Ракурсы_оЗрелищах_2011

Ракурсы. Выпуск 8

Ну, вот еще три минуточки. Все, ровно в половину встаю…” Наконец время начинает поджимать, вы с трудом продираете глаза, долго ловите ногой ускользающий тапок, поеживаясь, бредете на кухню, ставите чайник, автоматически включаете радио…

А оттуда: “Привет, дружок! Я знаю, как тебе хочется вернуться обратно в теплую кроватку, накрыться с головой одеялом

изабыть про то, что сегодня обыкновенный серый будний день

итебе надо выходить на улицу и в толпе таких же, как и ты сонных и злых бедолаг месить подтаявший снег. Но у тебя есть я. Я подниму тебе настроение, поговорю с тобой по душам и снабжу тебя всей информацией, необходимой для тяжелого трудового дня”»7.

Это, конечно, шутка, но она очень хорошо передает смысл того, что называется «утреннее» или «breakfast» шоу.

Слово «breakfast» в приложении к утренним программам можно перевести двояко. В классическом переводе и прямом значении этого слова – это «шоу к завтраку». Но слово «break» – можно также перевести как «пауза», «fast» – как «быстрый». И получится, что breakfast-шоу – это «шоу коротких пауз». Так как утренний режим человека рваный, состоящий из четко запрограммированных предельно хронометрированных рутинных действий, то и шоу должно состоять из коротких рваных отрезков, которые заполняются музыкой, рекламой, новостями, рубриками.

Но если культура информационных программ сложилась давно, для того чтобы сделать музыкальную программу нужно всего лишь приятного ведущего и толковую шлягерную музыкальную подборку, то культура утреннего ток-шоу складывалась непросто.

Первые утренние шоу в России

Для СССР утренние шоу были долгое время неактуальны. Радиовещатели в условиях государственной монополии не особо заботились о нюансах настроений своей аудитории. И проблемы тяжелого подъема были фактами личной биографии отдельно взятого человека. Главное – он должен быть бодр, выбрит до синевы и с утра политически подкован. А посему главными составляющими утреннего эфира были гимнастика и свежие новости.

7 Из личного интервью с М. Козыревым (январь 1997 г.) // Архив автора.

252

В. Сухарева. Музыкально-развлекательное радио середины 1990-х годов

Население же, в основном, интересовали только прогнозы погоды и сигналы точного времени.

Считается, что первые музыкально-развлекательные утренние шоу пришли в СССР с Запада вместе с коммерческими радиостанциями. Но аналоги все же существовали, хоть и назывались они более прозаически – утренними информационно-музыкаль- ными блоками или программами.

Утренний информационно-музыкальный блок «Молодежного канала» радиостанции «Юность» был настоящей революцией в радиовещании того времени. До шоу ему было далеко, но программа шла в прямом эфире и новости передавались вперемежку с музыкой, викторинами, репортажами. Все несколько часов эфир вел один ведущий. Тогда по радио впервые прозвучали «Алиса» и Борис Гребенщиков с, мягко выражаясь, не ура-пат- риотическими песнями. Это был другой ритм, другое настроение. Сегодняшней аудитории, избалованной свободой самовыражения и вероисповедания, «сникерсами», «макдональдсами» и предельно забитым радиостанциями диапазоном, – это кажется уже давно истлевшим хламом, и абсолютно непонятным остается восторг старшего поколения по этому поводу. Но для конца 1980-х гг. это было прорывом.

Первое российское утреннее шоу «Moscow in the morning» появилось весной 1992 г. на радиостанции «Максимум», и его вели на английском языке Кэми МакКормик и Шон Кеннеди. Это была первая программа, построенная по американской модели, и ориентирована она была на англоговорящую аудиторию. Потом была программа «Родина Василия» («Vasilyi’s neighborhood»), вел ее Василий Стрельников на английском языке на «Радио 7 на Семи Холмах» и была она ориентирована также на англоговорящих иностранцев.

Осенью 1994 г. на радио «Максимум» вышло новое, уже русскоязычное, шоу «Взлетная полоса». Ведущие Ольга Максимова и Дмитрий Тельнов. В то время это была одна из самых популярных и профессионально сделанных утренних программ московского эфира. Она была построена по принципу традиционных «шоу к завтраку»: двое ведущих, работающих на противопоставлении образов, развлекательные рубрики, розыгрыши, новости, сигналы точного времени, погода, информация о пробках и пр.

Но особенной популярностью в то время пользовались шоу «Хмурое утро» с Александром Гордоном на «Серебряном Дожде» и «Доброе утро, Вьетнам» с Николаем Фоменко на «Русском Радио». В основе этих программ лежала провокация и эпатаж

253

Ракурсы. Выпуск 8

в чистом виде, иногда за гранью приличия. Эти же программы русифицировали серьезное заболевание мирового радиоэфира – «стерноманию» – сильное, почти патологическое увлечение американским ди-джеем Говардом Стерном.

Говард Стерн и его влияние на мировой радиорынок

Самая быстро передающаяся болезнь мирового радиоэфира 1990-х гг. – «стерномания» – родилась в США и была названа в честь «носителя вируса» Говарда Стерна.

В начале 1980-х обычный ведущий Говард Стерн сделал типовое утреннее ток-шоу: ведущий выходит в эфир, говорит с аудиторией и гостями на разные темы, ставит музыку, выводит новости, дает рекламу – обычная программа. Но наполнена она была «новым содержанием».

Основой всех программ Стерна стал доведенный до абсолюта эпатаж. Он подпевал песням, выходил в эфир во время новостных блоков и комментировал те новости, которые его особенно взволновали, критиковал правительство, называл вещи «своими именами», «играл» на социальных стереотипах. Он заявлял, что все мексиканцы необразованны, что евреи жадны, что немцы – гитлеровские выкормыши. Он подтрунивал над гостями и слушателями. Для него не существовало святых вещей и запретных тем.

Стерн делал то, что никто никогда до него себе не позволял, и это было оскорбительно, беспардонно и зачастую просто омерзительно. Он подарил новый унитаз слушателю с самыми внушительными испражнениями. Причем конкурс проходил в прямом эфире. Он пригласил в студию женщину, предложил ей раздеться и описал то, как она это делает и какое у нее тело. Он занялся сексом у микрофона, воспроизведя радиоаналог секса по телефону, дав Америке послушать «оргазменные крики женщины». И это была не единственная выходка подобного рода. Он методично раскачивал американскую пуританскую мораль откровенными разговорами о сексе и полным уничтожением правил приличия. Но и те, кто его не выносил, и те, кому он нравился, слушали его шоу до конца с одной целью – чтобы узнать, что он скажет в следующую минуту. Экспромт и непредсказуемость обеспечили ему первое место в рейтинге.

При этом он позиционировал себя как «такого же парня, как и ты», по принципу «я – один из вас, поэтому могу сказать, что вы все – г…». Вся страна знала, сколько у него детей, сколько раз в неделю он занимается сексом со своей женой и «что у него

254

В. Сухарева. Музыкально-развлекательное радио середины 1990-х годов

самый маленький член в мире – в эрегированном состоянии не больше 5–7 сантиметров – и от него отказываются все женщины (при том, что он красавец двухметрового роста). С этим же невозможно жить!»8 И это звучало рефреном во всех его шоу. Как писали критики: «На своем члене Стерн сделал состояние. Его дефект уровнял его с множеством средних американцев»9.

Аудитория ему прощала многое, потому что он разговаривал со средним американским обывателем на его языке и, выдавая свою точку зрения, отражал скрытые мысли и чувства среднего человека. Он воплощал гипертрофированную квинтэссенцию американского общества. И, как это не парадоксально звучит, аудитория это ценила.

Большая половина из того, что он делал, не имела бы столь шумного успеха, если бы не простой прием – игра на контрасте между чувством меры воспитанного человека и «безбашенной разухабистостью» Стерна. Таким «правильным» собеседником в утреннем шоу Стерна стала ведущая выпусков новостей Робин Куибер, которую он вовлекал во все разговоры вопросами типа: «А что ты думаешь по этому поводу?», «А как это было у тебя?», или фразами – «Не смотри на меня так, я знаю, что сморозил глупость, зато как сморозил…»

Развязность, невоспитанность и хамство Говарда Стерна принесли в начале 1990-х крупнейшей нью-йоркской станции «WNBC» десятки миллионов долларов дохода: аудитория росла, рекламодатели платили. Говард Стерн, ставший символом и синонимом дурного вкуса, грубости и пошлости, оказался ди-джем №1 в Америке, его шоу шло в 14 городах, включая Нью-Йорк, Филадельфию и Кливленд.

Парадокс его привлекательности для аудитории до сих пор является поводом для споров радиокритиков всего мира. Тот факт, что этот человек сделал огромное состояние на эпатировании общества, не прошло незамеченным. Когда вышел фильм «Части тела», снятый по книге Стерна, его смотрели и в нюансах обсуждали все. По миру прокатилась волна подражания Говарду Стерну. А в радиокругах родилось меткое словечко «стерномания». В США, в Европе стали появляться ди-джеи, скабрезничающие в эфире, шокирующие и оскорбляющие публику, «вскрывающие» язвы общества.

8 Stern H. Private parts. N.Y., 1994. Р. 15.

9 Ibid. Р. 25.

255

Ракурсы. Выпуск 8

С появлением фильма синдром «стерномании» наконец-то докатился до России и стал болезнью очень многих ведущих. На ряде радиостанций фильм был запрещен к просмотру для ди-дже- ев. При этом было понятно, они фильм непременно посмотрят. На радиостанции «Максимум» даже хотели устроить что-то вроде худсовета и обсудить – что можно делать в эфире, а что нельзя и почему. Но в глубине души все программные директора хотели иметь своих маленьких говардов стернов. В России начался бум на Говарда Стерна с полным копированием его методов и приемов.

Стерномания в российском эфире

В середине 1990-х гг. в московском эфире появилось два утренних шоу: программа «Доброе утро, Вьетнам» Николая Фоменко на «Русском Радио» (по средам с 9 до 11) и шоу Александра Гордона «Хмурое утро» на «Серебряном Дожде» (понедельник, пятница с 7 до 11), – очень похожие на программу Стерна. Радиорынок, взбудораженный просмотром фильма и озабоченный «заразной болезнью», сразу окрестил ведущих плагиаторами. Действительно, у программ было много похожего: структура – новости, музыка, реклама, звонки в студию, по два контрастных ведущих (Николай Фоменко – Глеб Деев на «Русском Радио», Александр Гордон – Катя Шевцова на «Серебряном Дожде»), а главное – скандальность, провокационность и «эстетика матери- ально-телесного низа». То, что они говорили и делали в радиостудии, одних раздражало, других восхищало. Несколько отличалась манера ведения. И коллегами по рынку это было расценено как недостаток таланта повторить оригинальную стерновскую манеру. Мол, чтобы «вытянуть» такого рода шоу, надо либо быть Стерном, либо предложить что-то оригинальное.

«Секс и эротика, семейные дрязги и военачальники, грязное белье и чистые помыслы в программе Николая Фоменко «Доброе утро, Вьетнам» (цитата из эфирного прома).

Появление шоу «Доброе утро, Вьетнам» можно было считать естественным продолжением “рабочего имиджа” Николая Фоменко, созданного «похабными “Русскими гвоздями”», «непристойной “Империей страсти”», «испражнениями на собственные произведения» (читай самого Фоменко – журнал «7 дней», 1996, № 39. С. 33). В середине 1990-х Николай Фоменко – личность со сложившейся скандальной и провокационной репутацией, поэтому появление новогошоубылооправданоработойврамкаходногоимиджа.Казарменный юмор делал Николая Фоменко эдаким «поручиком Ржевским

256

В. Сухарева. Музыкально-развлекательное радио середины 1990-х годов

российского радио», которому как и персонажу похабных анекдотов прощали то, чего не простили бы остальным, и в чьих устах грубая банальность казалась естественной и даже симпатичной. А вставки: «Я люблю тебя, Коля» или томное: «Николай, еще!», озвученные женскимиголосами,придавалишоуещеболеехарактерный«фоменковский» колорит. И хотя правильней было предложить «поручику Ржевскому»вместотрепетногоиинтеллигентногоГлебаДеевавпару девушку, «стилизованную» под другой анекдотический персонаж – «Наташу Ростову» – шоу Фоменко – за счет ли его имиджа или просто того, что Фоменко интересен сам по себе, что бы он ни делал – «вписалось» в ритмы «Русского Радио».

Программа «Доброе утро, Вьетнам» была построена по всем законам утреннего шоу: два ведущих, обзоры печати, политические новости, реклама, сигналы точного времени, погода и т.д.

Промежутки между типовыми элементами были заполнены звонками слушателей и разговорами в прямом эфире между ведущими и аудиторией. Все как во многих утренних программах.

Российская же особенность заключалась в высокой сложности диалога с аудиторией. В эфир звонили многие. И здесь и начиналось самое интересное.

Любой стеб в эфире рассчитан на то, что среди звонящих найдется хоть один человек, который в состоянии подыграть ведущему. А что делать, если аудитория не идет на свободный импровизированный разговор? Тяжело было слушать, как разбитной, разудалый Фоменко пытается раскрутить заторможенного слушателя на разговор.

Если смотреть на шоу Стерна с точки зрения жанровых характеристик, то можно заметить одну деталь, которая является ключевым моментом при анализе причин успеха или провала всех его подражателей: привнесение максимально авторского начала в программу. Пьяные праздники, дети, жены, сексуальные пристрастия – все становится достоянием общественности. И если человек, который рассказывает о количестве своих любовниц, сам по себе интересен настолько, чтобы его слушали – есть шанс, что он получит свой процент аудитории. Фоменко это удалось. Репутация и имидж работали на него и держали слушателя. А умение легко импровизировать выручало в сложных ситуациях.

С проблемой заторможенности аудитории столкнулся и Александр Гордон в своем «Хмуром утре».

Эта программа не была так однозначна, как шоу Фоменко. «Если вы хотите узнать, что ваши проблемы – это только ваши

проблемы, слушайте беспрецедентный по своей жестокости эксперимент – утреннее шоу Александра Гордона “Хмурое утро”».

257

Ракурсы. Выпуск 8

Это был действительно жестокий эксперимент и над аудиторией и над ведущим. Программа была построена по принципу авторского ток-шоу. Там были и новости, и музыка, и реклама. Но ключевой фигурой был А. Гордон.

Во время одного из эфиров Гордон публично опроверг слухи о родстве его программы и шоу Стерна, заявив, что он, в отличие от своих многочисленных критиков, долгое время жил в Соединенных Штатах Америки и может ответственно заявить, что общее у них с Говардом Стерном только их пол и время выхода в эфир – по утрам. Все! Потому что Стерн – забавный, но не очень умный человек, помешанный на сексе и политике. Что же такое сам Гордон, слушателям так и не удалось услышать. Про это он умолчал.

Гордон вывел в эфир абсолютно другой имидж. Вместо простоватого в своей эфирной непосредственности и примитивизме Говарда Стерна Гордон вывел к микрофону воинствующего эстета, хамоватого, подчеркивающего разницу между собой – умным

иобразованным – и недалеким, туповатым слушателем. Гордон снисходил к слушателю с высоты своего интеллекта. Он читал по памяти стихи Б. Пастернака и при этом, когда у него украли с полки в студии банку кофе, он в эфире обратился к вору: «Я оторву яйца тому, кто это сделал».

Все это создавало странное впечатление от шоу «Хмурое утро». Будто бы во время концерта в консерватории на сцену вышел человек во фраке и хорошо поставленным голосом спел: «По реке плывет кирпич из села Кукуево, ну и пусть себе плывет, деревяшка…». А галерка сначала зааплодирует, а потом задумается: то ли ее оскорбили, указав ей на место, то ли, наоборот, ей таким образом протянули руку.

Однажды он опаздывал на эфир на 2 (!) часа. В студии дергалась соведущая Катя Шевцова, которая периодически выходила в эфир и сообщала, что «если вы, проснувшись, настроились на волну “Серебряного Дождя”, а там ничего нет, не надо в недоумении крутить колесико настройки. Рано или поздно все начнется».

Когда Гордон все же появился, то на справедливый звонок слушателя в прямой эфир с вопросом где, собственно, Гордон был

ине хочет ли он оправдаться перед аудиторией, Гордон ответил: «Радуйтесь, что я здесь. Вообще я вам ничего не должен и мне плевать на людей, которым что-то нравится или не нравится».

Если слушатель звонил на «Серебряный Дождь» в шоу «Хму- роеутро»,тоондолженбылбытьготов,чтоему,во-первых,небудут рады, хотя по идее должны, во-вторых, слегка нахамят, причем это должно быть им расценено как оригинальная манера ведущего.

258

В. Сухарева. Музыкально-развлекательное радио середины 1990-х годов

Шоу Гордона напоминало шоу прокаженных. Закомплексованные, нервно хихикающие барышни в студии, редкие молодые люди, которые односложно отвечают на все вопросы, в то время когда должны демонстрировать слушателю чудеса эрудиции и остроумия. Как-то Гордон пригласил в студию девушку, чтобы она разделась в эфире. Она пришла. И ее обнажение должно было стать кульминацией программы. Но она стала ломаться прямо в прямом эфире.Диалогбылвпечатляющий:«–Ну,тыбудешьраздеваться?– Ну, я не знаю… – Ну давай, у нас времени мало. – А передумать можно? – Нет, нельзя. В чем проблема? – Ну, я не знаю как сказать. У меня тут одна небольшая проблема интимного свойства. Я в общем… – В чем проблема?» Так они минуты три пререкаются, девушка мнется, слушатель по другую сторону эфира чувствует себя предельно неловко, пока наконец девушка не произносит: «У меня трусы и лифчик разного цвета». А слушатель вместо подразумеваемого возбуждения испытывает чувство гадливости.

* * *

То, что было впервые использовано в середине 1990-х гг. – сегодня распространенное явление, широко эксплуатируемое в разнообразных утренних, дневных и ночных программах в Москве и на многочисленных региональных радиостанциях по всей стране. Разный уровень агрессивности, разная мера приличия, разное тематическое наполнение – но сути это не меняет.

Хорошо это или плохо? Оценивать это явление можно по-раз- ному. Вопрос в том, под каким углом зрения смотреть. Кто-то считает, что такие программы работают на раскрепощение аудитории и общества. Николай Фоменко в одном из своих интервью откомментировал программы-провокаторы так: «Я хотел посмотреть, что происходит в головах. И поразился тому, как за год по всей стране люди изменились – они освободились. Люди отвязались по полной программе, и это благодаря “Доброму утру, Вьетнам”, совершенно точно. На это ощущение свободы играли и “Империя”, и “Гвозди”. Все программы работали на уровень свободы слова, свободы мироощущения. На этом накопленном багаже легко работать далее…»

С этим сложно не согласиться. На определенном этапе общество должно переболеть свободой и вседозволенностью. Это неизбежное искушение, через которое должны пройти и слушатели, и радиопроизводители, чтобы выработать иммунитет и почувствовать границы дозволенного. И если воспринимать это явление как болезнь роста в переходе от закрытого и морального общества к открытому и самоцензурируемому – то это весьма

259

Ракурсы. Выпуск 8

положительное и своевременное явление. И для российского радиорынка это было необходимо. И хорошо, что это произошло в середине 1990-х гг., когда это воспринималось как полулегальная экзотика, а не как разрешенная и тиражируемая норма.

С другой стороны, наше общество не знает меры ни в чем. И сегодня сложно не согласиться с поборниками морали и нравственности, которые упрекают СМИ середины – конца 1990-х в развращении аудитории, падении нравственности, работе на деградацию общества и попирание норм приличия.

Если же подходить к этому явлению с чисто рыночных позиций, убрав морально-этический подтекст, и проанализировать его с точки зрения механизмов коммуникации между СМИ и аудиторией, то окажется, что провокация – бессмертна и уникальна, как беспроигрышный и обязательный к периодическому использованию прием привлечения аудитории. Если хочешь получить ауди- торию–опустисьдоееуровня,снимибарьермеждурадиостанцией

ислушателем. С формальной точки зрения запретить это нельзя. Это не нецензурная брань, не разжигание национальной розни. Это коммуникация на равных. Ведущие эксплуатируют в эфире расхожие социальные стереотипы, господствующие настроения в обществе, играют на человеческих слабостях, страстях, пороках. Это не запрещено законом. Это категории этики.

Акоммерческое радиовещание, как живущее на деньги от рекламы и по сути финансовой эксплуатации различных социальных слоев, не может не замечать и игнорировать господствующие в обществе стереотипы и настроения.

В условиях рыночных, товарно-денежных отношений радио отражает общество, преломляет его интересы, потребности

ивкусы и выпускает продукт, востребованный и желанный этим обществом. Оно не пытается формировать общественное сознание, оно лишь чутко слушает и удовлетворяет потребности. А в атрофированности лицевых мышц всегда виновато зеркало.

Характерно, что ответил упоминавшийся выше ди-джей Говард Стерн на упреки в неприличии: «Я живу в стране, где священники насилуют маленьких мальчиков, где питбули могут откусить ребенку голову, где тебя могут застрелить в собственной машине, где озверевшая толпа негров может убить еврея-хасида, а мэр сделает вид, что ничего не произошло, и где моя семилетняя дочь спрашивает у своей матери – моей жены про пенис и вагину и знает больше шуток про член, чем я! А теперь скажите мне, о чем я должен говорить на радио!»10

10 Stern H. Private parts. N.Y., 1994. Р. 561.

Л. Сараскина

«Сериальный» Достоевский: вдали от сигнальных огней

Взволнованные и неполиткорректные авторы многочисленных Интернет-форумов, фиксируя ажиотажный интерес нынешнего ТВ к романам Достоевского («Снова Дос по ящику!»), потом, после двух новых сериалов, будут во всем винить глубокую, осмысленную экранизацию «Идиота», ставшую главным культурным событием 2003 г. Феноменальный успех многосерийного фильма Г. Бортко соблазнил, утверждают чатеры и блогеры, всех тех, кто решил за счет великого писателя сменить свои амплуа, повысить рейтинги, закрепить за собой репутацию серьезных мастеров. У Достоевского это называется «разом весь капитал»: так, постановщик ментовских стрелялок («Хроники убойного отдела», «Улицы разбитых фонарей») и русской «бондианы» («Агент национальной безопасности») Д. Светозаров преподнес любителям классики «Преступление и наказание»; режиссер корпоративных мероприятий и кулинарных шоу Ф. Шультесс посягнул на «Бесов»; родитель «Каменской» Ю. Мороз после прозы А. Марининой взялся за экранизацию «Братьев Карамазовых».

Сразу после «Идиота» казалось и мне: мы возвращаемся к подлинной культурной иерархии, стоим на пороге нового летоисчисления на ТВ, а Муза экранизаций наконец-то выходит на люди возрожденной из пепла и очищенной от киномыла. Крити-

261