаемый результат. Проблема заключается в том, что в бюджетах отдельных субъектов Российской Федерации ввиду отсутствия достаточного финансирования расходы на выплату задолженности по пенсиям и пособиям, образовавшейся за предыдущие годы, не предусмотрены. С другой стороны, ограничения, установленные бюджетным и гражданским законодательством, на дают возможности в принудительном порядке обратить взыскание на бюджетные средства и другое имущество должников, закрепленное за созданными ими учреждениями на праве оперативного управления либо переданное предприятиям в хозяйственное ведение. Без помощи государства этот вопрос в обозримом будущем не может быть решен положительно.

Наибольшее количество рассматриваемых Европейским Судом жалоб на неисполнение судебных решений относится к первой и второй группам и составляет 86% от общего числа жалоб.

3) Неисполнение судебных решений по обязательствам частных лиц.

К этой группе следует отнести жалобы граждан на неисполнение судебных решений по спорам имущественного характера, когда в качестве должников выступают другие граждане либо частные организации. В соответствии с действующим законодательством вред, причиненный личности или имуществу гражданина, подлежит возмещению лицом, причинившим вред, за исключением случаев, когда законом обязанность возмещения вреда может быть возложена на лицо, не являющееся причинителем вреда. Законодательство не возлагает такую обязанность на Российскую Федерацию, поэтому такие дела могут иметь положительный исход для заявителя только в том случае, если в судебном порядке будет установлено, что неисполнение решения суда явилось результатом незаконного бездействия службы судебных приставов.

Таким образом, сумма компенсации за нарушенные права заявителя более чем в три раза превышает задолженность по судебному решению, вынесенному в пользу заявителя, что является недопустимым.

20. Европейская социальная хартия (пересмотренная) и Федеральный закон о ее ратификациях. Основные положения. Федеральный закон принят Государственной Думой 20 мая 2009 года и одобрен Советом Федерации 27 мая 2009 года

Европейская социальная хартия защищает социальные и экономические права граждан и устанавливает контрольный механизм, призванный гарантировать их соблюдение государствами-участниками. Открытая для подписания в 1961 году и вступившая в силу в 1965 году Европейская социальная хартия была пересмотрена в целях её обновления и включения в неё новых категорий прав с учётом произошедших в европейских странах социальных изменений. В новой Хартии (которая постепенно заменит первоначальную), открытой для подписания 3 мая 1996г. и вступившей в силу 1 июля 1999г., сведены в один документ права, провозглашённые в Европейской социальной хартии 1961 года, протоколах и дополнениях к ней, а также зафиксирован ряд новых положений. В результате расширен объём гарантируемых социальных прав. На основании подпункта «б» пункта 1 статьи 15 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации» Европейская социальная хартия (пересмотренная) от 3 мая 1996г. (далее – Хартия) подлежит ратификации, поскольку её предметом являются основные права и свободы человека. При этом ратификация Хартии является выполнением одного из обязательств Российской Федерации, взятых при вступлении в Совет Европы в феврале 1996г., и подтверждением приверженности принципам и нормам европейского правового порядка в социальной сфере. Европейской социальной хартией 1961 года и Хартией предусмотрен собственный контрольный механизм, в соответствии с которым все государства – члены Хартии регулярно представляют доклады о выполнении обязательств, взятых ими при её подписании и ратификации, а также о динамике «освоения» этими государствами иных положений Хартии, помимо тех, которые были взяты ими при присоединении к Хартии (статья 21 Европейской социальной хартии 1961 года и статья С части IV Хартии). Присоединение государства – члена Совета Европы к Хартии не создаёт для граждан этого государства оснований для индивидуальных и коллективных жалоб (исков) в Европейский Суд по правам человека в связи с возможными нарушениями положений Хартии. Сравнительный анализ соответствия законодательства Российской Федерации положениям Хартии показывает, что существующие в России институциональные и правовые основы социальных и экономических гарантий прав граждан в основном соответствуют положениям Хартии. Вместе с тем уровень реально предоставляемых гарантий для отдельных групп населения определяется экономическими возможностями государства. Повышение этого уровня до стандартов, установленных Хартией, связано с дальнейшим экономическим развитием страны. Реализация принимаемых в стране мер по дальнейшему развитию социально-трудовой сферы позволяет приблизиться к стандартам, провозглашённым в Хартии, что даёт возможность выполнения обязательств, принимаемых при её ратификации. Учитывая существующие различия между социальными и экономическими структурами европейских государств, Хартия не предусматривает, что государство, её ратифицирующее, должно обязательно и немедленно принять все статьи, содержащиеся в ней. Существует гибкая система, позволяющая государствам отбирать статьи, приемлемые для них, но обязывающая при этом согласиться с «основными статьями» по обязательствам, которые считаются основополагающими. Таким образом, государствам предоставляется возможность в дальнейшем расширять круг своих обязательств. Предлагается принять обязательства от имени Российской Федерации в отношении 19 статей из 31 статьи Хартии, в том числе 6 статей (1, 5, 6, 7, 16 и 20) из 9 обязательных (это статьи о праве на труд, праве на объединение, праве на коллективные переговоры, праве детей и молодежи на защиту, праве семьи на социальную, правовую и экономическую защиту, праве на равные возможности и равное обращение в сфере занятости и профессиональной деятельности без дискриминации по признаку пола). В настоящее время из трёх оставшихся обязательных статей – 12, 13 и 19 – не предлагается к ратификации статья 13, а статья 12 «Право на социальное обеспечение» и статья 19 «Право работников-мигрантов и их семей на защиту и помощь» ратифицируются не в полном объёме (в статье 12 ратифицируется положение о создании и поддержке системы социального обеспечения, а в статье 19 – положение об обеспечении работникам-мигрантам не менее благоприятного, чем собственным гражданам, режима в отношении налогов и сборов, а также положение о разрешении работникам-мигрантам в установленных законом пределах переводить на их родину определённую часть заработной платы и иных доходов в соответствии с их желанием). Ратификация этих статей в полном объёме повлечёт за собой дополнительные финансово-экономические обязательства и необходимость проведения значительной работы по приведению законодательства Российской Федерации в соответствие с нормами международного права. Положения Хартии, обязательства по которым предлагается принять от имени Российской Федерации, не содержат правил иных, чем предусмотренные законодательством Российской Федерации. Принятие этих положений возможно без внесения изменений в действующее законодательство, а их реализация не повлечёт за собой дополнительных расходов из федерального бюджета. Ратификация Хартии обеспечит гражданам дополнительные гарантии защиты социальных и экономических прав, а также послужит ориентиром для дальнейшего проведения реформ в социальной сфере. Хартия подписана от имени Российской Федерации в г. Страсбурге 14 сентября 2000г.

21. Краткий анализ европейских конвенций, принятых в рамках Совета Европы. Конвенция о выдаче европейского патента (ЕПВ)Задачи конвенции Усиление процессов экономической интеграции в странах Западной Европы потребовало создания патентно-правового регулирования, которое содействовало развитию этих процессов, устранив препятствия в деле получения охраны изобретений за границей. С этой целью планировалось создать европейскую патентную систему, основанную на единой процедуре выдачи патента с действием его на территории любого договаривающегося государства. Длинная процедура должна была обеспечить применение к заявочным материалам и изобретению общих требований, которые бы действовали в каждом договаривающемся государстве, с тем, чтобы выданный патент не противоречил нормам национального права.

Идея создания европейской патентной системы была реализована лишь в 70-х годах, когда 5 октября 1973 г. в Мюнхене была заключена Конвенция о выдаче патента (Европейская патентная конвенция), а 15 декабря 1975 г. в Люксембурге - Конвенция о европейском патенте для Общего рынка (Конвенция о патенте ЕЭС). Конвенция о патенте ЕЭС еще не действует. Европейская патентная конвенция вступила в силу 7 октября 1977 г. К ней присоединились Великобритания, Франция, Бельгия, Дания, Италия, Испания, Люксембург, Лихтенштейн, ФРГ, Австрия, Швейцария, Нидерланды, Швеция и Греция. Понятие патентоспособного изобретения сформулировано следующим образом: европейским патентом охраняются изобретения, обладающие новизной, промышленной применимостью и являющиеся результатом изобретательской деятельности.

КОНВЕНЦИЯо признании квалификаций, относящихся к высшему образованию в европейском регионе (ETS 165)(Лиссабон, 11 апреля 1997 года) Стороны настоящей Конвенции, сознавая тот факт, что право на образование является одним из прав человека и что высшее образование, которое служит ключевым фактором расширения и развития знаний, представляет собой исключительно ценное культурное и научное достояние как для каждого человека, так и для общества, принимая во внимание, что высшее образование играет жизненно важную роль в укреплении мира, взаимопонимания и терпимости и в создании взаимного доверия между народами и странами, принимая во внимание, что большое разнообразие систем образования в европейском регионе является отражением его культурного, социального, политического, философского, религиозного и экономического многообразия, являющегося исключительным достоянием, которое требует всемерного уважения, желая предоставить всем людям данного региона возможность в полной мере пользоваться этим источником многообразия путем облегчения доступа жителей каждого государства и учащихся учебных заведений каждой Стороны, к образовательным ресурсам других государств и, более конкретно, посредством содействия их усилиям по продолжению своего образования или завершению периода обучения в высших учебных заведениях в этих других Сторонах, считая, что признание учебных курсов, свидетельств, дипломов и степеней, полученных в какой-либо другой стране европейского региона, представляет собой важную меру, направленную на содействие расширению академической мобильности между Сторонами, придавая большое значение принципу автономии учебных заведений и сознавая необходимость утверждения и защиты этого принципа, будучи убеждены в том, что справедливое признание квалификаций является ключевым элементом права на образование, равно как и обязанностью общества.

Европейская конвенция о гражданстве Страсбург 6 ноября 1997 г.

Настоящая Конвенция устанавливает принципы и правила, касающиеся гражданства физических лиц, и правила, регулирующие воинскую обязанность в случаях множественного гражданства, которым должно соответствовать внутреннее законодательство государств-участников.

1972 год. Подписана Конвенция о запрещении биологического и токсинного оружия (вступила в силу в 1975 г.). Политические обязательства государств-участников действовать в целях достижения эффективного прогресса на пути всеобщего и полного разоружения, включая запреты на ликвидацию всех видов оружия массового поражения при том понимании, что данная Конвенция является первым шагом на пути запрещения не только биологического, но и химического оружия.

Конвенция от 16 января 1992 г. "Европейская конвенция по охране археологического наследия". Целью Совета Европы является достижение большего единства между его членами в интересах, в частности, защиты и осуществления идеалов и принципов, являющихся их общим наследием

ЕВРОПЕЙСКАЯ КОНВЕНЦИЯ О ВЗАИМНОЙ ПРАВОВОЙ ПОМОЩИ ПО УГОЛОВНЫМ ДЕЛАМ (Страсбург, 20 апреля 1959 г.) Договаривающиеся стороны обязуются оказывать друг другу, в соответствии с положениями настоящей Конвенции, самую широкую правовую помощь на взаимной основе в вопросах уголовного преследования за преступления, наказание за которые на момент просьбы о помощи подпадает под юрисдикцию судебных органов запрашивающей Стороны.

Европейская Конвенция по киберпреступлениям (преступлениям в киберпространстве) Будапешт, 23 ноября 2001 года

Убежденные в необходимости осуществлять общую политику в вопросах уголовного права, с целью которой является защита общества от киберпреступлений, в том числе, путем принятия соответствующих законодательных актов, а также путем расширения международного сотрудничества. Ощущая глубокие изменения, вызванные распространением цифровых технологий, конвергенцией и продолжающейся глобализацией компьютерных сетей;

Обеспокоенные опасностью того, что компьютерные сети и электронная информация могут также использоваться для совершения преступлений.

22. Основные правовые позиции, сложившиеся в ходе применения Европейским судом по правам человека конвенционного положения, гарантируемого права на жизнь. Запрещение смертной казни. (статья 2 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод).

Статья 2 Право на жизнь

1. Право каждого лица на жизнь охраняется законом. Никто не может быть умышленно лишен жизни иначе как во исполнение смертного приговора, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении которого законом предусмотрено такое наказание.

2. Лишение жизни не рассматривается как нарушение настоящей статьи, когда оно является результатом абсолютно необходимого применения силы:

a) для защиты любого лица от противоправного насилия;

b) для осуществления законного задержания или предотвращения побега лица, заключенного под стражу на законных основаниях;

c) для подавления, в соответствии с законом, бунта или мятежа.

Право на жизнь является основным в любой системе защиты прав человека. Статья 2 – одна из самых фундаментальных статей Конвенции. Наряду со Статьей 3 (запрет пыток или бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания) она закрепляет одну из основных ценностей демократических обществ, входящих в состав Совета Европы

Большинство рассмотренных Судом дел по Статье 2 затрагивали случаи убийства, совершенные сотрудниками полиции или вооруженных сил, и этот вопрос тесно связан с теми допустимыми исключениями, которые перечислены в статье 2 и рассматриваются как правомерное лишение жизни.

Как показывает практика Европейского суда по правам человека, Статья 2, гарантирующая право на жизнь, не охватывает собой следующий ряд вопросов:

-эвтаназия: право на жизнь не означает права на смерть (дело Pretty v. UK от 29 апреля 2002 г.) Заявительница умирала от тяжелой болезни, которая была причиной паралича всего тела от шеи и ниже. Люди, страдающие этим заболеванием, которое не лечится, обычно умирают от удушья, когда их легкие перестают функционировать. Заявительница хотела, чтобы ее муж мог помочь ей совершить самоубийство в любое время по ее желанию. Но ее муж не мог ассистировать ей без риска быть привлеченным к уголовной ответственности.    Суд, рассматривая жалобу, указал, что статья 2 не имеет ничего общего с качеством жизни или с тем, что лицо собирается сделать со своей жизнью, в связи с чем указал, что статья 2 не гарантирует право на смерть.

-аборты и защита не родившегося ребенка (дело Vo v. France от 8 июля 2004 г.)

-уровень медицинского обслуживания в государстве

Суд изучил вопрос медицинского обслуживания в контексте жалоб, поданных лицами, страдающими серьезными заболеваниями, пытающимися избежать высылки из государства-участника Конвенции в другое государство, где он/она вряд ли получит соответствующее медицинское обслуживание. Тем не менее Суд склонен рассматривать такие дела в соответствии со Статьей 3, нежели Статьей 2.

-уровень социальных гарантий, льгот и пособий, обеспечивающих качество жизни

Вывод: важно понимать, что статья 2 Конвенции возлагает на государство ответственность не за любой случай смерти, а только ответственность за нарушение его обязательств, предусмотренных статьей 2:

-в государстве отсутствует система привлечения к уголовной ответственности за лишение жизни (не выполнено позитивное обязательство)

-если имело место необоснованное применение силы со стороны представителей властных органов; (нарушение негативного обязательства)

- не проводится эффективное расследование случаев смерти (нарушение процедурного обязательства)

Право на жизнь и допустимые исключения. Негативные обязательства государства требуют от него не лишать жизни, пока не возникнет ситуация, когда применение силы является «абсолютно необходимым»

Лишение жизни будет считаться правомерным, если будет соответствовать случаям, указанным в статье 2 Конвенции. Допустимых исключений всего 4.

Первое исключение, зафиксированное в первом параграфе, допускает сохранение смертной казни в государствах-членах Совета Европы. Это исключение имеет больше историческую значимость, так как почти все члены Совета Европы ратифицировали Протокол 6 к Конвенции, отменяющий смертный приговор в мирное время. К 2 августа 2002 лишь три государства (Турция, Армения и Россия) не ратифицировали этот Протокол, поэтому в мирное время смертная казнь возможен лишь в этих  государствах. Что касается остальных, то Статья 1 Протокола 6 говорит о том, что смертный приговор более не является допустимым исключением относительно права на жизнь в мирное время. Законы, настоящие или будущие, в любой стране на основании Протокола 6 могут разрешать смертный приговор «в отношении действий, совершенных во время войны или надвигающейся угрозы войны» (Статья 2 Протокола 6).

В случаях, когда смертный приговор допустим, человек может быть приговорен к смерти только за совершение преступления, в отношении которого законом предусмотрено такое наказание.

Новый, Протокол 13 к Конвенции, полностью отменяющий смертную казнь, был открыт для подписания и ратификации 3 мая 2002. К 2 августа 2002 государствами, его ратифицировавшими, были Ирландия, Мальта и Швейцария. Как только Протокол вступит в силу для ратифицировавших его государств, эти государства не смогут ссылаться на исключения относительно смертного приговора, предусмотренных Статьей 2.

3 других исключения полностью приведены в Статье 2(2):

(a) для защиты любого лица от незаконного насилия;

(b) для осуществления законного ареста или предотвращения побега лица, задержанного на законных основаниях;

(c) в случае действий, предусмотренных законом, для подавления бунта или мятежа.

Статья 2(2)(a) предусматривает и самооборону, и защиту  другого лица. Статья 2(2)(b) использует термины «законный арест» и «задержанный на законных основаниях». Эти положения должны интерпретироваться в соответствии  со Статьей 5 Конвенции, которая предусматривает свободу и безопасность личности. Лишение жизни может быть оправдано только в том случае, если оно осуществлено в целях законного задержания (или предотвращения побега задержанного на законных основаниях). Но даже в этом случае средства осуществления задержания/предотвращения побега должны быть "абсолютно необходимы и пропорциональны" (см. ниже). Суд пришел к выводу, что исключения, приведенные в Статье 2(2), могут толковаться как преднамеренное лишение жизни, но не составляют его в действительности. Статья 2(2) предварительно не определяет обстоятельства, при который допустимо умышленное убийство человека, но описывает ситуации, в которых допустимо использование силы, которая может привести к лишению жизни как непреднамеренному результату. Большинство случаев, рассмотренных Судом, в которых заявлялось о нарушении Статьи 2, подразумевало использование силы в борьбе с терроризмом.

23. Основные правовые позиции, сложившиеся в ходе применения Европейским судом по правам человека конвенционного положения, запрещающие пытки (статья 3 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод).

Статья 3 Запрещение пыток

Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию.

Даже в наиболее сложных обстоятельствах, таких, как борьба против организованного терроризма или преступности, Конвенция совершенно четко запрещает пытки, бесчеловечное или унижающее достоинство обращение или наказание. В отличие от большинства норм Конвенции и Дополнительных протоколов к ней статья 3 не допускает каких-либо исключений¹ . Согласно пункту 2 статьи 15 Европейской конвенции 1950 г. отступление от положений статьи 3 невозможно даже в период войны или иных чрезвычайных обстоятельств, угрожающих жизни нации. Не допускается также отступление со стороны государственных органов от статьи 3, даже если это предусмотрено законом. Конвенция запрещает "пытки и бесчеловечное или унижающее достоинство обращение или наказание независимо от поведения потерпевшего".

Вместе с тем понятия, используемые в статье 3, сформулированы неопределенно: они отличаются широкой трактовкой, включая не только очень жестокие формы унижения человеческого достоинства, но и множество других менее тяжелых форм обращения.

Следует отметить, что Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод не единственный международно-правовой документ по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения. Такой же запрет содержится в статье 7 Международного пакта ООН о гражданских и политических правах 1966 г., в Конвенции ООН против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания 1984 г. Кроме того, Советом Европы в 1987 г. в превентивных целях в дополнение к статье 3 Европейской конвенции 1950 г. была принята Европейская конвенция по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания.

Статья 3 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод различает три вида запрещенного жестокого обращения: пытка, бесчеловечное или унижающее достоинство обращение или наказание.

Европейский суд по правам человека впервые подробно рассматривал статью 3 Конвенции в деле Ирландия против Соединенного Королевства.

В данном деле Суд прежде всего подчеркнул, что должен быть достигнут определенный минимум тяжести страданий, чтобы обращение можно было рассматривать в контексте статьи 3 Конвенции. Оценка этого минимума относительна и зависит от всех обстоятельств дела, в первую очередь, от продолжительности и от тяжести физических и психических последствий, а в определенных случаях — от пола, возраста или состояния здоровья. В деле Ирландия против Соединенного Королевства так называемые пять техник, примененные британскими правоохранительными органами во время допроса, Суд квалифицировал как бесчеловечное обращение, так как они причинили значительные физические и психические страдания, однако не достигли той интенсивности и жестокости, которую предполагает понятие "пытка". (Заключенные должны были стоять долгое время у стены с завязанными глазами при громком шуме. Им было запрещено спать. Питание было ограничено до минимума.)

В отличие от Суда Европейская комиссия по правам человека посчитала данные методы пыткой, так как их применение повлияло на независимость допрашиваемых. Комиссия оценивает свободу волеизъявления последних выше, чем Суд. Систематическое применение жестокого обращения можно рассматривать как пытку, даже если оно не причиняет серьезных последствий, являющихся типичными при обычной пытке. Современные методы допроса могут не вызывать тяжелых физических последствий.

В деле Аксой против Турции Суд почти единогласно признал нарушение статьи 3 (8:1 голосов) и квалифицировал жестокое обращение как пытка. Заявитель г-н Аксой, гражданин Турции, арестованный по подозрению в террористической деятельности, жаловался на жестокое обращение в различной форме при допросе, в том числе на применение к нему так называемого "палестинского подвешивания". Он представил медицинское свидетельство, в котором говорилось, что на момент поступления в больницу он страдал от двустороннего повреждения плечевого сплетения, что характерно для "палестинского подвешивания".

В первое время конвенционные органы усиленно занимались индивидуальными жалобами по статье 3. Бесчеловечное обращение в отношении задержанных лиц было признано, например, в таком деле, как дело Томази против Франции от 27 августа 1992 г. Комиссия и Суд признали нарушение статьи 3 в отношении заключенного на Корсике, который был освобожден со следами жестокого обращения. Суд сделал акцент на интенсивности страданий, множественности телесных повреждений и подчеркнул, что статья 3 защищает физическую неприкосновенность лица. В деле Хуртадо против Швейцарии от 28 января 1994 г. нарушение статьи 3 было признано в отношении жестокого обращения при аресте подозреваемого, который долгое время находился в плохих санитарных условиях и без медицинской помощи, хотя она ему была необходима.

В деле Тайрер против Соединенного Королевства присужденное в судебном порядке и исполняемое полицейскими служащими наказание палкой Комиссия и Суд одинаково квалифицировали как унижающее достоинство наказание. Суд подчеркнул, что Конвенция — это живой инструмент, который должен толковаться в свете условий сегодняшнего дня. Наказание палкой должно рассматриваться как посягательство на достоинство личности и физическую неприкосновенность, нарушающее статью 3 Конвенции.

24. Основные правовые позиции, сложившиеся в ходе применения Европейским судом по правам человека конвенционного положения, запрещающего рабство и принудительный труд (статья 4 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод).

Статья 4 Запрещение рабства и принудительного труда

1. Никто не должен содержаться в рабстве или подневольном состоянии.

2. Никто не должен привлекаться к принудительному или обязательному труду.

3. Для целей настоящей статьи термин "принудительный или обязательный труд" не включает в себя:

a) всякую работу, которую обычно должно выполнять лицо, находящееся в заключении согласно положениям статьи 5 настоящей Конвенции или условно освобожденное от такого заключения;

b) всякую службу военного характера, а в тех странах, в которых правомерным признается отказ от военной службы на основании убеждений, службу, назначенную вместо обязательной военной службы;

c) всякую службу, обязательную в случае чрезвычайного положения или бедствия, угрожающего жизни или благополучию населения;

d) всякую работу или службу, являющуюся частью обычных гражданских обязанностей.

В соответствии с пунктом 1 статьи 4 Конвенции лицо не должно содержаться в рабстве или подневольном состоянии. Этот запрет носит абсолютный характер, отступление от него не допускается даже в чрезвычайных ситуациях (пункт 2 статьи 15 Конвенции). Как отмечается в комментариях, понятия "рабство" и "подневольное состояние" характеризуют статус определенного лица, однако содержательно они различаются. Рабство означает частную собственность на человека, в то время как подневольное состояние предполагает более ограниченную форму зависимости, при которой лицо обязано выполнять определенную работу или оказывать услуги, не имея возможности определять или изменять условия своей деятельности. В трактовке Европейской Комиссии по правам человека понятие "подневольное состояние" наряду с обязательством предоставлять определенные услуги включает в себя также обязательство жить во владении другого лица и невозможность изменить свое положение. В 1968 году Европейская Комиссия по правам человека рассматривала жалобы, поданные против Соединенного Королевства четырьмя молодыми людьми, которые поступили на службу в военно-морские силы или в армию в возрасте 15-16 лет, заключив 9-летний контракт, срок действия которого начинался с момента достижения ими совершеннолетия. В силу различных причин заявители хотели уволиться со службы и неоднократно обращались с соответствующими ходатайствами, однако вышестоящие инстанции, включая Министерство обороны, отказывали им в досрочном увольнении.

Заявители рассматривали это как нарушение предписаний пункта 1 статьи 4, запрещающего содержание лица в подневольном состоянии. Как отметила Комиссия, данные лица не отрицали, что обязанность солдата, проходящего службу по достижении совершеннолетия, соблюдать срок службы и установленные ограничения его личных прав и свобод не может квалифицироваться как "рабство" или "подневольное состояние". Комиссия в свою очередь согласилась с заявителями в том, что прием на военную службу до достижения 18 лет является исключением, хотя дата совершеннолетия и минимальный возраст для приема на военную службу существенно варьируются в различных государствах. Вместе с тем, по мнению Комиссии, тот факт, что заявители поступили на службу в столь молодом возрасте, сам по себе не может придать нормальным условиям прохождения военной службы характер "подневольного состояния".В соответствии с пунктом 2 статьи 4 Конвенции лицо не должно также привлекаться к принудительному или обязательному труду. По мнению Комиссии, существуют два ключевых элемента, свидетельствующих о принудительном или обязательном характере труда: лицо выполняет работу или несет службу против своей воли; требование выполнения работы или несения службы несправедливо или жестоко либо эта работа или служба влечет такие тяготы, которых можно было бы избежать. В соответствии с пунктом 3(b) статьи 4 Конвенции служба военного характера или служба, назначенная вместо обязательной военной службы, в тех странах, в которых отказ от военной службы на основании убеждений признается правомерным, не рассматривается как "принудительный или обязательный труд". Формулировка этого пункта свидетельствует о том, что вопрос о введении альтернативной службы относится к сфере усмотрения государств-участников Конвенции. Европейская Комиссия неоднократно заявляла со ссылкой на пункт 3(b) статьи 4 Конвенции, что право на отказ от службы в армии не гарантируется статьей 9 (свобода мысли, совести и религии) либо иными положениями Конвенции или Протоколов к ней, однако отношения, связанные с отказом от военной службы, находятся в сфере действия этой статьи. В Европейской конвенции о правовом положении трудящихся-мигрантов от 24 ноября 1977 года (СЕД № 93)регламентируются вопросы, связанные со спецификой приема и повторного устройства на работу данной категории трудящихся.

Парламентская Ассамблея рассматривала вопросы, связанные с запретом принудительного труда, в Рекомендации 1336 (1997) "О борьбе против использования детского труда как о приоритетном направлении". Ассамблея обратила внимание на необходимость как можно скорее положить конец таким недопустимым формам детского труда, как рабство и сходная с ним практика, принудительный или обязательный труд, включая долговую неволю и крепостничество, использование детей в проституции, порнографии, торговле наркотиками, а также на любой работе, которая может представлять опасность для их здоровья, безопасности или нравственности. Она рекомендовала разработать специальные средства защиты для девочек, полностью запретить использование труда маленьких детей. Начало трудовой деятельности должно совпадать с полным физическим и интеллектуальным созреванием молодых людей.Минимальный возраст для приема на работу не должен быть ниже, чем ниже 15 лет.

25. Основные правовые позиции, сложившиеся в ходе применения Европейским судом по правам человека конвенционного положения, предусматривающего ограничения свободы человека в соответствии с законом (пункт 1 статья 5 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод) на примере постановлений, принятых против России.

Статья 5 Право на свободу и личную неприкосновенность

1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом:

a) законное содержание под стражей лица, осужденного компетентным судом;

b) законное задержание или заключение под стражу (арест) лица за неисполнение вынесенного в соответствии с законом решения суда или с целью обеспечения исполнения любого обязательства, предписанного законом;

c) законное задержание или заключение под стражу лица, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения;

d) заключение под стражу несовершеннолетнего лица на основании законного постановления для воспитательного надзора или его законное заключение под стражу, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом;

e) законное заключение под стражу лиц с целью предотвращения распространения инфекционных заболеваний, а также законное заключение под стражу душевнобольных, алкоголиков, наркоманов или бродяг;

f) законное задержание или заключение под стражу лица с целью предотвращения его незаконного въезда в страну или лица, против которого предпринимаются меры по его высылке или выдаче.

Заявительница, гражданка Белоруссии, была задержана 20 февраля 2007 г. по прибытии в аэропорт Домодедово (Россия) с целью ее экстрадиции в Белоруссию, поскольку она была включена в перечень лиц, скрывающихся от правосудия. Милиция не оформила ее задержание. Она была помещена в камеру предварительного заключения отдела внутренних дел на транспорте и после получения факсимильного сообщения от белорусских властей содержалась там в ожидании запроса об экстрадиции. Заявительница неоднократно жаловалась в суды страны на содержание под стражей без судебного решения с превышением максимального срока, составляющего 48 часов согласно Конституции Российской Федерации и Уголовно-процессуальному кодексу. Однако в принятии жалоб было отказано, поскольку она не являлась участником уголовного дела в России, и в любом случае согласно применимому договору (Минской конвенции) факсимильное сообщение белорусских властей давало законное основание для ее задержания до получения формального запроса об экстрадиции. Заявительница также жаловалась российским властям на условия содержания. Она утверждала, в частности, что содержалась в камере площадью около четырех квадратных метров без туалета, постели, стола, стула и окон. Дверь камеры заменяла металлическая решетка, вследствие чего она постоянно находилась под обзором. Время от времени в камеру помещали других женщин-нарушительниц. Она также утверждала, что ее не выпускали из камеры для упражнений, и что еду ей приносили сестра и знакомый. Государство-ответчик признало описание условий содержания заявительницы в основном правильным. Однако оно утверждало, что милиция предоставила ей матрас, взятый в гостинице, и пищу из столовой аэропорта. 23 марта 2007 г. Генеральная прокуратура обратилась за решением о взятии под стражу после получения запроса об экстрадиции из Белоруссии. Ее заявление было удовлетворено через три дня, и заявительница была переведена в следственный изолятор. Запрос об экстрадиции заявительницы в Белоруссию был позднее удовлетворен.

Вопросы права. По поводу соблюдения требований подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции. Европейский Суд прежде всего отмечает, что отсутствие официального документа с информацией о дате, времени и месте задержания заявительницы, а также имени задержавшего ее должностного лица должно рассматриваться как наиболее серьезное упущение, не совместимое с целью статьи 5 Конвенции. Кроме того, содержание заявительницы под стражей, узаконенное через 34 дня после ее задержания, противоречило также Конституции Российской Федерации и Уголовно-процессуальному кодексу, согласно которым максимальный срок задержания в отсутствие судебного решения не может превышать 48 часов. Минская конвенция, устанавливавшая, что временное содержание под стражей должно соответствовать национальной процедуре, также не давала для этого оснований. Российские власти ошибочно истолковали соответствующее положение Минской конвенции, которое не являлось основанием для содержания под стражей в течение первоначального 40-дневного срока, но устанавливало, что лицо, содержащееся под стражей в течение более чем 40 дней, должно быть освобождено, если в отношении него не поступил запрос об экстрадиции.

Постановление По делу допущено нарушение требований статьи 5 Конвенции (принято единогласно). По поводу соблюдения требований статьи 3 Конвенции. Европейский Суд ранее устанавливал нарушение статьи 3 Конвенции по делам, в которых заявители содержались в камерах, рассчитанных на краткосрочное содержание. Кроме того, Комитет Совета Европы по предотвращению пыток (CPT), представители которого осмотрели камеры временного содержания в ряде московских отделов внутренних дел, указал, в частности, что эти темные, грязные, плохо вентилируемые и не имеющие обстановки помещения не могут использоваться для содержания под стражей в течение более чем трех часов.

В связи с отсутствием судебного решения о заключении под стражу заявительница не могла быть помещена в следственный изолятор и содержалась в течение 34 дней в камере, предназначенной для лиц, подвергнутых административному задержанию в течение не более чем трех часов. Она не только была мала, намного уступая предписанной CPT площади в семь квадратных метров, но и не имела удобств, необходимых для длительного содержания под стражей. Периодически в эту крошечную камеру помещали других правонарушительниц. Тот факт, что заявительница содержалась в таких стесненных условиях, при отсутствии солнечного света, воздуха и возможности уединения, а также физических упражнений или отдыха в течение 24 часов в сутки на протяжении более чем месяца, должен был причинить ей значительные страдания. Кроме того, невозможность установить, была ли заявительница обеспечена питанием или постельными принадлежностями, объяснялась ее содержанием под стражей в отсутствие какой-либо правовой основы. Даже если милиционеры приносили ей еду, их добрая воля не заменяла очевидное отсутствие нормативной базы, регулирующей данную ситуацию. Европейский Суд заключает, что условия содержания, которые заявительница была вынуждена претерпевать в течение 34 дней, причинили ей интенсивные страдания, страх и чувство неполноценности, способные унизить и оскорбить ее, причем эти чувства обострялись лишением свободы в отсутствие законных оснований. Постановление По делу допущено нарушение требований статьи 3 Конвенции (принято единогласно).

Европейский Суд также установил, что по делу допущено нарушение требований пункта 4 статьи 5 Конвенции (см. также Постановление Европейского Суда от 11 октября 2007 г. по делу "Насруллоев против России" [Nasrulloyev v. Russia], жалоба N 656/06 ("Информационный бюллетень по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека" [Information Note on the Case-law of European Court of Human Rights] N 101* (*См., соответственно, "Бюллетень Европейского Суда по правам человека" N 4/2008.)). Компенсация

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил выплатить заявительнице 10 000 евро в счет компенсации причиненного морального вреда.

26. Основания для продления содержания гражданина под стражей согласно правовой позиции, выработанной Европейским Судом (пункт 1 статья 5 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод) на примере постановлений, принятых против России.

 Европейский суд по правам человека напомнил, что при продлении срока содержания обвиняемого под стражей пункт 3 статьи 5 Конвенции обязывает "должностное лицо" лично допросить обвиняемого, изучить все обстоятельства, свидетельствующие в пользу и против содержания под стражей, и изложить в постановлении о заключении под стражу факты, на которых основано это решение. Несоблюдение этих требований, по мнению суда, нарушило права заявителя (п. 81 Постановления Европейского Суда по правам человека от 1 июня 2006 года «Мамедова против Российской Федерации). Такая же констатация изложена и в Постановлении от 8 февраля 2005 года по делу «Панченко против Российской Федерации» (п. 99).       Как следует из Постановления Европейского суда от 24 июля 2003 года по делу «Смирновы против Российской Федерации» именно национальные судебные власти должны обеспечить…, чтобы предварительное заключение обвиняемого не превышало разумный период времени. В этих целях они должны изучить все факты "за" и "против" наличия общего требования общественных интересов, оправдывающих с учетом презумпции невиновности отход от уважения свободы каждого, и указать их в своих решениях по ходатайствам об освобождении из-под стражи. Именно на основании причин, приведенных в этих решениях, и достоверных фактов, указанных заявителем в своих ходатайствах, Европейский суд призван выносить решения о наличии или отсутствии нарушения п. 3 ст. 5 Конвенции. Доводы "за" и "против" освобождения из-под стражи не должны быть "общими и абстрактными"(п.п.62, 63)       В соответствии с указанными нормами в суд было заявлено ходатайство о предоставлении доказательств, которые имеются в распоряжении следователей, и которые не приложены к материалам, обосновывающим продление срока содержания под стражей. Эти сведения указывают на то, что обвиняемый ни от кого не скрывался, по требованиям следователей на допросы являлся, воздействия на свидетелей не оказывал.       В удовлетворении заявления отказано. Не представлены также его положительная характеристика из ОАО «Вт», ходатайство общественной организации о готовности внесения залога.       Вместе с тем, Президиум Верховного Суда РФ в постановлении от 27 сентября 2006 года «О рассмотрении результатов обобщения судебной практики об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу подозреваемых или обвиняемых в совершении преступлений» в п. 2 постановил повысить уровень требовательности к представляемым с ходатайствами материалам, касающимся сведений о личности подозреваемых, обвиняемых лиц, в отношении которых заявлено ходатайство о заключении под стражу.       Однако у суда отсутствовали все необходимые данные, которые позволили бы вынести объективное, справедливое, законное и обоснованное решение, изучены только обстоятельства в пользу содержания под стражей. Продлевая срок содержания под стражей, суд ограничился общими доводами, не изучив документы, которые могли повлиять на его решение. Этим самым нарушены как требования российского законодательства, так и общепризнанные принципы и нормы международного права.

Фактически единственным основанием содержания под стражей является тяжесть предъявленного обвинения.       Вместе с тем одного этого обстоятельства недостаточно. Другие личные факты, такие как исключительно положительные характеристики, рождение ребенка, социальный статус, семейное положение, постоянное проживание в России, ходатайство о возможности применения залога, вообще не рассматривались. Такие основания как якобы возможность продолжения заниматься преступной деятельностью, уничтожения или фальсификации доказательств, угроз свидетелям и другим лицам, скрыться от органов предварительного следствия и суда, воспрепятствование установлению истины по делу приведены в общем и абстрактном виде. Какие-либо сведения, подтверждающие это утверждение, не приведены. Более того, указанные основания в соответствии со ст. 97 УПК РФ являются общими для всех видов меры пресечения, в том числе и для таких как залог, подписка о невыезде и др., а тяжесть предъявленного обвинения не может являться достаточным для содержания под стражей.

27. Основные правовые позиции, сложившиеся в ходе применения Европейским Судом по правам человека конвенционного положения, предусматривающего незамедлительное сообщение арестованному на понятном ему языке причин его ареста и любое предъявляемое ему обвинение в соответствие с пунктом 2 статьи 5 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Ст. 5 п. 2. Каждому арестованному незамедлительно сообщаются на понятном ему языке причины его ареста и любое предъявляемое ему обвинение.

Пункт 2 статьи 5 предоставляет всем арестованным лицам право быть незамедлительно и на понятном им языке информированными о причинах их ареста и о любом предъявленном им обвинении. Если национальные власти не делают это, то арест или задержание становятся неправомерными, даже если они и основываются на каком-либо из положений пункта 1 статьи 5. Смысл пункта 2 статьи 5 вытекает из самой сути рассматриваемой статьи: свобода лица является правилом и она гарантируется; исключения из этого правила должны быть прямо предусмотрены и являться законными. Для того, чтобы арестованное лицо могло уже с момента ареста судить о выполнении этих двух условий и принять решение об обращении в суд, ему должна быть предоставлена надлежащая информации. Важно отметить, что пункт 2 статьи 5 применяется ко всем случаям, упомянутым в пункте 1 той же статьи, а не только к подпункту (с) пункта 1, как это может показаться из текстуальной формулировки. Пункт 2 статьи 5 требует, чтобы такая информация была сообщена арестованному «незамедлительно» («promptly», «dans le plus court delai»). Можно предположить, что лицо, осуществляющее арест, само в курсе хотя бы существа его причин. Исходя из этого, термин «незамедлительно» должен быть истолкован как означающий, что арестовывающее лицо должно уведомить о причинах ареста в момент самой процедуры задержания или, если необходим переводчик, как только таковой представится. Европейская Комиссия исходила из того, что информация, требуемая в соответствии с пунктом 2 статьи 5, должна быть менее детализирована и конкретна в сравнении с той, что необходима согласно пункту 3 статьи 6 для гарантии права на справедливое судебное разбирательство. Комиссия требовала, чтобы «лицу, которое арестовывают, ... сообщалось о фактах и доказательствах, которые предположительно являются основанием для решения о его задержании. В частности, ему должна быть предоставлена возможность заявить о том, признает ли он или отрицает предъявленные обвинения».Согласно прецедентному праву, пункт 2 статьи 5 не подразумевает права на сообщение с адвокатом.

28. Основные правовые позиции, сложившиеся в ходе применения Европейским Судом по правам человека конвенционного задержанного и на судебное разбирательство в разумные сроки (пункт 3 статья 5 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод).

3. Каждый задержанный или заключенный под стражу в соответствии с подпунктом "c" пункта 1 настоящей статьи незамедлительно доставляется к судье или к иному должностному лицу, наделенному, согласно закону, судебной властью, и имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда. Освобождение может быть обусловлено предоставлением гарантий явки в суд.

Пункт 3 статьи 5 относится только к категории лиц, упомянутых в подпункте (с) пункта 1 той же статьи, а именно к лицам, находящимся в предварительном заключении. В случае, если обвиняемое лицо временно отпущено, положение пункта 3 статьи 5 более неприменимо. Основным назначением пункта 3 в связи с подпунктом (с) пункта 1 является “предоставление лицам, лишенным свободы, особой гарантии: процедуры судебного характера, предназначенной для обеспечения того, что никто не должен быть произвольно лишен своей свободы», а также обеспечения того, что любые арест или заключение должны быть в максимальной степени короче.Как вытекает из прецедентного права, Комиссия проявила склонность предоставлять местным властям достаточно широкое усмотрение при решении вопроса о том, что является «незамедлительным». Суд также воздержался от создания минимального стандарта по данному вопросу. Вопрос о соблюдении национальными властями требования «незамедлительности» контрольные органы решают в каждом случае в зависимости от конкретных обстоятельств дела. Пункт 3 статьи 5 также предоставляет лицам, находящимся в предварительном заключении, право на «судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда. Освобождение может ставиться в зависимость от предоставления гарантии явки в суд». В своем решении по делу Номайстер Европейский Суд постановил в отношении пункта 3 статьи 5 следующее: «Это положение не должно истолковываться как предоставляющее судебным органам выбор между передачей обвиняемого суду в течение разумного срока либо освобождением его до Суда даже под определенные гарантии. Разумность срока, проведенного обвиняемым лицом в заключении до начала суда, следует оценивать в зависимости от самого факта задержания. До вынесения приговора в отношении такого лица действует презумпция невиновности. Целью рассматриваемого положения является в основном наделение возможностью потребовать его освобождения до суда с того момента, как его заключение перестает быть разумным». Европейский Суд использует термин «разумный» в применении именно к срокам заключения. Длительная отсрочка судебного разбирательства может сама по себе быть разумной с учетом, к примеру, сложности дела или количества свидетелей, которых необходимо выслушать. Однако это отнюдь не означает, что продолжающееся заключение может считаться разумным. Когда исчезает упомянутое в подпункте (с) пункта 1 статьи 5 «обоснованное подозрение», продолжающееся заключение становится незаконным, и, соответственно, вопрос о разумности не возникает вообще. Единственной остающейся проблемой в этом случае является то, было ли соответствующее лицо незамедлительно отпущено. Но даже продолжающегося наличия “обоснованного подозрения” недостаточно, по мнению Суда, для оправдания продления заключения после истечения определенного срока времени. Европейский Суд не указал какие при этом следует принимать во внимание критерии, однако очевидно, что в каждом конкретном случае следует сопоставлять интересы обвиняемого лица с интересами защиты общества, а также с интересами уголовного преследования и справедливого судебного процесса. Анализ прецедентного права не дает однозначного ответа на вопрос о том, что следует понимать под словами «в течение разумного срока». Что же касается отрезка времени, который следует учитывать для определения того, состоялся ли суд в течение разумного срока, то суд исходит из того, что это промежуток от момента ареста до вынесения приговора судом первой инстанции. При решении вопроса о разумности сроков заключения Суд в качестве отправной точки изучает аргументы, которые были представлены в ходе разбирательства на внутригосударственном уровне для оправдания продления предварительного заключения. Вместе с тем, Европейский Суд считает себя вправе противопоставлять свои собственные взгляды точке зрения местных властей при решении вопроса о соблюдении требований пункта 3 статьи 5 Конвенции. Пункт 3 статьи 5 также содержит требование о доставке обвиняемого «к судье или к другому должностному лицу, уполномоченному законом осуществлять судебные функции». До сих пор нет полной ясности по вопросу о том, каково же точное значение последнего определения и в чем конкретно состоят предоставляемые таким образом гарантии. По мнению Европейской Комиссии, важно, чтобы такие лица могли принимать решения в условиях полной независимости, в соответствии с установленной законом процедурой и согласно надлежащим правовым нормам. В связи с тем, что «судья» и «другое должностное лицо» упоминаются одновременно, последний также должен выполнять судебные функции. Кроме того, такое «должностное лицо» должно соответствовать целому ряду требований, каждое из которых должно являться гарантией для арестованного лица. Первейшим и таких условий является независимость от исполнительной власти и от сторон в деле. Должно также существовать различие между лицом, которое в силу проведения расследования заинтересовано в том, чтобы лицо оставалось в заключении, и лицом, которое должно принимать решение о продлении предварительного заключения. Пункт 3 статьи 5 прямо допускает возможность освобождения лица, содержащегося в предварительном заключении, до суда при предоставлении гарантии его явки в суд. Речь, в частности, идет об освобождении под залог. Хотя данное положение и не содержит абсолютного права на такое освобождение, можно предположить, что на судебные органы возложена обязанность изучить вопрос возможности достижения посредством такой гарантии той же цели, что и при предварительном заключении. Если есть достаточно оснований ответить на этот вопрос положительно, то отказ в предоставлении такой возможности заключенному делает лишение свободы утратившим разумность и законность, даже если оно и может быть оправдано по одному из положений пункта 1 статьи 5.С другой стороны, требуемые от лица гарантии явки в суд, необходимые для его освобождения, не должны возлагать на соответствующее лицо большего бремени, чем то, что требуется для обеспечения разумной степени безопасности.

29. Основные правовые позиции, сложившиеся в ходе применения Европейским Судом по правам человека конвенционного положения, гарантирующего право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок (пункт 1 статья 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод). Критерии разумных сроков судебного разбирательства.

Статья 6 Право на справедливое судебное разбирательство

1. Каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях или при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона. Судебное решение объявляется публично, однако пресса и публика могут не допускаться на судебные заседания в течение всего процесса или его части по соображениям морали, общественного порядка или национальной безопасности в демократическом обществе, а также когда того требуют интересы несовершеннолетних или для защиты частной жизни сторон, или - в той мере, в какой это, по мнению суда, строго необходимо - при особых обстоятельствах, когда гласность нарушала бы интересы правосудия.

Как отмечает М.Л. Энтин, «Европейская конвенция конструирует право на справедливое судебное разбирательство как включающее три вполне самостоятельных блока прав, признаваемых вообще за всеми людьми и лицами, оказавшимися в особо затруднительном положении: на судебное разбирательство, отвечающее некоторому набору базисных процессуальных требований; презумпцию невиновности; и принадлежащих всем тем, кто обвиняется в уголовном преступлении»

В своем решении по делу Делькур Европейский Суд по правам человека заявил, что “в демократическом обществе в пределах значения, определяемого настоящей Конвенцией, право на справедливое отправление правосудия занимает такое же важное место, что ограничительное толкование пункта 1 статьи 6 не соответствовало бы цели и задаче этого положения”. Чуть позже Суд отметил, что право на справедливое судебное разбирательство, закрепленное в статье 6, «отражает основополагающий принцип верховенства права»

Подобный подход позволил применять пункт 1 статьи 6 к широкому кругу процедур публичного права, а также выработать целый ряд общих принципов в прецедентном праве Европейского Суда. В частности, для применения статьи 6 необходимо: 1. Наличие подлинного права или требования, относящихся к «правам» или «обязательствам», существование которых как минимум предполагается по внутреннему праву соответствующего государства. 2. Исход спора должен иметь решающее воздействие для соответствующего права или обязательства. 3. Такие права или обязанности должны быть гражданскими по своему характеру.

По мнению Европейского Суда, спор относительно гражданских прав может относиться к вопросу о реальном существовании права или его способам и форме реализации, а также может касаться вопросов права и фактической стороны дела. В случае возникновения подобного спора лицо получает право на обращение в суд. В случае, если соответствующий административный или дисциплинарный орган не является «судом» по смыслу пункта 1 статьи 6 Конвенции, то он должен попадать в «поле» контроля судебной инстанции, отвечающей требованиям пункта 1 статьи 6. Кроме того, такая судебная инстанция должна обладать исчерпывающей юрисдикцией по соответствующему делу. Таким образом, рассмотрение в суде вопроса о законности принятого административным органом решения может оказаться недостаточно. Многое здесь будет зависеть от рамок и природы спора по поводу соответствующего «права». Имеющийся «багаж» прецедентного права позволяет сделать некоторые выводы по вопросу о том, является ли то или иное право гражданским по своему характеру. Во-первых, при решении данного вопроса следует, и сходить из «существенного содержания и последствий права», а не из его классификации по внутреннему праву. Необходимо также принимать во внимание «цель и назначение Конвенции и национальных правовых систем государств-участников». Во-вторых, все права, которые в соответствии с принятой в Конвенции автономной классификации считаются «частными», будут трактоваться как «гражданские» для целей статьи 6. В-третьих, в случае прав, которые во внутреннем праве считаются «публичными», Суд проявил склонность, в свете содержания и последствий таких прав, учитывать то, какие черты - «частные» или «публичные» - играют определяющую роль. В случае преобладания «частных» черт такие права будут считаться гражданскими.

Второй областью, в которой пункт 1 статьи 6 подлежит применению, является «рассмотрение... уголовного обвинения». Пункты 2 и 3 статьи 6 аналогичным образом применяются в случаях обвинения в «совершении уголовного преступления». Все эти термины применимы к одной и той же ситуации, и, следовательно, наличие уголовного обвинения «приводит в действие» всю статью 6.

Европейский Суд по правам человека определил «обвинение» как «официальное уведомление лица компетентным органом об утверждении, что оно совершило уголовное преступление». Кроме того, «в ряде случаев оно может принимать форму иных мер, которые подразумевают такое утверждение и которые таким образом оказывают воздействие на положение подозреваемого». Определение точного момента предъявления обвинения зачастую играет крайне важную роль, поскольку это является отправной точкой для отсчета «разумного срока», упомянутого в пункте 1 статьи 6. В практике контрольных органов в качестве таких моментов считались арест обвиняемого, официальное уведомление о намерении преследовать в уголовном порядке, а также начало предварительного расследования. В соответствии с Европейской конвенцией государства-участники вправе сами решать вопрос о том, относится ли то или иное обвинение к “уголовным” преступлениям. Единственным условием является то, что характеризуемые в качестве «уголовных» действия не должны являться защищаемыми по Конвенции правами или свободами. В решении по делу Энгель и другие Суд выработал ряд критериев для определения того, является ли обвинение в нарушении военной дисциплины уголовным для целей статьи 6. При этом важны следующие три фактора: во-первых, относятся ли положения внутреннего права, определяющие обвинение, к уголовному или административному праву; во-вторых, учитывается характер нарушения; в-третьих, степень суровости наказания, которое может быть назначено лицу в ходе соответствующей процедуры. Важно отметить, что указанные второй и третий критерии являются альтернативными в том смысле, что либо характер нарушения, либо суровость наказания уже сами по себе могут отнести нарушение к разряду уголовных. По сравнению с другими положениями статьи 6 требование проведения разбирательства «в разумный срок» породило наибольшее количество обращений в страсбургские органы. В данном аспекте возникают два основных вопроса. Во-первых, какой именно срок здесь оценивается. Во-вторых, является ли такой срок «разумным». Что касается первого аспекта, то сроком считается все время разбирательства. В случае гражданского процесса он обычно начинает течь с момента подачи иска в суд, но может начаться раньше, если до подачи иска необходимо пройти предварительную административную процедуру. В уголовном процессе срок исчисляется с момента первого предъявления лицу обвинения по смыслу пункта 1 статьи 6, что может произойти еще до передачи дела в суд (например, с момента ареста). Решение вопроса о том, является рассматриваемый срок «разумным», зависит от конкретных обстоятельств дела. Как в гражданских, так и в уголовных делах следует учитывать сложность дела, а также поведение автора жалобы и властей. Необходимо принять во внимание характер и важность рассматриваемого дела, при том, что некоторые дела могут требовать особой деликатности со стороны властей. Приостановление разбирательства в целях ожидания результатов другого разбирательства или проведения экспертизы в принципе допускается. Государство несет ответственность за то, чтобы его судебная система была организована таким образом, чтобы было возможно в течение разумного срока рассматривать гражданские и уголовные дела.[298] Таким образом, государство не может оправдывать случающиеся задержки процедурными или иными несовершенствами своей судебной системы. Задержки, связанные с временной перегрузкой судов, не влекут за собой ответственности, если государство предприняло разумно быстрые и эффективные меры для выправления положения. Что же касается продолжительности разбирательства, то прецедентное право не дает однозначного ответа на вопрос, какая конкретно продолжительность будет считаться «разумной».Таким образом, решение вопроса о соблюдении «разумного срока» будет во многом зависеть от обстоятельств дела и причин задержки, а отнюдь не от продолжительности самого срока.

30. Основные правовые позиции, сложившиеся в ходе применения Европейским Судом по правам человека конвенционного положения, гарантирующего право на справедливое и публичное разбирательство дела независимым и беспристрастным судом, созданным на основе закона (пункт 1 статья 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод) на примере постановлений, принятых против России.

Европейский Суд по правам человека (Первая Секция)

Дело "Надежкин (Nadezhkin) против Российской Федерации"

(Жалоба N 42940/02) Постановление Суда Страсбург, 12 июня 2008 г.

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 42940/02, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Российской Федерации Евгением Викторовичем Надежкиным (далее - заявитель) 23 ноября 2002 г.

2. Власти Российской Федерации были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека П.А. Лаптевым.

3. 28 апреля 2005 г. Европейский Суд коммуницировал жалобу в части неисполнения национального судебного решения властям Российской Федерации. Он также решил рассмотреть данную жалобу одновременно по вопросу приемлемости и по существу (пункт 3 статьи 29 Конвенции).

I. Обстоятельства дела

4. Заявитель родился в 1967 году и проживает в г. Хабаровске.

5. В 2000 году заявитель предъявил иск Генеральной прокуратуре и Министерству финансов по поводу необоснованного привлечения к уголовной ответственности. 15 декабря 2000 г. Елизовский районный суд Камчатской области присудил заявителю возмещение ущерба. Это решение вступило в силу 22 марта 2001 г., но не было своевременно исполнено.

6. Заявитель направил исполнительные документы по почте в отдел службы судебных приставов, к территориальной юрисдикции которого относился центральный аппарат Министерства финансов. Отдел возвратил документы, разъяснив, что их необходимо направить по почте в казначейство.

7. Заявитель направил документы по почте в казначейство, но казначейство возвратило их из-за нескольких недостатков: копия судебного решения не была удостоверена, в исполнительном листе не был указан срок, и наименование суда, указанное в документах, не соответствовало наименованию, указанному на оттиске печати.

8. Заявитель устранил эти недостатки и 23 мая 2002 г. повторно представил документы. 19 ноября 2002 г. решение было исполнено.

II. Применимое национальное законодательство

9. В соответствии со статьей 9 (* Возможно, Европейский Суд имел в виду ст. 13 указанного закона, пункт 1 которой устанавливает, что "исполнительные действия должны быть совершены и требования, содержащиеся в исполнительном документе, исполнены судебным приставом-исполнителем в двухмесячный срок со дня поступления к нему исполнительного документа" (прим. переводчика).) Федерального закона "Об исполнительном производстве" от 21 июля 1997 г. судебный пристав-исполнитель обязан исполнить решение в течение двух месяцев. В соответствии с пунктом 6 статьи 242.2 Бюджетного кодекса от 31 июля 1998 г. Министерство финансов должно исполнить решение в течение 3-х месяцев.

Факты

I. Предполагаемое нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции и статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции

10. Заявитель жаловался на длительное неисполнение решения. Европейский Суд рассмотрел эту жалобу с точки зрения пункта 1 статьи 6 Конвенции и статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции. В соответствующей части эти статьи устанавливают следующее:

Пункт 1 статьи 6 Конвенции

"Каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях... имеет право на справедливое... разбирательство дела... судом...".

Статья 1 Протокола N 1 Конвенции

"Каждое физическое или юридическое лицо имеет право на уважение своей собственности. Никто не может быть лишен своего имущества иначе как в интересах общества и на условиях, предусмотренных законом и общими принципами международного права.

Предыдущие положения не умаляют права государства обеспечивать выполнение таких законов, какие ему представляются необходимыми для осуществления контроля за использованием собственности в соответствии с общими интересами или для обеспечения уплаты налогов или других сборов или штрафов".

A. Приемлемость жалобы

11. Власти Российской Федерации утверждали, что эта жалоба явно необоснованна. Задержка произошла из-за того, что заявитель не учитывал порядка исполнения решения. Власти строго соблюдали сроки, установленные национальным законодательством. Кроме того, в период, относящийся к обстоятельствам дела, правила исполнительного производства подверглись изменениям в целях повышения бюджетной эффективности.

12. Заявитель утверждал, что его жалоба является обоснованной. Суд задержал выдачу исполнительных документов, и документы, которые он предоставил, имели недостатки.

13. Европейский Суд полагает, что жалоба заявителя не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции. Далее замечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

B. Существо жалобы

14. Европейский Суд напоминает, что лицо, в пользу которого судом вынесено решение против государства, не обязано возбуждать процедуру принудительного исполнения (см. Постановление Европейского Суда от 27 мая 2004 г. по делу "Метаксас против Греции" (Metaxas v. Greece), жалоба N 8415/02, §19). Когда решение вынесено против государства, государственный орган, выступающий в качестве ответчика, должен быть надлежащим образом уведомлен об этом и, следовательно, может принять все необходимые меры для исполнения этого решения или передать его другому компетентному государственному органу, ответственному за исполнение. Это особенно существенно в тех случаях, когда ввиду сложностей и разнообразия исполнительных процедур у заявителя могут возникнуть обоснованные сомнения относительно того, какой именно орган несет ответственность за добровольное или принудительное исполнение судебного решения.

15. Европейский Суд ранее указывал, что на сторону, требования которой удовлетворены, может быть возложена обязанность совершения определенных процессуальных действий в целях получения задолженности по судебному решению во время добровольного исполнения решения суда государством или во время его принудительного исполнения (см. Постановление Европейского Суда от 20 октября 2005 г. по делу "Шведов против Российской Федерации" (Shvedov v. Russia), жалоба N 69306/01, §§29-37* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 6/2006.)). Соответственно, не является неразумным требование властей к заявителю о представлении дополнительных сведений, таких как банковские реквизиты, чтобы обеспечить или ускорить исполнение решения суда (см., с соответствующими изменениями, Постановление Европейского Суда от 8 ноября 2007 г. по делу "Космидис и Космиду против Греции" (Kosmidis and Kosmidou v. Greece), жалоба N 32141/04, §24). По мнению Европейского Суда, требование о сотрудничестве взыскателя не должно выходить за пределы строгой необходимости и, в любом случае, не освобождает власти от их конвенционной обязанности совершить своевременно и в пределах своих полномочий действия, на основе информации, доступной им, в целях исполнения решения суда, вынесенного против государства.

16. В данном случае, не исполняя решение в течение одного года и семи месяцев, государство нарушило пункт 1 статьи 6 Конвенции и статью 1 Протокола N 1 к Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Бурдов против Российской Федерации" (Burdov v. Russia), жалоба N 59498/00, §§33-42, 2002-III ECHR* (* Опубликовано в "Путеводителе по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека за 2002 год".)). II. Иные предполагаемые нарушения Конвенции

17. Заявитель также жаловался в соответствии со статьей 7 Конвенции на осуществление разбирательства судами страны. Однако с учетом представленных материалов и насколько предмет жалобы относится к его компетенции, Европейский Суд не усматривает в ней признаков нарушения прав и свобод, предусмотренных Конвенцией или Протоколами к ней.

18. Следовательно, эта часть жалобы явно необоснованна и подлежит отклонению в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.

III. Применение статьи 41 Конвенции

19. Статья 41 Конвенции предусматривает:

"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

20. Заявитель предъявил требование по справедливой компенсации, однако не определил и не обосновал его. Соответственно, Европейский Суд полагает, что основания для присуждения ему каких-либо сумм по данному делу отсутствуют.

На основании изложенного Суд единогласно:

1) признал жалобу приемлемой в части неисполнения судебного решения, а в остальной части неприемлемой;

2) постановил, что имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции и статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции;

3) отклонил требование заявителя по справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 12 июня 2008 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

31. Основные правовые позиции, сложившиеся в ходе применения Европейским Судом по правам человека конвенционного положений, предусматривающих принцип презумпции невиновности (статья 6 Европейской конвенции прав человека и основных свобод).

Пункт 2 статьи 6 предусматривает, что «каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления считается невиновным, пока его виновность на будет доказана в соответствии с законом». Таким образом, Конвенция закрепила принцип презумпции невиновности обвиняемого в ходе уголовного процесса. По мнению Европейской Комиссии, пункт 2 статьи 6 требует, чтобы в уголовном деле Суд «не исходил изначально из убеждения или предположения того, что обвиняемый совершил то действие, которое ему вменяется». Одновременно «бремя доказывания вины лежит на обвинении, а любые сомнения трактуются в пользу обвиняемого». Напоминание суду о предыдущих случаях привлечения обвиняемого к ответственности не противоречит, по мнению Европейской Комиссии и Европейского Суда, принципу презумпции невиновности. С точки зрения Европейской Комиссии, пункт 2 статьи 6 не является простой процедурной гарантией. Она «защищает всех лиц от того, чтобы государственные органы не считали их совершившими преступление до их осуждения судом». Вместе с тем, не следует забывать о том, что пункт 2 статьи 6 применяется в том случае, если лицу уже предъявлены обвинения.

Европейская Комиссия также пришла к выводу о том, что при определенных обстоятельствах освещение некоторых моментов дела еще до суда в средствах массовой информации способно нанести ущерб соблюдению принципа презумпции невиновности. В данном случае следует изучить вопрос о том, как сильно повлияла подобная кампания на судей и присяжных заседателей. Подпункт (а) пункта 3 статьи 6 предусматривает, что каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления вправе «быть незамедлительно и подробно уведомленным на понятном ему языке о характере и основании предъявленного ему обвинения». По мнению Европейской Комиссии, подпункт (а) дает обвиняемому право на получение более конкретной и подробной информации о предъявляемом ему обвинении, чем в соответствии с пунктом 2 статьи 5. Обвиняемому следует сообщить о правонарушениях, которые он якобы совершил («причина» обвинения), о юридической квалификации соответствующего действия («характер» обвинения). Его также следует уведомить о любых изменениях в предъявленном обвинении. Степень детализированности информации зависит от обстоятельств дела. Необходимо сообщить достаточно информации для того, чтобы обвиняемый мог подготовиться к собственной защите. При этом необязательно сообщать о тех доказательствах, на которых основывается обвинение. Что касается «незамедлительности» предоставления информации обвиняемому, то очевидно, что любая такая информация, касающаяся вопросов факта или права, должна быть сообщена лицу таким образом, чтобы у него было достаточно времени для подготовки своей защиты.

Подпункт (b) пункта 3 статьи 6 предусматривает, что у обвиняемого должно быть достаточно времени и возможности для подготовки защиты. Как уже было отмечено выше, между положениями подпунктов (а) и (b) пункта 3 статьи 6 существует зримая логическая связь. Что подразумевается под «достаточным временем» будет определяться в каждом случае в зависимости от всех обстоятельств дела, в том числе характера и сложности дела и стадии разбирательства. Вопрос о том, какие «возможности» являются необходимыми для подготовки защиты, также будет решаться в зависимости от конкретных обстоятельств дела, хотя некоторые возможности, такие как общение с адвокатом, должны иметься в любом случае, хотя право на связь с адвокатом может ограничиваться. В любом случае, именно на лицо, утверждающее что оно явилось жертвой нарушения подпункта (b) пункта 3 статьи 6, возложено бремя доказательства того, что для надлежащей подготовки защиты ему была необходима именно непредоставленная «возможность». Подпункт (с) пункта 3 статьи 6 наделяет обвиняемого правом «защищать себя лично или посредством выбранного им самим защитника или, если у него нет достаточных средств для оплаты услуг защитника, последний должен быть ему предоставлен бесплатно, когда того требуют интересы правосудия». Помощь «должна быть такой, которая позволяла бы подзащитному знать выдвинутые против него обвинения и защищать себя, в частности, имея возможность представить суду свое видение событий». Обязанности властей в соответствии с подпунктом (е) пункта 3 статьи 6 не ограничиваются просто назначением переводчика; они могут также включать необходимость осуществления определенного контроля за тем, чтобы перевод был надлежащим, при условии, что на то укажет обвиняемый. Это, к примеру, может повлечь за собой замену неспособного доложным образом выполнить свои обязанности переводчика. Статья 6 является, безусловно, одной из важнейших в Европейской конвенции. Неудивительно, что большинство петиций, направленных в свое время Европейской Комиссии по правам человека, а ныне поступающих в Европейский Суд по правам человека, посвящено именно якобы имевшим место фактам нарушения ее положений. Представляется, что прецедентное право по этому вопросу будет неуклонно обогащаться, в особенности по мере продвижения новых государств-членов Совета Европы по пути создания подлинно демократических государств. Однако вряд ли будет преувеличением заметить, что в значительной степени принципы толкования и применения статьи 6 как в сфере гражданского, так и уголовного процесса, можно считать сложившимися.

32. Основные правовые позиции, сложившиеся в ходе применения Европейским Судом по правам человека конвенционных положений, гарантирующих осуждение заключенного на основании закона (статья 7)

Целью данной статьи обычно называют закрепление свободы лица от обратного действия уголовного законодательства. П. 1 ст. 7 содержит два отдельных правовых принципа: во-первых, приговор по уголовному делу может быть основан исключительно на правовой норме, действовавшей на момент совершения действия или бездействия, вменяемого в вину данному лицу (принцип nullum crimen sine lege); во-вторых, на основании нарушения указанной нормы нельзя назначать наказание более суровое, чем то, что предписывалось на момент совершения преступления (принцип nulla poena sine lege). Так, вынесение исключительно декларативного приговора, в котором норма уголовного закона применяется с обратной силой и при этом утверждается о ее нарушении, но на совершившего преступление не накладывается никакого наказания, означает, в частности, что речь идет о нарушении государством своего обязательства по ст. 7 Конвенции.

Закрепление в Европейской конвенции принципа nullum crimen , nulla poena означает также, что запрещено применять существующие уголовные нормы «по аналогии» к действиям, на которые данная норма не распространяется, если только такое «аналогичное» применение не отвечает интересам соответствующего лица. К этому выводу пришла в своем прецедентном праве и Европейская Комиссия по правам человека. Более того, данный принцип предполагает правовую определенность, что требует от законодательных органов государств–участников Конвенции формулировать уголовные нормы ясно и недвусмысленно, а от применяющих эти нормы органов давать их ограничительные толкования. Данные требования позволяют избежать ситуации, при которой приговор по уголовному делу был бы основан на норме, о которой соответствующее лицо не могло знать или же необязательно знало заранее. Последний момент был также признан Европейской Комиссией. В этом контексте Комиссия посчитала себя вправе изучить вопрос о толковании и применении местными судами национального законодательства на основании того, что в ст. 7 содержится очевидная отсылка к нему. Вместе с тем Комиссия отметила, что она должна выполнять эту задачу осторожно. Юридической базой для вынесения уголовного приговора могут служить как писаные законы, так и нормы общего и обычного права, при том условии, что они достаточно доступны и сформулированы достаточно четко, чтобы лицо могло ими руководствоваться для избрания линии своего поведения. С учетом того обстоятельства, что общее право является правом, которое разрабатывается судами, п. 1 ст. 7 запрещает судам устанавливать уголовную ответственность за действия, ранее не считавшимися уголовно наказуемыми. Одновременно не допускается распространение появившихся позднее составов уголовного преступления на факты, которые ранее явно не могли быть уголовными деяниями.По общему правилу, законодательные органы государств–участников Европейской конвенции сами вправе устанавливать, какое действие или бездействие следует считать уголовным преступлением, за которое назначается наказание. Ст. 7 при этом никакой роли не играет. Надзор со стороны Европейского Суда по правам человека будет заключаться в изучении вопроса, было ли при этом нарушено какое-либо иное положение Конвенции. Требование юридической точности, ясности nulla poena не требует указания в уголовном законе точной меры наказания или же исчерпывающего перечня альтернативных мер. В ряде национальных правовых систем существует практика установления только максимальной «планки» наказания. Таким образом, лица уже знают, какое максимальное наказание может их ожидать в случае совершения уголовно наказуемого деяния. В том же случае, если в правовой системе такая максимальная «планка» отсутствует, тогда второе предложение п. 1 ст. 7 следует толковать в том смысле, что «наказание, ...которое подлежало применению», будет наказанием, которое обычно назначается за данное конкретное преступление в рамках соответствующей правовой системы или же которое в любом случае было наиболее разумным для назначения преступнику. П. 1 ст. 7 в равной степени запрещает сохранение применения устаревших норм или наказаний уголовного права, которые уже были отменены или изменены к моменту совершения преступления. Соответственно, Европейский Суд должен изучить вопрос, в какой степени конкретная правовая норма действовала (если вообще действовала) в момент совершения преступления. Так как данный вопрос относится к компетенции внутреннего права, Суд здесь будет в значительной степени руководствоваться мнением национальных судебных органов. Однако в любом случае Европейскому Суду надлежит установить, правильно ли была применена ст. 7 Конвенции. Ссылка в п. 1 ст. 7 на международное право порождает вопрос о действии этого права в рамках национальных правовых систем государств–участников Европейской конвенции. Действие международного права в рамках национальной правовой системы зависит от положений конституционного права соответствующего государства. В тех государствах-участниках, где международное право не имеет внутреннего действия, это действие нельзя распространять на какие-то отдельные нормы международного уголовного права. В этом случае соответствие действий государства своим обязательствам по ст. 7 будет оцениваться в зависимости от того, могло ли данное лицо в момент совершения преступления знать о том, что его действие или бездействие были уголовно наказуемы в рамках соответствующей правовой системы в силу внутренней правовой нормы или международной нормы, имеющей прямое действие.Нормы Европейской конвенции, в частности ст. 7, адресованы всем органам власти государств-участников. В этой связи представляется, что положения ст. 7 Конвенции будут нарушены не только в случае непосредственного придания судами обратной силы уголовной норме, но и когда законодательные органы государства делают такое применение возможным вследствие принятия соответствующего закона. Безусловно, в последнем случае отсутствует возможность направления в Европейский Суд жалобы от частного лица согласно ст. 34 Конвенции, так как в данном случае еще нет жертвы нарушения ст. 7. Вместе с тем ничто не предполагает невозможности направления в Суд межгосударственной петиции, что позволило бы Европейскому Суду изучить принятый закон на предмет его соответствия Европейской конвенции. П. 2 ст. 7 содержит исключение из правила, установленного в п. 1.П. 2 предусматривает возможность придания суду и наказания любого лица за «любое действие или бездействие, которое в момент совершения являлось уголовным преступлением в соответствии с общими принципами права, признанными цивилизованными странами». Несмотря на достаточно общую формулировку, очевидно, что целью включения этого положения было применение национального законодательства и международных норм, принятых во время и после завершения второй мировой войны, в отношении военных преступлений, сотрудничества с врагами союзников и предательств, совершенных в годы войны. Ничто не препятствует распространению положения п. 2 и на другие действия, помимо военных преступлений, ибо п. 2 говорит о действии или бездействии, которые были уголовнонаказуемы «в соответствии с общими принципами права, признанными цивилизованными странами». Однако в практическом плане в настоящее время достаточно сложно определить тот круг действий, которые в полной мере отвечают критериям п. 2 ст. 7. П. 2 ст. 15 Европейской конвенции запрещает государствам отступать от своих обязательств по п. 2 ст. 7 в случае войны или «иного чрезвычайного положения, угрожающего жизни нации». Гарантия же по п. 2 ст. 7 не является столь же абсолютной.