Историческаяи_соц._-обр._мы

ISSN 2219-6048 Историческая и социально-образовательная мысль. 2014. № 2 (24)

На завершающем этапе исследования выявлялась степень готовности населения оказывать содействие органам власти в решении вопросов местного значения. Результаты опроса показали, что 72% населения не готовы оказывать какое-либо содействие органам местного самоуправления. Этот факт свидетельствует о низкой гражданской ответственности, пассивности населения, а также нежелании, помимо участия в выборах и обращений в органы власти для решения личных проблем, сотрудничать с ними.

Делая выводы по исследованию, необходимо отметить, что, несмотря на наличие некоторых негативных моментов, в целом муниципальная власть в глазах жителей г. Тюмени представляется как вполне способная в рамках имеющихся прав и полномочий разрешать повседневные проблемы жизнедеятельности муниципального образования, однако степень эффективности ее решений, по мнению существенной части респондентов, может быть значительно выше.

Характер муниципальных органов власти в восприятии горожан представляется двояким. Так, с одной стороны, положительные изменения в жизни города, произошедшие за последние десять лет, повлияли на наличие значимой доли граждан, позитивно оценивающих местную власть муниципального образования. С другой стороны, в представлении определенной части горожан она является в некотором роде формальным институтом, недостаточно быстро реагирующим на потребности местного населения и не учитывающим его потребности.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ

1.Устинова О.В. Готовность населения противостоять коррупции в органах власти // Известия высших учебных заведений. Социология. Экономика. Политика. 2011. №2. – С. 42-46.

2.Хайруллина Н.Г. Роль социологических технологий в деятельности органов власти, образования и бизнеса / Хайруллина Н.Г., Щербаков Г.А. // Известия высших учебных заведений. Социология. Экономика. Политика. 2008. №4. – С. 44-46.

261

ISSN 2219-6048 Историческая и социально-образовательная мысль. 2014. № 2 (24)

Согласно исследованиям суицидологов, эффект Вертера подтверждается статистически достоверной взаимосвязью между отражением проблемы суицидов в средствах массовой информации и повышением частоты самоубийств среди подростков [3].

Исследование влияния информации в сети Интернет (в частности, сообщений в социальной сети Фейсбук) на суицидальную активность пользователей провели в 2010 г. Томас Д. Рудер и Гари М. Хэч. Цель исследования заключалась в выявлении потенциального влияния предсмертных записок, оставленных в Фейсбуке, на подражательное копирование суицидов. Авторы описывают несколько случаев суицида пользователей Фейсбука, объявивших о своих намерениях через социальную сеть. Все они страдали от того, что недавно были разорваны отношения с близкими им людьми [5].

Исследование Дарен Бейкер и Сары Фортуне также посвящено изучению проблемы членовредительства и склонности к суициду у молодых людей, посещающих так называемые «просуицидальные» сайты. Учеными были проведены интервью с 10 посетителями подобных сайтов посредством электронной переписки. Данные интервью анализировались с помощью Фуколдианского анализа дискурса (FDA). Большинство участников исследования указывали на то, что они находят на таких сайтах «сочувствующее понимание» со стороны других людей, а в официальных службах психологической помощи такого понимания нет. По словам участников, ни семья, ни друзья, ни широкая общественность, включая службы медицинской и психологической помощи, не могут их понять так, как пользователи таких сайтов. Авторы исследования считают, что следует проводить больше исследований, направленных на изучение влияния «просуицидальных» сайтов (в частности, почему люди предпочитают обращаться

ктаким сайтам вместо профессиональных служб) [4].

Вцелом, по данным ВОЗ, существует немало свидетельств, подтверждающих, что «некоторые формы документальных сообщений о самоубийствах связаны со статистически достоверным ростом уровня самоубийств, самое сильное воздействие, по-видимому, они оказывают на молодежь» [1].

Исходя из вышеизложенного, можно сказать, что важность целенаправленной работы по исключению доступа детей и подростков к сайтам вредоносного содержания несомненна.

Впоследнее время вопросы обеспечения благополучного и защищенного детства стали одними из основных национальных приоритетов и в нашей стране. Указами Президента Российской Федерации утверждены Национальная стратегия действий в интересах детей на 2012– 2017 годы, Концепция демографической политики Российской Федерации на период до 2025 года и др. В 2012 г. Российской Федерацией был принят Федеральный закон № 436-ФЗ «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью или развитию», который четко определяет информационную продукцию, не допустимую для детской аудитории.

Работа по оценке интернет-информации, формирующей суицидальную активность подростков, проводится экспертами Федеральной службы по надзору в сфере защиты прав потребителей и благополучия человека. В ходе этой работы актуализируются вопросы, касающиеся экспертизы наиболее сложных материалов, требующих привлечения высококвалифицированных специалистов в области психиатрии, психологии, филологии, педагогики, социологии, и определены дальнейшие направления методического обеспечения деятельности экспертов и др. [7].

Используя социально-психологическую экспертизу вредоносной интернет-продукции, можно своевременно блокировать рискованные ситуации, снимать социальное напряжение, а также принимать рациональные управленческие решения в вопросах профилактики суицидального поведения подростков.

Деятельность социально-психологической экспертизы должна осуществляться в пределах ее научной компетенции и в соответствии с требованиями действующего уголовнопроцессуального законодательства.

Основная задача данной экспертизы состоит в оказании помощи экспертам

и методов исследования, новых фактов, позволяющих точно и объективно оценивать информационную продукцию на предмет наличия информации о способах совершения самоубийства или призывов к его совершению.

Методические рекомендации по вопросам разработки социально-психологической экспертизы информационной продукции должны быть ориентированы на реальную помощь экспертам и иметь четко выраженную методическую направленность; точно и понятно определять

263

Социология и психлолгия

цели, задачи и назначение экспертизы; отражать технологию и методы проведения экспертизы; обеспечивать преемственность знаний и навыков, полученных при проведении предшествующих экспертиз; последовательно и упорядоченно излагать материал; выделять наиболее существенные смысловые связи и ключевые понятия; представлять единый подход к употреблению терминов, используемых при проведении экспертизы.

Целью методических рекомендаций является выработка единых подходов к разработке технологии социально-психологической экспертизы информационной продукции на предмет наличия информации о способах совершения самоубийства или призывов к его совершению.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ

1.Всемирная организация здравоохранения. Превенция самоубийств. Руководство для специалистов средств массовой информации. – Женева, 2000. – С.7.

2.Михайлина М.Ю. Психологическая помощь подросткам в кризисных ситуациях: профилактика, технологии, консультирование, занятия, тренинги [Текст]: / М.Ю. Михайлина, М.А. Павлова. – Волгоград: Учитель, 2009. –

С.50

3.Суицидология: Прошлое и настоящее: проблема самоубийства в трудах философов, социологов, психотерапевтов и в художественных текстах. – М., «Когито-Центр», 2001. – 569 с.

4.Baker D., Fortune S. Understanding Self-Harm and Suicide Websites A Qualitative Interview Study of Young Adult Website Users // Crisis 2008; Vol. 29(3):118–122.

5.Ruder T.D., Hatch M., Ampanozi G., Thali M. J., Fischer N. Suicide Announcement on Facebook // Crisis 2011; Vol. 32(5): 280–282.

6.http://www.ritsu.ru/sn37-podrostkovyiy-suitsid.html

7.www. rospotrebnadzor.ru

8.References

9.World Health Organization. Suicide prevention. Guide for media professionals. Geneva 2000. C.7.

10.Mihajlina, M. Psychological help adolescents in crisis prevention, technology, counseling, employment, training [Text] / M. Mihajlina, MA Pavlova. - Volgograd: Teacher, 2009. - P.50

11.Suicidology: Past and Present: the problem of suicide in the works of philosophers, sociologists, therapists and artistic texts. - M., "Kogito Center", 2001. - 569 p.

264

Социология и психлолгия

ченными возможностями требует особой сознательности, развитых нравственных категорий, а это – вопросы индивидуальной и социальной этики, то есть вопросы философского характера.

Вообще, нужно отметить, что институциализация государственной политики в отношении инвалидности имеет свою идеологическую и правовую составляющие. Э. Эйд (Arne Eide), рассматривая социокультурные и экономические аспекты проблемы, полагает, что между инвалидностью и социокультурным окружением, экономическим пространством и бедностью существует особый «порочный круг», когда «лица с ограниченными возможностями, не имеющие доступа к образовательным ресурсам, чаще всего находятся в неблагоприятном положении на рынке труда и часто получают низкооплачиваемую работу» [4] .

Рассмотрим ключевые моменты различных типов государственной политики в отношении проблемы инвалидности, реализующиеся в мировой практике.

Традиционно выделяется два типа государственной стратегии в отношении регулирования проблемы инвалидности. Как полагает эксперт в области международных социальных программ Дэниел Монт (Daniel Mont), политика инвалидности, как правило, имеет два вектора, которые время от времени конфликтуют друг с другом. Один из них – это страхование и материальная поддержка инвалидов. «Адекватное питание, жилье и здравоохранение, создание инвалидам достойной жизни, свободной от страха и нужды. Помимо материальной поддержки, другой вектор государственной политики – это активная интеграция инвалидов в социальную и экономическую жизнь общества, открывающая перед инвалидами полный спектр возможностей участия в экономике и обществе в целом» [5] .

Как известно, все страны ОЭСР обеспечивают прямые денежные пособия инвалидам. Эти льготы предоставляются за счет трех видов программ:

-универсальные программы, датирующие все категории лиц с ограниченными возмож-

ностями;

-страховые программы, выплачивающие субсидии только работникам-инвалидам на основании налоговых вкладов в программу;

-нестраховые программы, ориентированные на конкретные выделенные группы. Например, в Дании, Норвегии, Швеции, Швейцарии приоритет отдается, в основном, универсальным программам при практически полном отсутствии программ для выделенных групп. В то время как в Германии, Корее, Италии, Португалии, Турции, Англии государственная политика имеет адресный характер, при котором преобладают программы для узкоспециальных групп. В Канаде отсутствие универсальной программы выплат инвалидам компенсируется страховыми, региональными формами поддержки.

ВСША существуют несколько систем финансовой опеки инвалидов: во-первых, это «Программа социального страхования по инвалидности» – the Social Security Act (SSA), определяющаяся вторым разделом «Закона о социальном обеспечении», и программа «Дополни-

тельного социального дохода» – Supplemental Security Income program (SSI). «Программа социального страхования по инвалидности» – The Social Security Disability Insurance program (SSDI) обеспечивает выплаты инвалидам, покрываясь в рамках программы общего социального обеспечения. Программа «Дополнительный социальный доход» является средством поддержки инвалидов, слепых и пожилых людей, которые имеют ограниченный доход, независимо от их трудового стажа и отношения к трудоустройству.

Втечение последних двух десятилетий SSDI и SSI программы получили большее число участников, чем ожидалось. В 2000 г. «Управление социального обеспечения» США выплатило 50 млрд долл. денежных пособий до 5 млн работников в рамках SSDI . В период с 1989 по 2000 год число работников, получающих SSDI, выросло с 2,9 млн до почти 5,0 млн, что приближается к 74%. Кроме того, в 2000 г. «Управление социального обеспечения» выплатило 19 млрд долл. гражданам с ограничением по зрению и инвалидам различных возрастных категорий, работающих в рамках программы SSI. В значительной степени этот рост отражает увеличение числа людей, обращающихся за помощью к программам, и снижение числа лиц, закончивших участие в программах.

Проблемы между двумя указанными подходами в государственной политике помощи инвалидности, как полагает Д. Монт, связаны с логическими (на уровне определений) и фактическими (на уровне реализации) противоречиями между двумя парадигмами. Так, в частности, усиленная интеграция инвалидов в общество повышает количество социокультурных, экономических и иных рисков. Программы, гарантирующие инвалидам стабильные страховые выплаты, становятся препятствием для активного участия инвалидов на рынке труда. Таким образом,

266

ISSN 2219-6048 Историческая и социально-образовательная мысль. 2014. № 2 (24)

чем стабильнее и экономически выгоднее страховые выплаты по инвалидности, тем менее инвалиды заинтересованы в интеграции в трудовую социальную систему. С другой стороны, политика, направленная на стимулирование всестороннего участия людей с ограниченными возможностями в сфере занятости, часто понижает уровень безопасности для них. Задача состоит в том, чтобы реализовать поддержку и стимулы, способствующие полноценному участию инвалидов в обществе, обеспечивая при этом их средствами для достойной жизни.

Проблема слабой эффективности обеих программ при одновременном применении в начале 2000-х гг. привела к сдвигу государственной модели поддержки инвалидов в странах ОЭСР с чисто экономической в сторону интеграционной. Эта политика развивала комплекс мер, включая денежные пособия (в качестве вспомогательного аспекта), систему специальных услуг, стимулов для трудящихся и работодателей, антидискриминационных законов и стимуляции факторов, способствующих всестороннему участию инвалидов в жизни здорового общества.

Указанный сдвиг потребовал более широкого социокультурного определения инвалидности. Так, в частности, традиционное определение инвалидности через болезнь или дисфункциональность заменено новыми интерпретациями. Инвалидность рассматривается не просто как результат заболевания или травмы, а как последствие негативного взаимодействия в физических, социальных и политических условиях.

Сдвиг в сторону интеграционной модели, помимо аксиологических проекций, имел, безусловно, прагматические, поскольку не включенные в общество инвалиды – это груз для семьи и общества. Когда инвалиды не полностью интегрированы в общество и экономику, они становятся причиной добавочных расходов для членов их семей. Исследование социокультурных аспектов инвалидности, проведенное в Уганде, предполагает, что низкая социальная позиция членов семей, в которых имеются родственники-инвалиды, более вероятна по отношению к семьям без инвалидов. Родственники инвалидов, не включенных в трудовые отношения, несут на себе бремя поддержки, жертвуя своим временем, ресурсами, которые могли быть потрачены на карьерный рост, социальную мобильность и приобретение новых навыков, востребованных на рынке труда. В семьях, где есть инвалиды, отмечался более низкий показатель посещаемости школы детьми. Таким образом, интеграционная модель для людей с ограниченными возможностями более соответствует современным реалиям.

Однако интеграционная парадигма имеет ряд факторов, повышающих ее социальную инертность. Эффективность интегративной модели инвалидности, с одной стороны, имеет внутренние аспекты (мотивация, способности инвалидов к включению в общество и т.д.) и, с другой – внешние, связанные с рецепцией инвалидов в качестве членов общества неинвалидами. Если раньше дискриминация в отношении инвалидов была открытая – то сейчас скрытая. «В некоторых странах людям с ограниченными возможностями негласно отказывали в элементарных правах. Дискриминация на рынке труда и в предоставлении социальных программ, таких как здравоохранение и образование – частое явление» [6]. Таким образом, современные вопросы государственной политики регулирования инвалидности определяются правовыми, административными, экономическими, социокультурными и т.д. комплексами.

Важнейшим пунктом правовой архитектуры государственной политики США в отношении инвалидности выступает «Закон о борьбе с дискриминацией», согласно которому отказ от приема на работу на основании инвалидности человека является незаконным. Эти законодательные инновации, появившись в Соединенных Штатах со времен «Закона об американцахинвалидах» – Americans with Disability Act (ADA), повлияли на аналогичные акты в Канаде, Великобритании и Австралии. «Закон об американцах-инвалидах» направлен на стимулирование найма и удержания работников-инвалидов путем предоставления им определенных прав. ADA, который вступил в силу в 1992 г., состоит из двух основных компонентов. Работодателям запрещена дискриминация в отношении людей с ограниченными возможностями на предмет найма, расчета компенсаций, увольнения или продвижения по службе. Работодатели обязаны предоставлять инвалидам доступные рабочие станции, идти навстречу реструктуризации работы, установку специального оборудования или вспомогательных устройств.

Важнейшим подходом аксиологического, социокультурного интегрирования инвалидов в общество является известный «принцип нормализации». Согласно этому подходу, интеграции инвалидов в сферу занятости, в различные общественные структуры, получению ими услуг образования, здравоохранения и т.д. должна предшествовать особая идеология «нормальности», то есть позиция, согласно которой инвалиды – это нормальные, «такие же, как и все» члены общества. Принцип нормализации широко обсуждался в западной прессе и был предметом

267

Социология и психлолгия

многочисленных дискуссий и противоречий. Эти недоразумения возникают из-за того, что сам термин «нормальный» семантически определяется в том числе отсутствием инвалидности. Одно из определений социокультурной нормализации инвалидов следующее: «Использование социокультурных, нормативных средств для противодействия девальвации жизни инвалидов для достижения условий существования, по крайней мере, такого же уровня, как у рядовых граждан» [7] .

Политики в области занятости используют несколько механизмов регулирования проблемы инвалидности. Так, реализуются непосредственные нормы, обязывающие работодателей, предписывая определенные юридические обязательства. Они влияют на фактор спроса на рынке труда, заставляя работодателей нанимать работников-инвалидов. Формируются квоты на работу людей с ограниченными возможностями, а также сопутствующие штрафы за несоблюдение этих норм. В частности, в Канаде и США антидискриминационное законодательство дает людям с ограниченными возможностями правовую защиту, если инвалидность негативно повлияла на условия их найма, если имел место факт незаконного увольнения или если работодатели не предоставили необходимые инструменты для работы инвалида.

Политика «противовесов» предназначена для повышения конкурентоспособности инвалидов на рынке труда. Основной задачей такой политики является то, что инвалиды с профессиональной точки зрения являются изначально менее продуктивными или требуют большей подготовки, больших начальных затрат. Политика «уравновешивания» может заключаться в субсидировании заработной платы, профессиональной реабилитации, выделении средств для покрытия адаптации на рабочем месте. Как таковые, эти меры работают на стороне спроса, уменьшая дополнительные расходы на наем работников-инвалидов, но и на стороне предложения, увеличивая их производительность.

Рассматривая ситуацию государственного регулирования проблемы инвалидности, в частности, на уровне квотирования инвалидов в сфере занятости, следует отметить, что, например, во Франции с 1987 г. существует особая система квот для работодателей, предписывающая оставлять не менее 6 % мест для сотрудников-инвалидов. Если же работодатель не в состоянии удовлетворить данное условие, то платит в особый фонд. Эта норма действует для компаний, включающих 20 и более сотрудников. Если работодатели не выполняют обязательства системы квот через установленные механизмы, то они могут это сделать путем внесения взносов в фонд для профессиональной интеграции инвалидов. Этот ежегодный взнос составляет от 300 до 500 ставок почасовой минимальной заработной платы, в зависимости от тарифа и профиля учреждения. Деньги из фонда могут быть использованы для субсидирования на дополнительные расходы, на учебные мероприятия для работников-инвалидов, на разработку особых конструктивных приспособлений на рабочем месте, на профессиональную реабилитацию.

Результаты этой программы, однако, носят смешанный характер. Примерно половина учреждений, предусмотренных законодательством, не превысили квоту, и уровень занятости людей с ограниченными возможностями вырос лишь незначительно, с 3,76 % в 1991 г. до 4,05 % в 1995 г. С другой стороны, возрос фонд, финансирующийся по законодательству квот, собрав и распределив 398 млн евро в 2002 г. 35 % было направлено на работодателей, 17 % потрачено на прямые услуги инвалидам и 48 % направлено на финансирование поставщиков услуг, задействованных в оптимизации жизни работников-инвалидов [8].

Аналогичная политика в отношении интеграционной парадигмы инвалидности реализована в Китае. Китай создал систему квот в начале 1990-х. В то время инвалиды составляли менее 1% от общего числа людей, вовлеченных в сферу занятости. Квоты в Китае не устанавливаются на национальном уровне, но варьируются отдельно по провинциям. Закон гласит, что квоты должны быть в соответствии с установленным администрацией провинции уровнем. Если работодатели не отвечают соответствующим квотам, они выплачивают в «страховой фонд занятости», который посвящен обеспечению занятости людей с ограниченными возможностями. Вклад пропорционален разнице между квотой и численностью работников-инвалидов, умноженных на среднегодовую заработную плату провинции и города, где находится работодатель. Полученные средства используются для оплаты профессионального образования, заработной платы и субсидий работодателям, для компенсации дополнительных расходов на наем инвалидов. Средства также могут выделяться на поощрение работодателей, которые превышают квоту. Таким образом, квотирование и стимулирование условий найма инвалидов – слагаемые политики интеграции людей с ограниченными возможностями в Китае.

268

ISSN 2219-6048 Историческая и социально-образовательная мысль. 2014. № 2 (24)

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ

1.World Health Organization. World report on disability. – Geneva. 2011.

2.United Nations ESCAP. Disability at a Glance: a Profile of 28 Countries and Areas in Asia and the Pacific. – Bangkok. 2012.

3.Elaine Cooper. Sexuality and Disability. – Abingdon. 1999. – P. 4.

4.Arne Eide, Benedicte Ingstad. Disability and poverty: A global challenge. – Bristol. 2011. – P. 5.

5.Daniel Mont. Disability Employment Policy // Social Protection Discussion Paper Series No. 0413. – Washington. 2003. – P. 4.

6.Social Protection Discussion Paper Series. No. 0413. – Washington. –P. 5.

7.Len Barton. Disability, Handicap and Life Chances. – Bristol. 2005. – P. 68.

8.Social Protection Discussion Paper Series. No. 0413. – Washington. 2003. – P. 22.

269

На протяжении многих столетий возникает фактор непонимания людей различных культур. Формирование когнитивного диссонанса тесно связано с влияние среды, СМИ и стереотипов. И очень часто утверждается, что знание иностранного языка позволят повысить успех межкультурной коммуникации. Данные социологического исследования, проведенного летом 2014 г. среди молодѐжных групп учащихся из европейских стран в возрасте от 14 до 18 лет, полностью опровергли этот миф.

В опросе участвовало 725 учащихся из Франции, Швейцарии, Финляндии, Германии, Испании и России, проходивших курс обучения английскому языку на территории международных образовательных центров. Все респонденты так или иначе владели одним или несколькими иностранными языками.

Анализ ответов респондентов показал, что знание иностранного языка является жизненной необходимостью, продиктованной временем. Иностранный язык вышел за рамки одной из учебных дисциплин (28% ответов) и занял устойчивую позицию (62%), расширяя возможности коммуникации, предлагая перспективы на будущее (17% – как возможность получить работу на выгодных условиях). При этом доминирующая роль респондентами отводится английскому языку как наиболее удобному средству межкультурной коммуникации – 91% опрошенных, 5% – шведскому, 2% – немецкому, по 1% – испанскому и французскому.

Но знания респондентов не ограничивались владением лишь одного иностранного языка. Анализ данных показывает, что более 50% учащихся владеют двумя иностранными языками (на разном уровне) и более. Среди респондентов было 70% учащихся средних общеобразовательных школ, 17% учащихся гимназий и лицеев, 2% – профессионально-технических колледжей и 5% – университетов. Лишь небольшую группу из всех респондентов можно отнести к высокомотивированным в отношении изучения иностранных языков. Наибольшая часть респондентов владеет несколькими иностранными языками в силу ряда объективных причин: географического положения места проживания (европейские страны), влияния соседствующих стран, возможности частых поездок за пределы своей страны, изучения иностранных языков в специализированных заведениях (в гимназиях, на языковых факультетах вузов). Современный молодой человек большей частью стремится к владению иностранными языками в силу своей личной убеждѐнности, потребности общаться с представителями других культур, продиктованной временем.

Владение иностранным языком является лишь незначительным формальным фактором, влияющим на межкультурную коммуникацию. На каждом из уровней межкультурной коммуникации (межличностной, внутригрупповой, массовой) между представителями различных

270