62 Глава 2

у мужиков передачи и пищу, однако нельзя отбирать у последних пайку хлеба. Это положняк. Нарушение данного правила является беспределам. Для поддержания жесткой иерархии существует система специальных наказаний, имеющих свое жаргонное название: опустить почки, заглу­шить (топтать), опустить (перевести в разряд чушков, предварительно совершив реальное или символическое изнасилование), замочить (убить) и т. д. Чтобы постоянно держать мужиков и чушков в страхе, воры периодически проводят замес — ночные избиения (Самойлов 1989; 1990; Кучинский 1997 и др.).

Имеются определенные аналогии данной структуры с архаическим обществом. Периодические избиения в лагере удивительно напомина­ют криптии — карательные походы спартанцев против илотов. Запре­ты на общение с представителями низшей страты у уголовников (им даже запрещено сидеть за общим столом во время приема пищи, а посуда специально пробита, чтобы не перепутать) подобны многочис­ленным табу на взаимоотношения между высшими и низшими каста­ми в архаических и традиционных культурах. Процедура опускания вора у уголовников (для этого нужно было совершить реальное или ритуальное изнасилование) сопоставима с церемонией смещения вож­дя в архаических обществах. У тех народов, у которых вождь считал­ся священным и изолировался от подданных, его достаточно было, например, посадить три раза на землю (аканы), после чего, осквернен­ный, он считался неспособным выполнять свои священные функции. Для уголовного мира характерны и другие черты, схожие с архаичес­ким обществом: татуировка [наколка), обозначающая ранг заключенно­го, внешние знаки отличия (одежда), обряды инициации, побратимст­во (кентовка), любовь к украшениям, убогость блатного жаргона, вера в суеверия, амулеты и проч. (Самойлов 1990).

Впрочем, подобные аналогии нельзя рассматривать ни как доказа­тельство тождественности варварских институтов первобытности и диких норм современного преступного мира, ни как свидетельство ре­генерации архаических синдромов поведения в кризисных условиях культуры. Человек первобытности не был более некультурным или более жестоким, чем люди современной эпохи. Он не умел пользовать­ся Интернетом и телефоном, но прекрасно разбирался в повадках животных и был отменным следопытом. Именно в эпоху первобытно­сти господствовало уравнительное перераспределение продуктов и по­давлялись тенденции к индивидуальному накоплению, вследствие чего возникла так называемая престижная экономика (подробнее см. в след. главе). Жестокость по отношению к членам своей группы была в арха­ических обществах скорее исключением, чем правилом. Индивиды с повышенной агрессивностью нередко подвергались наказаниям или изгонялись.

По всей видимости, не существует единообразия и в отношении жесткости норм в уголовной среде. Даже в советских лагерях сталин-

Природные и культурные основы неравенства и власти 63

с кой эпохи, судя по ярким свидетельствам очевидцев, прошедших все «круги тоталитарного ада» (А.И. Солженицын, В. Шаламов и др.), и немногочисленным описаниям исследователей-этнографов (Кабо 1990), существовали разные условия жизни, в том числе и относительно терпи­мые.

Рассматривая сходство первобытных и некоторых современных ри­туалов, скорее следует вести речь о неких универсальных архетипах человеческого поведения. Другое дело, как и в результате чего в ряде неформальных групп и субкультур определенные стереотипы поведе­ния, жестокость и неприкрытое насилие становятся нормой жизни. Связано ли это с определенными архетипами человеческого подсозна­ния, является ли подобное поведение следствием психических отклоне­ний — всё это вопросы, на которые ученым еще предстоит ответить.

Возможно ли равенство?

Может ли общество существовать без иерархии и неравенства? В марксистской теории делались попытки обосновать, что неравенство и стратификация существовали не всегда, например, в первобытном об­ществе их не было. Так ли это на самом деле? Выше было показано, что неравенство и доминирование присутствуют в сообществах животных. Даже в самых простейших человеческих обществах, несмотря на види­мость равенства, присутствовало половозрастное доминирование. На­иболее удачливые охотники, искусные умельцы, лица, обладавшие редкими способностями (шаманы, знахари) и т. д., также занимали более высокое положение, чем остальные. Между различными общи­нами всегда имелось неравенство в доступе к полезным ресурсам (не­фрит, обсидиан, соль, глина), и те, на чьей территории были располо­жены эти ресурсы, извлекали из своего положения определенные вы­годы.

Все это свидетельствует о том, что неравенство, пусть даже в самой примитивной форме, существовало всегда. Многие выдающиеся мыс­лители скептически рассматривали возможность создания общества без иерархии и стратификации. Они полагали, что стремление уравнять всех во всем является предпосылкой исчезновения всякой индивидуаль­ности. Рассматривая эту проблему, Питирим Сорокин подобрал множе­ство примеров из истории, когда люди пытались создать общество рав­ных. Но все они заканчивались неудачно. Христианство начиналось с эгалитарных общин, но возвело могущественную пирамиду с папой, кардиналами и инквизицией. Святой Франциск создал институт мона­шества с этой же целью, но уже через семь лет от былого равенства не осталось и следа (Сорокин 1992). Масштабный коммунистический «экс­перимент» XX столетия только подтвердил эту закономерность на боль­шом фактическом материале. На всем пространстве «мировой системы социализма» от СССР до Кубы и Кореи четко вырисовывается общая тенденция, закон мировой истории — первоначальный эгалитаризм

64