Литература XVIII учебная книга

ББК 83.3(2Рос-Рус)я73

Г96

Регистрационный номер рецензии ФГАУ «Федеральный институт развития образования» № 067 от 2011 года

Гуськов Н. А.

Г96 ИсториярусскойлитературыXVIIIвека:учебнаякнига/Н. А. Гусь- ков/Учебно-методическийкомплекспокурсу«Историярусскойлите- ратурыXVIIIвека».—СПб.:ФилологическийфакультетСПбГУ,2013. — 680 с.

ISBN 978-5-8493-0230-0

Учебная книга состоит из двух частей: хрестоматии художественных текстов XVIII века и сборника учебных и справочных материалов. Цель издания — дать первоначальные сведения о творчестве наиболее значительных авторов, ходе литературного и общекультурного процесса данной эпохи.

Пособие предназначено для студентов филологических факультетов высших учебных заведений.

ББК 83.3(2Рос-Рус)я73

Учебно-методический комплекс создан и издан за счет пожертвования Фонда «Русский мир»

Несколько слов о книге Н. А. Гуськова

Бываюткниги,чьеотсутствиекрайнеостроощущаетсякультурнойжизнью вообще и образовательным процессом в частности; их появление делает особенно заметными существовавшие прежде лакуны, которые такими книгаминачинаютзаполняться.«РусскаялитератураXVIIIвека»Н.А.Гуськова смело может быть поставлена в ряд подобных сочинений.

Начнустого,чтоэтовсамомпрямомиточномсмыслеучебнаякнига:она содержит едва ли не все необходимые для минимального и первоначального освоения культурного багажа русского XVIII столетия сведения. Прежде всего это, конечно, произведения авторов той эпохи, — как маститых, так и менее известных, однако для своего времени весьма важных; причем тексты сопровождаются необходимыми комментариями и пояснением устаревших слов. Кроме того, в издание включены различные справочные материалы: биографии авторов, хронологические таблицы, справки по истории театра и журналов, Табель о рангах и т. д. В результате читатель сможет — естественно, в общем и приблизительном виде — и представить себе этот грандиозный период нашей литературной (да и не только литературной) истории, и осознать ближайшие его культурные контексты; для первоначального введения в тему эта книга окажется, несомненно, одним из лучших имеющихся подспорий. При этом следует обратить внимание на два капитальных обстоятельства.

Первоезаключаетсявнесовсемпривычномотборетекстовивнекотором изменении обычно соблюдаемых пропорций. Так, на первый взгляд, недостаточно представлены Ломоносов и Карамзин; А. Н. Радищев появляется только как поэт. Напротив, много внимания уделено А. П. Сумарокову, И. И. Хемницеру­ ,И. И. Дмитриеву;попадаютнаеестраницысочиненияЕкатерины II, а также писатели, как правило, выпадающие из нашего представления о XVIII веке, такие как В. А. Озеров и И. П. Котляревский. Во всем этом, безусловно, есть немалая доля отчетливого субъективизма, однако она представляетсяболеечемоправданной:получается,чтоблагодаряей«Русская литература XVIII века», давая, как уже говорилось, достаточно полное и в целомадекватноепредставлениеолитературнойжизниэтогобурногоипеременчивогостолетия,открываеттаминечтомалоизвестное,заставляетувидеть причастностькмагистральномусюжетурусскойлитературытехееявлений, которые ранее виделись, скорее, как маргинальные. Русская литературная жизнь в преломлении Н. А. Гуськова обнаруживает «лица необщее выраже- нье».Переднами—нерядовоеметодическоеупражнение,повторяющеето, что и так всем известно, но культурный поступок горячо и не без пристрастности любящего свой предмет специалиста. Это, между прочим, наделяет книгу особым методическим значением.

Второй момент, о котором необходимо сказать, расположен в несколько иной плоскости. Н. А. Гуськов не ограничивается демонстрацией словесной культурыXVIIIвекавнекоторыхвыразительныхиемусимпатичныхобразцах; он также разъясняет, как приводимые им примеры надо читать. На первый взгляд, речь идет о чем-то очевидном, чуть ли не элементарном, однако в действительности­ этонетак:своимипояснениямиавторнагляднораскрывает культурную специфику эпохи, ее принципиальные отличия от современного эстетическогосознания.Важностьэтоговрядливозможнопереоценить:непо­ ниманиеподобнойспецифики,игнорированиеисторическогосвоеобразия­ того илидругогопериодаявляютсягрознымисимптомаминеблагополучия­ гуманитарныхнаук.КнигаН. А. Гуськоваборетсястаковымнеблагополучиемужена самыхпервыхэтапахвхожденияначинающихспециалистоввисторико-фило- логическое пространство. А это, вероятно, важно в особенной степени.

Всеэтосвидетельствуетозначимостиучебнойкниги«Русскаялитература ХVIII века». Однако ее положительные стороны сказанным не исчерпываются;естьвкнигеиещеодно,важнейшеепонашемувременииместудостоин- ство.Российскаяуниверситетскаяпрактика—вовсякомслучае,в гуманитар- нойсфере—столкнуласьсейчасснеобходимостьрешатьсразудве,вомногом противоположныеоднадругойзадачи:соднойстороны,требуетсяпредельная активизацияинтеллектуальныхвозможностейстудентов,т.е.ударениевпреподавании падает на их самостоятельную работу, с другой же стороны, все острееощущаетсястремительноесокращениебазовогоуровнягуманитарных знаний,безкоторогоникакаясамостоятельностьпопростуневозможна;соответственно его необходимо как-то поднимать. Преодоление этих проблем в ихпротивостояниииодновременновзаимосвязанности—делооченьнепро- стое, легко допустить перекос либо в одну, либо в другую сторону. Учебная книга Н. А. Гуськова и тут открывает возможности удачных и плодовитых решений: будучи хрестоматией, сопровождаемой обширными справочными материалами,онапредполагаеткакразтворческоексебеотношение.Привсей концептуальности автор не навязывает жесткой концепции, последняя должна возникнуть в сознании читателей, причем для такого возникновения им необходимо затратить существенные умственные усилия. Тем самым достигаетсястольжеланнаянынеинтерактивностьпознавательногопроцесса.Вместе с тем подобная активность, хочется думать, будет основана не на беспочвенных полетах фантазии реципиента, с хлестаковской смелостью размышляющего о том, чего он не знает (а приемы сегодняшнего образования — увы! — нередко подталкивают к этому); она найдет опору в полученных в процессе чтения конкретных знаниях.

Многообразныедостоинства«РусскойлитературыXVIIIвека»неоставляютсомненийвбудущемсчастьечитательскойеесудьбы.Н. А. Гуськовуудалось непростоудачнорешитьбольшинствовставшихпереднимпроблем;наполнив книгу своими увлеченностью и любовью, он создал интереснейшее введение визучениерусскойлитературыXVIIIвека,котороебудетнетолькоприносить пользу, но и радовать и без которого теперь трудно будет обойтись.

П. Е. Бухаркин

Предисловие

Предлагаемая учебная книга по курсу истории русской литературыXVIII векасостоитиздвухчастей:хрестоматиихудожественных текстов и сборника учебных и справочных материалов.

Задачи книги — дать изучающим русскую литературу XVIII века общиепредставленияисведенияотворчественаиболеезначительных авторовданнойэпохи,о ходелитературногоиобщекультурногопроцесса,о нормативнойпоэтике;помочьсистематизироватьполученные знания при подготовке к зачетам и экзаменам.

Издание предназначено для студентов-филологов и студентов нефилологических специальностей (журналистика, культурология, искусствоведение).Книгаможетбытьиспользованаикакдополнительное пособие для школьников.

Первая часть учебной книги — хрестоматия — ориентирована на тех, кто начинает знакомиться с текстами этой эпохи и испытывает трудности при усвоении обширных или необычно написанныхсочинений,а такженатех,кто,напротив,ужепрочелмногиепроизведения и желает при подготовке к занятию или экзамену найти важнейшие меставизвестныхемутекстах,изданиякоторыхневсегдадоступны. В хрестоматию включены художественные произведения, наиболее известные и показательные, демонстрирующие жанровое и тематическоеразнообразиелитературыXVIIIвека,характеризующиеиндивидуальную манеру виднейших писателей, но в первую очередь — сочинения, не вызывающие серьезных трудностей при прочтении. Длятогочтобыоблегчитьпроцессвосприятиятекстов,ониснабжены необходимымипримечаниямиипереводомустаревшихииноязычных слов. Небольшие произведения приведены, как правило, полностью; объемные — в выдержках.

В хрестоматии не приводятся обязательно изучаемые в курсе истории русской литературы XVIII века следующие тексты: комедии Д. И. Фонвизина«Бригадир»и«Недоросль»;«ПутешествиеизПетербурга в Москву» А. Н. Радищева; трагедия Я. Б. Княжнина «Вадим Новгородский»;«Письмарусскогопутешественника»имногиеповести Н. М. Карамзина, например «Наталья, боярская дочь», «Марфа по­­ садница» и «Остров Борнгольм». Нам представляется, что эти произведенияследуетпрочестьполностью.Ониобщедоступныизначительны по объему, публикация их в хрестоматии затруднительна.

Основное внимание в хрестоматии уделено поэзии и драматургии, поскольку проза в XVIII столетии не относилась к сфере изящной сло- весности.РусскаяпрозаXVIII векаразнообразнаипо-своемузначитель- на,нодостойноевниманияпредставлениеосновныхеежанров(журналистика,мемуары,путешествия,ораторскаяпроза,переписка,массовая беллетристикаи т. д.)намногопревысилобыприемлемыйобъемиздания, предпочтениежеоднихавторовдругимтруднопризнатьосновательным. Так,традиционнопомещаемыевподобногородаизда­ниястатьиизжурналовН. И. Новиковавхрестоматиюневключены,таккакздесьприводятсялишьдостоверноатрибутированныетексты.Исключениесделано дляпрозаическихсочиненийчетырехавторов:Д. И. Фонвизина,Н. М. Карамзина (как наиболее значительных прозаиков XVIII века), «Кадма и Гармонии»М.М.Хераскова(кактекста,сочетающегочертыполитического, нравоучительного, сентиментального и авантюрного романа) и «СказкиоцаревичеХлоре»императрицыЕкатериныII(посколькуэтот текст необходим для понимания од Г. Р. Державина о Фелице, был широкоизвестенвXIXиначалеXX века,нопозднеенеиздавалсяипочти незнаком современному нам читателю).

Во многих случаях произведения даны не в хронологической по- следовательности,арасставленыпожанрово-тематическомупринципу (тексты Ломоносова, Державина, Дмитриева и др.). Так, сначала помещены полемические и пародийные сочинения Сумарокова, направленныепротивТредиаковскогоиЛомоносова,затемосноваегоэстетики — «Эпистола о стихотворстве», далее следуют духовные и философские, любовные, сатирические стихотворения и драматургия.

Всетекстыпечатаютсяпонормамсовременнойорфографииипунктуации, лишь в наиболее значимых случаях сохранены написания

XVIII века.

Вторая — справочная — часть состоит из следующих разделов:

1.Выдержкиизкритическихстатейинаучныхработ,посвященных творчеству писателей.

2.Биографические сведения о писателях.

3.Краткиесведенияостиховедческих,стилистическихижанровых теориях в России.

4.Сведения об известнейших русских журналах.

5.Важнейшие сведения о русском театре.

6.Краткая характеристика чиновной системы.

7.Краткие сведения о русских императорах.

8.Хронологическая таблица.

9.Избранная библиография.

Автор не стремился представить наиболее значительные работы, посвященные русской литературе XVIII века, а лишь предложил не-

6

которые фрагменты из критических статей и исследований, которые могутсодействоватьподготовкексеминаруилиэкзаменупорядутем учебного курса. Сокращение текста осуществлено исходя из этой цели. Из статей исключено большинство примечаний и библиографическихссылокбезуказанийпропусков.Желающиепознакомиться сполнымтекстомстатеймогутнайтиихвыходныеданныевбиблиографическомразделепособия.Вразделесперваидутобщиехаракте- ристикилитературыXVIIIстолетия,критикаXVIII—началаXXвека, а затем работы об отдельных авторах в том порядке, в котором их сочинения помещены в хрестоматии.

Всправочник включены биографии лишь тех авторов, которые представлены в хрестоматии, статьи о них расположены в той же последовательности,чтоисочинениявхрестоматии.Имеютсятакже характеристики важных литературных объединений XVIII века — Ученой дружины, сумароковской школы и львовского кружка.

Хронологическая таблица призвана дать общее представление о культурном и литературном процессе XVIII века в соотношении с общественнойжизнью.Авторучебнойкниги,конечно,нестремился дать исчерпывающих­ сведений по литературной хронологии.

Всвязисограниченнымобъемомизданиявразделебиблиографии автор позволил себе не указывать номера страниц, на которых напечатаны статьи в сборниках и периодических изданиях.

Как читать тексты XVIII столетия

ЧтениетекстовXVIII векамногимпредставляетсяпроцессомтрудным, утомительным и неблагодарным. В результате такой читатель усваивает текст механически, не только не испытывая эстетического удовольствия,ноиневполноймереулавливаясмысл.Длятогочтобы предотвратитьстольдосадныезаблуждения,авторучебнойкнигипредлагает некоторые рекомендации и надеется, что они помогут сделать знакомство с литературой XVIII века приятным и полезным.

ПривосприятиитекстаXVIII столетиянашсовременниквстреча- еттрипреграды.Первыедве —языковаяимировоззренческая —при известном старании преодолеваются довольно легко.

МногиечитателинедовольныпроизведениямиXVIII векаиз-заих «тяжелого»,«непонятного»языка.Конечно,нельзяполучитьудовольствиеоткнигинаневедомомязыке.Иностранногоавторамынеупре­ каем и, чтобы прочесть его сочинения, либо берем перевод, либо изучаем незнакомый язык. Однако русский язык XVIII столетия отличается от того, на котором мы говорим, не настолько, чтобы нужен был полный перевод. Перевод же частичный исказил бы смысл тек-

7

стов, лишил бы их эстетической ценности, которая нередко сосредоточенавустаревшихтеперьвыражениях.Единственныйспособполноценного восприятия произведений XVIII столетия — побыстрее выучить, как учат иностранные слова, те немногочисленные архаизмы, которые часто встречаются в текстах (на самом деле таких слов совсем немного!), и очень скоро устаревший слог не только перестанетраздражать,нобудетдоставлятьудовольствие.Усилиенебольшое, но обещает приятный результат.

Другая проблема состоит в том, что содержание текстов XVIII векакажетсяслишкомабстрактныминеимеющимотношенияксовременным проблемам. Действительно, философская позиция человека эпохи Просвещения отличается от мировоззрения наших дней. Однакомысувлечениемчитаемлитературуразныхнародов,верования

ижизненныепредставлениякоторыхотличаютсяотнаших,и нетолько не упрекаем авторов таких произведений, но с готовностью встаем на их точку зрения (так поступают, например, поклонники дальневосточной,в частностияпонской,литературы).Именнотакдолжен поступить читатель русских книг XVIII века.

Начиная с эпохи романтизма внимание людей стали привлекать частные, индивидуальные черты каждого явления. В искусстве нам такжеособеннодорогидетали,подробности;намхочется,чтобыкаждаяситуация,каждыйхарактерпредставалинеповторимыми:повторениянамскучны,мыназываемихобщимиместами,банальностями.До начала XIX века взгляд на мир был прямо противоположен: люди искали в каждой частности проявления неких общих закономерностей жизни. Общие места (по-гречески — «топосы»; «Топика» — один из главных разделов философии Аристотеля) считались самым главным

исамыминтересным —сущностьюмира.Искусствопоэтомустреми- лось изображать не индивидуальное — случайное, а общее — постоянное;соблюдениевнешнегоправдоподобия,конечно,былонетолько необязательным, но и почти невозможным. Отсюда и ощущение абстрактности,отвлеченностиклассическогоискусства.Тотнедостаток, в котором упрекают словесность XVIII века, был свойствен в той же мере литературе Античности, Средних веков, эпохи Возрождения и барокко, а восточным литературам — и в более поздний период.

Мировоззрение, видящее во всем проявление общих закономерностей, рационалистично и нормативно: оно верит в разумность мироустройства, в то, что все четко установлено и распределено в жизни, нарушение же принципов этого стройного порядка гибельно. Система правил, организующая мир, едина для всех стран и времен: до начала XIX века почти не существовало представлений об историзме и народности. Разумность мироустройства, однако, не устра-

8

няет самыхтрагических противоречий (прежде всего между жизнью исмертью),которыемыслятсярационалистамикакнеизбежные.Проблемы, волнующие литературу XVIII века, — те же, что и встающие перед нами проблемы, лишь взяты они с другой стороны — с точки зрения не частного, а общего их смысла. Люди XVIII века, как показывают,например,ихмемуары,былитакже,какимы,разнымипо характеру, полными многообразных переживаний, вовлеченными в самые непростые обстоятельства. Мы можем по-разному оценивать их философские взгляды, как и всякие иные, но чтобы понять текст XVIII столетия и получить эстетическое удовольствие от него, необходимо временно встать на современную ему точку зрения, ибо о возможности существования послеромантической картины мира писатели эпохи Просвещения не догадывались.

Впрочем, сказанное относится к текстам до середины XVIII века; произведенияконца векаужеобнаруживаютинтересавторовкиндивидуальному, поэтому воспринимаются относительно легко.

Изучая литературу XVIII столетия, нужно помнить и о том, что ее создатели не читали Пушкина и Гоголя, Чехова и Ахматову, Булгакова и Набокова и создавали русские сочинения совершенно в новом духе,имеяпредшественниковлишьвЕвропе.Поэтомунесправедливо применять к творчеству писателей елизаветинской и екатерининской эпох те критерии, которыми мы руководствуемся при оценке текстов XIX и XX веков, возникших в период литературного расцвета, когда был уже разработан язык и неоднократно проверено, какие литературные приемы особенно увлекают публику.

Сложнее всего читателю наших дней преодолеть третью преграду — усвоить культуру чтения XVIII столетия.

Художественный текст всегда рассчитан на внимательного читателя. Однако если некоторые писатели XX и XXI веков, понимая, сколь быстры темпы нашей жизни, заранее учитывают, что их сочинения могут быть восприняты и глубоко, неторопливо, и поверхностно, в суете, то книги XVIII столетия, особенно произведения «высокой» словесности, предназначены только для медленного, вдумчивого, желательно многократного прочтения. Беглое их восприятие бессмысленноивызываетучитателялишьраздражениеинеприязнь; постепенное вчитывание, напротив, приносит наслаждение, как неторопливая дегустация редкого кушанья или напитка.

Книги в XVIII веке стоили дорого, их было мало даже в богатых домах:одниитежекнигичастоперечитывались.Кругобразованных людей был невелик и состоял из представителей привилегированногосословия,живущихвдостатке.Они,дажееслидеятельнослужили, имели продолжительный досуг и свободу от многих обременяющих

9

насбытовыхзабот.Ихпо-своемунасыщеннаячастнаяжизньпоказа- лась бы нам медлительной. Те из них, кто находил в чтении удовольствие, пользу или и то и другое, не имели нужды читать наспех, торопиться было некуда. Наконец, одна из важнейших категорий старинной эстетики именовалась «вкусом». Можно ли было почувствовать изящный вкус впопыхах?

Неторопливо, внимательно, с возвращениями назад, повторением особенно запомнившихся мест, с пометами читалась всякая книга. Вспомним, как Фамусов в «Горе от ума», воспитанный при Екатерине Великой,велитслугечитать«нетак,какпономарь,а счувством,с толком, с расстановкой», и не стихи или роман, а адрес-календарь. Было распространено чтение вслух: читали секретари, компаньоны и приживальщики, грамотные слуги и дети, иногда для лучшего усвоения­ читали сами себе вслух. Этот процесс услаждал утренний и вечерний досуг(вспомните,чтонебылонетолькотелевидения,Интернета,радио, но в большинстве городов — и театров или мест общественных собраний, а в удаленных друг от друга поместьях хозяева сами должны были придумывать развлечения). Однако чтение вслух не может продолжаться долго, один текст большого объема читали несколько дней, а то и недель. Книги XVIII столетия были удобно приспособлены для неторопливого чтения вслух с перерывами: в начале новой страницы печаталосьпоследнеесловосостраницыперевернутой.Манеручтения знали не только издатели, но в первую очередь писатели. Они рассчитывалисвоипроизведенияначитателя,которыйвоспринимаетчтение как церемонию: степенно достанет из книжного шкапа том, любовно посмотрит на его богатый переплет (особенно если тот сафьянный, с застежками, да еще с позолотой и иными украшениями), поудобнее устроится в кресле, может быть вольтеровском (в XVIII веке писали нередко стоя, за конторкой, а читать предпочитали сидя), и приготовится слушать либо поправит зеленую ширмочку у свечей, чтобы не утомлять глаз, и благоговейно раскроет книгу, внимательно всматриваясь в ее желтые, голубоватые, зеленоватые страницы (бумага была различных оттенков), покрытые не по-церковному просто, но и не понынешнему изящно начертанными буквами.

Следоватьвполноймерецеремониичтения,принятойвXVIII веке, теперь не всегда удается, но все же неспешно и внимательно читать старинныетекстынеобходимо.Толькотогдамыдобьемсясоединения пользы и удовольствия — того эффекта, который стремились произвести в своих читателях авторы эпохи Просвещения.

Круг этих читателей был, как уже сказано, невелик. В XVIII веке писалипреимущественнодля«избранной»публики —либодлялюдей образованных, знатоков словесных наук, либо для влиятельных особ,

10

которыхследовалопросветить.ЛишьвконцестолетияповестиКарамзина,стихотворенияДмитриевасталидостояниемвсякогоотносительнограмотногочитателя,втомчислеидам,навниманиекоторыхпрежние авторы рассчитывали, лишь создавая любовные песни и идиллии. Велизаветинскуюиекатерининскуюэпоху,такимобразом,публика — это прежде всего императорский двор, университет, Академия наук и закрытые дворянские учебные заведения (кадетские и пажеский корпуса),атакжебывшиеслужащиеперечисленныхучреждений,живущие на покое в отставке. Понятно, что все они были тесно связаны с современной им политической и общественной жизнью и продолжали интересоваться ею, даже отойдя от дел. На государственной службе состояли и почти все писатели XVIII века. Лишь в конце столетия появляютсяпрофессиональныелитераторы.Занятиесловесностьюдолгое время не считалось заслуживающим самостоятельного внимания и уваженияидопускалосьлишькакприятноеразвлечениенадосугелибо как способ популяризации полезных обществу идей. Условия издания

икниготорговли были таковы, что литературный труд приносил автору больше убытка, чем материальной прибыли. Писатели служили и понеобходимости,ипотому,чтобольшинствоизнихбылидворянами

ипочиталислужбусвященнымдолгом,хотяуказ1762годаиразрешил представителям благородного сословия заниматься хозяйством в поместьях или вести светскую жизнь в столице.

Итак, литература XVIII века тесно связана с политикой, ее невозможно понять, не имея представления о важнейших исторических событиях и лицах того времени, о расстановке политических сил. Это вовсенеозначает,чтопроизведенияэпохиПросвещениякасаютсялишь злободневных проблем и потому теряют интерес для потомков. И все же, когда Ломоносов или Державин писали о вечном, для них было оченьважно,чтоэтирассуждениявдохновленыконкретнымсобытием, в честь которого создана ода, и что обращаются они к конкретному правителюиливельможе.Непринимаяэтововнимание,мынедоконцаосмыслимстаринныеоды.ХотяимператрицаЕкатеринаII,Фонвизин или Княжнин изобличают общественные пороки, оказавшиеся вечно актуальными для нашей страны, мы сильно ошибемся, если не будем учитыватьтого,чтовпервомслучаесатирикомявляетсяправительница, а в других двух — представители политической оппозиции.

Хотябиографияписателейкакгосударственныхдеятелей,исторических лиц важна для понимания их сочинений, непосредственно в литературеонаотражаласьмало.ДлячитателяXVIIIвекасущественно, кто именно написал книгу, поэтому большинство произведений этого времени уже не анонимны, как средневековые тексты. Однако не стоит искать там откровенного отражения личности автора. Это

11

привычноедлянассодержаниелитературывстаринубылоисключением,опережениемобщепринятыхпредставленийэпохи.Индивидуальноедолгоказалосьневажнымисуетным,поэтомулишьпостепенно во второй половине XVIII века в тексты начинает проникать автобиографический элемент. Яркое его проявление, например, в поэзии Державина воспринималось как большая смелость и оценивалось неоднозначно. Мы можем встретиться с намеками на личность писателявтехпроизведенияхXVIIIвека,гдеменьшевсегоэтогождем, —

вкритике,литературнойполемике.Тогдаещенеустановилисьнормы корректного урегулирования творческих разногласий, и соперники использовали в борьбе любые средства, в том числе, наряду с привычныминамученымикритическимаргументированнымразбором, пародией, и внелитературные — обсуждение личности литератора, скандал вплоть до драки, донос.

Многих писателей XVIII века упрекали в том, что недостаток собственного они восполняли заимствованием чужого. Этот упрек и оправдан,инесправедлив.Действительно,читаярусскиепроизведения XVIII столетия, следует помнить, что у большинства из них имелся иностранный источник, в одних случаях прямо переведенный, в других — творчески переработанный. Между тем это не следует считать плагиатом и объяснять отсутствием дарования. Во всех старинных литературахгосподствоваласистемаподражанияобразцам.Опираясь на суждения Горация и его европейских последователей, и русская эстетикаXVIIIвекатребуетсоблюденияправилискусствавтомвиде,

вкаком их реализовали лучшие творцы прошлого. Подражание классикам считалось не пороком, а достоинством сочинения: чем ближе к прославленному источнику — тем искуснее. Чтобы подражание не превратилосьвзаимствованиеиликражу,следовало,копируяобразец, находить свои слова, новые остроумные их комбинации. Поскольку длярусскихпоэтовXVIIIстолетияпредметамиподражаниявыступали иностранные авторы, то этот вопрос решался закономерно: найти

вродном языке слова и обороты, так организовать композицию, действие,чтобыдостойнозазвучалслогантичныхизападныхстихотворцев, — вот непростая задача, которую вполне оригинально решали наши литераторы эпохи Просвещения. У многих из них мы встречаемся не с переводами и не с копиями, а со вполне оригинальными текстами, вдохновленными великими образцами. Поэтому наши поэтытакгордились,когдаихназывалироссийскимиАнакреонами,Пиндарами,Горациями,Лафонтенами,Расинами,Оссианами…Этотакже обязан учесть критик или ценитель их произведений.

Остаетсяпожелатьчитателямэтойкнигиприятныхдвиженийдуши иполезныхраздумийпризнакомствесрусскойсловесностьюXVIII столетия.

Часть первая

Хрестоматия

Уже свечек не кладут, постных дней не знают; Мирскую в церковных руках власть лишну чают1, Шепча, что тем, что мирской жизни уж отстали, Поместья и вотчины весьма не пристали».

Силван другую вину наукам находит. «Учение, — говорит, — нам голод наводит; Живали мы преж сего, не зная латыне, Гораздо обильнее, чем мы живем ныне; Гораздо в невежестве больше хлеба жали; Переняв чужой язык, свой хлеб потеряли. Буде речь моя слаба, буде нет в ней чину2,

Ни связи, — должно ль в том тужить дворянину? Довод, порядок в словах — подлых3 то есть дело, Знатным полно подтверждать иль отрицать смело

<…>

Землю в четверти4 делить без Евклида5 смыслим, Сколько копеек в рубле без алгебры счислим». Силван одно знание слично6 людям хвалит: Что учит множить доход и расходы малит7; Трудиться в том, с чего вдруг карман не толстеет, Гражданству вредным весьма искусством звать смеет <…>

Румяный, трожды рыгнув, Лука подпевает: «Наука содружество людей разрушает; Люди мы к сообществу Божия тварь стали, Не в нашу пользу одну смысла дар прияли.

Что же пользы иному, когда я запруся В чулан, для мертвых друзей — живущих лишуся, Когда все содружество, вся моя ватага Будет чернило, перо, песок8 да бумага?

В веселье, в пирах мы жизнь должны провождати:

1  То есть считают, что мирская власть в руках служителей Церкви — излишняя привилегия.

2  Чин — здесь: порядок, разумное расположение. 3  Подлый — низкий, незнатный по происхождению.

4  Четверть (половина десятины) — старинная русская мера площади, около половины гектара.

5  Евклид (III в. до н. э.) — греческий математик, автор классических трудов по геометрии.

6  Сличный — пристойный. 7  Малит — уменьшает.

8  Песком посыпали написанное, чтобы просохли чернила.

И так она недолга — на что коротати, Крушиться над книгою и повреждать очи? Не лучше ли с кубком дни прогулять и ночи?

Вино — дар божественный, много в нем провору: Дружит людей, подает повод к разговору, Веселит, все тяжкие мысли отымает, Скудость знает облегчать, слабых ободряет, Жестоких мягчит сердца, угрюмость отводит, Любовник легче вином в цель свою доходит. Когда по небу сохой бразды1 водить станут, А с поверхности земли звезды уж проглянут, Когда будут течь к ключам своим быстры реки И возвратятся назад минувшие веки,

Когда в пост чернец одну есть станет визигу2, — Тогда, оставя стакан, примуся за книгу».

Медор тужит, что чресчур бумаги исходит На письмо, на печать книг, а ему приходит, Что не в чем уж завертеть завитые кудри;

Не сменит на Сенеку3 он фунт доброй пудры4. <…> Полно ль того? Райских врат ключари святые5, И им же Фемис вески вверила златые6, Мало любят, чуть не все, истинну украсу7.

Епископом хочешь быть — уберися в рясу, Сверх той тело с гордостью риза полосата Пусть прикроет; повесь цепь на шею от злата, Клобуком8 покрой главу, брюхо — бородою, Клюку пышно повели везти пред тобою; В карете раздувшися, когда сердце с гневу

Трещит, всех благословлять нудь праву и леву. Должен архипастырем всяк тя9 в сих познати Знаках, благоговейно отцом называти.

1  Бразды (церк.-слав.) — борозды.

2  Чернец — монах. Визига (вязига) — кушанье, приготовляемое из хордовой части осетровых рыб.

3  Сенека (4. до н. э. — 65 г. н. э.) — знаменитый римский философ-стоик и драматург.

4  В XVIII в. мужчины пудрили собственные волосы или парики. 1 фунт = 409 г. 5  Райских врат ключари святые — священнослужители.

6  И те, кому Фемис (Фемида, греческая богиня правосудия) вверила золотые весы — судьи.

7  Украшения, достоинства.

8  Клобук — монашеский головной убор.

9  Тя (церк.-слав.) — тебя.

Что в науке? что с нее пользы церкви будет? Иной, пиша проповедь, выпись позабудет, Отчего доходам вред; а в них церкви права Лучшие основаны, и вся церкви слава.

Хочешь ли судьею стать — вздень перук1 с узлами, Брани того, кто просит с пустыми руками, Твердо сердце бедных пусть слезы презирает, Спи на стуле, когда дьяк2 выписку читает.

Если ж кто вспомнит тебе граждански уставы, Иль естественный закон, иль народны правы – Плюнь ему в рожу, скажи, что врет околёсну,3 Налагая на судей ту тягость несносну, Что подьячим4 должно лезть на бумажны горы,

Асудье довольно знать крепить приговоры.

Кнам не дошло время то, в коем председала Над всем мудрость и венцы одна разделяла, Будучи способ одна к высшему восходу.

Златой век до нашего не дотянул роду.

Гордость, леность, богатство — мудрость одолело, Науку невежество местам уж посело5, Под митрой гордится то6, в шитом платье ходит,

Судит за красным сукном7, смело полки водит. Наука ободрана, в лоскутах обшита, Изо всех почти домов с ругательством сбита; Знаться с нею не хотят, бегут ея дружбы,

Как, страдавши на море, корабельной службы. Все кричат: «Никакой плод не видим с науки, Ученых хоть голова полна — пусты руки».

Коли кто карты мешать, разных вин вкус знает, Танцует, на дудочке песни три играет, Смыслит искусно прибрать в своем платье цветы, Тому уж и в самые молодые леты Всякая высша степень — мзда8 уж невелика,

1  Парик.

2  Чиновник.

3  То есть несет околесицу, говорит вздор.

4  Подьячий — здесь: мелкий чиновник. Позднее так стали называть чиновников вообще.

5  Потеснило.

6  Оно, то есть невежество. Под митрой — на высших церковных должностях. 7  Красным сукном покрывали столы в суде.

8  Мзда — здесь: награда.

Семи мудрецов себя достойным мнит лика.

«Нет правды в людях, — кричит безмозглый церковник, Еще не епископ я, а знаю часовник1, Псалтырь и послания бегло честь умею, В Златоусте2 не запнусь, хоть не разумею».

Воин ропщет, что своим полком не владеет, Когда уж имя свое подписать умеет.

Писец тужит, за сукном что не сидит красным, Смысля дело набело списать письмом ясным. Обидно себе быть, мнит, в незнати старети, Кому в роде семь бояр случилось имети И две тысячи дворов за собой считает,

Хотя в прочем ни читать, ни писать не знает. Таковы слыша слова и примеры видя, Молчи, уме, не скучай, в незнатности сидя. Бесстрашно того житье, хоть и тяжко мнится,

Кто в тихом своем углу молчалив таится; Коли что дала ти3 знать мудрость всеблагая, Весели тайно себя, в себе рассуждая Пользу наук; не ищи, изъясняя тую4,

Вместо похвал, что ты ждешь, достать хулу злую.

1729

1  Часовник — сокращенный вариант часослова, самой распространенной богослужебной книги, по которой в старину учили читать.

2  Имеются в виду сочинения Иоанна Златоуста (347–407), византийского христианского богослова, одного из трех вселенских святителей.

3  Ти (церк.-слав.) — тебе.

4  Тую (устар.) — ту; то есть ее, пользу наук.