Философия. Учеб. пособие_2009

это разные жизни. Сформировавшись, проживая разную жизнь, различные культуры не способны к пониманию друг друга, не способны к взаимопроникновению.

Поясним сказанное примерами. Допустим, некто переживает случившееся горе. Я могу ему сочувствовать, разделять это горе, но я не живу этим горем, оно не составляет существо моей жизни, не определяет ее. Аналогичным образом обстоит дело и в культуре. Например, христианин никогда не поймет мусульманина, точнее, поймет, но не сердцем, а разумом. Христианин может понять смысл заповедей Корана: нет бога, кроме Аллаха, необходимо делиться последним с ближним, нельзя пить вино и т. д. Но для мусульманина в этом суть его существования, христианин же смотрит на то же самое со стороны, понимает, исходя из своей, другой жизни, со-чувствует мусульманину. И не более того. Воспринять мусульманскую культуру как свою можно лишь в одном случае: стать самому мусульманином, жить его ценностями, идеалами, культурой.

Вотпочему,повторяем,культуры,проявляясьвформежизни,есть индивидуальное, своеобразное, единичное существование во времени, где все внешние контакты, связи, отношения будут эпифеноменами, но не феноменами конкретной культуры. Вот почему культуры изолированы, одиноки, локальны, замкнуты. Они таковы, что называется, по определению.

История, таким образом, есть совместное существование отдельных локальных культур. «Мы видим, — поясняет О. Шпенглер, — художественные формы (т. е. культуры), но не знаем, что они означали в чужих душах. Об этом можно только предполагать, и мы предполагаем, вкладывая свою собственную душу», т. е. по-своему интерпретируя чужую культуру подобно пьесе, которой режиссер может дать самое разное толкование.

Аргумент третий. Всякая культура выражается через свой язык (в широком смысле слова), и это еще одно основание замкнутости и непонимания культур. Основываясь на идеях немецкого языковеда В. Гумбольдта, О. Шпенглер говорит, что существует «язык выражения» и «язык сообщения». Каждая конкретная культура существует через посредство «языка выражения», реализуется в нем, живет в нем, обретает в нем свое бытие. Общение же между культурами осуществляется на «языке сообщения», когда содержание, сущность одной культуры трансформируется, адаптируется, приспосабливается к системе

– 541 –

смыслов и значений другой культуры. Таким образом, первая культура дается в этом случае не в ее собственном, уникальном содержании, а подменяется смыслами и значениями другой. Истинный же смысл передаваемой культуры остается за порогом понимания, остается, так сказать,заскобками.Можетбыть,действительноправбылР.Киплинг, когда писал, что Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись? Может быть, поэтому специалисты рекомендуют читать художественные произведения наязыке оригинала. Хотя, впрочем,и это не решает проблемы, поставленной О. Шпенглером.

Из восьми выделенных культур О. Шпенглер подробно рассматривает три: античную (аполлоническую), египетскую (магическую), европейскую(фаустовскую).Так,прасимволомантичнойкультурыявляется статуарное (т. е. лежащее в основе всего) тело, проявляющееся с особой наглядностью в античной скульптуре. Жизнь древнего грека

—это культ телесного, вещного, радующегося жизни. Древние боги у греков живут мирскими радостями и горестями, ссорятся и мирятся друг с другом, предаются чревоугодию и пирам. Человек античности живет в ограниченном пространстве Евклида (здесь и теперь), у него отсутствует интерес к истории и преобладает интерес к сиюминутному. Олимпиады, спортивные соревнования, дионисийские праздники

—все это апогей телесности.

Другое дело европейская (фаустовская) культура. Здесь прасимвол, прафеномен — бестелесное и беспредельное пространство. Для европейского самосознания характерны динамика событий, устремленность в будущее, движение, активная деятельность. Об этом говорят готические постройки храмов (устремленность вверх, в пространство), мореплавание (путешествие в пространстве), походы крестоносцев в чужие земли, изобретение пороха (дальнодействующее оружие), книгопечатание (дальнодействующее слово, сообщение) и т. д.

Такая характеристика О. Шпенглером сущности и существования культур необходима ему для того, чтобы перейти к завершающей части своей историософии. Кроме того, здесь преследуются две цели — негативная и позитивная. Негативная цель заключается в том, чтобы подвергнуть критике традиционную прогрессистскую модель истории, основывающуюся на принципе детерминизма, наличии в обществе исторических законов и закономерностей, причинно-следственных связей, обусловливающих развитие человеческого общества в целом

– 542 –

и отдельных культур. При анализе истории, утверждает немецкий философ, нужно раз и навсегда избавиться от таких понятий, как «закон», «причина», «ступени развития», — категорий предшествующих философско-исторических концепций. Причинность — это способ существования природы, но не общества. В самом понятии причинности «есть нечто рассудочное, законосообразное, — разъясняет свою мысль О.Шпенглер,—выраженноесловами.Можнопояснитьсущностьпри- чинности физической системой или системой теории познания, числами, анализом понятий… Настоящая история имеет судьбу, но никаких законов. Идею судьбы может сообщить только художник (т. е. история) портретом, трагедией, музыкой». Судьба, следовательно, — это не причина, не закон, судьба — это проживаемая, переживаемая жизнь культуры,еестановлениеипроявлениевформахжизни.Нетзаконасудьбы, естьсамасудьбакакреальностькультурыиеебудущего.Судьбанеесть закон уже хотя бы потому, что она — тайна культуры.

Но если в истории нет причинной обусловленности, закона, детерминаций, источников развития, то как же она складывается, становится, развертывается? И здесь О. Шпенглер раскрывает свою положительную цель, давая на поставленный вопрос ответ неожиданный, эффектный и даже сенсационный.

Работа, на которую мы постоянно ссылаемся, имеет весьма характерный подзаголовок: «Очерки морфологии мировой истории». Тем самым О. Шпенглер, во-первых, утверждает, что «Закат Европы» — это работа, посвященная не столько европейской культуре и ее судьбе, сколько анализу мировой истории. Во-вторых, здесь обозначается основной смысл историософской позиции немецкого философа

— морфология.

Морфология — учение о формах, о процессе формообразования. И это учение в системе философской концепции О. Шпенглера является ключевым. Прасимвол, прафеномен нельзя интерпретировать в качестве причины культуры, цивилизации, науки, государственного устройства. Прасимвол и культура, например, — это одно и то же, но существующее в разных формах: культура есть развернутый, находящийся в становлении, обретший развитую форму прасимвол, культура есть прасимвол в форме культуры, в форме его уже реализованных возможностей.

Поэтому и само понятие исторического времени у О. Шпенглера необычно:времянеестьдлянегопоследовательностьсобытий,носо-

– 543 –

впадение или несовпадение исторических форм, гомологическое (т. е. одинаковое по происхождению, структуре и функциям) сходство явлений. Поясним это на таком примере. Мы говорим: компьютеры одного поколения (хотя они могут быть изготовлены в разные годы)

—это одинаково устроенные, функционирующие на основе одного

итогожетехническогопринципа,выполняющиеопределенныйнабор функций машины. Их строение и функционирование — свидетельство их одновременности. Другое поколение компьютеров — поколение другого времени, которое будет отличаться по всем названным признакам. Определенное совпадение и несовпадение форм этих поколений и есть показатель времени, его движения.

Вот почему у О. Шпенглера гомологически сходными, а значит, по-своему одновременными являются египетская бюрократия, буддизм, стоицизм, социализм. Все это — выражение идеологии всепронизывающей государственности. Более того, у О. Шпенглера современниками являются, например, Александр Македонский и Наполеон, поздний Рим и современная Европа («империалистический Рим»). Они одновременны, повторяем, потому, что гомологически сходны.

Из такого понимания времени делается вывод: всякая культура переживает и проживает одни и те же этапы формотворчества — возникновение культуры, ее расцвет, увядание и смерть. Все существующие культуры могут заявить о себе, явить себя миру, лишь последовательно проживая эти этапы, образующие цикл (по-гречески цикл

—это круг). Вот почему историческая концепция О. Шпенглера называется циклической концепцией изолированных культур.

Каждая культура, осуществляя свой жизненный цикл, живет примерно 1000—1200 лет. У О. Шпенглера названные выше этапы, стадии цикла имеют и иное название: этнографическая, культурная, цивилизационная стадии существования общества. Этнографическая стадия — это неограниченная полнота сил, чувств, желаний народа, жажда жизни господствует над рефлексией, чувственность над разумом; человек слит с природой. Стадия культуры — расцвет потенций и возможностей народа, духовность, внутренняя целостность

игармоничность общества. Наконец, стадия цивилизации — одряхление культуры, исчерпывание ее возможностей, сход с исторической арены, закат культуры. И именно этот период, считает О. Шпенглер,

–544 –

переживает современная Европа. Становится совершенно ясным, почему его основная работа имеет название «Закат Европы».

Цивилизация характеризуется О. Шпенглером только негативно, цивилизация есть умирание культуры. Цивилизация и культура — антагонисты: культура сопровождается расцветом искусства, философии, нравственности. В цивилизации господствуют грубый материализм, наука, ориентированная на развитие техники, политика. В эпоху цивилизации умирает искусство в его классической форме (на смену приходит массовое искусство, декаданс, модернизм), умирает философия. Политика превращается в искусство ведения захватнических войн. В культуре возникает странное явление, которое отечественный философ В. Кутырев называет «технурой».

Завершая разговор о циклической парадигме истории, хотелось бы отметить следующее. Не много было в истории философии мыслителей, которые своей жизнью, своей судьбой подтвердили принципы своего учения. Таким был Сократ, который пошел на смерть, но не нарушил своих этических и философских принципов. В ином плане реализовал эту идею О. Шпенглер: он «покончил» с собой как философ, доказав, что в эпоху заката и смерти культуры, в эпоху экспансивного империализма философия существовать не может. Вот почему Шпенглер фактически философ одной книги — «Заката Европы». Все, что он пишет позднее, — уже не философия, а сочинения политические, геополитические, оправдывающие захват чужих территорий, воспевающие прусский военный дух и т. д.

Разумеется, не со всеми положениями историософии О. Шпенглера можно согласиться, тем более что она содержит внутренне противоречащие друг другу идеи. Например, он допускает прогресс внутри одной культуры (этапы ее развития), но отрицает прогресс применительно к обществу в целом. Шпенглер доказывает непреложность смены ступеней, этапов развития культуры, но отказывается называть это законом. Есть и другие «нестыковки» в его концепции.

Ивсе-таки,какследуетотноситьсякрассмотренноймоделиисто- рического процесса? Наличие в ней интересных и перспективных идей доказывает уже то, что многие западные философы истории (А. Тойнби, П. А. Сорокин) основывают свою философию на шпенглеровских идеях. Именно О. Шпенглер, как нам представляется, инициировал создание одиозных современных концепций «конца истории» (Ф. Фукуяма), «столкновения цивилизаций» (С. Хантингтон) и др.

– 545 –

ГЛАВА XXII. АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА

Цивилизационный подход в философско-историческом исследовании, представленный в предыдущей главе, может быть с успехом применен в качестве общеметодологического принципа при анализе истории и современных проблем развития российского общества. Чтобы найти теоретические основания для проведения социальных преобразований, нам предстоит самоопределиться в цивилизационном отношении. Только в этом случае мы можем наметить верные ориентиры нашего движения по пути общественного прогресса.

Споры об исторической судьбе и цивилизационной идентичности Россииначалисьдавноивремяотвремениразгораютсявновь.Высказываемые при этом многообразные суждения можно свести кследующим основнымпозициям:Россия—частьзападной(европейской)цивилиза- ции;Россия—однаизвосточныхцивилизаций;Россия—несамостоя- тельнаяцивилизация,аконгломератэтнокультурныханклавов,неоднородное, сегментарное общество (недоцивилизация); Россия — своего рода мост между Западом и Востоком, результат суммирования влияний обоих цивилизационных типов; Россия — уникальная самобытная цивилизация, отличная от Европы и Азии, от Запада и Востока.

Издвухкрайнихпозиций (первойи последней)сегодняэкономическииполитическигосподствующейявляетсяпервая;еепридерживается не только либеральная часть российской интеллигенции, но и правящая «элита». «…Мы часть западноевропейской культуры», — заявил В. В. Путин в бытность свою российским президентом. Насколько обоснованна подобная точка зрения?

1. История России в контексте теории цивилизаций

Россию ХХI века можно понять, только поставив нашу историю в связь со всей мировой историей на основе цивилизационного подхода.Так,ужетривека,начинаясПетраI,встранепредпринимаютсяпопытки реформ. Всего, по подсчетам историков, их было 14, и все они носили характер так называемой «догоняющей модернизации». В ее основе лежала мысль о том, что наша страна развивается по общемировым законам, вслед за Европой, повторяя ее путь с некоторым опо-

– 547 –

зданием, поэтому российское общество «обречено» на перманентную европеизацию.

Характерно, однако, что все предпринятые модернизации вызывались не внутренними тенденциями развития, а внешними факторами. Какие это факторы? Историк В. В. Кожинов утверждает, что Запад начал войну против российской цивилизации в самом начале второготысячелетия,и стех порона продолжается,прерываясьвремя от времени для накопления сил. По словам А. Тойнби, угроза России со стороны Запада стала с XIII века «хронической» и со временем все большевозрастала.Всепопыткимодернизациистраныкакразибыли вызваны необходимостью преодоления ее военно-технического отставания от Запада. Как заметил Г. В. Плеханов, если бы не эта необходимость, реформы, нацеленные на европеизацию, вообще были бы не нужны.

Таким образом, источником всех российских реформ и модернизаций было не что иное, как «вызов» западной цивилизации. Поэтому способ их осуществления обладал ярко выраженным «мобилизационным» характером и включал в себя чрезвычайные меры для достижения форсированного развития экономического и военного потенциала страны в целях сохранения ее культурного генотипа и государственной самостоятельности. Однако многозначительным фактом нашей истории является то, что все эти реформы заканчивались контрреформами. Чем это объяснить?

В допетровскую эпоху, несмотря на социально-сословные различия,культура(системаверований,ценностей,обрядовиобычаев)была единойв цивилизационном смысле. Этопридавалодуховнуюэнергию народу, делало его способным на солидарный порыв. За тридцать лет реформ Петра I российское общество оказалось расколотым на европеизированный образованный слой и сохранившую традиционный жизненный уклад народную массу. При этом дворянство, ставшее социальнойопоройгосударства,составляломеньшеодногопроцентанаселения. Около двух процентов ― государственный аппарат и армия, да еще столько же ― священники. Остальные слои населения эти преобразования не затронули. Для них все изменения были только к худшему: введение рекрутских наборов в армию на 25 лет, закрепощение большинства крестьян, принудительные работы на строительстве новой столицы, все новые и новые сборы и налоги. Уничтожением патриаршества были подорваны духовные основания традиционной на-

– 548 –

родной культуры. Церковь лишилась самостоятельности, ― создание Священного Синода уподобило ее государственному ведомству. Гонения на старообрядцев вызвали самосожжения, однажды ― сразу трех тысяч человек.

В результате всех этих нововведений города были запружены нищимииворами,надорогахвластвовалбандитизм,населениеимперии за годы правления Петра сократилось почти на треть. Но государство богатело, росла его военная мощь, открывались новые учебные заведения, строились заводы и дворцы, устраивались праздники, ― вино лилосьрекой.Дворянствонабиралосьевропейскойспесиивозносило Петра до небес, народ же раздражал новоявленную элиту непониманием происходящего. Елизавета, Петр III и Екатерина II продолжали

иуглубляли эти процессы. Петербург стал поистине западным городом, изменилась и Москва: сносились древние здания на территории Кремля, планировалось возвести здесь гигантский дворец и все перестроить в классическом стиле, да что-то помешало. Театр, балет, опе- ра,―всезападное,говоритьсталипо-иностранному,воспитыватьде- тей ― по-иностранному, даже слуг учили говорить по-французски.

Так в России возникли два мира: мир дворянский, живший чужой жизнью, по-европейски, и мир народный, продолжавший жить по-своему. Раскол произошел и в среде интеллигенции. Выразители традиций национальной культуры отстаивали самобытность России в противовес тенденциям западничества, внедряемым в общественную жизнь усилиями реформаторов. Каждая попытка реформирования общества неизбежно обостряла конфронтацию сторонников

ипротивников реформ. Половина населения всегда была не согласна свестернизациейстраны.Временамизападничествостановилосьедва ли не основной жизненной парадигмой, но глубинные корни русской жизни прорастали сквозь него и в конце концов одерживали победу.

Западничество как идеология оформилось в XIX веке. Она создавалась такими мыслителями, как П. Я. Чаадаев, позднее ― революционеры-демократы, а в конце XIX и начале XX века ― революционеры-марксисты. П. Я. Чаадаев не видел в историческом прошлом России ничего такого, от чего нельзя было бы отрешиться, чтобы двинуться вслед за Европой. Он полагал, что православие является для этого препятствием и призывал отказаться от него в пользу католицизма, способствующего прогрессу. По его мысли в Европе до известной степени осуществлено «царство Божие»,

–549 –

мы же существуем как бы «для того, чтобы дать миру какой-нибудь важный урок».

Впротивовес западничеству развивалась идеология самобытности России или славянофильства. Поворот интеллигенции к народной культуре начинается с А. С. Пушкина. В 20-х годах на этих позициях стояли также Н. М. Карамзин, В. К. Кюхельбекер, Д. В. Веневитинов. Они считали, что Россия должна выразить сама себя, а не становиться в кильватер европейской цивилизации. В то же время они видели историческую необходимость реформ в технико-экономической сфере и в просвещении народа, связывая эту необходимость прежде всего с «вызовом» западной цивилизации. Реформы позволяли России реализовать свое историческое призвание. Отсюда высокая оценка этими мыслителями деятельности Петра I, который, хотя и «прорубил окно» в Европу, однако, «не презирал страны родной, ― он знал

еепредназначенье». При этом славянофилы были противниками разрыва с духовно-культурным наследием Древней Руси, с традициями русской народной жизни, которые позволяли воспроизводить высшие нравственные ценности.

С30-х годов XIX века идеи особого, самобытного пути развития России развивали К. С. Аксаков, И. В. Киреевский, А. С. Хомяков, Ф. И. Тютчев. Они ставили православие выше католичества и считали, что Европа скоро исчерпает свой потенциал развития, тогда Россия и выполнит историческую миссию, заданную ей Богом. В России, полагали они, более совершенная ― общинная ― форма жизни, которой соответствует православная идеология соборности. Они боготворили народ и видели в народной культуре самостоятельное начало российской жизни, призывали учиться у народа пониманию жизни, а не учить его жить по-западному. Они стояли на том, что русская культура выросла из православия и народных традиций. Они верили в неисчерпаемые силы народа. «Глас народа ― глас Божий!», ― восклицал К. С. Аксаков.

Впротивоположностьславянофиламреволюционныедемократызападники хотели поднять народ до уровня западной культуры, но ― не сблизиться с ним, не «опуститься» к нему. В собственные силы народа они не очень-то верили и народное творчество отрицали: даже Пушкина порицали за присутствие народных мотивов в его сказках. Прогресс же видели в западной культуре и западном образе жизни. Впрочем, сталкиваясь непосредственно с европейской социальной

–550 –