Литература XVIII учебная книга

лософскийплан.Радищевстроит«робинзонаду»,нонедлявыяснения «природных» свойств человека, а для доказательства «естественности»революции.В теоретическомпланеповестигруппастудентов — это народ, Бокум — тиран, царь, Ушаков — народный руководитель. Вся образнаясистема повести построена так, чтобы за студенческим «бунтом» читатель увидел рождение народной революции.

Еще более интересно построение «Путешествия из Петербурга в Москву». Возродив «путешествие» как композиционную основу романа(речьидет,конечно,неостернианском«путешествии»,имеющем к композиции книги Радищева весьма отдаленное отношение, а о «путешествии идей» рационалистического романа), Радищев переосмыслил его с точки зрения просветительской эстетики. Эмпирически наблюдаемый мир — мир крестьянский, трудовой и угнетен- ный —делаетсядляавтораносителемвысшихэтическихценностей. В книге есть характерные для просветительской эстетики два плана — реальный и идеологический. Это находит отражение и в двух стилистических пластах. Но оба плана связаны неразрывно. Все отвлеченныеидеи,составляющиестерженькниги,берутсяизнаблюдений над эмпирически данной действительностью (Радищев был убежден, что истина идет вослед чувствам).

ОднакоеслиреалистXIX века,наблюдаяжизненныйфакт,неимеетзаранееготовоговыводаипроцессписаниякнигистановитсяпроцессом исследования жизни, то просветительское мышление Радищеваидетдругимпутем.Авторвыступаетздесьнекакисследователь, сам не знающий еще результатов своего опыта, а как ученый, демонстрирующий аудитории опыт, уже проделанный в лаборатории. Он считает полезным, чтобы читатель сам дошел до вывода, восприняв чувствами предлагаемые ему конкретные жизненные факты. Но автору вывод из этих фактов уже известен. Поэтому в каждой главе книги главенствует конкретный эпизод, но последовательность глав несетявныеследыавторскойконструкции —этопоследовательность идей, внушаемых читателю.

«Путешествие из Петербурга в Москву» завершило исследуемый ряд литературных явлений. XIX век поставил перед романом новые задачи. Однако наше представление о реализме XIX столетия было бы неполным без учета влияния на этот реализм просветительской прозы предшествующего периода1.

1961

1  Печатается по: Лотман Ю. М. Собрание сочинений. Т. 1: Русская литература и культура Просвещения. М., 2000. С. 207–230.

Александр Николаевич Веселовский1

Эпоха чувствительности

С первой трети XVIII века в европейских литературах начинает водворятьсяновыйстиль;там,гдеонзародился,емупредшествовало исоответственноенастроениеобщественнойпсихикикакотражение совершившегося социального переворота <…> Сущность водворившегося настроения состояла в переоценке рассудка и чувства и их значениявжизниличностииобщества.Первыйсоздалискусственную культуру, с ее законами, устоями нравственности и салонным этикетом, обуздал чувство требованиями обрядового приличия, фантазию — стеснительными литературными формами; он верил в свою непререкаемость,в просветительнуюсилусвоейлогики,своейнауки <…>Всеэтосвязывалосвободуличности,и протестрастет;условной рассудочной культуре противополагается идеал человека, каким он вышел из рук творца, человека, доброго по природе, не испорченного цивилизацией <…> Чувство ставится выше рассудка. «Разум наш — наполовину чувство», — заявляет Стерн; «Не надменный разум отверзает врата неба, любовь находит доступ туда, где гордой науке нет хода», — писал Юнг <…> Явилась «философия чувства», явились и литературные представители чувства и чувствительности; оничиталиРичардсонаиФильдинга,ЮнгаиСтерна.Руссосистематизировал для них разбросанные и неясные черты постепенно выяснявшегося учения о чувстве и сердце, о природе и естественности, природе —наставницедобру,милосердию,нравственности;освобо- де страстей и идеале демократии.

Программа принималась и исполнялась различно. Психологически можно различить две группы исполнителей <…> Одна группа характеризуется ярче всего деятелями немецкого Sturm und Drang’a2 60–80-х годов XVIII века. Они отличают науку от гениального прозрения, энтузиазма, с которым люди родятся. Гениальность может дремать в каждом из нас, подсказал им Юнг, надо только уметь ее открыть и воспитать, и гений вспорхнет, «вдохновенный энтузиаст»

1  ВеселовскийА. Н.(1838–1906) —литературовед,одинизвиднейшихпредставите- лей сравнительного литературоведения.

2  Бури и натиска (нем.).

<…> Они сознают себя свободными от всех рассудочных суеверий, которые до тех пор считались нормой жизни; из мещански-раство- ренной условной культуры их тянет к природе, к народу и его песне, к идеализированной народной старине, в простор всемирной поэзии, к обновлению литературных форм. Во всем этом влияние Англии несомненно; англичане в это время вновь открыли Шекспира — Прометея, оттуда начало его популярности во Франции (Мерсье) и Германии. Требование свободы чувств распространилось и на область нравственных вопросов: ставятся новые решения, потому что «гениям» противен всякий догматизм, они жаждут простора, полны самосознания, хотят взять жизнь полностью и любить реаль-

но <…>

Рядом с этой группой людей «страстного чувства» — другая: это мирныеэнтузиастычувствительности,ограниченныестенкамисвоего сердца, убаюкивающие себя до тихих восторгов и слез анализом своих ощущений, которые за жизненной тщетой давали предчувствовать небо <…> И на природу они смотрят как на объект чувствительных и религиозных излияний — по поводу; избыток чувства не изощряет глаза <…>; все дело в настроении; оттого они так любят музыку; самонаблюдение доходит до болезненной щепетильности. Так воспитывают они «добродетель» и зреет их «человечность», их schöne Seele, belle âme1 Руссо, «душа» Карамзина.

<…>В такойсределюбовьпринимаетособыйоттенок:онажалостливая, печалующаяся, сумрачная, не знающая смеха; St. Preux2 любит трогательную бледность, залог любви, и ненавидит назойливое здоровье. Оттуда пристрастие к контрастам: утра и вечера, весны и осени;именновеснавызываетнередкопечальныечувства;питаются картинами унылой, дикой природы, полутонами и полусветом: заходящее солнце, сумерки, настраивающие на грустный лад, луна, прячущаяся за полные слез облака. Поэтический словарь отвечает настроению: веять, обвеять, шептать, божественный, небесный; говорится о мерцающем месяце — и о мерцающей (dämmernde) душе, мерцающих мыслях. Такая любовь соседит с идеей смерти, любви за гробом, где встретятся стремившиеся друг к другу души, в чувстве которыхздоровыйреальныйпорывтерялсявновомобобщении,в том, что назвали впоследствии amitié amoureuse3. Это нечто колеблющееся на разделе страсти и приязни, не удовлетворяя ни той ни другой

<…>

1  Прекрасная душа (нем., фр.).

2  Сен-Пре — главный герой романа Ж. Ж. Руссо «Юлия, или Новая Элоиза». 3  Дословно: любовная дружба (фр.).

Вместесamitiéamoureuseразвилосьособоечувстводружбы,так-

же смешанное из любви и приязни и невольно вызывающее на сравнение с таким же психологическим явлением Renaissance’а1.

«Нам нужен друг, чтобы мы сами себе нравились и сами собой наслаждались», —говорилЮнг;немецкиесентименталисты,начиная сКлопштока,лелеютэточувство,ревнивое,тревожноеивзыскательное, как будто дело идет о любимой женщине <…> Сэр Чарльз Грандисон2 затевает построить храм Дружбы на месте, где влюбленная в него miss Harriett обняла свою соперницу, его жену.

Показатель чувствительного благоустроенного сердца — способность проливать слезы. Стерн говорит об упоении слез <…> и сам плакал над встреченным ослом и птичкой-узником; Юнг открыл «философию слез», а сентименталистам торный путь: полились слезы, явился дар беспечальных слез <…> Мать Генриха Штиллинга обладала этой драгоценной способностью: весною, когда все расцветало, ей было не по себе, точно она из другого мира, но, стоило ей увидеть поблекший цветок, сухую былинку, она принималась плакать, и было ей так хорошо, так хорошо, что и сказать нельзя, а не весело. — Вертер и Лотта3 любуются удалившейся грозой; ее глаза полны слез; «Клопшток!» — сказала она, положив руку на руку Вертера; он вспомнил чудесную оду Клопштока и поцеловал руку девушки с блаженными слезами на глазах <…> При расставании друзья пили поочередно из стакана, в который каждый из них пролил несколько слез; поэтическим эффектом считалась игра месячного луча на навернувшейся слезе; с этим эффектом знаком был кн. Шаликов.

Эта сфера чувствительности воспитала свою музу: задумчивую Меланхолию,обитательницуразвалин,старыхкелийитеней,неогла­ шенных весельем <…> Смерть царит в мире, уйти от нее нельзя, но в ней же и утешение: она венец жизни, дает человеку крылья, чтобы взлететь в горние области, где он обретет более того, что утратил в раю. Апофеоз смерти среди глухой безмолвной ночи, вещающей о бессмертииивечномдне,в освещениибледнойЦинтии —Луны.До тех пор она редко показывалась для выражения печальных или таинственных настроений; какой-то сечентист XVII века даже дерзнул назвать ее небесной яичницей; Юнг изобрел ее снова; ее грядущую популярностьподдержалмакферсоновскийОссиан,Клопштокпустил ее в оборот <…> говорилось о меланхолическом месяце, о месяце,

1  Ренессанса, эпохи Возрождения.

2  Герой одноименного романа С. Ричардсона.

3  Главные герои романа И. В. Гёте «Страдания юного Вертера».

«простирающем в лесах великую тайну меланхолии, которую он любитнашептыватьстарымдубам(Шатобриан),о «месяцевсердце» <…> В связи с ним входит в моду у поэтов «Геттингенского кружка» эпитет «серебряный» о свете и звуке <…> У поэтов псевдоклассических вкусов, например у Попе и его школы, такому же обобщению подвергсяэпитет«золотой»;ноонилюбилисолнце,теперьонозашло <…> Присоединим к таинственному пейзажу, который мы пытались нарисовать, оссиановские туманы и мир экзотических призраков — и унасподрукамицелаясистемапредставленийиобразов,питавших балладу, в которой видели продукт романтической фантазии. Но это не романтизм с его теоретической обоснованностью, а доромантизм <…> на почве чувствительности.

Так создалось литературное течение, вызвавшее к бытию груды черепов и скелетов, сонмы призраков и мыслей на кладбище, все это закутанное ночью или освещенное задумчивой луною. К могилам паломничали неудачно влюбленные барышни, любили рисовать могильный холм, на котором выписывали свое имя. Слезы и мысли о смерти, безотчетное уныние стали литературною манерой, в меланхолию играли («мрачные удовольствия меланхолического сердца» Шатобриана); у чувствительников явился свой этикет, наслаждение своим сердцем нормировалось — рассудком, и новый флаг нередко прикрывал вожделения старой чувствительной эклоги <…> Гёте, Шиллер, Жан-Поль Рихтер пережили в юности сентиментальный период, чтобы выйти каждый на свой путь. У Шиллера настроение это звучит дольше; «Гимны к ночи» Новалиса, пережитые «воображением сердца», отзываются чтением юнговских дум: разница между теми и другими в поэзии и новой стилистике; мы на почве романтизма. Мания слез и печали не только создала поэтов, но и типы беспредметных меланхоликов, разновидность «проблематических натур»; они, как и бурные гении, влились в течения романтизма и байронизма.

Иунасобнаружилисьтечениячувствительности,и унасонисмениливлияниепросветительной,рассудочнойлитературыXVIII века. В силу исторических условий мы не могли не подражать, но подра- жали,непереживтогообщественно-психическогопроцесса,который делает такого рода влияния жизнеспособными. Мы не так болели умом, чтобы искать спасения в чувстве; на Западе протест во имя его былпринципиальный,у насонобратилсяпротивуродливыхявлений нашейпросветительностисееупрощеннымматериализмом,наивной игройвневериеиувлечениемзападнойсалоннойкультурой.Явились рассуждения«озлоупотребленияхразуманекоторыминовымиписателями» (Лопухин), «умственность родила зло», — писал Херасков,

484

а Сумароковмогсказать,чтосразвитиемнаук«погиблаестественная простота, а с нею и чистота сердца».

Наступил период сердца <…> Противоречия сентиментализма и классицизма ощущались как литературные, не как внутренние; сентиментальнаялитератураинеподнялачувства,а лишьоткрылановые источники чувствительности; она приучила к известному поэтическому шаблону и не открывала глаза на русскую природу и русскую действительность.ЮнгиОссианкоснулисьужеДержавина<…>Для Карамзина Юнг — «несчастных друг, несчастных утешитель» («Поэзия»,1787 г.),а песниОссиана,«нежнейшуютоскувливаявтомный дух, настраивают нас к печальным представленьям; но скорбь сия малаисладостнадуше»(тамже).В библиотекеКарамзинамынайдем Руссо, Бернардена de Saint Pierre, Ричардсона, Томсона, Стерна, его французских подражателей и немецких сентименталистов. Карамзин — организатор нашего литературного сентиментализма. Схема миросозерцания нам известна: природа, славящая творца, чувстви- тельноесердце(«Бог —отецчувствительныхсердец»,«ПесньБоже- ству», 1793 г.; святая поэзия — «Бог чувствительных сердец», «Дарования», 1795 г.), прославление добродетели и дружбы; общественный идеал — человек, который

…Малым может быть доволен, Не скован в чувствах, духом волен… Душою так же прям, как станом, Не ищет благ за океаном

Ис моря кораблей не ждет, Шумящих ветров не робеет, Под солнцем домик свой имеет, В сей день для дня сего живет

Имысли вдаль не простирает; Кто смотрит прямо всем в глаза, Кому несчастного слеза Отравы в пищу не вливает; Кому работа не трудна, Прогулка в поле не скучна

Иотдых в знойный час любезен; Кто ближним иногда полезен Рукой своей или умом; Кто может быть приятным другом,

Любимым счастливым супругом

Идобрых милых чад отцом;

Кто муз от скуки призывает

485

И нежных Граций, спутниц их; Стихами, прозой забавляет Себя, домашних и чужих, От сердца чистого смеется (Смеяться, право, не грешно

Над тем, что кажется смешно!), Тот в мире с миром уживется.

(«Послание к Александру Алексеевичу Плещееву», 1794 г.)

Такого человека, «в ком дух и совесть без пятна» («Послание к Дмитриеву», 1793 г., Письмо Филалета к Мелодору, 1784 г.), смерть не страшит: она — «пристань и покой», где снова соединятся разлученные («Берег», 1803 г.), где для умевших любить «любовь будет вечно» («Мысли о любви», 1797 г.); «Кладбище» (1793) — «обитель вечногомира». —Всеэтосоздаетатмосферумеланхолии;она«мрач- ная», ее не разгонит даже улыбка весны («Весенняя песнь меланхолика», 1788 г.), но в ней есть и своеобразное наслаждение: она «нежнейший перелив»

От скорби и тоски к утехам наслажденья! Веселья нет еще, и нет уже мученья; Отчаянье прошло… но, слезы осушив, Ты радостно взглянуть на свет еще не смеешь И матери своей, печали, вид имеешь.

(«Меланхолия», подражание Делилю, 1800 г.)

Либоговоритсяо«флёре»,«прозрачнойзавесечувствительности», сквозь которую сияют глаза героя («Рыцарь нашего времени»).

У Карамзина явилась школа; сам он шел по чужим следам, но его школа всего лучше выдаст слабость ремесла <…> Особенно показателен для игры в сентиментализм князь Шаликов: «в нем есть нечто тепленькое», —писалонемКарамзин,защищаяегоотнападокДмит- риева. Весна наводит на него меланхолию и слезы; в хрустале глаз играет солнечный луч, но «часто кроткое сияние луны переменяет его (хрусталь? луч?) на бирюзовом небе перед глазами моими». Стихотворение «Кладбище» обращается в гимн «кроткой, священной меланхолии», в послании к «Философу горы Алаунской» поэт вспоминает, как они философствовали над могилами под старым развесистым дубом, тогда как «меланхолический свет луны увеличивал меланхолию места и предметов»; на возвратном пути их вниманье остановилпечальныйготическийзамок;это —острог.«Москва-река»

486

и «Днепр» вызывают грустные мысли по поводу, которого мы не видим; объект исчезает, только за Днепром «небольшие рощицы, убежища любви и блаженства» и т. д. «О природа! О чувствительность!» Русский пейзаж, местные впечатления ценятся, поскольку они подсказаны западными впечатлениями и чтениями. У путешественника Карамзина западный «стихотворец» всегда «в мыслях и руках» — или в кармане для справки: он любуется видами или сентиментальничает там, где до него прошли Галлер, Геснер, Руссо, и в их стиле. Шаликов переносит этот прием на русский пейзаж <…> Описание сельского праздника открывается признаньем: «Для друга человечества и природы есть неизъяснимое удовольствие в чистом веселии чистосердечных поселян». — А вот и праздник Купалы: «Ввечерупозахождениисолнцаназеленомлугуималенькихостровках светлой речки подле сосновой рощи и во внутренности ее запылали смоленые бочки… Нетерпеливые поселяне потекли со всех сторон на место веселия; сельские Дицы ударили в смычки свои; там раздалисьнежныесвирели,здесьгромкиепесни;молодыекрестьянки и крестьяне составили резвые пляски; пожилые сели за столы, на которых из больших сосудов благоухал нектар и амброзия их — горилкаисвежийхлеб;иныебросилисьнакачели…прочиерассеялись по роще и лугу; мы ходили и веселились с счастливыми поселянами. Добрый их помещик радовался искренно счастию их и разделял его с нами в чувствительном своем сердце. Все, что Вергилий, Геснер, Флориан,Делильвоспелинабессмертныхсвиреляхсвоих,оживилось в памяти, в душе моей… Люблю поля, люблю добродетель, люблю и тебя, Делиль».

Юнговская меланхолия на кладбище — и народная жизнь, виденная из окон помещичьего дома, с чистосердечными, счастливыми поселянами,нежнымисвирелями,резвымипляскаминазеленомлугу, у светлой речки, с водкой — амброзией. Действительность могла подсказывать другое, но нельзя было отделаться от Юнга и Делиля, не припомнить «обманы и Ричардсона и Руссо» («Евгений Онегин») <…> Мать Карамзина обнаруживала удивительную склонность к меланхолии, просиживала целые дни в глубокой задумчивости; ее любимоечтение —чувствительныероманы<…>ОтецГоголялюбил заниматься разбивкой садов и для каждой аллеи подыскивал особое название;всоседнемлесуунегобыла«Долинаспокойствия»,запрещенобылостучатьидажеколотитьбельенапруду,чтобынеразогнать соловьев. Летом 1810 года Гнедич застал Батюшкова больным, «кажется, от московского воздуха, зараженного чувствительностью, сырого от слез, проливаемых авторами, и густого от их воздыханий». И Батюшков шутит над «модными писателями, которые проводят

487

целые ночи на гробах и бедное человечество пугают привидениями, духами, страшным судом, а более всего своим слогом», предаваясь «мрачным рассуждениям о бренности вещей, которые позволено делатьвсякомувнынешнем векемеланхолии»(«ПрогулкапоМоскве», 1810).

ЗасентиментальничалиЖуковский,единственныйнастоящийпоэт эпохи нашей чувствительности <…>1

1904

1  Печатается по: Веселовский А. Н. В. А. Жуковский. Поэзия чувства и «сердечного воображения». М., 1999. С. 39–50.

Александр Павлович Скафтымов1

О стиле «Путешествия из Петербурга в Москву» Радищева

<…>Каковаорганизующаяцелеустремленность«Путешествия»? Всяеготекстуальнаяструктурауказываетнапублицистическиецели. Нужно было высказать ряд положений и назиданий к исправлению существующего порядка жизни. Это само собой влекло к необходимости в какой-то мере рисовать жизнь, брать ее картины, отражать действительность.Отсюдадиктовалисьэлементыбытовогонаполнения «Путешествия». Нужно было вскрыть мрак и ужас в настоящем

изаявить призыв к лучшему, обнаружить перспективы должного. Отсюдавсеэлементынегодующихламентаций,рассуждений,теорий

идоказательств. Форма путешествия при литературных условиях

XVIII века оказалась самой близкой и подходящей для этих целей. «Путешествие» как беллетристическая форма выработалось, несомненно, из общих стремлений второй половины века «рисовать жизнь» <…> Тяготение к факту, к конкретной бытовой реальности расширяет и деформирует рамки схематических авантюр в романе и повести,заполняяполотнорисункаобширнымиописательнымиоста­ новками.Авантюрахотяипродолжаетжить,нопреобладающееполе теперьзанято«нравами»,«психологией»,назидательнойрефлексией

идидактической указкой.

Сдругойстороны,форма«записок»,«мемуаров»,«писем»поднимаетсянавершинугосподствующегочитательскогоинтереса.Теперь желают ценить больше не события, а состояния, не случайное и редкое, а отстоявшееся, постоянное, обиходное <…>

В этой же общей линии идет развитие вкуса к «путешествиям» <…> По мере увеличения описательного или дидактического медитативного элемента всякая повесть неминуемо приближалась к типу «путешествий».Форма«путешествия»оказаласьпригоднойдлявсех целей. «Путешествие», как стержень, могло дать внешнее объединение какому угодно содержанию. С пробуждением вкуса к бытовому рисунку«путешествие»получилоновоенаправление:дидактическая

1  Скафтымов А. П. (1890–1968) — литературовед, представитель телеологического направления формальной школы.

стихияпостепеннозамениласьнравоописательнойживописью.В этом состоит тот элемент новизны, который сделал «путешествие» к концу XVIII века новым жанром.

С этим новым видом «путешествий» «Путешествие» Радищева имееточеньмалосоприкосновения.Ихсближаютформасовершенной свободыинесвязанностивследованиитекстаинекоторыеповторяющиеся мотивы. Но в общем плане «Путешествия» эти сближающие моментызанимаютместослишкомнезначительное1.Радищев,в сущности, занят исключительно целями публицистического назидательноговоздействия.Жанр,быт,картиныдействительностисамипосебе не занимали его художественного интереса. Он не увлекается рисунком. Морализирующая патетика у него настолько обильна и стремительна, что описательные элементы совершенно теряются в общем потокерассуждений.Радищевпочтисовсемнезнаетбытовойописательной части, нет у него и природы, нет анализа чувств и наслаждениячувством.Еслиотдельные«эпизоды»«Путешествия»исодержат в себе два элемента: 1) описание или указание некоторого конкретного факта жизни и 2) медитативный комментарий к этому факту, то вся структура изложения ясно говорит, что из этих двух элементов комментирующее рассуждение являлось главной определяющей частью.

«Путешествие»СтернаРадищевупослужилолишьобразцомформысвободного,несвязанногоизложения.Конечно,о путешествиикак таковомвприменениик«Путешествию»Радищева(какиСтерна)не может быть и речи. Об этом ясно говорят те способы, которыми вводитсявтекстфактическаяконкретность,импульсирующаяимотивирующая медитативную публицистическую часть.

<…> Иногда «случай» дается как сама непосредственно наблю- даемаядействительность.Самавтор-путешественникявляетсяздесь ее свидетелем <…>

Этоимеетсявглавах«Любани»,«Едрово»,«Городня»,«Завидово», «Клин», «Пешки», «Черная грязь», «Новгород» <…>

В других главах поводами к дидактическим размышлениям являются те или иные отголоски прошлого, которые встретились на пути путешественника. Такова глава «Новгород» <…> Кроме некоторых летучих исторических припоминаний о прошлом Новгорода, описа-

1  Из этих мотивов можно отметить: обращение к друзьям, присутствие стихов, крестьянская свадьба <…> (но у Радищева, в сущности, нет свадьбы, только упоминание о ней), противопоставление города и деревни (но у Радищева наполнение этого противопоставления дано в ином пафосе), картинки завтрака и кофе (но у Радищева опять нет картинки, момент только назван) <…>

тельной части в этой главе совсем нет <…> Описательная часть также совершенно отсутствует в главе «Бронницы». Автор лишь вспоминает, что на горе около Бронниц был когда-то языческий храм. Этодаетемудостаточныйповод,чтобывысказатьдеистическиевоззрения <…>

Нетрудно заметить, что для большинства тем, по которым автор имел в виду высказаться, путешествие само по себе не давало естественноймотивировки:напутиследованиянемогловстретитьсявсе, что должно было бы служить нужным поводом и толчком к его мыслям. В целях вовлечения в рассказ намеченных тем автор выходит за пределы непосредственных впечатлений и вводит в повествование такие элементы действительности, которые с его путешествием не имели никакой связи. Это осуществляется или встречами со случайными рассказчиками, или найденными рукописями, которые могли говорить, конечно, обо всем, что нужно было автору <…> Нередко автор является лишь случайным свидетелем чьей-нибудь речи <…>

Ещечащеавторпередаетрассказиразмышлениянеуслышанные, а прочитанные им по рукописи. Здесь уже совсем нет связи с путешествием <…> Записки и рассказы подставных лиц, в свою очередь, иногдасодержатвсебеобеглавныеконструктивныеединицы:1) упоминания или рассказы о некоторых конкретных случаях жизни и

2) комментирующие размышления по их поводу («Чудово», «Зайцо-

во», «Медное»). Но большинство из них дают чистые рассуждения на обобщенную тему без всяких вводных эпизодов и конкретных картин(«Хотилов»,«Выдропуск»,«Подберезье»,«Торжок»,«Тверь», «Слово о Ломоносове»).

Уже этот обзор внешней структуры «Путешествия» свидетельствует, что основополагающим и определяющим началом и в формировании этого произведения было вовсе не желание рассказать о некоем реальном путешествии, а желание теоретически высказаться по некоторым принципиальным вопросам.

<…> Радищев не остановится на детали, не даст лишней подробности. Он стремительно идет к последней цели, к нравоучительному выводу. Событие чаще всего лишь названо, но не обрисовано.

Автор спешит к диалогу, к беседе. Диалог построен чаще всего в виде вопросов и ответов или длинных докладывающих монологов одногоизсобеседников.Подкороткимивопросамиавторасобеседник высказывает свое тягостное положение в данную минуту, что и дает автору повод к дальнейшему поучительному размышлению. Иногда подобнаясценкаобрамляетсянекоторымидеталями,конкретизирующими обстановку встречи. Этот живописный элемент присутствует в очень небольшой мере и всегда целиком и неприкрыто обслужива-

етпоставленнуюподчеркивающуюцель.В главе«Любани»разговор с крестьянином происходит в тяжелый жаркий летний день, чтобы в большей мере была для читателя ощутима тяжесть крестьянского труда. И это здесь единственная живописующая деталь <…>

Иногда автор совсем не дает никакой сценки, он только упоминает о происшедшем,чтобысейчас же перейти к оценочными комментирующимразмышлениям.В главе«Чернаягрязь»,гдеавторнегодует за судьбу девушки, вышедшей замуж по принуждению, он только мимолетно упоминает, что проездом видел свадьбу и «на челе определенныхвступитьвсупружествозрелисьпечальиуныние».Никаких иных описательных деталей автор не счел нужным прибавить.

Те собеседники, с которыми приходится сталкиваться автору, никогданебываютобрисованы.Радищевпочтинезнаетхудожественной проблемы портрета или характера. Его фигуры обозначены общим контуром,этотолькоговорящиесущества,которыемоглиавторучтотосказатьитемсамымвызватьпространноизложенноеразмышление. Еще чаще автор совсем отождествляется с рассказчиком, рассказчик и рассуждает. Обычно встреча происходит на почтовой станции во времяожиданиялошадей.Обстоятельствавстречиотмечаютсякоротко, в нескольких словах. Повествование стремительно идет к рассказу собеседника, обильно и всюду проникнутого дидактическими выводами и уроками <…>

В некоторых случаях автор все же хочет быть художником («Чу- дово» —приключениенаморе;«СпасскаяПолесть» —быстрыйпри- воз устриц для наместника; «Зайцово» — рассказ крестьянина о расправекрестьянспомещикамиинекоторыеместавглавах«Новгород», «Валдаи», «Едрово»).

Среди описательных картинок имеется описание бури на море

<…>

Описание природы скорее всего можно было бы считать отражениемсентиментализма,нотоописание,котороеимеемздесь,целиком примыкаеткстаройклассическойтрадиции.Традицияописаниябури на море через романы и повести XVIII и XVII веков далеко уходит к греческому роману и классической поэме (Вергилий). В частности, в русском романе XVIII века буря — единственный и оченьпрочный описательный мотив, одиноко врезывающийся в схематическую повествовательную ткань. В наполнении этих описаний легко отмечается прочно отстоявшееся клише, с которым совпадает и рисунок Радищева.Буряналетаетвнезапно.Идуттяжелыеоблака.Вздымаются валы. Шум. Блеск молнии. Удары грома.

Еще до Руссо эстетическое любование морем было уже известно. К морюнаправлялисьпрогулки.Восхищалисьогромноюмассоюволн,

492

их величественным падением, шумом их бегущего напора на скалы, белойпеной,смешивающейсясоблаками,игроюсветавихотблесках

<…>

Для Радищева является характерной та особенность, что единственная картина природы им дана во вкусе старой классической традиции. Если он и говорит о наслаждении морем, то для выражения этого чувства у него, кроме восклицания: «ах, как хорошо!», не нашлось никаких красок.

Среди портретов в «Путешествии» самое большое место по объему принадлежит фигуре царя, в образе которого автор увидел себя во сне («Спасская Полесть»). Описание состоит из перечня царских регалий и эмблем монархической власти. Это, в сущности, не что иное, как словесный перечень традиционных атрибутов придворной казенной портретики. Эмблематическая иносказательность вводит этот портрет в обширную категорию аллегорических изображений, на которые так щедро было классическое искусство во всех его жанрах и разновидностях.

Рядом имеется другой портрет той же категории — изображение носительницыистины —Прямовзоры.В еенаружностиаллегориче- скиотмеченодолжноеотношение,которогозаслуживалабы,с точки зренияавтора,и царскаявласть,и весьпридворныйэтикетипорядок жизни.Онаиспускает«вздохискорби»,являетвидпрезренияинегодования.Чертылицаее«суровы»,«платьепростое».В ознаменование независимостиистиныотпроизволатиранаголоваПрямовзоры«покрыта была шляпою, когда все другие с обнаженными стояли главами». И далее, когда царь, просвещенный словами Прямовзоры, стал понимать ложь и фальшивость своего царского величия, его новое состояниеразвертываетсяопятьвформеаллегорическойпортретной иносказательности <…>

Имеются у Радищева и элементы бытового портрета. Здесь намечаютсядвекрайности.Портретприобретаетхарактеризующуюуслов­ ностьиливрезкойпсихологическойидеализации,иливуродливости гротеска.

В стиле психологической идеализации дан портрет «крестицкого дворянина» («Крестцы»). Элементы психики отмечены обще и в то же время резко, прямолинейно, без оттенков <…> Столь же обще и условно намечены черты лиц детей дворянина.

Совсем иначе выписаны портреты Карпа Дементьева и его семьи («Новгород»). Здесь вместо открытой психологической характеристики рисунок замкнут в резких физиономических знаках. Психологический комментарий отсутствует. Эмоциональное впечатление складывается само собою в подборе преувеличенных деталей, в рез-

493

кой стянутости немногих, но выпукло поставленных линий и пятен. Лукаво-ироническаяинтонацияподчеркиваетсмыслсобранногогро- теска,всюдуобнаруживаянасмешливо-негодующуюулыбкуавтора- публициста <…>

В такой же лаконичности и резкой четкости обрисованы деревенские женщины («Едрово»), хотя здесь дан лишь массовый портрет, неиндивидуализованный;вместопорицающейиронии,прямолинейная оценочная эмоция направлена к открытой идеализации <…> Сопоставлениесощеголихамидаетрисункуновыйполемический смысл <…> Оценочный комментарий опять легко сбивает краски к привычному аллегоризму: «У вас на щеках румяна, на сердце румяна

или сажа. Все равно, румяна или сажа» и т. д.

Эти немногие эпизодические портретные моменты свидетельствуют о принадлежности манеры Радищева к прежним отвлеченнопсихологическимнавыкамклассическойтрадиции(аллегоризм,обобщенность,недостаточнаяконкретность,широкостьпсихологической терминологии).Конечно,такиепортреты,какКарпДементьевикрестьянские бабы в гл. «Едрово», указывают на интерес Радищева к живым бытовым наблюдениям в области портрета. Однако печать рационалистическихпривычексознания,воспитанногонаклассическихлитературныхобразцах,сказываетсяивэтом«реалистическом» рисунке (стремление к изоляции, резкая выделенность отмечаемых свойств, крайняя заостренность в «положительную» и «отрицательную» сторону) <…>

Перечисленныевышепортретныемоментыв«Путешествии»стоят одиноко, несмотря на обилие фигур, которые при желании автора могли бы быть так или иначе обрисованы. Большого тяготения к этому искусству Радищев, очевидно, не имел <…>

В психологическом рисунке Радищева преобладает та же обобщенность и резкость контура, несложность линий. Это прежде всего сказывается в строгой обозначенности психических качеств и переживаний, в определенной названности состояний. При незначительной конкретизации Радищев довольствуется общими психологическимипонятиями:«Господиндобрыйичеловеколюбивый»;«Душуон имел чувствительную и сердце человеколюбивое»; «С красотою те-

лесною соединяла скареднейшую душу и сердце жесткое и суро-

вое».

ПсихическиесостоянияуРадищевасубстантивированыкаксамостоятельные, независимые и неразложимые инстанции — единицы. Ониживутвчеловекекаквещизамкнутыеинавсегдаопределенные. Элементыпсихикивчеловекепоявляютсявсегдаодинаковыеинеизменные и как бы перекатываются в каком-то пространстве, заменяя

494

и выталкивая друг друга, но навсегда сохраняя определенность и законченностьсвоегосодержания.Отсюдаобилиесубстантивированных психологических терминов-понятий: «Надежда, преследуя человекадокрайности,насукрепляла»;«Надеждажития,возвращающаясяизсердца,возбудиламысли»;«О,надежда,сладостноенесчастномучувствие,пребудивомне»<…>;ср.втакомжеупотреблении слова: «чувствительность», «тщеславие», «блаженство», «восторг», «радость и восторг», «бодрость», «жестокосердие» <…> «невинность», «удовольствие», «ужас», «скука», «строгости», «весело-

сти» <…>

Тажезамкнутостьизастывшаяокаменелостьпонятийсохраняется при изображении переходов из одного состояния в другое и при характеристике сложных состояний: <…> «Отчаяние превратилося в восторг, горесть и восклицания»; «Удовольствие мое переменилося в негодование».

В связи с таким гипостазированием душевных переживаний получает особенно обильное применение тот элемент риторики, где витиеватость речи создается непрерывными олицетворениями и метафоризацией психических качеств и состояний:

«Развратный рассудок изгнал совесть» <…> «На месте мужества водворилася надменность и самолюбие, на месте благородства души и щедроты посеялися раболепие и самонедоверие, истинные скряги на великое» <…> «Стрелы чувствительности». «Жало зла». «Дремотавосклицания».«Объятиябесстыдства».«Скипетржестокосердия». «Хижина уничижения». «Чаша рассудка на весах воли» и пр.

Другая особенность психологического рисунка Радищева — это преувеличенность внешнего выражения эмоций и вместе с тем затверделаяштампованность,однообразиевподысканиимимического эквивалентадляданныхпсихическихсостояний.Всеэмоциональномимические аксессуары исчерпываются «трепетаниями», «содроганиями», «искаженными взорами», «воплями», «вздохами», обмороками,терзаниемволос,обилиемслез,рыданий,а врадостныхслучаях — плесканием рук:

«Необыкновенный вопль терзающего на себе власы человека понудилменяостановиться».Человекярогоинетерпеливогосложения

рвалволосы,кусалперсты,проклинаячассвоеговыезда».«Яволосы дралсдосады».«Взявобеимирукамисебязаволосы,восклицалдиким голосом» <…>

Мимическая динамика лица не имеет разнообразия. Нет живых контуров, нет оттенков. Все средства выразительности исчерпываются общей психологической терминологией, о которой речь шла выше:

495

«Похвалысопутствуемыбылиискренностинаружнымичертами»

<…> и т. п.

Особеннонужноотметитьэлементыфизиологизма.Здесь,помимо таких общих и механизированных выражений, как «хлад разлился в моихжилах»<…>и т. п.,обращаютнасебяособоевниманиеэлементыпсихофизиологическогопараллелизма:«Возмущенныесокимыслиюстремилисямне,спящу,к головеи,тревожанежныйсоставмоегомозга,возбудиливнемвоображение;далееизлагаетсясновидение

<…>

ВсеэтиособенностипсихологическогорисункаРадищеванаходят себе полное соответствие опять-таки преимущественно в прежней классическойтрадиции.Абстрактность,склонностькрационалистическому обобщению, преимущественный интерес к общему в лю- дях —всеэтовконцеконцовприводилокслитностипсихологических представлений,к неразличениюподлинногонаполненияипроявления индивидуального психического момента. Взгляд останавливался на наиболее резком, наиболее заметном; различались и обособлялись крайности, промежуточное мало занимало, интересовала природа чувства вообще, частности и вместе с ними все живое, конкретное ускользало от наблюдательного глаза. В искусстве это должно было самособоюсказатьсятойжеобобщенностью,слитностьювдеталях, неразличимостью, заостренностью в крайностях, т. е. во всем том, чем отличается классическое искусство в изображении человека.

Особое замечание вызывает обилие слез. Слезы принято считать признаком сентиментализма. Это не совсем правильно. Слезами издавнабылопринятообозначатьвсякоеволнениедуши.Слезынаиболее заметны в волнующемся человеке, и писатель ими пользовался задолго до сентиментализма <…> Трудно указать пример в литературе XVIII века самых разных стилей, где не было бы излишка слез. Это не столько порождение сентиментализма, сколько результат общего излишества внешней экспрессивности внутренних состояний, тогоизлишества,котороебылоначатоантичностьюипобежденобыло лишь в XIX веке Флобером, Толстым и Мопассаном <…>

Разница не столько в количестве слез, сколько в их качестве. Специфически сентиментальные слезы — это слезы умиления. Культ умиления,тихойвознесенностинаджизнью,сладостьпокорнойгрусти — это дает особый сентиментальный колорит, но не слезы сами по себе. В «Путешествии» Радищева такие слезы имеются лишь однажды,о нихскажемниже.У негослезыобычнолишьсредствообозначения всякого взволнованного состояния, и в этом случае они являются общей принадлежностью психологической выразительности XVII, XVIII и первой половины XIX века.

496

Некоторым завоеванием в сторону «реализма» может показаться физиологическаяинтерпретацияпсихическихсостояний.Ноэтовлияние философии не послужило к обновлению искусства. Эта «физиология» явилась только лишним поводом к рассуждениям. Радищев тут не одинок. «Кровь», «пары», «влага», «теплота» фигурируют, например, в той же роли, как у Радищева, в произведении Ф. Эмина «Приключения Фемистокла» <…>

Выше мы заметили, что Радищев, пренебрегая обрисовкой своих персонажей, всегда спешит к диалогу <…> При этом указано было, чтообычноонмалоиндивидуализируетречьговорящих<…>Иногда Радищев стремился придать своему диалогу характер подлинной разговорной интонации и свойства словаря и синтаксиса говорящих старалсяпостроитьсоответственноихкультурномууровнюисоциальному положению. Удавалось это ему не везде одинаково. Крестьянская речь всегда мало удачна. Язык крестьянина, несмотря на некоторые элементы просторечия (преимущественно в словаре), всегда сбивается на книжные обороты. Здесь слышатся и пасторальная подслащенность,и искусственностьнадуманногофальшивогопросторечия,и диссонансы искусственных вторжений песенной интонации в общий разговорныйтон,и,наконец,явная,откровеннаялитературность:славянизмы, запутанность синтаксиса, закругленность, законченность фразеологии. Речь певца-нищего в «Клину» целиком литературная, совсем сливается с общей авторской стилистической манерой. В речи крестьянкив«Пешках»тожепреобладаетстильсамогоРадищева(«витиеватые речи»). Все ее реплики на вопросы автора-собеседника построены в принятом стиле риторического рассуждения.

Особо нужно поставить речь Карпа Дементьича по ее непринужденности, простоте и живости интонации, хотя и сюда вторгается диссонирующий славянизм: «заимодавцы мои». Довольно живо передан диалог в рассказе о женитьбе Дурындина («Зайцово») и в рассказе о наместнике, любителе устриц («Спасская Полесть»).

Живая разговорная речь в литературе была тогда делом весьма новым. Попытки ввести живое просторечие в диалог только еще начинались. Радищев хотя и способен был иногда схватить оттенки живого разговорного просторечия <…>, но, очевидно, не чувствовал надобности и живой склонности к этой стороне литературной живописи и, кроме отдельных случаев, явно пренебрегал этой задачей.

В«Путешествии»проходитбольшаявереницафигуритипов<…> Но все это дано эскизно и схематично. Это не лица, а лишь условные фигуры, которым вменено обозначение самых широких социальных и психологических понятий. Чем шире понятие, тем меньше в нем признаков, и радищевские персонажи, например идеальный кресть-

497

янин,помещик-тиранипр.,выражаютсобоюпечаль,страдание,доб- родетель и, наоборот, хищничество, жестокосердие и пр. в самых общих и крайних признаках.

Поскольку литературе XVIII века были свойственны темы об административной неправде, о неправосудии, о тяжести крепостного права,о воспитании,о царскойвласти,постолькуиобразы,подобные радищевским,былинеизбежны.ПараллельюРадищевуможетпослужитьвесьсоставбеллетристикиижурнальнойпублицистики,гдетак или иначе затрагивались эти темы <…>

Проникал в литературу и образ крестьянина, осознавшего свое положение и хотя покоряющегося, но уже негодующего и внутренно протестующего (у Радищева крестьянин в главе «Любани», крестьянка в главе «Пешки». Ср. «Несчастье от кареты», опера «Анюта», опера «Мельник» и др.1).

Общим местом для литературы времени Радищева являются образы дурного, идеального или прозревшего царя. Наиболее близким к соответствующей главе Радищева является произведение Львова «Храм истины» <…>

<…> Медитации Радищева — это не сентиментальные жалобы с описаниемпереживаемыхчувств.Радищеввэтихслучаяхиливвиде общей сентенции делает вывод из только что рассказанного эпизода или разъясняет, доказывает, логически расчленяет все мысли, какие должны быть возбуждены данным эпизодом. Так или иначе, всюду присутствуетпоследовательныйлогическийаппарат.Каждыйраздел размышлений построен в четкой логической упорядоченности

Но отметим раньше исключения из этого общего правила. Характернаясентиментальнаямедитацияимеетсявглаве«Выезд»(одружбе, о разлуке), в главе «София» (о приятности смерти, обращение к Богу и пр.) и особенно в главе «Клин». Здесь по поводу пения стари- ка-слепца автор восклицает:

«О природа, колико ты властительна! <…> Сколь сладко неязвительное чувствование скорби! Колико сердце оно обновляет и оного чувствительность! Я рыдал вслед за ямским собранием, и слезы мои были столь же для меня сладостны, как исторгнутые из сердца Вертером… О мой друг, мой друг! почто и ты не зрел сия картины? Ты бы прослезился со мною, и сладость взаимного чувствования была бы гораздо усладительнее».

Вот все, что имеется в «Путешествии» явно сентиментального. Везде в других случаях автор не изливается в чувствах, а рассуждает и поучает <…>

1  Перечислены комические оперы Княжнина, Попова, Аблесимова.

Вопросы в «Путешествии» имеют логическое назначение, это — логические переходы, стержни или звенья, побуждающие и направляющие дальнейшее развитие мыслей.

Здесьразныегруппы.Чащевсегоставитсявопрос,обозначающий новый поворот мысли. Интонация здесь еще не предрешает ответа, который последует. Это просто переломный момент в системе размышления. «Что ж есть право народное?» — Далее следует ответ. За этим опять вопрос: «В естественном состоянии человека какие суть его права?» И далее ответ. И до конца рассуждения развертывается линия вопросов и ответов. Вопросы обращены к разным сторонам понятияонародномправе,и путемэвристическираскрываемыхэлементов права автор приходит к своей последней мысли о праве сильного, идущем в противовес естественному праву.

Такого рода вопросы иногда следуют группами, один за другим. И за ними следуют ответытакими же компактными массами. Оформленные в аналогичные параллельно построенные синтаксические сочетания вопросо-ответные массы падают, усиливая, подчеркивая и выдвигая ритмичностью и равномерностью своего движения настойчивость, уверенность и определенность высказываемой мысли <…>

Околоэтихвопросо-ответныхцентровраспределяетсядальнейшее логическоедвижениемысли,какнепрерывныйпричинно-следствен- ный ход. Синтаксически это выражается в причинно-следственных, условных и разделительных союзах, устанавливающих или связь между мыслями, или новое расчленение мысли, или необходимость данноймыслиприконкретныхобстоятельствах.Отсюданепрерывная сеть союзов: «следственно», «ибо», «или-или», «когда-тогда» (в условном значении) <…>

Вся эта логическая цепь сопоставлений, расчленений и выводов является как бы привешенной к изначальным, зажигающим вопросам, которые и составляют организующий центр данного логического и стилистического гнезда. За последним утверждением логически законченного ядра следует призыв к должному или предосте­ ­ режение от выясненного недолжного. Здесь стилистическая кон­ струкция­ обильно вбирает в себя частицы пожелания: «Да не» или слова угрозы: «Горе ему», или, наоборот, слова одобрения и призыва: «Блажен, блажен…» и пр.

Иногда вопросы в своем составе, без всяких дополняющих пояснений, содержат в себе аргументацию, указывающую на несостоятельностьвозраженийиотводов,какиемоглабывстретитьвыраженная здесь мысль <…>

Вдругихслучаяхэтаинтонационно(вопроснойформой)указанная несостоятельность получает дальнейшее логическое опровержение