Гимнасий как центр разностороннего общения.

Публичность жизни афинян ярко отображалась в организации такого социального института как « гимнасий».

Гимнасий не был учебным заведением в нашем понимании. Это было место для спортивных упражнений, куда греки ежедневно отправлялись тренироваться. Чтобы понять место гимнасия в жизни афинянина важно понять, что забота о здоровье и красоте тела являлись обязательным требованием, общепринятой нормой жизни. В трактате « О диете» говорилось, что дважды в день необходимо заниматься гимнастикой молодым, а пожилые и старые могут заменить гимнастику баней и прогулкой. Если считать, что призывной возраст был до шестидесяти, то видимо посетители гимнасий были не только мальчики и юноши. Хотя гимнасий считался государственным учреждением, врачу и учителю- гимнастики приходилось платить, поэтому завсегдатаи здесь относились к кругу людей обеспеченных. Гимнасий в чем- то напоминал спортивный частный клуб с традициями содержательного (философского, политического общения). . Это, однако, не означало, что собеседники, Сократа- известные в государстве граждане, посещали гимнасий обязательно обнаженными, как это было принято во время атлетических упражнений, хотя иногда могло случиться и такое. Однако не случайным было и то обстоятельство, что драматические дуэли мысли, которые были содержанием жизни Сократа, происходили именно в гимнасии.

Существовала символическая связь между беседами Сократа и обнажением атлетов, которые должны были предстать перед врачом или гимнастом перед тем, как они выходили на посыпанную песком площадку. У Платона сам Сократ несколько раз обращает внимание на эту параллель. Афиняне того времени более чувствовали себя дома в гимнасий, чем в тесном жилье, где они только спали и принимали пищу... Самые знаменитые философские школы античности носят имена известных афинских гимнасиев — Академии и Ликея. Каждый, кто хотел рассказать или спросить о чем-нибудь, что интересовало всех, но не подходило для выступле- ния в народном собрании или в суде, шел в гимнасий, чтобы поде- литься мыслями со своими друзьями. Ожидание встретить здесь достойных собеседников заранее волновало. Посещение различных гимнасиев обеспечивало смену впечатлений; ведь таких мест в Афинах было множество, как частных, так и общественных. Постоянному посетителю, каким был Сократ, человек необычайно общительный, все приходящие сюда были известны. Гимнасии были удобнее всех других мест, так как там можно было встречаться регулярно. «Здесь отсутствовала напряженная торопливость; обстановка покоя не оставляла места для решения профессиональ­ных вопросов и попыток получения выгоды, говорить о делах каза­лось просто невозможным. Тем больше оставалось времени и охоты для обсуждения общечеловеческих проблем. Беседа велась гибко и легко, переходя с одного предмета на другой, но при этом проявля­лась и глубина, и душевная сила собеседников. Никогда не иссякал за­интересованный круг слушателей, при­влеченных этой гимнастикой мысли, способствовавшей тренировке ума не меньше, чем атлетика — тренировке тела. Вскоре эта гимна­стика ума была признана новой формой Пайдейи, столь же необхо­димой, как и атлетика.

. Об этом, в частности, свидетельствует начало платоновского «Хармида». Сократ возвращается из Потидеи, идет «к привычным местам бесед», заходит в палестру Посейдона Таврия, где его приветствует множество народу и начинает выяснять:

«Сократ мой, так ты уцелел в битве?!» <...>

А я ему в ответ: «Как видишь, уцелел».

—Да ведь сюда дошли вести, — сказал он, — что битва была очень жестокой и в ней пали многие люди, которых мы знаем.

— Садись же сюда, — сказал он, — и расскажи нам: ведь не обо всем мы точно осведомлены.

С этими словами он усадил меня подле Крития .Вопро­сы же сыпались со всех сторон. Поделившись новостями, Сократ в свою очередь начинает расспрашивать друзей о том, что произошло за время его отсутствия. «А когда мы вдоволь наговорились об этом, я в свою очередь стал расспрашивать их о здешних делах: о философии — в каком она сейчас состоянии, и о молодежи — есть ли среди них кто-либо, выдающийся своим разумом, красотой или тем и другим вместе».(11,стр73)

Таким образом, пространство афинской коммуникации укрепляло полисное ощущение единства и представляло собой сложную специфическую систему воспитательного и образовательного воздействия, формирующую отношения к миру. Общение могло носить публичный характер, как вышеперечисленные сферы , а могло осуществляться в узком, приватном кругу. Популярны были клубы и пирушки друзей, а так же включаемое в это коммуникативное пространство общение юношей и их покровителей.

Общественную деятельность афинянина было довольно сложно отделить от политической, поскольку полноправный член общества и есть гражданин (по-гречески „polites"). Тем не менее существовали, своего рода клубы „стопроцентных афинян" — так называемые „гетерии" (от слова hetairos, товарищ) В гетериях участ­вовало большинство политически активных граждан. Они были невелики — не более 30 человек в каждой, — но легко кооперирова­лись для совместных действий. Возникали они среди ровесников в школьные годы и со­хранялись до старости участников. Таким образом, отец и сын не могли принадлежать к одной гетерии, но зато, как правило, при­надлежали к одному союзу гетерий. „Гетай-росы" приносили взаимные клятвы верности и обязывались помогать друг другу во всех делах. Помощь эта очень часто ока­зывалась в противоречии с законом. В городе знали, кто кого поддержи­вает и кто с кем враждует.

Внешне, открыто гетерии обнаруживали себя лишь в том, что регулярно собирались на общие пирушки. Именно такая пирушка, по-видимому, изображена в одном из самых знаменитых диалогов Платона — в „Пире". Истинное назначение гетерии — взаимопо­мощь в судебных и политических делах. „Одноклубники" собирали деньги (для за­конных залогов и противозаконных подку­пов), выступали со встречными исками про­тив обвинителя и с фиктивными исками против обвиняемого (чтобы перехватить инициативу у настоящего обвинителя), под­купали, запугивали и даже убивали обвини­теля и судей, агитировали в пользу обвиня­емого, стараясь разжалобить суд и публику, и т. д. и т. п.

Пока государство и общество были здоро­вы, деятельность гетерий, даже и не вполне согласная с законом, уравновешивалась об­щей заботой об общих нуждах. Лишь когда равновесие нарушилось (с одной стороны, неприкрытым политическим цинизмом, с другой — анархическим разочарованием в какой бы то ни было государственности), она приобрела разрушительную силу, подменяя широкие общественные интересы групповыми и дружескими.