6.4.Артистические кабаре, рестораны и клубы.

Пожалуй, самым модным и скандальным в Петербурге было артистическое кафе «Бродячая собака».

Всеволод Князев в стихотворении «В подвале» так описал «Бродячую собаку»:

Певучесть скрипок…Шум стаканов…

Невнятный говор…Блеск огней…

И белый строй столов, диванов

Среди лучей, среди теней…

«Подвал потому и назывался «Бродячая собака», писал в своих воспоминаниях актер и режиссер А. Мгебров,что он объединял благородных бродяг и бездомников на разнообразных путях творческих исканий».²Здесь они могли чувствовать себя полными хозяевами, укрыться от любопытных глаз «послетеатральной» публики.

А. Ахматова вспоминала в «Поэме без героя»: «…Пестрая, прокуренная, всегда немного таинственная «Бродячая собака», тесный круг посетителей создавали ощущение близости, братства по искусству мастеров разных жанров, времен, народов».³

Идея создания такого необычного кабаре принадлежит Борису Пронину. Он был не только антрепренером, которого интересовали дела и финансы, но и актером, режиссером, человеком творческим, особой общественной направленности. Именно благодаря ему кабаре было практически единственным из множества подобных заведений того времени, в котором не придавали никакого значения социальному положению гостя.

Среди завсегдатаев кабаре находились люди, которых в близком и не очень близком будущем ждали насильственная смерть, репрессии, пытки. Они еще не ведали об этом. Но ведала судьба, пожелавшая напоследок развлечь их, утешить и объединить.

Фигура организатора кафе достаточно любопытна. Уже в зрелом возрасте он пришел в театр (он погодок с Мейерхольдом). До двадцати двух лет жил в Киеве, затем отправился в столицу, пытался учиться в университете на разных факультетах, познакомился с Горьким и Луначарским (оказавшим позднее высочайшее благоволение «Привалу комедиантов»). В 1905 году на Поварской Мейерхольд организовал студию при Художественном театре и привлек туда Пронина для решения разных хозяйственных задач.

Идеи театрального реформатора надолго увлекли Бориса Константиновича. Он остался верным рыцарем Мейерхольда на следующее десятилетие, вполне разделив его мысль о необходимости новых форм общения между деятелями искусства. Так что нужно отдать должное организаторским способностям Пронина. Его самозабвенная кипучесть увлекла и подняла литераторов, художников, актеров и музыкантов.

Сам Борис Пронин так характеризовал свое детище: «Мы откроем здесь «подвал» «Бродячую собаку», только для себя, для своих, для друзей, для знакомых. Это будет и не кабаре, и не клуб, ни карт, ни программы! Все это будет замечательноуверяю тебя. Интимно, понимаешь… Интимно прежде всего».¹

«Бродячая собака» была открыта три раза в неделю; в понедельник, среду и субботу. Собирались поздно, после двенадцати. К одиннадцати часам, официальному часу открытия, съезжались одни «фармацевты». Так на жаргоне «Собаки» звались все случайные посетители от флигель-адъютанта до ветеринарного врача. Они платили за вход три рубля («свои» полтинник), пили шампанское и всему удивлялись.

Комнат в «Собаке» всего три буфетная и два залаодин побольше, другой совсем крохотный. Стены пестро расписаны Судейкиным, Белкиным, Кульбиным.

В большом зале вместо люстры висел обруч, соломенные стулья, камин, большое овальное зеркало. Все это значительно позднее описала Анна Ахматова:

Да, я любила их те сборища ночные,

На низком столике стаканы ледяные,

Над черным кофеем голубоватый пар,

Камина красного тяжелый зимний шар,

Веселость едкую литературной шутки…

Шуток было много. Они рождались, прежде всего, за «поэтическим столом». Так однажды придумали сочинять стихотворение, в каждой строке которого должно быть сочетание слогов «жора».

Лучшая «жора» записывалась в «Собачью книгу» фолиант величиной в квадратный аршин, переплетенный в пеструю кожу. Здесь все: стихи, рисунки, жалобы, объяснения в любви, даже рецепты от запоя.

Иногда показывали «кинематограф», аккомпанируя на рояле, вслух объявляя название частей.¹

Здесь появлялись такие необычные формы искусства (например, «ассирийско-вавилонская оперетта» в честь юбилея Юрьева), которые, не претендуя на признание критики и общества, тем не менее, открывали новые пути для молодых артистов, позволяли им самовыразиться и самоутвердиться.

О «Собаке» много написано мемуаров. Но сохранившиеся разные афишки и билетики: «музыкальных понедельников», «вечеров повышенного настроения»…позволяют увидеть главное – основой деятельности «Собаки» был эксперимент, осуществлявшийся под руководством Пронина и при участии самих посетителей.

М. Кузмин с теплотой описывая «Собаку» под именем «Совы» в романе «Плавающиепутешествующие», отмечал: «Импровизация вообще вещь опасная и потому устроители кабачка, хотя и не переставали говорить о свободном творчестве, были отчасти рады, что известная последовательность установилась сама собою. А последовательность была такова. Сперва приезжали посторонние личности и кое-кто из своих; бродили, скучали, зевали, ждали. Потом имела место… официальная часть вечера, иногда состоявшая из одногодвух номеров… И, наконец, третий, самый интересный период, когда, говоря стихами того же автора

Здесь цепи многие развязаны, 

Все сохранит подземный зал,

И те слова, что ночью сказаны

Другой бы утром не сказал¹

Эпатаж, сенсация часто сопровождали деятельность творческой интеллигенции тех лет (вспомним хотя бы названия модных журналов: «Любовь», «Грех», «Смерть»). Новые идеи рождались в «приторно сладкой, порочной и дыханье спирающей истоме» богемной жизни.²

Но со временем веселье стало носить лихорадочно-нервозный характер, жизнь со своими проблемами вторгалась в подвал на Михайловской, заставляла задуматься о том, что происходило за стенами кабачка.

День 11 февраля 1915 г. стал роковым для «Бродячей собаки». Уже шла мировая война. Настроение было взвинченным. В этот вечер В.Маяковский представил публике стихотворение «Вам!». Чтение завершилось грандиозным скандалом. Мужчины негодовали, дамы рыдали. Скандал получил широкое освещение в прессе. За ним последовал еще, еще и еще. Весной 1915 года по распоряжению петроградского градоначальника «Бродячая собака» была закрыта.

Жизнь не терпит пустоты, творческие люди не могут жить без своего дела. После закрытия «Бродячей собаки» Борис Пронин сразу же взялся за организацию нового кабаре.

Развернув утренний выпуск «Биржевых новостей» за 11 января 1916 года, жители Петрограда могли прочесть следующее сообщение: «Кабаре «Звездочет» будет помещаться в подвале Марсова поля, в доме, где художественное бюро Добычиной (современный адрес дом №7). Во главе будет стоять Доктор Дапертутто, режиссер. Сотрудникихудожники Судейкин, Яковлев, Григорьев, а также гг. Пронин и Коля Петер…».

Первоначальное название «Звездочет» вскоре было устроителями отвергнуто и заменено новым «Привал комедиантов».

Необходимо подчеркнуть, что если в «Бродячей собаке» могли собираться люди случайные, далекие от искусства, то «Привал комедиантов» стал своеобразным клубом литературно-художественных и артистических сил Петрограда.

К открытию клуба долго и тщательно готовились, причем все взяли в свои руки профессионалы. Расписывали помещение под руководством академика архитектуры И.А. Фомина художники С. Судейкин, Б. Григорьев и А. Яковлев, вместе с ним трудились скульпторы В. Бибаев и Б. Яковлев.

Для открытия готовилась постановка «Шарф коломбины» с участием Клавдии Павловой. Репетиции проводил сам Доктор Дапертутто. Под этим псевдонимом скрывался Всеволод Эмильевич Мейерхольд.

Торжественное открытие «Привала комедиантов» состоялось 18 апреля 1916 года и имело полный успех, который сопутствовал деятельности нового клуба вплоть до 1918 года, когда «Привал комедиантов» опустел.

Трактиры, рестораны и кафе всегда играли совершенно особую роль в культурной жизни России. Демутов трактир связан с именами Пушкина, Грибоедова, Чаадаева; кафе Вольфа и Беранже сыграло важную роль в жизни не только Пушкина, но и Шевченко, Достоевского и многих других; ресторан Талона был любимым местом встреч золотой молодежи XVIII века. Литературное кафе целая страница в истории русской литературы. Достоевский любил ходить в «Прадер» на Воздвиженском, Минаевв «Ярославль» на Лиговке, Некрасовв ресторацию на Разъезжей, Мамин-Сибиряк и многие артистыв «Капернаум» на Владимирском.

Среди этих заведений особую роль играла «Вена» на углу Гороховой улицы и улицы Гоголя. Об этом ресторане в начале нынешнего века говорили: «Если ты трубочистлезь на крышу; пожарныйстой на каланче; литератор или журналистступай в «Вену».

Открытие той «Вены», о которой пойдет речь, состоялось 31 мая 1903 года. Говорили, что первым, положившим камень славы «Вены», был литератор В.А. Тихонов. Однако его лавры оспаривал знаменитый в те времена рассказчикартист Малого театра Н.П. Мальский. И тот, и другой приглашали туда своих друзей. Хозяин «Вены», Иван Сергеевич Соколов, сознательно стремился превратить свое заведение в приют богемы, он понимал, что такой литературно-артистический ресторан был нужен столице. Он понял, что литератор русскийне чиновник, которому ресторан нужен исключительно для обеда и чтения газеты и журнальчика, не купец, для которого в ресторанах требуется семь чайников чаю, обязательно орган и стелящийся ласточкой половой. Русскому литератору нужно место, где бы он мог, помимо обеда, ужина и чтения газеты, повидаться со своими, потолковать, отдохнуть на своих людях, и, не стесняясь присутствием титулярного советника, посмеяться, прочесть свои стихи и устроить в зале из десятка столиков один…

А.Н. Толстой за столиком «Вены» написал басню. Для Куприна и многих других писателей, артистов, художников «Вена» стала вторым домом. У автора «Олеси» вошло в привычку отдыхать и работать за столиком «Вены» среди «своих». Вокруг него всегда собирались издатели, журналисты.

Вторым кумиром «Вены» был Аркадий Аверченко, которого всегда по вечерам можно было застать здесь в окружении сатириконцев. Сюда приходили в полном составе редакции многих журналов и газет праздновать выход нового номера и обсудить план следующего.

Молодежь стремилась попасть в «Вену», чтобы увидеть и услышать своих кумиров. Для этой безденежной братии было составлено особое меню, которое вывешивалось у входа:

Завтрак……………………	75 коп.
Графинчик водки………...	40 коп.
2 кружки пива……………	20 коп.
на чай слуге………………	20 коп.
на чай швейцару…………	15 коп.
Итого……………………..	1 руб. 70 коп.

Студенты и курсистки копили копейки, чтобы побывать в «Вене» и потом вспоминать о том, что они видели Куприна или Аверченко.

В «Вене» к услугам посетителей были журнальная и телефонная комнаты, бильярдная, отдельные кабинеты и общие залы, но многое из этого было и в других ресторанах. Отмечала «Вену» особая творческая атмосфера. Одним из новшеств, придуманных Соколовым, были знаменитые планшеты «Вены». Они были обтянуты плотной белой бумагой, на них посетители могли оставлять свои автографы, писать и рисовать все, что им заблагорассудится. Затем эти планшеты украшали стены буфетной и большой комнаты, выходящей окнами на Гороховую. Даже простой список людей, оставивших автографы на этих планшетах, составил бы несколько страниц убористого шрифта.

На планшетах сотни зарисовок, портретов, эпиграмм, нотных записей, акварелей. Многие из них заполнены записями и рисунками сотрудников редакции «Сатирикона», «Нового журнала для всех», «Новой жизни», членов «Славянского общества», членов Государственной Думы. Эти планшеты ценнейший материал для изучения русской культуры первой четверти XX века. К 1916 году музей ресторана «Вена» превратился в огромное собрание художественных произведений и документов, связанных с культурной жизнью столицы.

Не таким «литературным», но не менее известным был кафешантан А.С. Роде. Осенью 1908 года у Строгановского моста (сегодняшняя Ушаковская развязка) был открыт «Петербургский яр»так окрестили новое предприятие любители развлечений. «Петербургский листок» писал: «Самое изысканное общество заполняет ежедневно этот популярный загородный увеселительный уголок».

Представления в «Вилла Родэ» всегда отличались новизной и оригинальностью, постоянной сменой жанров и репертуара. Дирекция включала в программу концертов номера, отвечающие последним веяниям моды.

В 1917 году помещение ресторана было снято для организации рабочего клуба. Не прекратила своего существования «Вилла Родэ» и после революции. Кабаре-концерты проводились здесь в апреле 1918 года. Летом выступала драматическая труппа во главе с Павлом Самойловым. В уютный уголок зачастила новая публика, но прежние привычки брали свое, посетители жаждали легких развлечений. До конца августа 1918 года здесь давались дивертисменты, работали кинематограф и кабаре «Ночная бабочка». А вот очередной зимний сезон так и не был открыт, и никогда больше знакомое название не появилось на афишных тумбах¹.

Еще об одном практически забытом явлении Серебряного века следует напомнить. Это Санкт-Петербургский клуб деятелей искусств «Медный всадник», который начал свое существование осенью 1914 года. Клуб возник из благотворительных спектаклей, который устраивали петербургские писатели в пользу студентов в театре Комиссаржевской на Офицерской, 29.

Постановке спектакля предшествовали многократные собрания участников: выбиралась пьеса, обсуждались детали постановки.

Кроме репетиций, по разным поводам устраивались совещания с известными в то время режиссерами Гатовым, Долиновым.

После спектакля «Писатели студентам» Юрий Львович Слезкин собрал писателей, артистов на собрание, которое было посвящено вопросу необходимости создания в Петербурге литературно-художественного объединения. Горячо обсуждались вопросы, как назвать такое объединение, следует ли ему быть открытым для всех желающих, или надо строго ограничить круг участников и т.п.

В результате совещаний решено было создать «закрытый клуб деятелей искусств» и назвать его «Медный всадник». Председателем был выбран профессор К. Арабажин, а вицепредседателем Ю. Слезкин.

Эмблемой клуба решили взять изображение памятника Петру I работы Фальконе, и эмблема эта, по эскизу художника Мозалевского, окруженная витой надписью с названием клуба, была на бланках клуба.

На «закрытые» вечера клуба приглашали повестками. Без предъявления повесток никто на вечера не допускался.

«Закрытые вечера» происходили раз или два в месяц на частных квартирах то у профессора Святловского, то у профессора Степанова на Большой Пушкарской, на Петербургской стороне, то в квартире профессора Рейснера, на Первой линии Васильевского острова, то в квартире самого Слезкина, на Почтамтской, а изредка в ресторане «Вена», где раздвигались стены нескольких кабинетов, чтобы получился зал, способный вместить всех приглашенных. На таких «закрытых вечерах» поэты и писатели знакомили присутствующих со своими новыми произведениями, а композиторы предлагали на их суд свои.

Все, приходившие на «закрытые вечера», оставляли автографы в альбоме, который завел Анатолий Каменский, начертав на первой странице: «Почин дороже денег». Так сохранились автографы Л.Яворской, А.Ахматовой, Н.Гумилева, Л.Рейснер, С.Городецкого, Г.Иванова.

С.Прокофьев набросал в виде автографа несколько тактов из своего опуса №12, поэт М. Долинов записал в альбоме:

И на пути, как демон бледный,

Срывая мантию с плеча,

Прорезал воздух Всадник Медный,

По рифмам Пушкина стуча.

Т.Л. Щепкина-Куперник оставила такие утешающие строки:

Всегда на жизнь смотрите бодро,

Вслед за ненастьем будет ведро!

Многие посетители оставляли только свои подписи.

Последний «закрытый вечер» клуба происходил в июне 1916 года в ресторане «Вена». Когда программа была исчерпана, Михаил Долинов спел песенку: «По улицам ходила большая крокодила». Песню дружно хором поддержали все присутствовавшие она, и стала заключительным аккордом в жизни клуба.¹

Анализ форм организации культурно-значимых результатов деятельности литературно-художественных объединений Серебряного века позволяет выявить главное – наиболее заметный вклад в российскую культуру сделали те объединения этого типа, во главе которых стояли неординарные личности – творцы, носители животрепещущих идей эпохи, стремящиеся решить «сверхпроблемы» своего времени через «создание нового человека». Ставя перед собой важнейшие творческие задачи, лидеры объединений часто «управляли не управляя», переводя отношения со своими гостями из плоскости «учитель-ученик» в плоскость равноправных партнеров, духовно творя друг друга. Они стремились создать совершенно иную художественную среду для развития культуры, нежели предшествующие столетия.

А.Н. Толстой. «Хождение по мукам».

В «Северной Пальмире» было полно народа и шумно, огромная зала в подвале ярко залита белым светом хрустальных люстр. Люстры, табачный дым, поднимающийся из партера, тесно поставленные столики, люди во фраках и голые плечи женщин, цветные парики на них – зеленые, лиловые и седые, пучки снежных эспри, драгоценные камни, дрожащие на шеях и в ушах снопиками оранжевых, синих, рубиновых лучей, скользящие в темноте лакеи, испитой человек с поднятыми руками и магическая его палочка, режущая воздух перед занавесом малинового бархата, блестящая медь труб – все это множилось в зеркальных стенах, и казалось, будто здесь, в бесконечных перспективах, сидит все человечество, весь мир».