Вопросы для юристов! На эти вопросы надо найти ответы в книге.

С уважением, Фисенко О.С.

1. Что изучает криминальная психология?

2. Какие психические компоненты включены в осуществление преступного деяния и должны быть подвергнуты анализу?

3. Что такое преступная деятельность, какова ее структура?

4. Понятия жертвы и потерпевшего тождественны по содержа­нию?

5. Чем характеризуется психология жертвы?

6. Какие психологические особенности необходимо реорганизо­вать, чтобы человек с психологией жертвы перестал притягивать к себе «пиночников», «преследователей», обидчиков?

7. «Виктимность» и «жертвенность» — понятия с тождественным содержанием?

8. Каким образом человек с психологией жертвы провоцирует совершение в отношении него насильственных либо неправо­мерных действий?

9. Как психологически характеризуется вменяемость?

10. Как психологически характеризуется вина, ее виды и формы?

11. В чем специфика психолого-юридической характеристики виновного и вменяемого человека?

12. Может ли адвокат выступить по делу и в роли эксперта-пси­холога, если он имеет психологическое образование?

13. Чем характеризуется психология заключенного?

14. Каковы особенности субкультуры заключенных?

15. Какое, по вашему мнению, должно быть соотношение между преступлением и наказанием, чтобы оно способствовало по­зитивному преобразованию психики правонарушителя?

16. Какие особенности в деятельности адвоката, прокурора, судьи возникают при участии в судебном процессе присяжных

Глава 3. Криминальная психология

3.1. Преступник как аномальная личность

Преступление можно рассматривать как отклонение от нормы во взаимодействии личности с социальной средой. В личностных аномалиях, кроме социально-психологического фактора, не должен игнорироваться и биологический (связанный с функционированием организма); являющийся либо причиной, либо «благодатной почвой» для психосоциальных отклонений. Психические аномалии такого рода «препятствуют усвоению социальных норм, регулирующих поведение людей, затрудняют получение высокой квалификации и образования, выполнение отдельных социальных ролей... Гораздо чаще, чем у здоровых, мотивация поведения у таких лиц является бессознательной, а само поведение менее опосредовано сознанием» (Ю. М. Антонян, В. В. Гульдан¹. 1991. С. 46-47).

Такие характеристики, например, свойственны психопатизирован-ным, невротичным личностям, а также личностям с явной патологией психики. При таких характеристиках снижаются адаптационные возможности психики, задерживается психическое развитие, они «снижают сопротивляемость к воздействию ситуаций, в том числе конфликтных, сужают возможности выбора решений и вариантов поведения; облегчают реализацию импульсивных, случайных, непро­думанных, в том числе противоправных поступков» (Н. П. Дубинин, И. И. Карпец, В. Н. Кудрявцев². 1989. С. 277-278).

¹ Антонян Ю. М., Гульдан В. В. Криминальная патопсихология. М.: На­ука, 1991. 248 с.

² Дубинин Н. П., Карпец И. И., Кудрявцев В. Н. Генетика, поведение, ответственность: О природе антиобщественных поступков и путях их пре­дупреждения. М.: Политиздат, 1989. 351 с.

Аномальность личности может усугубляться снижением уровня интеллектуального развития, узостью, конкретностью или непосле­довательностью мышления, затрудняющих принятие ими правиль­ных решений в ситуации выбора. Неудовлетворенные потребности постоянно провоцируют состояние фрустрации с сопутствующей агрессивностью, расторможенностью эмоциональных процессов, так как снижены сознательный контроль и волевая регуляция. Например, у дезадаптированных подростков в результате школьного неуспеха, порицаний учителей и пренебрежительного отношения одноклассни­ков возникает чувство враждебности к окружающим, провоцирующее формирование агрессивных, антиобщественных установок.

Можно отметить сплав психологии преступника с психологией жертвы. Например, у обычного нарушителя дисциплины. Противоречивость его самооценки может возникнуть из-за конфликтности двух образов «Я»: общественного и уникального. Если в самосознании у такого человека проявляется образ «общественного Я», возникает ощущение своей несо­стоятельности, неполноценности, ведь все его ругают. Если «уникального Я», наоборот, ощущение сверхполноценности. Этот вариант возникает на основе защитного компенсаторного механизма по типу: «Я не плохой, а хороший. Я не только хороший, я — очень хороший!»

Рассматривая правонарушителя как вид аномалии личности, мы также видим дефект или деформацию субъектности личности. На­пример, изучение личностей, совершивших убийства, выявляет у них сильную психологическую зависимость от другого лица. Давайте проанализируем и оценим рассуждения одного из исследователей — Е. Г. Самовичева¹ (2002).

¹ Самовичев Е. Г. Психологическая этиология убийства // Психологичес­кий журнал. Т. 23. 2002. № 5. С. 49-59.

Убийцы, по мнению автора, в целом относятся к такой категории людей, для которых свободная и самостоятельная адаптация к жизни всегда проблема. Выход из контакта с жертвой для них практически невозможный способ поведения, так как связан с проявлением ме­ханизма «выученной беспомощности». Этот механизм, по мнению Е. Г. Самовичева, формируется и проявляется следующим образом. Ребенок в семье (будущий преступник) поставлен в ситуацию хро­нического неудовлетворения базовых потребностей и постоянно зависит от матери, с которой у него, кроме социально-психоло­гической связи, существует биологическое (витальное) единство. Мать либо не может, либо не хочет, либо не умеет своевременно и полно удовлетворить его потребности, тем самым как бы отвергая ребенка. По этой причине для него складывается ситуация экстре­мальности существования, при которой мать становится для ребенка жизнеугрожающим фактором при своей жизнеутверждающей роли. Ребенок начинает пребывать в ситуации внутриличностного конф­ликта, разрешить который ему не по силам. При таком состоянии усиливается его зависимость от витального фактора и снижаются его возможности социальной адаптации и личностной автономии. Это приводит к дисгармонии его развития (задержке, инфантильности), проявляющейся в ограничении его возможностей в особенности при изменении обстоятельств (например, в ситуации школьного обучения, межличностного общения). Формируется комплекс неполноценности и, как его результат, происходят либо проявление гиперкомпенсации, основанной на переоценке своего «Я», либо полная податливость жизненным ситуациям. Если возникает ситуация отвержения для такого подростка или взрослого человека, она в силу «выученной беспомощности» и оценки фактора (сознательно или бессознательно) как витально угрожающего приводит к принятию решения обретения независимой жизнеспособности путем уничтожения угрозы.

Итак, по мнению Е. Г. Самовичева, основным в происхождении убийств является онтогенетический фактор — блокирование спо­собности к автономии в результате отвержения потенциального преступника другими лицами, с которыми у него возникает объеди­нение, благодаря биологическому механизму импринтинга. Убийство (в русле этих рассуждений) возникает как действие, направленное на сохранение автономной жизнеспособности преступника, как бы разрывающее связь с жизнеобеспечивающим фактором, который перестал выполнять приписанную ему функцию.

Таким образом, в описанном примере можно увидеть самои­дентичность личности, нарушенную не только интроекцией, но и конфликтностью отношений матери и ребенка, когда он был еще слишком слаб и несамостоятелен и способен только на симбиоти-ческие отношения. Межличностный конфликт впоследствии стал внутриличностным конфликтом в его «Я-концепции», когда образы прошлого «склеились» с настоящим и произошедшее в прошлом стало определять регуляцию поведение в настоящем.

Чем больше в механизме самоуправления человека участвуют бессознательные и патологичекие факторы, тем в большей мере вы­ражается зависимость личности от них. Однако подчеркну, что одного фактора отвержения ребенка матерью в начале схемы возникновения психологического механизма убийства и провоцирующего фактора в его заключении недостаточно для объяснения того, почему одна личность становится убийцей, а другая — нет. Бывает, что дети, от­лученные от родителей в связи с лишением тех родительских прав, в большей мере страдают от гуманной акции, чем от невыполнения родителями своих обязанностей или их образа жизни, поскольку, несмотря ни на что, любят их и нуждаются только в них. Кроме того, оценка, что «выход из контакта с жертвой для убийц — практически невозможный способ поведения», скорее всего, характеризует чело­века, которому невозможно вменение соверешенного, поскольку он не хозяин себе, не субъект. Итак, каждый убийца не субъект своего деяния? Можно ли согласиться с таким полученным в исследовании результатом?

Блокирование способности к автономии может происходить в результате эмоционального «заражения» конфликтной ситуаци­ей. В результате проявляются групповые хулиганские действия и массовые беспорядки, поскольку регуляция личности снижается до непосредственно эмоциональной. Это временное аномальное прояв­ление. Однако стоит отметить, что личность может стремиться к таким состояниям — вот в этом и будет проявляться ее аномалия.

Блокирование способности к автономии может происходить как индуцирование психического состояния, при котором нормаль­ное функционирование психики изменяется на демонстрируемое патологическое состояние. Это феномен социальной психиатрии. Такое проявление наблюдается, например, при обрядах в религиоз­ных сектах — деструктивных культах, где индуцируются различные бредовые состояния, например обожествление предводителя секты и тотальное подчинение ему, приход «конца света», возникновение массовых самоубийств либо расправ с «неверными».

Если анализировать преступления лиц, впоследствии признанных невменяемыми, стоить отметить, что нарушение субъектное™ может возникнуть в любом звене самоуправления. Например, Л. — больной шизофренией с бредом преследования, неоднократно убивал, и его тянуло убивать, чтобы обеспечить собственную безопасность. В са­моуправлении такой личности в звено «анализ значимых условий внешней среды» встраивается болезненная бредовая идея, обуслов­ливающая его страх и убийства. Ю. М. Антонян¹ (1997) приводит некоторые результаты психологического обследования Л. как крайне тревожной, фобической личности. Например, он продолжал неокон­ченные предложения таким образом. «Если бы я занимал руководя­щий пост... я обеспечил бы Ьебе безопасность»; «знаю, что глупо, но боюсь... жить»; «сделал бы все, чтобы забыть... страх»; «большинство моих товарищей не знает, что я боюсь... их самих». Он не защищен, зависим, не уверен в себе. Он боится жизни и выбирает в спутники себе смерть. Объясняет свои действия: «Я помогал смерти... Мне страшно без зла... Я слушался его призывов убивать».

Следующие выдержки из судебно-психиатрического экспертного заключения демонстрируют аномальное субъектное самоуправление обвиняемого, детерминируемое психопатологией.

Антонян Ю. М. Психология убийства. М.: Юристъ, 1997. 304 с.

Д <...> обвиняется по уголовному делу № <...> по ст. 319 УК РФ — оскорбление представителя власти. Он доставлен на амбула­торную судебно-психиатрическую экспертизу в связи с оказанием сопротивления сотрудникам милиции, после чего по просьбе же­ны он проходил лечение в психиатрическом стационаре в течение 1,5 месяцев.

Согласно материалам дела с декабря 2001 г. психическое состояние Д <...>, несмотря на то что он справлялся с обязанностями рабочего на железной дороге, характеризовалось тем, что его мысли обгоня-лиодна другую, он считал себя то демобилизованным солдатом, то сотрудником ФСБ, значимым для спецслужб. Он стал считать, что начальство чинит ему препятствия, не дает работать, разными путя­ми вмешивается в его личные дела. Однажды в армейском альбоме заметил отсутствие одной фотографии, из чего сделал вывод, что ее изъяли спецслужбы, для того чтобы в последующем устроить его агентом в органы безопасности. Он стал конфликтовать с женой, так как стал подозревать ее в том, что она взяла документы о праве собственности на дом, чтобы переделать их на свое имя. Он не под­давался разубеждению, считал, что теща настраивает жену против него. После ссоры жена ушла жить в дом своей матери.

В исследуемой ситуации Д <...> со своим знакомым распивал дома спиртное. Во время разговора он узнал, что у знакомого груп­па крови и резус-фактор такой же, как у его жены. На это он сказал знакомому, что его кровь надо перелить жене, тогда у нее пройдут головные боли. Придумав такое, он ощутил мощный прилив сил, почувствовал себя богом, пошел, стал стучаться в дверь дома тещи. Когда его не пустили, продолжал ломиться в дверь, оказал сопро­тивление вызванному наряду милиции, отказался от осмотра, считая себя богом, оскорблял сотрудников нецензурными выражениями, плевался на них.

В период расследования происшествия он был помещен в ста­ционарное отделение <...> психиатрической больницы, где ему был поставлен диагноз: признаки хронического психического расстройства в форме шизофрении шубообразного течения, маниакально-пара­ноидный приступ.

Амбулаторной психиатрической экспертизой ТКПНД выявлены: в настоящее время — негативные проявления в виде дефицитарной эмоциональности (холодность), грубые нарушения мышления (резо­нерство, паралогичность), прогностических и критических способ­ностей; в период происшествия — маниакально-параноидный приступ дебюта шубообразной шизофрении. Поэтому по своему психическому состоянию в период совершения правонарушения подэкспертный не мог осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. В настоящее время он также не может осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими, нуждается в направлении на при­нудительное лечение в психиатрическом стационаре общего типа. Психологический комментарий

Видно, что в такой форме психиатрического заключения связь между диагнозом и психологическими возможностями Д <...> как субъекта остается понятной в лучшем случае специалистам психиат­рам. Исходя из модели ПО и психических функций, соответствующих его звеньям, можно предложить следующее толкование и оценку субъектных возможностей Д <...>.

Характер активности Д <...> в инкриминируемой ситуации — непос­редственный (побуждающая функция), личностный смысл (функция отношения) как в понимании действительности, так и в осознании себя у Д <...> не соответствует фактическому и социальному зна­чению действительности. Болезнь лишает его возможности выбора в организации самоуправления, навязывая бредовые идеи, под вли­янием которых он осмысливал действительность (ориентирующая функция), идентифицировал себя с богом (функции контроля и осознания), оценивал себя как бога (функция оценки), с этой по­зиции принимал решения (целеобразующая функция), осуществлял их проверку (контролирующая функция) и исполнение действий (регулирующая функция), не мог себя изменять, быть критичным к себе (функции осознания и коррекции), получив результат (ре­зультирующая функция).

Таким образом, под влиянием психопатологии у Д <...> в инкрими­нируемой ему ситуации осуществлялось аномальное (отклоняющееся от нормы) самоуправление в большинстве звеньев ПО (исключая звено интеграции). Из чего следует, что он не мог правильно пони­мать действительность, осознавать себя и значение своих действий, а значит, и адекватно регулировать свои действия.

Итак, рассматривая личность преступника, мы коснулись и ха­рактеристики человека как субъекта — хозяина своей активности и самоуправления. Характеристика преступника как аномальной личности прежде всего касается личности, отклоняющейся от об­щепринятых ценностей, норм и правил поведения, нарушающей границы территории других людей и границы дозволенного.