В.Н. Топоров - Миф. Ритуал. Символ. Образ

гут кардинальноизменить поэтическую систему, и, с д р у г о й стороны, тем, что не все произведения,посвященныеописанию Петербурга, входят в петербургский текст.

Изучение их представляет несомненный интерес. Поэтому в заключение уместно привести пример того, каким образом Петербург, став объектом описания со стороны писателя, весьма далекого от петербургских тем и «петербургской» поэтики, и м п л и ц и - рует, тем не менее, «петербургообразный» текст («петербургизирующий», ср. антикизирующиймпок.).

Речь идет о рассказе Бунина «Петлистые уши». Герой его, некто Соколович, бывший моряк , пьет в дешевом ресторане, б р о д и т в т у м а н е по Н е в с к о м у (ср. у Блока: И матрос, на борт не принятый, I Идет, шатаясь, сквозь буран или у Ахматовой:... Пьяный поет моряк и Город в свой уходил туман) и кончает убийст - вом ж е н щ и н ы , совершенным в соответствии с и д е й н ы м и убеждениями (ср.: «Людей вообще тянет к убийству женщины гораздо больше, чем к убийству мужчины. Наши чувственныевосприятия никогда не бывают так внимательнык телу мужчины, как к телу женщины, низкому существу того пола, которыйродит всех нас, отдаваясь с истинным сладострастием только грубым и сильным самцам [...]» — и далее). Известная аналогия с Раскольниковым возникает не случайно: указание на нее содержится в самом тексте рассказа — «И вообще пора бросить эту сказку о муках совести, об ужасах, будто бы преследующих убийц. Довольно людям лгать, будто они так уж содрогаются от крови. Довольно сочинять романы о п р е с т у п л е н и я х с н а к а з а н и я м и , пора написать о п р е с т у п л е н и и без в с я к о г о н а к а з а н и я... — Я читал "Преступление и наказание" Достоевского, — заметилЛевченко не безважности [...]» — И затем та же тема возникаетв характерном контексте, которомуесть параллели в романе Достоевского: «[...] ни этих ассирийских царей, ни Цезарей, ни инквизиции [...] ни Робеспьеро в [...]Каквыдумаете... мучились всеэти господа муками Каина или Р а с к о л ь н и к о в а? [...] Мучился-то,оказывается, только один Р а с к о - л ь н и к о в , да и то только по собственному малокровию и по воле своего злобного автора, совавшего Христа во все свои бульварныероманы».

В свете этих указаний и перекличек следует более внимательно отнестисьи кнекоторым другим элементам рассказа, подключающим его к петербургскому тексту. Вот основные из них (на уровне языка и на уровне мотивов) в той последовательности, в которой они даны в рассказе (аналогии из Достоевского см. выше): «[...] в этот т е м н ы й и х о л о д н ы и день то возле Николаевского вокзала, то в разных местах

бедности стыдится[...] — "Петербургскиестрофы"Манделы1ггама,или:Их верени- ц а мимо глаз усталых I Ненужно проплывет — "Жизнь моего приятеля" Блока, или

Вот нагляделся, вот идет, I Вокруг него шумит столица. I Мечтаний странных вереница IВ душе встревоженной растет — "Вот у витрины показной..." (Сологуба и др. — В.Т.)] трамвайных вагонов [...]на ч е р н ы е людские фигу р ы, наизвозчиков и ломовых [•••] на дроги, увозившие куда-то среди этого движения нищен - ский, никемне провожаемый я р к о-жел ты и гроб; с т о я на Аничковом мосту, он с у м р а ч н о з а г л я д ы в а л с я на т е м н у ю в о д у [ср. сходные сцены с участием Раскольникова и Свидригайлова. — В.Т.] на п о с е р е в ш и е отнечистого снега б а р ж и ; б р о д я по Нев с к ом у [...] Не з а м е т и т ь и незапомнитьего было нельзя [...]испытал чувство с м у т н о й н е п р и я т н о с т и , к а к о г о-т о" бес- п о к о й с т в а [...] худойинескладный, долгоногий [...] с л ицом м р а ч н ы м и со- с р е д о т о ч е н н ы м [...] из числа тех с т р а н н ы х людей, которые скитаютсяпо городу с утра до вечера единственно потому,что м о г у т д у м а т ь т о л ь к о на ходу, на улице [...]в дешевом рестораненедалекоот Разъезжей [...] в т у с к л о й и холод-

откуда п а х л о к у х н е й [...] головы ихтерялись в су м р а к е [...] п р и с т а л ь н о п о с м о т р е л на пивную рекламу [..,] сказал Соколович с к а к о й-т о с т р а н н о й торжественностью [...]хвастались [...] и все с п о р и л и , поминутно к р и ч а [...]

361

з а м е т и л в с у м р а ч н о м р а з д у м ь е [...] он опять направился к Н е в с к о м у

ступлении и наказании". — В.Т.] до слуха Соколовича донеслось, что з а д а в л е н какой-то переходивший улицу старик... [ср. задавленного наулице Мармеладова —

В.Т.].

Онповернулна Н е в с к и й . Некоторые обгонялиего, с у д и в л е н и е м загля- д ы в а л и емуснизу в лицо [...] пряча в л а ж н у ю от т у м а н а челюсть в ворот и

к о с я с ь на мелкую ч е р н у ю т о л п у [...] Отэлектрических столбовпадали в д ым т у м а н а у г о л ь н ы е тени [...]мешавшийся слетевшими по ветру д ы м н ы м и

Аничков м о с т и пошел подругой стороне п р о с п е к т а . В е т р о м и т у м а н о м понесло сильнее, вдали, в т е м н ой и м г л и с т о й вы соте, о з н а ч и л с я красноватый глаз часов на б а ш н е городской думы. Соколович остановился и довольно

д а л ь ш е , дошел дообезглавленного т у м а н н о й т е м н о т о й Казанского собора

[...] Там, в т е с н о й т о л п е [...]он сел в т е м н о м у г л у [...]осаждаемой толпой [...] Н о ч ь ю в т у м а н Н е в с к и й страшен . Он безлюден, мертв,

мгла, т у м а н я щ а я его, кажется частью тойсамой арктической мглы, чтоидет

оттуда, где конец мира [...] донутра п р о д р о г ш и е от л е д я н о й с ы р о с т и [...] и лица некоторых из них поражают таким н и ч т о ж е с т в о м черт, чтостановится ж у т к о [...]онав д р у г з а г о р о д и л а д о р о г у [..,] по Н е в с к о м у [...] в,до-

жде или т у м а н е [...]далее, по т у м а н н ы м у л и ц а м и п е р е у л к а м , в

[ср. описание "Андрианополя" и последней — перед самоубийством — ночи, проведенной в нем Свидригайловым, с целым рядом существенных совпадений. — В.Т.].

Было уже безчетверти два, м е с т о б ы л о г л у х о е [...] позатоптанному половику

окном, за ч е р н ы м и стеклами, г л у х о р а з д а в а л и с ь голоса, с л ы ш а л с я

шийсосвоей ч е р н о й т е н ь ю противгостиницы, о с в е щ а л часть м о с т о в о й и у л и ц ы . Т у м а н рассеялся [...] г р о м а д а теса, возвышавшаяся из-за забора за

ф о н а р е м , траурнобелела на ч е р н о т е н о ч и . Соколовичповернул направо и с к р ы л с я в д а л и [...]в н о м е р е было так с т р а ш н о т и х о , какнебывает,

когда есть в нем хотя быи спящийчеловек, т р е щ а л и д о г о р а в ш и е [...] свечи,

лось и -скрылось за мостом, IВ тем неющем буране [...] Зажигали /Огни в несметных окнах вкруг меня, I Ч ерне ли грубо баржи на ка-

нале, IИ на мосту [...]/ Дымились клочья праха снегового [...]/ Всюжизнь я позабыть не мог I Об этом вечере бездомном.

Именно эти «петербургизирующие» элементы и делают названный рассказ не только отмеченным, но и уникальнымв творчестве Бунина (о влиянииДостоевского на этот рассказ Бунина см. теперь Долгополое Л. На рубеже веков, 183-184, 306-308).

Показательно, что и сам по себе гроб, как и похороны, могила и кладбище, равнообя-

занные своим происхождением и природе и культуре, постоянно появляются * Петербургском тексте. Один из мотивов, идущих от позднегоПушкина,— тесная и сырая (заполненная водою могила, о чем см. такжеу Достоевского,Некрасова и др.) могила; ср. также могилу в мерзлой земле: Вместо грязи, покрыто кладбище I Белым снегом; сурово-пышна I Обстановка; гроб бросят не в лужу, I Червь не скоро в него заползет

362

/[...]/ Бедняки пускай осенью мрут (Некрасов) и мотив ранней смерти Бозио холоднойзимойу Некрасова и Мандельштама. Другой мотив— Даже ты, Варсонофий Петров, I Подле вывескисделают гробы» I Прицепил полужоные скобы IИ другие снаряды гробов, I Словно хочешь сказать: «друг-прохожий»! I Соблазнись — и умри поскорей! I [...] I Непрестанные нужнызаказы I [...] I Ничего! обеспечен твой труд ![...] I Не робей, Варсонофий Петров! (Некрасов — «О погоде» III) при — А рядом: «Henriette», «Basile», «Andre»IИ пышные гроба:«Шумиловстарший» (Ахматова — «Предыстория»,;ср. пососедству — А в Старой Руссе пышные канавы). Типичный петербургский штрих — ярко окрашенный гроб. — Особо ср. кладбищенски-могиль- ную тематику в «Бобке» Достоевского.

Некоторые темы-идеи (закат, туман, ветер, метель, наводнение и т.п.) образуют особые «подтексты» Петербургского текста. О них — в другом месте.

до Об «одористическом» и «акустическом» кодах писалось в одной из ранних работ, как и соотношении их с «зрительным» кодом.

од Ср. из записей А.Г.Достоевской: «Ф.М. часто упоминал о цвете "масака" [,..], ноникогда не мог определить, какой это цвет [...] Вообще Ф.М. плохо различал цвета». См. Гроссман Л.П. Семинарий по Достоевскому. М.—Пг., 1923, 60. Ср. также: гроб, обитый бархатом цвета масака в «Вечном муже».

1 ПОПушкинское... затем, I Что не в отеческом законе I Она воспитана была, / Ав благородном пансионе I У эмигрантки Ф ал ь б ал а («Граф Нулин») дважды отразилось в «Двойнике»Достоевского: «Чем быдома держать ее смолоду, а они ее впансион, к эмигрантке Ф а л ь б а л а [...] А она там добру всякому учится у эмигрантки-то Ф а л ь б а л а»; — «Выздесь не у .эмигрантки Ф а л ь б а л а , где вы благонравно учились» (позже ср. у Добролюбова: Учились, бедные, вы в жалком пансионе I Француза Фальбала — «Мотивы современной русскойпоэзии»), см.Альтман М.С. Уистоков имен героев Достоевского // Сравнительно-историческое изучение литературы. К 80-летию М.П.Алексеева. Л., 1976, 53-54. — Ср. еще до Достоевского: «Непременно надобно было объяснить ей, [...] широка ли ф а л ь б о р а на наволочках» (Погодин — «Черная немочь», 1829), а после него у Панаева в «Провинциальном хлыще» (1856): «А пуще всего меня беспокоит это модное тряпье: блондыда гипюры, да шляпки,да эти разные ф а л ь б а л л ы . Еще, пожалуй, не угодишь», но даже в самом конце века у И.Коневского: «мелькают обтрепанныелоскутки и оборки щегольской ф а л б а л ы » («Предводящий протест новых поэтических движений/ СтихиЛафорга /»).

Ср. основнойкорпустакого рода примеров в «Петербургских трущобах» (в их последовательности в романе; в скобках, где есть необходимость, указывается значение): «С тех самых пор Юзич решил, что не следует заниматься таким неблагодарным ремеслом, за которое хозяева выгоняютв шею да еще вором обзывают всеартельно, а луч- ше-де призаняться искусством свободным — хотя бы на первый случай карманным, а там швецовым или скорняжным, а затем [...] можно и в ювелиры [воровское искусство высшего класса; до этогоупоминались швецы-рукодельники, т.е. воры, специализирующиеся на кражах платья] начистоту записаться.И стал он, раб Божий, [...] лыжи свои направлятьс площади на улицу, с улицы в переулок, из трактира в

.кабак, из кабака в "заведение" и всё больше задними невоскресными ходами [замаскированный вход в заведение] норовил, с тех темных, незаметных лесенок, по которым спускается и подымаетсясекрет, то есть свои, темные людишки [...] там он и резиденцию свою основал, и незаметнымобразом пристал к ершовскому хороводнику [участник воровской шайки из трактира "Ерши"] [...] Ершовцы же в Александрийском театре не столько искусством артистов пленялись, сколько рыболовному промыслу себя посвящали — "удили камбалы и двуглазым [лорнет, бинокль] спуску не давали"»; — «Маклак пронзительно устремляет взор свой в глубину егозамшевой мошонки,и чуть заметит там относительное обилие бабок [деньги] — как он там^ значит, финалы [ассигнации] шуршат, либо иари-колесники [серебряные деньги] мало-мальски вертятся [...], тотчас же дружески хлопает он мужичонку по плечу [...] С буфетчиком у них давно уже печки-лавочки — дело зарученое — свои люди — только глазом мигнет,так у того уж и смекалка соответствует»', —«А мне почем знать — тебя спрашивал! ... Возьми зеньки в граблюхи, да

363

и зеть вон сквозь звенья.' Может, и фигарис какой! [возьми глаза в руки и смотри сквозь стекла! Может, сыщик какой] [...] — Которыйэто? что в шельме [шинель] камлотной сидит, что ли? [...] — Тотсамый... Гляди, не фигарис ли каплюжный [полицейский] [...] — Нет, своя гамля [собака]»; — «Другу Борисычу! [...] Клей [выгодное воровское предприятие] есть! — Ой ли, клевый [хороший] аль яманный? [негодный] [...] — А как пойдет: в слом [воровская доля] аль в розницу [вся выручкаодному]. — Известно, в слом! Тебе, коли сам работать станешь, двойную растырбаним [распреде-

лять выручку]. Вот видишь, мухорта [любой человек, не вор], что со мной сидел? [...] Так вот ему темный глаз нужен [фальшивый паспорт] На кого? на себя? — спросил Борисыч. — Нет, маруишй [женский] нужен» [по соседству —•любопытное разъяснение: ими отсутствующего товарища мазурики избегают называть, «стараясь выражаться более местоимениями: тот, этот, наш, или существительными вроде: знакомый человек, нужный человек и т.п.; ср. совсем в ином стиле и жанре — На берегу пустын,- ных волн I Стоял о н дум великих полн.., при том, что в этой экспозиции имя Петра не называется, но он отмечено курсивом; лишь далее, в "литературно-панегириче- ской" части и то лишь косвенно оно вводится — Петра творенье, град Петров. — В.Т.]» — «[...] Ив углах сваливается всё натыренное [наворованное] [...] Приобретает онтыренное то на смарку трактирного долга, то на хрястанье с канновкой [то есть с водкой] [...] Отсчитывает он в этом случае гроник да канику, а получает колесами [соотв. — грош, копейка, рубль]»; — «хорошо известно, что Пров Викулыч занимается спуркой [скупка и перепродажа краденых вещей], все ониименно и собрались сюда не за чем иным, как только попурить [сбыть ворованное] ему тыренное»; — «Что стырил [...]

— Да что, друг любезный, до нынче все был яман [плохо] [...] а сегодня,благодарение

Господу Богу, клево [хорошо] пошло. [...] — Еще б те маху! Шмеля срубил, давыначил скуржанную лозанку! [вынул кошелек да вытащил серебряную табакерку] [...] — Мешок во что кладет веснухи? [барышник во что ценит золотые часы?] [...] Клей [всякая воровская вещь] не дешево стоит [...] — А какой клей-то? — Да канарейка с путиной [часы с цепочкой], как есть целиком веснушные [...] Я по чести, как есть, три рыжика правлю [просить три червонца]. — Какими? рыжею Сарою? [полуимпериал] »; — «Просто, брат, страсть! Вечор было совсем-таки влопался! [попалсяв воровстве] да спасибо,мазурик со стороныкаплюжника дождевиком [камень] — темтолько и отвертелся! А Гришутка — совсем облопался [взят полициейи доставлен вучасток или тюрьму], поминай как звали! Стал было хрять [бежать] в другую сторону,да лих, вишь ты, не стремил [не смотрел, не остерегался], опосля как с фараоном [будочником] справились;а тут стрела [патрульный казак] подоспела вдогонку — ну и конец! Теперь потеет [сидит в части]; гляди, к дяде на поруки попадет [попасть в тюрьму] , коли хоровод не выручит. — Значит, скуп [общая складчина на выкуп попавшегося] надо? [...] Значит, скуп! Парень, братцы, клевый, нужный парень! Отначиться [откупиться] непременно надо. — Сколько сламу потребуется? [...] — Обыкновенно на гурт: слам на крючка, слам на выручку да на ключая [соотв. — взятка, полицейский письмоводитель, квартальный надзиратель, следственный пристав]»; — «Значит, можно в ход помадку [метод действия и приемов при совершении кражи] пускать? [...] А коли облопается да клюю прозвонит? [а если попадется и на следствии приставу расскажет?]»; — «Ну-с, а теперь затыньте-ка [скройте, заслоните], братцы, хорошенько!»; — «Нешто стырен? — Амба! [...] Амба!.. так вот как! В домухе'опатрулено [амба — убить, удар насмерть; домуха — д,ом;.опатрулить — отобрать в квартире]. — Клевей, брат! почти что на гопе [в поле или в лесу] [...] не заставь руку расходиться! — ломату [побои] задам добрую»; —

«Да пусть приготовитмне ерша в салфетке [бутылку шампанского, обернутую салфеткой]»; — «[...] гнусным тенорком "отхватывал" какую-нибудь чибирячку [песню со скандалезным характером]»; — «Макридапотянуласьтуда же с книжкой, на переплете которой "для близиру" [для виду] лежало несколько медяков»; — «А! [...] Грызуны [нищие] привалили! Много ль находили,много ли окон изгрызли? [просить милостыню] [...] Ничего; звони [говорю] знай, как звонилось»; — «Гречка выпучил глаза от изумления.— Труба!., [вздор, пустяки] Зубы заговариваешь! [сбиваешь в толку] [...] —Ну, так лады [хорошо] [...] —Стачка [сделка, уговор] нужна [...] за Подвод [устроить предварительнуюподготовку дела] половину слому [...] я, значит,в помаде [воровство], я и в ответе. — А коли на фортунке к Смольному затылком [провоз

364

преступника к эшафоту на позорной колеснице], тогда как? [...] Не бойся, милый человек: свою порцию миног сами съедим [принятьнаказаниеплетьми]»; — «Как, и ему

живее. [...] Он, значит, осюшник [двугривенный] на косушку сгребал [...]» и т.п., ср.: мухортик [партикулярный человек], Алёшки [из лакеев], Жоржи [из мошенников], захороводить [подговорить на воровство прислугу в доме], на особняка идти [заниматься воровством в одиночку], мазы [опытные воры, ср. патриарх мазов], звонки [ученики мошенников], кирюшка [палач, ер, имя реально существовавшего в Петербурге палача Кирюшки], Кирюшкин брат [палач], золотая тырка [очень удачное воровство], ошмалаш [ощупка], трекнуть [неосторожно толкнуть жертву во время кражи, создавать давку], что звякало-то разнуздал? [распустить язык], прихрякнуть [приехать], псира [собака], рахманно [прекрасно], шишка [портмоне], финажки [ассигнации] , на шарап [приступом, на ура] ,облопаться да за буграми сгореть [попасться да в Сибири пропасть], приткнуть [убить], Кирюшкина кобыла [инструмент, на котором наказывали плетьми], граблюха [рука], голову на рукомойник [зарезать], фига [шпион, сыщик], стремчаговый [трехрублевый], выседки, на выседках [заключение на известный срок, по приговору суда], подворотня [служитель-привратник], попгемчиха [тюремная похлебка], голодная [уголовная палата], с нашим нижайшим почтением отпустят [оставят в сильном подозрении], жирмашник [гривенник], ламошник [полтинник], треки да синьки [трехрублевые и пятирублевые], жулик [маленький острый ножик], жиган [каторжник], стрелец савотейный [беглый сибирский бродяга], куклим четырехугольной губернии [бродяга, не помнящий родства], отабуниться [собраться в кучу], двадцать шесть [берегись!], почеши ногу [как же, дожидайся], без глаз ходить [быть без паспорта], серенькая [кредитный билет в 50 рублей], радужная [кредитный билет в 100 рублей], серо еще [неизвестно,как пойдут дела], мокро [опасность], снег [неудача], самодуринское [вино или зелье, с подмешанным дурманом], темную накрыть [покушаться на убийство удушением], взять на храпок [способ удушения], принакрыть мякотью дыхало [удушить, закрыв подушкой рот и ноздри], лататы [удрать], оказать нижайшую благодарность [оставить в подозрении], потемный [убитый, задушенный], маз [вор, заправляющий воровством] , тырбанка [дележ добычи], краля [благородная дама], проюрдонить [промотать, прокутить], канчук [сто], калыман [прибавка], кафя [копейка], жирмабешь

[двадцать пять], скипидарцем попахивать [подозревать], бубновый туз в кандалах

[приговоренный к ссылке в Сибирь], татебные [заключенные преступницы, которые не ходят обедать в общую столовую], присяга [белый передник], ширманы [карманы, ср. ширманам чистка, граблюхами по ширманам], с онику [термин карточнойигры],

бирка [паспорт], липовый глазок [поддельныйпаспорт], картинка [вид на жительство, паспорт], гопать [шататься], накидалцще [верхняя одежда], голуби [белье], шифтан [кафтан], ухлить [глазеть], затемнить [убить], селитра [солдат, конвоирующий преступника], зеньки не заухлят [чужие глаза не увидят], канька [копейка], трешка [три копейки], пискалик [пятак], звонить [проситьмилостыню], склеиться [согласиться], шемяга [платок], ни каньки не скенит [никопейкинет].

102Ср. номенклатуру рабочих на петербургской бойне — башколомы, нутрянщики, резаки, кишечники, гусачники и т.п. (Бахтиаров), карточных игр — безик, макао, винт, бакара, мушка и т.п,, не говоря уж о более широко известных названиях,воровскую

номенклатуру и т.п., формирование административной, юридической, хозяйственноэкономической, научной, философской и т.п. терминологии. Светская «бонтонная»

терминология и фразеологиятакже не отставала от других областей,хотя от многих из них она отличалась быстрой сменой мод. Ср.: «Слово пикантно я здесь [в Демидовом саду — "Демидроне". — В.Т.] впервые услышал,— модноеи оченьхарактерноеслово, сменившее шик, шикарно пятидесятыхгодов и ригольбош, ригольбошно шестидесятых. — Как, что и почему "пикантно", — я сразу понял,когдаувидел и услышал на сцене "Демидрона", "неистощимо-веселую" Альфонсину, знойно-тропическую Кадуджу, игри-

во-гривуазную, как шампанское, Филиппе, доводившуюмимическое объяснение"лямура" до физиологической откровенности», см. Михневич В. Петербургское лето. Фельетонные наброски.СПб., 1887, 141 («1-е мая по дневнику старогофланера»). Пе-

365

тербургская хроника (особенно с середины прошлого века пестрит неоценимым материалом полексике и семантике, не говоря о фразеологии, весьма часто неполучившим отражения в словарях русского языка, а если и получившим, то обычно без учета наиболее подвижных элементов, определявших моду в ее изменениях, а следовательно, и часть русской культуры в ее «петербургском» варианте. Источники фиксируют немало любопытных примеров варьирования формы слов, в частности под влиянием установки на осмысление в «народно-эмитологическом» плане (ср. название гувернантки в повести Победоносцева «Милочка» — говорнянька и т.п.).

Эти «народноэтимологические» игры функционально, по сути дела, сопоставимы с опытами звуковой организации текста в художественной литературе, прежде всего,конечно, в поэзии. Речь идет, с одной стороны о творческом опыте анаграммирования та-

ких больших поэтов, как Пушкин, Вяч.Иванов, Ахматова, Мандельштами др., а с другой, об анаграммировании ключевых слов-символов, вокруг которых в поэзии Петербургского текста — явно или тайно, сознавая это или подсознательно — кристаллизовались своего рода анаграмматические структуры (или поля). Центральным словом в этом ряду, бесспорно, является Нева. Учитывая критерии сознательного или, так сказать, подсознательно-интуитивного, «случайного» анаграммирования, а также очень различные «разрешающие» способности читателя в отношении опознавания этого явления и даже вообще знания о существовании его, уместно обозначить прежде всего бесспорные примеры. Бесспорность ядра анаграммируемого слова обычно приводитк эффекту «высвечивания» того, что без этого ядра, источника света, было бы незамечено. Будучи же замеченными, эти «неполно-анаграмматические» фрагменты также вступают в игру и не столько размывают бесспорное, сколькоподдерживают его, образуя «плавные» подступы к ядру и отступы от него. Предрасположенность слова Нева к анаграммированию подтверждается десятками (если не более) примеров, из которых

здесь достаточно указать немногое. Ср.: Где прежде финский рыболов I [...] I Бросал в, неведомые воды I Сели ветхий невод / [...] I [...] ныне там I [...] IВ граншп оделася

Нева: I Мосты повисли цад_ водами: — Но силой ветров, от залива. I Переграждендая Нева I Обратно шла гневна, бурлива... [ср. также: [...] стройный вид, I Невы державное течец&е, I Береговрй ее гранит; —^неколебимой вышине, I Над, возмущенною Невою I [...] I Кумир на бронзовом коне (к стройный вид ср. другое характерное петербургское описание, принадлежащее Григорьеву: Город пышный, город бедлый, I Дух неволи, стройный вий, I Свод небес зелено-бледный, I Скука, холод и гранит...);

— [•••] Вкруг него I Вода и больше ничего — у Пушкина;— «И от тех небылиц, цадуМясь, Нева и ревела и билась в массиддых гранитах» у Белого; — О, как не внять зло-

вествованью I Неды, когда, преодолев. I Себя и гневЫ. младших.Нее. I ffcmoutgna вседневной данью [...]; — А там — из синевы.Невы, I Н& выцветет ли знак прощальный? [...] и др. — у Б.Лившица; — И весь траурный город плыл I По неведомому назна-

ченью, I По Неве иль против течелья, — I Только прочь от своих могил; — Я не. взглянула на Неву! [...]/ И мне казалось — наяву. I Тебя увижу, позабытый — у Ахматовой; — Нева — как вздувшаяся вена: — Декабрь торжественный сияет над Не-

вйй. I Двенадцать месяцев поют о смертном часе (с вариациями); — Н_о как Медуза невская вРлца I Мце отвращенье легкое внушает — у Мандельштама и др. Ср.также известную в русской поэзии игру сталкивания Нева — \небо}. .

В свете последующих опытов и учитывая, что Петербургский текст как определенный литературный конструкт внутри себя времени не различает, уместно поставить вопрос о пред-анаграмматической стадии разыгрывания звуковой темы Невы д о Пушкина. Действительно, Нева, часто упоминаемая в поэзии XVIII в. (прежде всего в одической), во многих случаях оказывается в н-в-, e-н-контекстах, однакообычнослабо организованных. Не входя здесь в этот вопросподробнее, стоит, пожалуй, выделить одного поэта — М.М.Муравьева, автора стихотворения «Богине Невы» (1794 г.). Этот выбор объясняется не только ключевым для этого стихотворения местом, для своего времени довольно искусно организованного в звуковом отношении* — Протекай спокойно, плавно. I Горделивая Нева. I Государей зданье сла&нр IИ тедисты острове^ —

но и еще, по крайней мере, двумя обстоятельствами: высоким уровнем звуковойорганизации в лучших образцах поэзии Муравьева («Ночь», «Зрение» и др.) и если не влиянием его на последующую поэзию, то во всяком случае учетом ряда муравьевских

366

Петербургские тексты и Петербургские мифы (Заметки из серии)

Юрию Михайловичу Лотману посвящается

С неизменно живым интересом и чувством глубокой благодарности автор этих заметок не раз слушал рассказы-воспоминания Юрия Михайловича* о городе, в котором он родился и жил, откуда он ушел на войну и куда он с нее вернулся. В многосоставное™ научного и человеческого облика Юрия Михайловича «петербургское» остается и сейчас, после десятилетий, прожитых вне родного города, наиболее ярким и диагностически важным элементом. Эта верность истокам при всей открытости иным опытам заслуживает и вниманияи уважения.

В ответ на эти «петербургские» дары Юрия Михайловича автор хотел бы предложить своего рода возвратный дар — avridcopov , серию заметок под названием — «Петербургские тексты и петербургские мифы». В течение сорокалетнего петербургского «романа» автора он старался не упустить возможности прислушаться к тому, что город говорит сам о себе — неофициально, негромко, не ради каких-либо амбиций, а просто в силу того, что город и люди города считали естественным выразить в слове свои мысли и чувства, свою память и желания, свои нужды и свои оценки.

Эти тексты составляют особый круг. Они самодостаточны: их составители знают, что нужное им не может быть передоверено официальным текстам «высокой» культуры. И они правдивы, по крайней мере, на уровне «авторских» интенций. Срок жизни этих текстов короток, и время поглощает их — сразу же, если сказанное не услышано и не запомнено, до первого дождя, тряпки уборщицы, метлы дворника, предпраздничной побелки, покраски дома или ремонта. Лишь немногие классы этих текстов могут рассчитывать на годы, десятилетия и даже столетия существования. Таковы эпитафии, хотя нужно подчеркнуть, что устойчивы ко времени именно эпитафии-типы, эпитафии-образцы определенной традиции кладбищенски-погребального красноречия; чем индивидуальнее текст эпитафии, тем больше шансов на его скорое уничтожение. Но скоротечность жизни подобных текстов в значительной степени уравновешивается тем, что время не только стирает тексты, но и создает и репродуцирует новые, так или иначе восстанавливающие учитываемые образцы, или же если эти тексты, хотя бы и не вполне адекватно,

368

успевают быть схвачены налету литературой, как, например, в «Петербургских трущобах» Крестовского, где город говорит о себе словами «заключенников Дядиного дома» (тюремного Литовского замка), пьяниц, собиравшихся у «Ершей», или любителей иных развлечений в Малиннике, «пестрых» обитателей Вяземской лавры или толпы,. заполнявшей

Сенную. Ни одно культурологическое исследование не может претендовать на целостный взгляд, если оно не учитывает подобные тексты и зарождающиеся в них элементы и их схемы, которые в одних условиях формируют новые мифы, а в других оказываются невостребованными и остающимися на уровне фантомов. Невнимание и тем более пренебрежение к таким текстам — ничем не оправданное расточительство и сужение объема самого понятия культуры, особенно опасное в условиях экспансии «официальных» форм культуры.

Из обширного материала в несколько сотен записей в «Петербургские тексты и петербургские мифы» здесь включено семь заметок, которых, вероятно, недостаточно, чтобы по ним вполне представить себе целое. Для того, чтобы была уяснена общая макроперспектива, нужноподчеркнуть, что тема «Петербургские тексты и петербургские мифы», при первом и неизбежно поверхностном взгляде столь противоположная теме «Петербургский текст русской литературы», при более глубоком рассмотрении оказывается связаннойс последней, как связаны два полюса, два крайних предела единой «сверх-темы» — «Петербург в с л о в е».

I. Тексты блаженной Ксении Петербургской и ее культа (по материалам Смоленского кладбища, 70-80-е годы)

Короче и весомее всего о духовном подвиге Блаженной Ксении и его значении сказано в двух литургическихтекстах: «Нищету Христову возлюбивша, бессмертныя трапезы ныне наслаждаешися, безумием мнимым безумие мира обличивши,, смирением Крестным силу Божию восприяла еси, сего ради дар чудодейственныяпомощи стяжавшая, Ксения Блаженная, моли Христа Бога избавитися нам от всякого зла покаянием» (Тропарь, глас 7) и «Днесь светло ликует град Святаго Петра, яко множество скорбящихобретают утешение, на Твоя Молитвы надеющиеся, Ксение Всеблаженная, Ты бо еси граду сему похвала и утверждение» (Кондак, глас 3). И ещеодин текст — об эмпирии жизненного пути: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. На сем месте положено тело рабы Божией Ксении Григорьевны, жены придворного певчаго в ранге полковника Андрея Федоровича. Осталась после мужа 26 лет, странствовала 45 лет. А всего жития 71 год, звалась именем Андрей Федорович. Кто меня знал, да помянет мою душу для спасения души своей. Аминь». (Надпись на плите, которая некогда лежала на могиле Блаженной Ксении1.)

Поскольку о Блаженной Ксении, недавно причисленной к лику святых, существует довольно значительная литература и ей предполагается посвятить более обширную работу, здесь позволительно ограничиться

369

темой, обозначенной в заглавии и ограниченнойв данном случае лишь частью имеющегося материала, собиравшегося автором в течение многих лет. Тем не менее два предварительных замечания все-таки необхо-

димы.

П е р в о е . Блаженная Ксения, конечно, наиболее петербургская из святых. Простой народ, особенно женщины, сознает свою преимущественную близость к ней, наличие постоянной тесной, носящей необычно интимный характер связи. Молодая, счастливая в браке женщина, в 26

лет потеряв мужа, но не признав этой потери, а напротив, приняв его в себя вместе с его именем, а себя, Ксению, похоронив2, вступила на путь подвижничества, выбрав именно эту, редчайшую в истории христианской святости, форму. И этот подвиг был почти сразу же понят, принят и высоко оценен. Молва, народное устное придание (рассказы о Ксении более века назад собирал священник Стефан Опатович) донесло живую память о Ксении через два века до наших дней, когда она причислена к лику святых («книжная» и официальная память сформировалась позже, причем на основе именно устного народного предания). Благодаря народной памяти мы знаем не только о подвижничестве Ксении, но и о деталях ее жизни, где она жила, с кем встречалась, что делала и что говорила. Память о Ксениисохранялась и в десятилетия гонений и преследований, попыток уничтожить все, что связано с ее почитанием. Зародившись в узком локусе Петербургской Стороны, тогдашнего Городскогоострова, на улице под названием Андрей Петров (вариант — Андрей Петрович), с 1877 г. — Лахтинская, и будучи перенесенной на Смоленское православное кладбище3, память о Ксении стала достоянием всего города. Сюда, к часовне Блаженной Ксении и в трудные годы приезжали с разных концов России. Зарубежная православная церковь первой канонизировала Блаженную Ксению. Престолы в ее память освящены в Греции и в Америке, а теперь и в храме Смоленской Иконы Божией Матери, на Смоленском кладбище, продолжающем оставаться центром культа и памяти Святой Блаженной Ксении Петербургской.

В т о р о е . Под т е к с т а м и Блаженной Ксении понимаются свидетельства о ней весьма разного рода, хотя отдельные разновидности этих текстов часто, а иногда, в силу сказанного выше о роли народного предания, и неизбежно пересекаются и контаминируются, и выделение «чистых» типов нередко возможно лишь теоретически. Целесообразно говорить о следующих разновидностях текстов: 1) тексты Ксении — подлинные ее слова, как эту подлинность понимает народная традиция4; 2) тексты о Ксении, принадлежащие ее-современникам и легшие в основу широкого разветвленного устного предания, сохраняющегося и в наши дни (в значительной степени эти тексты реконструируются по данным других текстов); 3) эпитафически-мемориальные тексты (начинаяс первой надписи на надгробной плите); 4) официальные литургические тексты, относящиеся к культу Ксении (молитва, тропари, стихиры, кондаки, канонмодебный /«песни»/, подступык житию, наконец, само житие и т.п.)5; 5) синтезирующие исследовательские и эмпирически-соби-

370