О творчестве м.Е. Салтыкова-Щедрина

«Сатира Салтыкова-Щедрина преувеличивает истину как бы посредством увеличительного стекла, но никогда не искажает её существа» (И.С. Тургенев)

«Необходимо знать историю города Глупова… вообще невозможно понять историю России без помощи Щедрина» (М. Горький)

«… Это человек неистощимой весёлости, блестящего остроумия, это величайший «забавник», мастер такого смеха, смеясь которым человек становится мудрым»

(А.В. Луначарский)

О творчестве Ф.М. Достоевского

«Достоевский единственный, кто вполне постиг возможность предельной искренности, но без бесстыдства обнажения» (П.А. Флоренский)

«В самом падшем существе он раскрывает образ человеческий, т.е. образ Божий»

(Н.А. Бердяев)

«Над Достоевским тяготела одна власть. Он был поэтом нашей совести»

(И.Ф. Анненский)

«Преступление и наказание»:

Я задумал его в каторге, лёжа на нарах, в тяжёлую минуту грусти (Ф.М. Достоевский о замысле романа)

(Образ Петербурга): На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду извёстка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу… Нестерпимая же вонь из распивочных, которых в этой части города особенное множество, и пьяные, поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, довершили отвратительный и грустный колорит картины (ч.1, гл.1)

(Мотивы преступления Раскольникова): Не для того, чтобы матери помочь, я убил – вздор! Не для того я убил, чтобы, получив средства и власть,сделаться благодетелем человечества. (…) Мне другое надо было узнать, другое толкало меня под руки: мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею… (ч.5, гл.4)

(Теория Раскольникова): Я только в главную мысль мою верю. Она именно состоит в том, что люди, по закону природы, разделяются вообще на два разряда: на низших (обыкновенных), то есть, так сказать, на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей новое слово. (…) Но если ему надо, для своей идеи, перешагнуть хотя бы и через труп, через кровь, то внутри себя, по совести, может, по-моему, дать себе разрешение перешагнуть через кровь (ч.3, гл.5)

(Нравственные мучения Раскольникова): Господи! Ведь я всё же равно не решусь! Я ведь не вытерплю, не вытерплю! (ч.1, гл.5)

В первое мгновение он думал, что с ума сойдёт. (…) Что, неужели уж начинается, неужели это уж казнь наступает? (…) Мрачное ощущение мучительного, бесконечного уединения и отчуждения вдруг сознательно сказались душе его (ч.2, гл.1)

(Раскольников и Соня Мармеладова): Ты мне нужна, потому я к тебе и пришёл. (…)

Разве ты не то же сделала? Ты тоже переступила… смогла переступить. Ты на себя руки наложила, ты загубила жизнь… свою (это всё равно!). Ты могла бы жить духом и разумом, а кончишь на Сенной… Но ты выдержать не можешь, и если останешься одна, сойдёшь с ума, как и я. Ты уж и теперь как помешанная; стало быть, нам вместе идти, по одной дороге! Пойдём! (ч.4, гл.4)

(Правда Сони): Страдание принять и искупить себя им, вот что надо (ч.4, гл.4)

(Теория Лужина): Наука же говорит: возлюби, прежде всех, одного себя, ибо всё на свете на личном интересе основано. Возлюбишь одного себя, то и дела свои обделаешь как следует, и кафтан твой останется цел. Экономическая же правда прибавляет, что чем более в обществе устроенных частных дел и, так сказать, целых кафтанов, тем более для него твёрдых оснований и тем более устраивается в нём и общее дело (ч.2, гл.5)

(Раскольников о теории Лужина): А доведите до последствий, что вы давеча проповедовали, и выйдет, что людей можно резать (ч.2, гл.5)

(Свидригайлов Раскольникову): Ну, не правду я сказал, что мы одного поля ягоды? (ч.4, гл.1)

(Сон Раскольникова на каторге): Ему грезилось в болезни, будто весь мир осуждён в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве, идущей из глубины Азии на Европу. Все должны были погибнуть, кроме некоторых, весьма немногих, избранных. (…) Но никогда, никогда люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как считали заражённые. (…) Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправдывать. Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе (Эпилог, гл.2)

(Воскрешение Раскольникова): Оба они были бледны и худы; но в этих больных и бледных лицах уже сияла заря обновлённого будущего, полного воскресения в новую жизнь. Их воскресила любовь, сердце одного заключало бесконечные источники жизни для сердца другого (Эпилог, гл.2)