20. О теоретико-методологических взглядах Владимира Ивановича Герье

Проф. В.И. Герье – вне всякого сомнения – принадлежал к не очень многочисленной группе российских историков, в 70-х годах XIX в. составивших всеевропейски известную русскую историческую школу (école russe), которые профессионально и глубоко интересовались (и занимались) философией истории, т.е., употребляя современную терминологию – исторической методологией. Что касается В.И. Герье, то в данном случае на эту его будущую profession de foi несомненно оказало влияние вдумчивое изучение им философского наследия такого титана научной мысли нового времени, каким является Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646-1716).²⁰⁴

Создавая на первоклассных и оригинальных источниках (В.И. Герье работал в германских архивах) крупные исследования о Лейбнице, Герье не мог не испытать влияния этого крупного немецкого ученого-энциклопедиста и философа-идеалиста (в скобках заметим: это влияние было не менее, чем подавляющим на мировоззрение В.И. Герье). Не Лейбниц ли «виноват» в том, что В.И. Герье по праву квалифицируется профессиональными исследователями как «культурный историк»? Эту особенность исторической методологии В.И. Герье впервые (насколько нам известно) отметил его старший ученик Н.И. Кареев еще в 1893 г. Последний писал в своей энциклопедической статье об этом так: «его точку зрения можно определить как культурную в широком смысле этого слова и всемирно-историческую».²⁰⁵

Много лет спустя после этого только что приведенную нами мысль Н.И. Кареев не без блеска (это хорошо), но вовсе без новизны (а это уже не совсем хорошо) повторил известный российский ученый-историк А.К. Дживелегов писал: «В исторических работах Герье главное внимание обращено на явления культурного характера. Особенно охотно выбирает он предметом своего изучения историю идей. В обрисовке идейных движений Герье большой мастер. Он умеет выпукло выдвинуть их характерные стороны, проследить их фолиацию. Но он совершенно бессилен дать им социологическое обоснование. Идейные явления у него плохо сочетаются с материальной обстановкой, их породившей».²⁰⁶

Эти слова Дживелегова дословно повторил академик В.П.Бузескул в своей широко известной книге о русских историках всеобщей истории.²⁰⁷

Не мельчась, отметим зоркость и правоту Н.И. Кареева, впервые сказавшего об исторической методологии Герье как культурологической, что впоследствии было искажено и извращено: о Герье всюду пишут как об историке-идеалисте. Согласитесь, что в этих двух оценках есть нюанс, и нюанс довольно значительный, поскольку В.И. Герье при использовании истории стоял на реальных культурологических основах.

Вторая особенность исторической методологии В.И. Герье – она исходит из более общей, первой, которую мы только что наметили, хотя и пунктирно, - заключается в том, что российский ученый пристально изучал и столь же пристально освещал крупнейшие и неординарные субъекты, источавшие могучие идеи истории. Причем В.И. Герье брал, как правило, для исследования такие (прямо скажем, могучие) фигуры, идеи которых еще не были общепринятыми во время их жизни – скорее они считались тогда или крамольными (А. Мабли), или идущими вразрез с тогда бытовавшими (И. Тэн) или, наконец, такими, до которых даже элитарные слои общества еще «не доросли» (пример: Г.В. Лейбниц, о нем мы уже упомянули).

Документы – эти вечные и неуничтожимые («рукописи не горят» - молвит история) голоса прошлого – свидетельствуют, что В.И. Герье не просто любил, а был буквально одержим биографическими сюжетами истории. Он, к слову, очень хотел, чтобы Н.И. Кареев посвятил свою магистерскую диссертацию не крестьянам Франции кануна и эпохи Великой Французской революции, а Эразму Роттердамскому. Эту же тему он навязывал и М.С. Корелину.²⁰⁸ Но ни тот, ни другой за нее не взялись. Можно лишь пожалеть, что никто из следующих (за Кареевым и Корелиным) учеников В.И. Герье не взялся за реализацию этого замысла своего учителя – Герье, действительно, был большим мастером «духовного» портрета недюжинных мыслителей прошлого. Об этом, в частности, свидетельствует книга В.И. Герье, посвященная «утопическому коммунизму» Мабли, кстати изданная только лишь на французском языке.²⁰⁹

Крупнейший специалист по истории Великой революции А. Олар весьма высоко оценил эту книжку Герье. Он писал: «Относительно всего, что касается политических теорий Мабли, мы отсылаем читателя к превосходной книге Герье, где они все резюмированы».²¹⁰

Хотя мы и не располагаем этой книгой на французском языке, тем не менее не трудно узнать ее содержание – две журнальные и энциклопедические статьи В. И. Герье довольно подробно резюмируют ее содержание.²¹¹ Эти материалы сильны перво-наперво своей конкретикой. Герье справедливо писал о Мабли как о «наиболее популярном и влиятельном французском писателе XVIII в.», сочинения которого «слишком мало изучаются специалистами, хотя представляют большой интерес для истории XVIII в.».²¹²

Герье сообщал далее и такие малоизвестные сведения о французском аббате: Мабли был братом Кондильяка и двоюродным братом д’Аламбера.²¹³ Герье далее переходит к анализу наследия Мабли и утверждает, что оно в известной степени подготовило переворот конца XVIII в. Говоря об идеальном устройстве общества, отметил В.И. Герье, Мабли задался вопросом: как создать основанный на справедливости общественный строй, как образовать (далее следуют слова Мабли) «разумное общество из толпы людей глупых, ограниченных, странных и диких, которые по необходимости должны войти в его состав».²¹⁴ Герье справедливо приходит к тому положению, что Мабли считал коммунистический строй тем средством, которое в конечном итоге помогло бы «сделать людей поневоле счастливыми и добродетельными».²¹⁵

Трактат Мабли о «Правах и обязанностях гражданина» (1759 г.) В.И. Герье по праву считал первым, который требовал созыва Генеральных штатов в столь еще отдаленном от начала Великой революции времени.²¹⁶

Не вдаваясь в тонкости интерпретации наследия Мабли, можно без особой опаски ошибиться утверждать, что никто из отечественных и зарубежных историков столь подробно не проанализировал и с таким тщанием не осветил Мабли-человека-моралиста-политика и ученого, как это сделал В.И. Герье.

Особенностью исследовательского ума Герье-историка было не столько то, что он изучал «могучие умы» прошлого (это удел всех историков), но сколько то, что он безбоязненно «брался» и за своих знаменитых современников. Пример тому – большая книга об Ипполите Тэне (1828-1893) – члене Французской академии (1878), философе, литературоведе и историке. В последнем качестве Тэн обладал изумительным искусством проникнуть в психологию исторических деятелей и народных масс. Последнее в творческой палитре И. Тэна и восхитила В.И. Герье, и он в 1907 г. издал огромный том (почти в 500 стр. текста, с превосходно выполненным портретом Тэна и 32 рисунками) под названием «Французская революция в освещении Ипполита Тэна».

И в этой книге В.И. Герье верен себе: россиянин внимателен к тому, что и как говорит Тэн о роли революционного духа, «обуявшего руководящие классы французского общества» в своем четырехтомнике «Происхождение современной Франции» (Париж, 1878-1884). На последних страницах своей книги В.И. Герье называет труд Тэна подвигом, в котором содержится исторический и политический урок.

Заслуга Тэна не только в том, что он подошел к Великой революции как «мыслитель-художник», и как «художник-психолог»²¹⁷ и дал некую новую историю Революции, резко отличную от того, что было до него, что вызвало гнев негодования и французских историков (прим. – А. Олар) – 4 тома Тэна способствовали более углубленному познанию истории Революции. Своей книгой о Тэне В.И. Герье еще раз продемонстрировал свою историческую методологию – историю политическую и историю как науку творят прежде всего недюжинные личности, создающие тот верхний порог уровня общественного сознания, который исследователь должен скрупулезно изучить – в противном случае его ждет нелепость.

И последняя черта, о которой здесь уместно сказать в связи в особенности с главой, посвященной Герье как историку Великой Революции,