Историческаяи_соц._-обр._мы

ISSN 2219-6048 Историческая и социально-образовательная мысль. 2014. № 2 (24)

ные, б) кумулятивные, в) о животных – растениях – неживой природе – предметах, г) бытовые или новеллистические, д) небылицы, е) докучные. В основе волшебной сказки лежит образ инициации (посвящение юноши/девушки в разряд мужчины/женщины). Кумулятивные сказки строятся на многократном повторении какого-то звена («Репка», «Колобок»). В сказках о животных, о растениях, о неживой природе и предметах также имеет место отражение психологических идей в символической форме.

В своей работе «Морфология сказки» [14] В.Я. Пропп рассматривает сказку как единую структуру, в которой существуют постоянные и устойчивые элементы, функции. Функции эти не зависят от того, кто и как их осуществляет, число функций ограничено, последовательность неизменна: запрет, нарушение запрета, отрицательный персонаж, соучастие, злодей обманывает героя, который невольно делается его пособником, несчастье, активное противодействие, оставление героем дома, помощник, магическое средство, сражение с врагом, ранение героя, побежденный враг, устранение беды, возвращение домой, преображение, успех. В.Я. Пропп в волшебной сказке выделил семь типов персонажей: злодей, помощник, даритель, искатель, гонец, герой и ложный герой. Таким образом, в сказках отражались жизненные проблемы, связанные с психологией индивидуальных различий. В них показано как строятся взаимоотношения героев с внешним миром, в какой степени они выражены, какие способы используются.

В процессе исторической эволюции развивается и обогащается содержание знания человека, происходит накопление, осмысление, более сложная фиксация психологических идей и представлений в форме пословиц и поговорок, имеющих афористический смысл. Наряду со сказками пословицы и поговорки, то есть паремии, также являются символическими формами отражения психологических воззрений.

Паремии

Паремия (от греческого «поговорка», «притча», «пословица») – народный речевой жанр малой формы, характеризующийся устойчивостью, клишированностью [11]. Это общее родовое наименование для терминов, обозначающих малые фольклорные жанры: пословицы, поговорки, загадки, прибаутки и т.д. Паремия – это устойчивая фразеологическая единица, которая отличается целостностью и дидактичностью содержания.

Универсальность пословиц и поговорок заключается в том, что они отражают многовековой опыт народа (традиционные ценности, нормы поведения, уклад жизни и т.д.). По своему значению, несмотря на их компактность, они зачастую равны тексту. В. Даль так определил жанр пословицы: «Она не сочиняется, а вынуждается силой обстоятельств, как крик или возглас, невольно сорвавшийся с души: это целые изречения, сбитые в один ком, в одно междо-

метье» [3, с.16].

Большая часть пословиц имеет психологическое содержание, отражает внутренний мир человека, то, как он переживает, что имеет для него личностный смысл. В пословицах и поговорках содержится информация о сущности души, о личности, индивидуально-психологических особенностях и т.д. Многие из них характеризуют поведение, мысли и чувства людей. По мнению Е.А. Савиной, пословицы могут использоваться как богатый источник для этнопсихологии, для изучения менталитета, характера, темперамента какого-либо народа или этнической груп-

пы [15].

По данным Е.А. Савиной и Л.Ю. Дегтяренко [15], все пословицы дифференцируются на пословицы-констатации и пословицы-рекомендации. Проанализировав 785 пословиц В. Даля и Е.П. Аникина, авторы обнаружили, что 80% от общего числа составили пословицы-констатации и 20% отнесены к пословицам-рекомендациям. Согласно выводам исследователей, большая часть пословиц направлена не на предписание человеку жестких схем поведения, а ориентирована на описание его вариантов.

Заслуживает интерес психологическая классификация пословиц и поговорок, предложенная В.С. Богословской [2]:

1) человек и судьба: о судьбе; о счастье; о надежде; о радости и горе; о жизненной мудрости; о жизни и смерти; об ошибках и жизненном опыте;

221

Социология и психлолгия

2) человек и внутренний мир: о душе; об уникальности каждого человека; о внутреннем мире и внешности; об уме и способностях; о характере; о мотивах и смысле; о воле; об эмоциях; о слабостях и недостатках человека; о страхе; о саморазвитии; о зависти;

3) человек среди других: о добре и зле; о любви; о браке; о семье; о воспитании детей; об отношении; об оценке других людей; об оценке нас другими людьми; о конфликтах; о дружбе; о сотрудничестве;

4) человек и дело: о деле жизни; о профессионале; о словах и деле; о притязаниях и планировании; о решительности в деле; об умении сосредоточиться; о терпении в деле; о лени; о важности отдыха; о деле и доходе.

Пословицы и поговорки создают наглядный образ абстрактного понятия, часто косвенно передают психологическое содержание: «В тихом омуте черти водятся», «Сердце мхом обросло», «Сердце кровью обливается» (сердце – орган души), «Нет таких прав, чтоб узнать чужой нрав». Поэтому пословицы и поговорки представляют собой «знаковые» (вербальные) орудия для фиксации психологического познания. Смысл их намного шире, чем транслируемое значение. Намек, заключенный в пословице, всегда выступает как средство опосредованного влияния на сознание человека, побуждая его к размышлениям и раздумьям.

Представляет интерес анализ русских пословиц, относящихся к сфере труда, осуществленный Е.А. Климовым и О.Г. Носковой [5]. Авторы выделили психологические идеи, содержащиеся в пословицах: о значении трудовой деятельности в развитии личности, о субъекте труда, его формировании и функционировании; о принципах и способах рациональной организации трудового процесса. Установлено осознание значимости труда как необходимого условия жизни человека: «Масло само не родится», «Бобы не грибы: не посеяв, не взойдут». Выявлено нравственное содержание представлений о труде: «Без дела жить – только небо коптить», «Праздность – мать пороков». Определение труда как источника настроения человека: «Не сиди сложа руки, так не будет и скуки», «Скучен день до вечера, коли делать нечего»; идея чередования труда и отдыха: «После дела и гулять хорошо», «Мешай дело с бездельем, проживешь век с весельем»; умение регулировать работу во времени: «Куй железо, пока горячо», «Делу время, потехе час», «Век долог, да час дорог». Описаны представления о способах организации коллективной деятельности и психологии управления: «В согласном стаде волк не страшен», «От беспорядка и сильная рать погибает»; «Порядок дела не портит». Выделены личностные качества, определяющие успешность труда (волевые, нравственные): «Терпение и труд – все перетрут», «Делать как-нибудь, так никак и не будет». Рассмотрены представления об индивиду- ально-психологических различиях людей: «Всяк годится, да не на всякое дело», «Волк не пастух, свинья не огородник».

В работе Н.И. Мазай [10] выделены обобщенные значения пословиц, отражающие устойчивые традиционные схемы поведения («ключевые ситуации»), среди которых представлены ситуации психологического содержания:

1)О значении воспитания в детстве: «Каков в девять лет, таков и в девяносто».

2)О влиянии наследственного фактора в развитии ребенка: «Яблоко от яблони не далеко падает», «Родители трудолюбивы – и дети неленивы», «Кто от кого, тот и в кого», «Что род, то и племя», «Каков род, таков и приплод», «Род в род идет», «Каково семя, таково и племя», «В матку и детки», «У Мирона детки Миронычи, у Ивана – Иванычи», «Каково дерево, такова и поросль», «Каков корень, таков и отпрыск», «От доброго дерева добрый и плод», «Орел орла плодит, а сова сову родит», «Свинья рылом в землю, и порося не в небо», «И большому гусю не высидеть теленка».

3)О типах личности, о сущности, о природе субъекта: «Лисье племя только льстит да манит» (хитрый, лукавый человек); «Знать ворону по полету», «Скажется птица посвистом», «Знать зверя по когтям, знать и по клыкам» (качества субъекта, его действия или поступки выступают маркерами определенного человеческого типа, указывают на истинную природу субъекта).

4)О неизменности качеств, привычек и поведения субъекта: «Волк и каждый год ли-

няет, а обычая не меняет».

5)О закономерностях тех или иных событий в жизни: «У каждого своя судьба», «Ле-

бедь поднебесью, мотылек над землей – всякому свой путь», «Где ласточке не летать, а к весне опять прибывать».

222

ISSN 2219-6048 Историческая и социально-образовательная мысль. 2014. № 2 (24)

6)Определенные качества даны субъекту для осуществления определенных функ-

ций: «На то свинье рыло, чтоб она рыла», «Как вылупился утенок, так и бух в воду» (появившийся на свет человек уже обладает определенным характером, склонностями или талантом).

7)Природные качества проявляется у субъекта при любых обстоятельствах: «Не тряхнув ушами, кот куска не съест», «Поневоле хрюшка в землю глядит», «Лиса спит, а кур видит», «Где вороне не летать, а все навоз клевать».

8)О влиянии внешних условий на формирование качеств личности: «Как хожено, так и рожено» (влияние условий вынашивания ребенка на качества, которые проявляются после рождения).

9)О постоянстве природы человека (человек не властен над своей природой, человек обязательно унаследует какие-то качества своего рода, человек не может изменить наследственные качества или избавиться от них, наследственные качества будут проявляться в течение всей жизни человека): «Черного кота не вымоешь до бела», «Сколько не мой гагару, все черна», «Как волка не корми, он все в лес глядит», «Пуд мыла изведешь, а родинки не смоешь».

10)Субъект не может изменить свою природу и приобрести качества другого субъ-

екта: «Как ни бодрись ворона, а до сокола далеко», «Вороне соколом не бывать».

11)Внешние изменения не влияют на природу субъекта: «Наряди свинью в серьги, а

она в навоз», «Собака и в собольей шубе блох ищет», «Отсеки собаке хвост – не будет овца», «Свинья найдет грязь» (устранение или исправление внешних недостатков не может изменить человека в лучшую сторону).

12)Субъект не может выполнить действия, к которым у него нет природной склон-

ности: «Волк овец не соберет, лиса кур не оборонит», «Волк не пастух, а свинья не огородник» (человек не может выполнить того, для чего он не предназначен, к чему у него нет природных способностей – противоречие природе ведет к негативным последствиям).

13)Отрицательные природные качества не сменить на положительные: «Если за шкурой ума нет, так и к шкуре не пришьешь», «Кривое веретено не исправится», «Тупо скованно – не наточишь, глупо рождено – не научишь», «Кто родом кулак, тому не разогнуться в ладонь» (чего не дано от рождения, того не получишь, от недостатков нельзя избавиться.

Таким образом, паремии очень лаконично, но содержательно выражали психологические воззрения на начальном этапе становления психологических знаний: описывали психологические портреты, помогающие разобраться в людях.

ВЫВОДЫ

Исследование генезиса психологической мысли, возникшей в разнообразных сферах и формах общественного сознания, позволяет определить самобытность отечественной психологии, проследить динамику ее формирования. Рассмотренные символические образы являются объективированным отражением психологических воззрений, формировавшихся в период русского средневековья. Символическое отражение являлось достаточно эффективным способом изложения психологических воззрений, т.к. позволяло запечатлеть их в доступной, наглядной, понятной форме. И сказки, и паремии имели глубокий психологический смысл, в них содержатся идеи, соответствующие проблематике современной психологической науки.

Попытка осмыслить исторический путь отечественной психологии связана с необходимостью декодирования содержания психологических идей, отраженных в различных объективированных духовных ценностях, выраженных в символической форме, что позволит определить логику ее становления и развития.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ

1.Бирлайн Д.Ф. Параллельная мифология. – М., 1997.

2.Богословская В.С. Психология в пословицах и поговорках с комментариями. – М., 2009.

3.Даль В.И. Пословицы русского народа. – СПб., 1997.

4.Забытый язык. Введение в науку понимания снов, сказок и мифов// Э. Фромм. Душа человека. – М., 1992.

5.Климов Е.А., Носкова О.Г. История психологии труда в России//Учебное пособие. – М., 1992.

6.Кольцова В.А. История психологии: Проблемы методологии. – М., 2008.

223

Социология и психлолгия

7.Лейнер Х. Основы глубинно-психологической символики//Журнал практического психолога. – 1996. № 3. – С.

102-110.

8.Лосев А.Ф. Диалектика мифа// А.Ф. Лосев. Философия. Мифология. Культура. – М., 1991.

9.Лосев А.Ф. Знак, символ, миф. – М., 1982.

10.Мазай Н.И. Семантическое поле «род» в русском фольклоре: былины, лирические песни, паремии: Автореф. дис…канд. филол. наук. – Красноярск, 2008.

11.Никитина С.Е. Устная народная культура и языковое сознание/С.Е. Никитина. – М., 1993.

12.Потебня А.А. Мысль и язык. – Киев., 1993.

13.Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. – Л., 1946.

14.Пропп В.Я. Морфология сказки. – Л., 1928.

15.Савина Е.А. Житейская психология в пословицах и поговорках/Е.А.Савина, Дегтяренко Л.Ю.//Человек. – 2007, №6.

16.Токарев С.А., Мелетинский Е.М.//Мифы народов мира. В 2 т. Т.1. – М., 1980.

17.Фромм Э. Забытый язык//Фромм Э. Душа человека. – М., 1998.

18.Юнг К.Г. О современных мифах. – М.,1994.

19.Юнг К.Г. Человек и его символы. – М., 2008.

224

ISSN 2219-6048 Историческая и социально-образовательная мысль. 2014. № 2 (24)

Одной из ключевых проблем трансформирующегося российского общества является возникший в 90-е годы в результате стремительной ломки прежней социетальной подсистемы идентификационный кризис. Его непосредственной предпосылкой стал отказ государства от дальнейшего поддержания и сохранения марксистской моноидеологии, бывшей ранее государствообразующей и являвшейся базой направленной социализации и социальной идентификации россиян. Кроме того, важными предпосылками кризиса идентификации стали имущественное и статусное расслоение общества, конфликт старых и новых социокультурных ценностей, резкое расширение культурного обмена с западным обществом и вторжение ценностей и моделей поведения, сформировавшихся в западном культурном пространстве. Наконец, возрождение этнокультурных и конфессиональных традиций, в прошлом планомерно вытеснявшихся на периферию советского общества, привело к актуализации культурного плюрализма, долгое время остававшегося в латентном состоянии, что оказалось травмирующим элементом для большинства населения, привыкшего к единой и неизменной системе ценностей.

Все перечисленные выше факторы в совокупности привели к возникновению у современных россиян существенных затруднений в попытках идентифицировать себя с теми процессами, структурами и ценностями, которые предлагает им сегодняшнее российское общество. Во-первых, стабильной социальной идентификации препятствует нестабильность и неопределенность российской социальной реальности, постоянные и быстрые изменения, не позволяющие идентификационным процессам на данном этапе вылиться в некий фиксированный результат. Во-вторых, наличие в обществе сильно разнящихся по ценностным ориентациям и мировоззрению групп и выражающих их интересы публичных персон создает атмосферу поляризованного и напряженного социокультурного пространства, в котором личности крайне трудно обрести четкую социальную идентификацию. В-третьих, остаются весьма сильными ностальги- чески-советские настроения, что, например, выразилось в идентификации многих респондентов проведенных исследований себя как «советских граждан», и это, естественно, мешает осуществлению идентификации в рамках настоящего.

Одним из наиболее значимых факторов, влияющих на развитие и результативность идентификационных процессов, является существование в пространстве современного российского общества многоаспектных социальных неравенств. Поиск единой общенациональной социальной идентичности становится крайне затрудненным ввиду высокой степени дифференцированности общества, многообразия групповых ценностей и ориентиров, наличия двух одновременно существующих систем социально-статусной стратификации, в каждой из которых действуют собственные и не согласующиеся с другими правила. Наряду с этим имеет место и этноконфессиональная неоднородность, акцентирующаяся все в большей степени как складывающимся партнерством РПЦ с государством и сегодняшней политической элитой, так и рас-

225

Социология и психлолгия

тущей фактической социокультурной автономией исповедующих ислам кавказских этносов и этнических групп, замыкающихся в рамках своих этноконфессиональных традиций и интересов. Растущее социокультурное неравенство условий жизни и возможностей личностного развития между столичными мегаполисами и провинцией вносит еще один яркий штрих в картину влияния имеющихся неравенств как фактора, фрагментирующего социальное пространство и влияющего на направленность, характер и качество идентификационных процессов.

Поскольку социальная идентификация очень важна с точки зрения интеграции общества, упрочения как вертикальных, так и горизонтальных социальных связей, она является одним из основных компонентов самосохранения и развития социокультурного пространства с его специфической организацией. В особенности это имеет значение в условиях наступающей на национальные сообщества глобализации, стирающей или деформирующей локальные идентичности. Влияние глобализации на идентификационные процессы выражается, в частности, в «достраивании» сложных гибридных форм идентичности, сопровождающемся утратой каких-то существенных составляющих национальной культуры.

Здесь необходимо отметить, что в последние десятилетия проблематика идентичности и идентификации стремительно переместилась в центр исследовательских интересов социологов, философов, психологов, политологов, хотя еще сравнительно недавно сами эти термины в отечественной социогуманитарной мысли использовались лишь изредка. Популярность этих понятий возросла прежде всего в силу отказа от эксклюзивного положения формационного подхода и появления самой возможности строить исследование на основе иных методологий и парадигм. С другой стороны, интерес к проблематике идентификации подогревается ситуацией идентификационного кризиса и ценностного вакуума в трансформирующемся российском обществе, острой социально-практической значимости всякого обращения к этой теме. Наконец, вхождение в терминологический оборот российской науки этих понятий обусловлено обширным вторжением в ее пространство терминологии и концептов, сформировавшихся в контексте зарубежных исследований.

Вэтом смысле, конечно, необходимо признать, что сам этот терминологический ряд разрабатывался не исключительно в европейском мыслительном пространстве, однако именно западные мыслители были инициаторами обращения к проблемам идентичности. Начиная с философов классического и постклассического периодов, поставивших вопрос о тождестве личности, то есть буквально «идентичности», и далее в лице основоположников психоанализа – З. Фрейда, использовавшего этот термин как синоним сознательного эго [1], и К. Юнга, рассматривавшего идентичность как продукт процесса индивидуации в русле религиозной традиции [2], европейские мыслители поставили и решали проблему становления самотождественной человеческой индивидуальности в ее соотношении с глубинным содержанием личности (бессознательным) и образом Другого (социальной реальностью). Начало ХХ века в европейской философской мысли ознаменовалось так называемым «антропологическим поворотом» от гносеологически ориентированного теоретического видения к изучению целостной человеческой личности с ее глубинами и тайнами. Если предпосылки антропологического поворота можно рассмотреть уже у Фихте, Шеллинга и Гегеля, то тексты А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, Кл. Брентано, А. Бергсона и других философов того периода закладывают прочные основания философского исследования идентичности человека.

Этот анализ продолжали мыслители-экзистенциалисты, сделавшие идентичность фактическим центром своего внимания. М. Хайдеггер, рассматривающий ее как результат темпорализации сознания, сознающее присутствие при мире, Ж.-П. Сартр, давший тонкий феноменологический анализ взаимоотношения между «Я» и Другим как основы социального мира [3], в котором живет и действует человек, Г. Марсель, описавший две модели личностной идентичности – эгоцентрическую и теоцентрическую, внесли неоценимый вклад в философское изучение идентификационных процессов [4]. С точки зрения феноменологии Э. Гуссерля и феноменологической социологии идентификация человека происходит в контексте жизненного мира и ограничена рамками его горизонтов.

Всоциологии, психологии, традициологии проблематика личной и социальной идентификации рассматривается несколько под другим углом. Как отмечает отечественный исследователь В. Малахов, само «употребление термина «идентичность» в социально-гуманитарных науках – культурной антропологии, социологии, социальной психологии – долгое время идет по параллельному с философией руслу, с последней практически не пересекаясь» [5]. В предметном поле этих дисциплин идентичность и идентификация предстают как не столько личностно и онтологически, сколько социально обусловленные явления – от социологического субстанциа-

226

ISSN 2219-6048 Историческая и социально-образовательная мысль. 2014. № 2 (24)

лизма К. Маркса, определявшего сущность человека как «совокупность всех общественных отношений», и до символического интеракционизма И. Гоффмана, где идентификация ситуационна по характеру и происходит в контексте изменчивых ролевых взаимодействий. В интеракционизме Дж. Мида [6] и Ч. Кули [7] вместо термина «идентичность» фигурирует семантически тождественное ему понятие «самость»; под самостью понимается устойчивое ядро личности, сформированное в процессе социального взаимодействия и полностью обязанное своим существованием взгляду и оценке Другого – партнера по социальной игре (см., например, развиваемое Ч. Кули понятие «зеркальной самости»). На стыке социологии и психологии возникли концепции идентификации личности Э. Эриксона, Г. Тэджфела и других исследователей, выделявших не сводимые друг к другу индивидуальный и социальный ее уровни [8]. Эти концепции акцентируют процессуальный, сложный и многоуровневый характер идентификации и определяющее значение в этом процессе социального окружения.

Многочисленные современные традициологические концепции представляют идентификацию как процесс усвоения личностью комплекса культурных символических значений, которые, будучи интериоризированными, позволяют человеку ориентироваться в мире и обществе, распознавать «своих» и «чужих», поддерживать связь с культурным наследием предков и транслировать его потомкам через устный или письменный корпус традиции. Так, Э. Шилз обосновывает наличие «ценностно-символического ядра» культурной традиции с неизменяемыми во времени ключевыми константами значений, которое выступает основой идентификации. Ш. Эйзенштадт, следуя во многом Шилзу, отмечает, что идентификация осуществляется в контексте «двух кругов символических проблем» – космогонического и социальносимволического; иначе говоря, в традиционных культурах личность идентифицирует себя не только с определенным социальным порядком и соответствующим сообществом, но и с определенной концепцией происхождения мира и онтологическим порядком Вселенной. Если вернуться к психоаналитической антропологии К.-Г. Юнга, то можно отметить некоторое созвучие его трактовки идентификации с концепцией Шилза-Эйзенштадта, поскольку в понимании Юнга позитивная идентификация человека определяется его включенностью в традиционную культуру и использованием психологических идентификационных механизмов, разработанных традицией.

Современные макросоциологические теории также затрагивают проблемы идентичности/идентификации, главным образом в аспектах, связанных с ростом социокультурной неопределенности и повышением сложности идентификационных процессов в этих условиях, а также с влиянием глобализации на специфику идентификации и самоидентификации личности в локальных сообществах. Так, по мнению З. Баумана [9], идентификационный поиск в настоящее время является ключевой социальной проблемой, так как утрачены стабильные идентификационные ориентиры, которые предлагала традиция, и в то же время утрачивает форму и структуру само социальное, обретая аморфность и текучесть. Исследователи глобализации говорят о ее деформирующем и усложняющем влиянии на структуру идентичности, возникновении гибридных форм последней и т.д.

Отечественный социогуманитарный и социально-философский дискурс часто связывает понятия «идентификация», «идентичность» и «ментальность», при этом идентичность рассматривается как осознаваемый компонент ментальности, а идентификация – как процессуальный аспект проявления ментальной специфики той или иной культуры. Отличие российских исследований идентификационных процессов состоит в преимущественно социально-практической направленности и тесной увязанности с исследованием влияния происходящих в российском обществе трансформационных преобразований [10], сдвигов и изменений в статусностратификационной системе [11] на характер и направленность социальной идентификации. К настоящему времени уже имеются результаты фундаментальных эмпирических социологических исследований динамики социальной идентификации россиян; это исследования научного коллектива под руководством М.К. Горшкова, Н.Е. Тихоновой, работы Л.М. Дробижевой, Б.М. Фирсова и др.

Попытки философского осмысленния природы идентификации как социальноиндивидуального процесса предпринимались и в советский период. Большой вклад в изучение идентификации в философском аспекте сделал С. Рубинштейн [2], который предположил, что идентификация не сводима лишь к результатам деятельности индивида, а выступает как межсубъектный процесс]. По его мнению, первостепенным при изучении идентификации является принцип несводимости индивида к наделенному набором социальных ролей объекту, носителю «масок», каждая из которых предполагает определенный набор функций. Активность жизнен-

227

Социология и психлолгия

ной позиции, явное проявление личности, ее устойчивость и постоянство оценены Рубинштейном как главные критерии самоопределения. Вышеперечисленные качества рассматриваются как результат продуктивного общения индивида с окружающими его людьми и формирования субъективного внутреннего самоопределения. Индивид в глазах окружающих, «других», и собственное «я» индивида – взаимообусловленные детерминанты.

Б. Поршнев придерживается альтернативной точки зрения по данному вопросу [13]. В своих работах он чаще обращается к процессам сознательного уподобления (приспособления, «мимикрии»), направленного на получение соответствующего результата с помощью тех или иных методов и способов, поведенческих моделей. Когда индивид принимает механизмы подражания и формируется процесс взаимного уподобления, появляется совокупность – «мы». Другая же совокупность – «Они» – рождается, когда происходит отказ от подражания. Через обособление приходит персонализация и более углубленная, четко прослеживаемая и осознаваемая самоидентификация. Поршнев утверждает, что конформизм, проявляемый при построении парадигмы «мы», – более архаичный и естественный механизм, который проще реализовать. Сопротивление внушению и подражанию – главная причина, по Поршневу, изменений в обществе, которые в дальнейшем приводят к изменению курса исторического развития в целом. Сопротивление принимает разные формы: это и стремление уйти и отдалиться, и мизантропия, и отчужденность или неприятие ныне существующей системы ценностей. Как мы видим, подход Поршнева к явлению идентификации носит скорее историко-социальный, а не социопсихологический характер.

Развивая вышеописанную концепцию Б. Поршнева, В. Мухина [14] рассматривает идентификацию в связке с отчуждением. Данная совокупность в ее представлении – это универсальный механизм исторического процесса и исторического развития, она дает возможность в полной мере овладеть социальными нормативами, осознать и принять (или, напротив, отвергнуть) те или иные общественные ценности. Она является толчком в становлении персонализации и формировании личных ценностных ориентаций и регуляторов поведения и взаимодействия с окружающим миром. Самостоятельность сознания базируется на отчуждении, рафинировании системы ценностей и выявлении лично значимых качеств и ценностных объектов и явлений для отдельно взятого индивида. Мухина приходит к выводу о том, что сама идентификация – это следствие потребности взаимодействия индивида с окружающими его людьми на всех уровнях – в том числе и «отрицательное» взаимодействие, желание обособиться и «отстоять» собственную точку зрения, свое мнение, сформированное в процессе накопления знаний и жизненного опыта.

Исследователи также выделяют несколько компонентов идентификации, три из которых являются основополагающими: эмоциональный, когнитивный и поведенческий, а остальные – добавочными: ролевые, ценностные, нормативные и т.д. Функции идентификации также разнообразны и многочисленны. Так, по мнению Т. Комиссаренко, идентификация служит структурообразующим принципом общения, помогает при формировании личности и ориентирует при процессе осознания себя внутри какой-либо группы.

Философский анализ идентификационных процессов неполон без учета данных социогуманитарных наук. Так, некоторые экспериментальные исследования на стыке социологии и психологии показали, что отождествление себя с другим служит одним из простейших механизмов образования связей, так как понимание другого проходит быстрее при уподоблении себя ему, временном принятии модели поведения другого и попытке подчинить образ мысли и действий тем же механизмам, которые использует другой человек. В таких исследованиях дается глубокий анализ общения как процесса, который состоит из многих стадий и ступеней, каждая из которых имеет собственные функции, качества и особенности. Основной задачей становится вычленение поведенческой модели и ее объяснение: выявление формы, причин формирования именно данной формы, а не иной, а также планирование и прогнозирование поведения индивида в сходных условиях в дальнейшем.

Как мы уже отмечали выше, с начала 90-х годов исследования идентификации возобновляются с гораздо большей интенсивностью. Интерес к природе и факторам идентификации обусловлен сложившимися в государстве историко-социальными условиями, при которых стало необходимым еще раз обозначить рамки данного явления. Исследователи стали по-разному трактовать «я» и сосредоточились на выявлении новых способов взаимодействия «я» и «они». Так, Д. Дубровский усматривает в «я» центр, который дает индивиду возможность активизировать субъективную деятельность. Е. Спиркина [15] понимает под «я» одновременно носитель и составляющую самосознания в целом, его неотъемлемую часть. Ф. Михайлов видит в «я»

228

ISSN 2219-6048 Историческая и социально-образовательная мысль. 2014. № 2 (24)

центр, который побуждает творческие задатки и способности и подталкивает к деятельности. По мере того, как менялись подходы к пониманию «я» и «самости», менялось и видение самого процесса идентификации отдельного индивида и общества в целом.

Важно также отметить, что тема идентификации в последние годы стала тесно соприкасаться с темами, исследуемыми информатикой и кибернетикой. Нам представляется, что это – результат воздействия всеобщей тенденции обращения к проблеме информации и ее влияния на жизнь общества и процессы, происходящие внутри него. Так, И. Кон, один из крупнейших отечественных специалистов по проблемам идентификации и идентичности, утверждает, что мозг и психика индивида находятся в постоянном напряжении, так как им приходится воспринимать, усваивать и перерабатывать огромное количество информации, поступающей извне [16]. Причем чем разнообразнее данные, получаемые индивидом, тем более обостряется индивидуальное самоощущение личности. Происходит усложнение внутреннего образа, представления о «я». Информационный обмен увеличивает психическую нагрузку, тем самым оставляя меньше возможностей для рефлексии.

В целом, анализируя в этом далеко не полном обзоре направления и результаты изучения феномена социальной идентификации отечественными философами, мы можем сделать вывод, что идентификация в целом рассматривалась как процесс, формирующий социальнозначимые качества, с помощью которых индивид получает возможность реализовать себя внутри социальной группы и даже менять характер самой социальной группы по достижении некоторого уровня влияния. Идентификация помогает сформировать социальные черты индивида при условии, что он занимает позицию социально-активного нравственного субъекта со своей устоявшейся системой ценностей и моралью.

Таким образом, мы можем проследить две основные тенденции в изучении идентификации в рамках отечественного социально-философского дискурса:

1)идентификация как взаимообусловленность «я» – «мы» вне этических оценок; идентификация как процесс уподобления «я» тем или иным образцам и моделям;

2)идентификация как общественная детерминация, процесс приобщения личности к нормам общества, а также выбора жизненных ценностей, согласие или несогласие с ценностями коллективного «я». Главной целью здесь является обретение некоего тождества при социальном взаимодействии, в результате чего появляется идентичность как результат отождествления и деятельности сознания.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ

1.Фрейд З. Психология масс и анализ человеческого "Я". – М., 1926.

2.Юнг К. AION. Исследование феноменологии самости. – М., 1997.

3.Сартр Ж.-П. Бытие и ничто. – М., 2000.

4.Марсель Г. Быть и иметь. – Новочеркасск, 1994.

5.Малахов В. С. Неудобства с идентичностью // Вопросы философии. 1998. № 2. – С. 43-54.

6.Мид Д. Сознание, самость и общество. – М., 2007.

7.Кули Ч. Социальная самость. – М., 2007.

8.Эриксон Э. Детство и общество. – СПб., 1996.

9.Бауман З. Текучая современность. – СПб.: Питер, 2008.

10.Заславская Т.И. Современное российское общество. Социальный механизм трансформации. – М.: «Дело». 2004.

11.Социология в России: учеб. пособие для вузов / Под ред. В.А. Ядова. - 2 изд., перераб. и доп. – М.: Изд-во Ин-та социологии РАН, 1998. – С. 69.

12.Рубинштейн С. Проблемы общей психологии. – М., 1973.

13.Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. Изд. 2-е. – М., 1979.

14.Мухина В. Возрастная психология. Феноменология развития.// 10-е изд., перераб. и доп. – М.: Академия,

2006.

15.Спиркина Е.Д., Соколова Е.Т. Обучение практического психолога: основные принципы // Журн. практич. психолога. 1996. № 2. – С. 4-11.

16.Кон И. В поисках себя. Личность и ее самосознание. – М., 1984

.

229