Uayt_L_Izbrannoe_Nauka_o_kulture_Kulutrolo

другой — в астрологии или квантовой механике.

Однако опыт восприятия внешнего мира воспринимается и интерпретируется не только там, где он сочленяется с технологией: он пропускается и через призму социальных систем. А если так, то качества и черты социальной, политической, церковной, экономической, военной и т.д. систем отражены в философиях.

Мы можем рассматривать культурную систему в виде совокупности трех горизонтальных слоев: технологический слой расположен внизу, философский — наверху, а социальный — между ними. Их расположение выражает соответствующую роль каждого из них в культурном процессе: Технологическая система фундаментальна и первична. Социальные системы являются функциями технологий, а философии являются выражениями технологических сил и социальных систем. А если так, то технологический фактор является детерминантов культурной системы как целого. Он детерминирует форму социальных систем, а технология и общество в их совокупности детерминируют содержание и направленность философии. Это, конечно, не означает того, что социальные системы не оказывают воздействия на технологии или что социальные и технологические системы не испытывают влияния философий. Нет, и оказывают, и испытывают. Но одно дело — оказывать воздействие и совершенно другое — детерминировать.

391

И вот теперь у нас в руках имеется ключ к пониманию роста и развития культуры — технология. Человеческое существо — это материальное тело, а человеческий вид — это материальная система. Планета Земля — это материальное тело, а космос — это материальная система. Технология — это механическое средство сочленения этих двух материальных систем — человека и космоса. Однако эти системы являются динамическими, а не статическими: в них имеются как энергия, так и материя. Все существующее — и космос, и человек, и культура — может быть описано в терминах материи и энергии.

Второй закон термодинамики говорит нам о том, что космос как целое разрушается структурно и истощается динамически: материя становится все менее организованной, а энергия — распределяется все более единообразно. Однако на одном крошечном участке космоса, т.е. в живых материальных системах, направление космического процесса является обратным: материя становится все более высокоорганизованной, а энергия — все более концентрированной. Жизнь — это созидательный процесс. Однако для того чтобы развиваться в направлении, противоположном космическому потоку, биологические организмы должны извлекать свободную энергию из неживых систем, овладевать ею и направлять ее на поддержание жизненного процесса. Всякая жизнь — это борьба за свободную энергию. Биологическая эволюция — это всего лишь выражение термодинамического процесса, движущегося в направлении, противоположном тому, которое вторым законом термодинамики было установлено для космоса как целого. Это — движение в направлении все большей организованности, большей дифферен-цированности структуры, большей функциональной специализации, более высоких уровней интеграции и более высоких степеней концентрации энергии.

С зоологической точки зрения культура — это не более чем средство осуществления жизненного процесса особого вида, Homo sapiens. Это — механизм обеспечения человека средствами поддержания существования, защиты, нападения, обороны, социального регулирования, приспособления к космосу и отдыха. Однако для удовлетворения этих человеческих потребностей необходима энергия. А если так, то первостепенной функцией культуры становится по-

392

лучение энергии и контроль над нею для того, чтобы энергию можно было поставить на службу человеку. Следовательно, мы имеем дело с культурой как с разработанной термодинамической, механической системой. С помощью технологических инструментов энергия добывается и вводится в действие. Социальные и философские системы являются как дополнением, так и выражением этого технологического процесса. А если так, то функционирование культуры как целого определяется и детерминируется количеством полученной энергии и тем способом, которым она вводится в действие*.

Однако «способ, которым она вводится в действие», привносит и еще один фактор помимо энергии. Сама по себе энергия смысла не имеет. Чтобы иметь значение в культурных системах, энергия должна добываться, направляться и контролироваться. Это, разумеется, совершается технологическими средствами, с помощью того или иного рода орудий. Эффективность технологических средств изменчива: есть средства лучше, а есть и хуже. Количество пищи, одежды и других благ, производимых в результате расходования данного количества энергии,

будет пропорционально эффективности тех технологических средств, с помощью которых энергия вводится в действие, — при том, что все остальные факторы остаются неизменными.

А если так, то во всякой культурной ситуации или системе мы можем выделить три фактора: 1) количество энергии, добываемой на душу населения в год; 2) эффективность тех технологических средств, с помощью которых энергия добывается и вводится в действие; 3) количество благ и услуг, произведенных ради удовлетворения потребностей человека. Предположив, что фактор окружающей среды остается неизменным, можно сказать, что степень культурного развития, измеряемого количеством благ и услуг, произведенных на душу населения ради удовлетворения че-

' Функционирование всякой отдельной культуры будет, разумеется, обусловлено местными условиями окружающей среды. Однако при рассмотрении культуры в целом мы можем привести все варианты окружающей среды к средней величине таким образом, чтобы среда представляла собой постоянный фактор, который можно исключить из нашей формулы культурного развития.

393

ловеческих потребностей, детерминирована количеством произведенной на душу населения энергии, а также эффективностью тех технологических средств, с помощью которых она вводится в действие. В сжатом и лаконичном виде мы можем выразить это в следующей формуле: Э х О -4 К, где К представляет степень культурного развития, Э — количество энергии, добываемой на душу населения в год, и О — качество или эффективность орудий, использованных при передаче энергии. Теперь мы можем сформулировать базовый закон культурной эволюции: при неизменности всех прочих факторов, культура развивается по мере увеличения количества энергии, добываемой на душу населения в год, или по мере увеличения эффективности инструментальных средств ввода энергии в действие. Конечно, оба этих фактора могут возрастать и одновременно. И вот теперь мы можем обрисовать историю развития культуры именно с этой точки зрения.

Если культура является механизмом получения энергии, то она должна где-то эту энергию находить; она должна в той или иной форме овладеть силами природы — если их предстоит поставить на службу потребностям человека. Первым источником энергии, эксплуатировавшимся самыми первыми культурными системами, была, конечно, энергия самого человеческого организма. Изначальные культуры приводились в действие человеческой энергией: только она одна была и источником, и формой. Количество силы, которую может произвести средний взрослый человек, невелико: оно составляет около 1/10 лошадиной силы. Если принимать в расчет женщин, детей, больных, стариков и немощных, то средний ресурс силы в самых ранних культурных системах можно считать составляющим примерно 1/20 лошадиной силы на душу населения. Поскольку степень культурного развития — количество служащих человеческим потребностям благ и услуг, произведенных на душу населения, — пропорциональна количеству энергии, добываемой и вводимой в действие на душу населения в год (при том, что другие факторы остаются неизменными), эти древнейшие культуры человечества, находясь в зависимости от скудных энергетических ресурсов человеческого тела, были простыми, скудными и грубыми — какими они и должны были быть на самом деле. Ни одна из тех культурных

394

систем, которые приводятся в действие одной только человеческой энергией, не может достичь очень уж существенного развития. Конечно, может быть достигнут некоторый прогресс путем увеличения эффективности технологических средств ввода энергии в действие, однако существует предел осуществляемому на этой основе культурному прогрессу. Реалистическую картину культурного развития в пределах ресурсов человеческой энергии мы можем составить через рассмотрение таких современных культур, как культуры тасманийцев, жителей Огненной Земли или андаман-цев, либо палеолитических культур Европы.

Если же культуре для своего развития предстоит выйти за пределы максимума технологической эффективности и энергетических ресурсов человеческого тела, то она должна разработать новые способы получения дополнительного количества энергии через эксплуатацию природных ресурсов в какой-либо новой форме. В некоторых дописьменных культурных системах в качестве источников энергии использовали огонь, ветер или воду — но лишь время от времени и в очень незначительных масштабах. Покорение огня в качестве формы энергии было очень ранним культурным завоеванием, но огонь обрел свое значение лишь после изобретения практического парового двигателя. В ранних культурах огонь имел значение для приготовления пищи, обеспечения теплом, отпугивания диких зверей и в качестве символа; он не имел значения в

качестве формы энергии. В более прогрессивных культурах огонь имел важное или сущностное значение в гончарном деле и в искусстве металлообработки, но и там он не функционировал в качестве формы энергии, т.е. ни в одном из этих контекстов мы не можем ни приравнять мышечную силу к огню, ни заменить ее им. И все-таки имеется один такой контекст, в котором огонь в определенных первобытных культурах функционирует в качестве энергии: это выдалбливание стволов деревьев при изготовлении лодок-долбленок. Вот здесь-то огонь и заменил собой мышечную силу. Сходным образом мог использоваться огонь и в некоторых других подобных случаях. Однако в целом до изобретения в Новое время парового двигателя культурные системы весьма незначительно пользовались огнем как такой формой и таким источником энергии, который могли бы заменить собой человеческую мускульную силу.

395

Первобытные народы умели сплавлять грузы вниз по течению реки, но вплоть до изобретения водяного колеса незадолго до начала христианской эры не существовало иного способа использования движущейся воды в качестве источника энергии для строительства культуры. Вплоть до сравнительно недавнего времени ветер в качестве источника энергии не использовался, и он никогда не был значимым источником силы.

Таким образом, мы видим, что огонь, вода и ветер в течение первых сотен тысяч лет истории культуры использовались как источники энергии только в очень ограниченных и незначительных масштабах. Но имеется и еще один источник энергии, который был доступен первобытному человеку и со временем стал использоваться в культурных системах этого человека: речь идет об энергии растений и животных.

Растения, конечно, являются и формами, и величинами энергии. Исходящая от солнца энергия благодаря процессам фотосинтеза поглощается и накапливается в форме растительной ткани. Всякая жизнь в животном мире в конечном счете зависит именно от этой солнечной энергии, накопленной в растениях. А если так, то всякая жизнь зависит от фотосинтеза.

Первые люди существовали за счет растений и животных так же, как, несомненно, это делали до них и их дочелове-ческие предки. В самых ранних культурных системах разрабатывались технологии охоты, рыболовства, устройства капканов, собирательства плодов и ягод и т.д.: это было средством использования растительных и животных источников природы. Но одно дело — просто присваивать природные ресурсы, и совсем другое — ставить их себе на службу и контролировать их. Только примерно через 985 тысяч лет культурного развития некоторые растения были одомашнены и стали культивироваться — т.е. оказались под контролем, тогда как различные виды животных оказались под контролем посредством их приручения. Энергетические ресурсы для строительства культуры существенно возросли вследствие этого усиления контроля над силами природы. Урожайность растений для получения пищи и других полезных растительных материалов на единицу человеческого труда существенно возросла благодаря тому, что культивирование

396

растений заменило собой собирательство диких растений. Благодаря селекции были выведены улучшенные сорта. Благодаря культивации, внесению удобрений и ирригации увеличилась урожайность на единицу человеческой энергии или труда. Среди тех растений, которые начали возделывать, особое значение имели зерновые. Тайлор назвал их «великой движущей силой цивилизации». Все великие цивилизации древности возникли благодаря возделыванию зерновых: ни одна великая культура никогда и ничего не достигала в отрыве от возделывания зерновых. Да и приручение животных также привело к увеличению энергетических ресурсов для строительства культуры, что было следствием усиления контроля над этими формами энергии. Производство продуктов питания и других полезных продуктов животного происхождения на единицу человеческого труда значительно возросло благодаря тому, что приручение животных заменило собой охоту на них. В той экономике, основой которой была охота, животных приходилось убивать — и только после этого они могли быть использованы, а когда они потреблялись, приходилось разыскивать и истреблять других животных в еще большем количестве. Благодаря одомашниванию животных люди могли существовать за счет своих стад и отар без какого бы то ни было уменьшения их численности, которую можно было даже и увеличивать. Качества животных, равно как и растений, улучшались благодаря селекционному разведению, а животные некоторых видов не только давали молоко, мясо, шерсть и шкуры, но и, в добавление к этому, могли быть использованы и в качестве тягловой силы — или для перевозки тяжестей, или для того, чтобы впрягать их в плуги и телеги. Таким образом, приручение животных привело к су-

щественному увеличению количества той энергии, которая контролировалась культурой и была пригодна для культурного строительства.

А если так, то следовало ожидать огромных успехов культурного развития вследствие существенного увеличения количества энергии на душу населения в год, которая благодаря развитию земледелия и пастбищного скотоводства добывалась и контролировалась. Именно так оно и случилось. И в этом вопросе археологические свидетельства вполне подтверждают нашу теорию. Всего через не-

397

сколько тысячелетий после того, как человек научился одомашнивать животных и возделывать растения, быстро возникли великие цивилизации — цивилизации античности, Египта, Месопотамии, Индии, Китая, а также цивилизации Нового Света, Мексики, Центральной Америки

иАнд. После сотен тысяч лет относительно медленного и непродуктивного развития на протяжении раннего каменного века культура внезапно испытала подъем благодаря увеличению энергетических ресурсов, полученных земледелием и животноводством. Великие города, нации и империи заняли место поселений, племен и союзов племен, что было следствием Земледельческой Революции. Произошел быстрый прогресс во всех искусствах (а особенно в Старом Свете) — в промышленности, эстетике и в искусстве мышления. Были предприняты и осуществлены великие инженерные проекты; были возведены громадные архитектурные сооружения. Распространялись

ипроцветали гончарное, ткацкое и металлообрабатывающее искусства. Развивались астрономия, письменность и математика. Было положено начало рациональной науке медицины. Появились впечатляющие произведения искусства — рельефы, скульптуры и даже живописные работы.

Развитие и прогресс происходили во всех аспектах культуры.

Однако увеличение энергетических ресурсов, полученных благодаря технологиям земледелия и скотоводства, отнюдь не влекло за собой постоянного и непрерывного прогресса культуры. После периода быстрого роста восходящая кривая прогресса пошла на спад и достигла равнинного уровня. Пики культурного развития в Египте, Месопотамии, Индии и Китае были достигнуты до 1000 г. до н. э. (а в некоторых случаях — значительно раньше), и с тех пор вплоть до начала Топливной Эры (около 1800 г. н. э.) ни одной из культур Старого Света не удалось (если говорить о глубине и всеохватности) подняться выше тех высочайших уровней, которые были достигнуты в бронзовом веке. Это, разумеется, не означает того, будто с 1000 г. до н. э. до 1789 г. н. э. совсем не было никакого прогресса. Нет: то там, то здесь делались, конечно, новые изобретения, а многие уже существующие черты совершенствовались. Однако если рассматривать культуры в целом и измерять их такими критериями, как размер политичес-

398

ких образований, размер городов, масштабность архитектурных сооружений и инженерных работ, плотность населения, производство и накопление богатства и т.д., то можно сказать, что культуры Европы в период между распадом Римской империи и возникновением Эпохи Силы были, если оценивать их в общем, ниже культур древних восточных цивилизаций. А сейчас мы рассмотрим вопрос о причине того, почему культуры не продолжают прогрессировать под воздействием земледельческой и животноводческой технологии бесконечно.

Судя по всему, культура достигла почти максимально возможных для нее пределов, развиваясь на основе земледелия и животноводства до начала христианской эры (по крайней мере, в Старом Свете); Новый Свет несколько задержался в своем развитии. И разумно предположить, что культуре никогда не удастся подняться выше тех вершин, которые уже были достигнуты, если только не будет найден тот или иной способ добычи дополнительного количества энергии на душу населения в год посредством использования сил природы в новой форме. И все-таки этот способ был найден: энергия от сжигания каменного угля — и позднее — нефти и газа — стала добываться при помощи паровых двигателей и двигателей внутреннего сгорания. Благодаря разработке обширных месторождений угля, нефти и природного газа быстро произошло невиданное увеличение количества энергии, пригодной для строительства культуры. Следствия Топливной Революции были, если говорить в общем, во многом такими же, как и следствия Земледельческой Революции: это увеличение численности населения, укрупнение политических образований и городов, накопление богатства, быстрое развитие искусств и наук — одним словом, быстрый и экстенсивный прогресс культуры в целом.

Но и на этот раз после очень быстрого подъема кривая культурного развития начала являть некоторые признаки снижения. Мы не собираемся намекать на то, будто культура уже достигла максимально возможного на топливной основе развития, поскольку мы не верим, чтобы это было

именно так; мы всего лишь полагаем, что можем уловить признаки медленного снижения прогресса. Однако прежде чем сколько-нибудь непосредственное значение приоб-

399

рел вопрос о том, как далеко могло бы зайти культурное развитие на топливно- земледельческо-животноводческо-человеческой энергетической основе, произошло громадной значимости технологическое событие: на службу человеку были поставлены энергетические ресурсы атомного ядра. Впервые в истории культуры была использована не солнечная энергия, а энергия в иной форме. Пока что еще не произошел культурный прогресс благодаря использованию этой новой формы энергии как источника промышленной силы. Однако прежде чем это произойдет, следует рассмотреть и разрешить другой роковой вопрос

— вопрос о последствиях использования атомной энергии в военное время. Таким образом, мы, проследив развитие культуры от уровней человекоподобных до

настоящего времени, рассмотрели его как следствие периодических возрастаний количества энергии, добываемой на душу населения в год благодаря использованию новых источников силы. Но тем не менее тут действует и другой технологический фактор, о котором мы до сих пор упоминали только вскользь; теперь же мы должны рассмотреть его более полно: речь идет о роли орудий труда в культурном процессе.

Энергия, конечно, и не создается, и не уничтожается — по крайней мере в культурных системах: она просто преобразуется. Она добывается и включается в работу или расходуется. Однако это требует орудий труда и машин. Количество получаемой энергии может зависеть от эффективности применяемых орудий, а количество служащих потребностям человека благ, производимых на единицу энергии, и впрямь от нее зависит. До сих пор мы считали, что фактор орудий труда остается неизменным, а фактор энергии подвержен изменениям. Теперь же неизменным мы считаем фактор энергии, а фактор орудий — подверженным изменениям.

И тогда мы делаем следующее обобщение: уровень культурного развития изменяется прямо пропорционально эффективности используемых орудий при том, что другие факторы остаются неизменными. Если, например, кто-то рубит дрова, то количество дров, нарубленных на единицу потраченной энергии, будет различным в зависимости от эффективности топора; это количество будет увеличиваться по мере усовершенствования топоров

400

начиная от раннего каменного века, минуя неолит, бронзовый и железный века — и так вплоть до самого совершенного современного топора из легированной стали. То же самое относится и к другим инструментальным средствам — таким, как пилы, ткацкие станки, плуги, упряжь, колесные повозки, лодки и т.д. А если так, то прогресс культуры осуществляется как благодаря усовершенствованию орудий, так и благодаря увеличению количества потребляемой энергии.

Однако эффективность орудия не может возрастать до бесконечности: существует такой предел, дальше которого улучшать всякое данное орудие уже невозможно. Так, весло для одновесельной лодки-каноэ может быть слишком длинным или слишком коротким, слишком узким или слишком широким, слишком тяжелым или слишком легким и т.д. А если так, то мы можем и вообразить, и представить себе весло такого размера и такой формы, что всякое изменение как того, так и другого привело бы к снижению эффективности. Сходным образом мы можем улучшать луки и стрелы, мотыги, плуги, пилы и т.д. — но только не дальше определенного предела. Совершенство как нечто практическое достижимо (или, по крайней мере, к нему можно приблизиться вплотную). В течение десятилетий скрипки не претерпевали никаких существенных улучшений. Паровоз, и это очевидно, приблизился к пределу совершенства по части размеров и скорости. В течение какого-то времени улучшения, конечно же, еще могут продолжаться благодаря использованию новых материалов или сплавов и благодаря применению принципов механики. Но даже и в этом случае усовершенствование всякого орудия или машины если и не достигает своего предела, то приближается к нему вплотную. Нам не стоит ожидать появления локомотивов или океанских лайнеров длиной в милю: они просто развалятся на части под своей собственной тяжестью. Таким образом, мы обнаруживаем, что в культурном процессе прогресс и развитие осуществлялись как благодаря улучшению тех механических средств, с помощью которых

добывалась и использовалась энергия, так и благодаря увеличению количества используемой энергии. Однако это вовсе не означает того, что фактор орудия и фактор

401

энергии одинаково весомы и одинаково значимы. Фактор энергии является первостепенным и базовым — он является перводвигателем, он действует активно. Орудия — это всего лишь средства, служащие этой силе. Энергетический фактор может возрастать до бесконечности, а эффективность орудия — лишь до определенного предела. При данном количестве энергии культурное развитие может прогрессировать лишь до определенных пределов — до пределов эффективности орудий. Когда эти пределы достигнуты, никакое дальнейшее увеличение эффективности уже невозможно из-за отсутствия увеличения количества получаемой энергии. Но результатом увеличения количества получаемой энергии является всесторонний технологический прогресс, проявляющийся и в изобретении новых орудий, и в усовершенствовании старых — если, конечно, дальнейшее улучшение возможно. Таким образом, мы видим, что, каким бы важным ни был фактор орудий, он является всего лишь вторичным по отношению к первичному и базовому фактору энергии. А поскольку увеличение энергии способствует совершенствованию орудий, можно сказать, что фактически именно благодаря энергии и совершается поступательное развитие культурного процесса и его движение вверх. А если так, то является разумным и многое разъясняющим общее положение о том, что при неизменности фактора среды степень культурного развития пропорциональна количеству энергии, добываемой на душу населения в год.

А теперь давайте обратимся к рассмотрению социальных систем в процессе культурного развития. Социальная система тесно (а, как мы видели, так оно и должно быть) соотнесена с лежащей в ее основе системой технологической. Если народ является племенем кочевых охотников — т.е. определенным образом использует определенные технологические инструменты, чтобы добывать пищу, мех, шкуры и другие служащие потребностям человека материалы, — то тогда у него будет один тип социальной системы. Если же народ ведет оседлую жизнь, кормясь в изобилии добываемыми моллюсками, либо если он живет пастушеством или интенсивным земледелием, морской торговлей, промышленностью и т.д., то тогда мы бу-

402

дем иметь дело с другими типами социальных систем. Процесс военного нападения и обороны в совокупности с теми технологическими средствами, которыми он осуществляется, также действует в качестве детерминанты социальной организации — иногда и очень мощной. Таким образом, мы видим, что социальная система народа в конечном счете детерминирована использованием технологических средств как для поддержания существования, так и для нападения и обороны. Те социальные институты, которые не соотносятся с технологией впрямую, соотносятся с ней опосредованно: они служат координированию различных секторов общества друг с другом и интегрированию их в единое целое.

Социальные системы первобытных народов невероятно разнятся в деталях благодаря разнообразию условий среды обитания и различиям в технологии. Однако все те социальные системы, основой которых является человеческая энергия (т.е. допастушеские и доземледельческие), принадлежат к одному общему типу. Все они относительно невелики и характеризуются минимальной структурной диффе-рециацией и специализацией функций. Высокоразвитых обществ на примитивной основе технологии, приводимой в действие одной лишь человеческой энергией, нам не обнаружить.

Общества, основанные на пастушестве и земледелии, на ранних стадиях своего технологического развития сходным образом являются относительно простыми, недифференцированными системами. По сути дела, нам следовало бы все человеческие социальные системы вплоть до определенного уровня развития земледельческой или фер-мерско-животноводческой технологии рассматривать как первобытное общество: это такие племена, основой которых являются родственные связи, существующий для всех свободный доступ к природным ресурсам, сравнительно небольшая социальная дифференциация и специализация и высокая степень социального равенства. Когда же, однако, достигается определенная точка в развитии земледелия,

всоциальных системах происходят глубокие изменения. Таким был социальный аспект Земледельческой Революции. Так давайте же проследим путь этой социальной революции хотя бы

вобщих чертах.

403

Земледелие и животноводство являются средствами производить больше продуктов питания и других полезных материалов на единицу человеческой энергии, чем это может быть достигнуто

благодаря охоте, рыболовству или собирательству. Когда земледелие сочетается с животноводством, энергетических ресурсов для культурного строительства становится, конечно же, больше, чем при возделывании одних только растений. Ведь стада и отары не только дают человеку мясо, молоко, шерсть или шкуры, но и их мышечная сила может быть использована для того, чтобы перевозить тяжести, тянуть плуги и телеги и т.д. Все великие цивилизации Старого Света выросли на основе земледелия и животноводства. Однако поскольку именно возделывание зерновых является базовым фактором новой земледельческо-животно-водческой технологии, то ради краткости изложения мы можем говорить о «социальных последствиях развивающейся земледельческой технологии».

По мере развития и совершенствования земледельческих искусств, по мере улучшения растений через их селекционное разведение, по мере освоения и улучшения новых технологий культивации, ирригации, осушения, севооборота, удобрения и т.д. увеличивалось и количество производимых продуктов питания. По мере увеличения объемов продовольствия возрастала и численность населения. Маленькие племена разрастались и становились большими племенами, а они, в свою очередь, разрастались в нации и империи; деревни перерастали в поселения, а поселения — в города.

Однако благодаря земледельческим технологиям производилось не только больше провизии, чем благодаря охоте, рыболовству и собирательству, — производилось также и больше провизии на душу населения, больше провизии на единицу затраченного человеческого труда. По мере развития земледельческих искусств увеличивалась и производительность человеческого труда в этой области. Мало-помалу для части населения становилось возможным производить продукты питания для всех. Это означало, что часть населения могла отойти от занятий земледелием и обратиться к другим видам деятельности — таким, например, как промышленные и эстетические искусства. А если так, то по мере прогресса земледельческой технологии все боль-

404

шее и большее количество людей могло освобождаться от полевых работ и заниматься другими делами и задачами. Таким образом, общество разделилось по признаку занятости, стало структурно дифференцированным и функционально специализированным. И это, как мы сейчас увидим, повлекло за собой дальнейшее социальное развитие.

Само по себе увеличение численности населения имело важные последствия еще и в другом отношении. Племена и кланы были организованы на основе родственных связей; социальные отношения в основном существовали именно в этой форме. Этот механизм работал очень хорошо до тех пор, пока социальные объединения были относительно небольшими; клан или племя в качестве механизма социальной организации и взаимодействия могли оставаться эффективными до тех пор, пока численность их членов не была чересчур уж большой, — до тех пор, пока социальные отношения могли оставаться личностными. Однако когда под влиянием развивающейся земледельческой технологии и возрастающего производства продуктов питания клан и племенные образования разрослись до гигантских размеров, возникла опасность того, что они развалятся под своей собственной тяжестью. Именно поэтому в первобытном обществе и возникла тенденция к дезинтеграции вследствие простого увеличения численности его членов. А потому, во избежание хаоса, появилась потребность в новом типе социальной организации. И этой новой организацией стало Государство. Таково было еще одно следствие Земледельческой Революции.

Развитие земледельческой технологии повлекло за собой глубокие изменения в организации экономики. В племенном обществе производство, обмен и потребление богатств происходили на личностной, родственной основе; экономическая организация была фактически тождественна системе родства. Этот тип экономической организации хорошо действовал в маленьком обществе с минимальным разделением труда и с незначительной дифференциацией социальной структуры по признаку занятости. Однако по мере расширения дифференциации общества вследствие роста производительности человеческого труда в земледелии возникала потребность в новом типе экономической системы; требовалось создать способ экономического соотнесения классов

405

друг с другом. Это могло быть сделано или в феодальной, или в денежно-рыночной системе. Однако и в том, и в другом случае мы имеем такую систему, в которой именно отношения собственности формируют основу социальных отношений, а не наоборот, как в случае с племенным и основанном на родстве обществом.

На дописьменных культурных уровнях так или иначе, разумеется, велась борьба между

племенными группами. Соперничество за лучшие угодья для охоты и рыбной ловли или за другие природные ресурсы, месть за реальные или воображаемые (то есть магические) оскорбления влекли за собой определенные межплеменные конфликты. Однако факторы, необходимые для широкомасштабных, систематических и длительных войн, отсутствовали. Они возникли вследствие Земледельческой Революции. Вследствие того, что искусства земледелия и металлообработки, гончарного и других ремесел достигли высокого уровня развития, стали производиться и накапливаться несметные богатства. Обширные владения того или иного народа вкупе с теми природными и человеческими ресурсами, которые и привели к накоплению богатств, были бы щедрой наградой для всякого народа, который смог бы их завоевать. Война стала выгодным занятием. Таким образом, мы видим, что повсюду (и особенно — в Месопотамии) существовали условия для почти хронической войны: мы видим, как народы борются друг с другом за богатые, плодородные речные долины, за дворцовые и храмовые сокровища; видим, как один народ завоевывает и грабит другой и как новые империи возникают на руинах старых. Социальные последствия систематических и хронических войн весьма существенны: это и формирование профессионального класса военных, который, сотрудничая с политическими правителями — а иногда даже и автономно, — может стать мощной политической силой; это и низведение населения завоеванных народов до состояния рабов или крепостных; это и подчинение масс внутри страны императивам затяжного военного конфликта. Таким образом, войны стали причиной возникновения мощной тенденции к разделению общества на два главных общественных класса — на сравнительно малочисленную правящую группу, которая организует военные кампа406

нии и управляет ими и к которой стекается львиная доля захваченного в виде военной добычи богатства, и, с другой стороны, на тот многочисленный класс, который поставлял «пушечное мясо»: это крестьяне, невольники, простые солдаты и т.д. Зачастую существовало всего лишь незначительное различие между участью масс людей внутри страны и участью масс покоренного народа после того, как произошли завоевание и подчинение.

И все-таки не одна только война являлась тем средством или социальным процессом, который в эпоху после Земледельческой Революции вел к разделению обществ на малочисленный, богатый и властный правящий класс, с одной стороны, и на многочисленный класс крестьян, невольников или рабов — с другой. Достижению той же самой цели способствовал также и мирный процесс торговли — и особенно использование денег. Ремесленничество и торговля приводят к концентрации богатства. В этом конкурентном процессе крупные торговцы богатеют за счет мелких. Богатство имело тенденцию оседать в руках немногих. Ростовщичество становится особенно быстрым и эффективным средством делать бедных еще беднее, а богатых — еще богаче. Когда процентная ставка колеблется, скажем, от тридцати процентов до ста или даже больше, как это было в прежние времена, мелкие заемщики быстро попадают в экономическую зависимость от заимодавцев. И в Греции до реформ Солона или Клеисфена нередко случалось так, что мелкие фермеры продавали своих детей в рабство для того, чтобы оплатить лишь процент своего займа, но не саму сумму займа. В состояние экономического рабства и бессилия ввергали народные массы и налоги, которые налагались на них правящим классом посредством механизма государственной и непомерной арендной платы, навязываемой крупными землевладельцами мелким арендаторам.

Таким образом, мы видим, что социальные, политические и экономические результаты технологической революции в земледелии были следующими: распад старой социальной системы первобытного общества; отмирание племени и клана; разделение общества на разнообразные группы занятости — гильдии мастеровых и ремесленников; горизонтальное разделение общества на два основных класса — на малочисленный, сильный и богатый правящий класс и

407

на многочисленный класс, управляемый и эксплуатируемый правящим классом и в той или иной форме им порабощаемый. Основанное на отношении собственности гражданское общество заняло место основанного на родстве первобытного общества; государство заменило собой племя и клан. Технологическая революция в земледелии ускорила и довела до конца революцию в социальном, политическом и экономическом секторах культуры. По мере того как благодаря развитию земледельческой технологии увеличивалось количество энергии, производимой и эксплуатируемой на душу населения в год, общество становилось все более и более дифференцированным структурно, все более и более специализируясь функционально. Этой тенденции сопутствовало

возникновение особого социального механизма координации функций и соотнесения структур — механизма интеграции и регулирования. Этот политический механизм имел два аспекта — секулярный и церковный: иногда они были тесно друг с другом связаны, а иногда существовали раздельно, хотя присутствовали они всегда. Этот особый механизм координации, интеграции и регулирования мы называем «Государство-Церковь». Эволюция гражданского общества, которая началась в раннюю эпоху металлообработки и продолжается вплоть до настоящего дня, характеризуясь разнообразными формами государственных и классовых отношений, — вот та тема, к которой мы вскоре обратимся. А пока нам хотелось бы возвратиться к уже затрагивавшемуся ранее вопросу.

Если культура начинает развиваться тогда, когда увеличивается количество энергии, добываемой в год на душу населения, то почему бы тогда культуре не продолжать прогрессировать до бесконечности вследствие технологической эволюции в земледелии? Но, как мы уже видели, этого не произошло. Наоборот: достигнув определенного уровня, она прекратила свое прогрессивное развитие и больше уже не испытывала подъема до тех пор, пока не возник заданный Топливной Революцией новый и мощный импульс. Кроме того, земледелие как технологический процесс, как механизм получения солнечной энергии никоим образом не развивалось до его технологических пределов; согласно мнению агрономов, оно даже и не достигло этих пределов или даже не приблизилось к ним вплотную. Так почему же

408

тогда технологический процесс в земледелии со временем стал замедляться, пошел на спад и фактически прекратился после столь быстрого подъема?

Ответ, судя по всему, заключен в тех отношениях между социоэкономической и технологической системами, которые были установлены Земледельческой Революцией. Как мы уже отмечали, каждая социальная система и покоится на технологической системе, и детерминируется ею. Однако каждая технологическая система функционирует внутри социальной системы и, следовательно, обусловливается ею. Созданная Земледельческой Революцией социальная система влияла на технологический процесс таким образом, что в конце концов стала его «сдерживать» и привела к тому, что дальнейший прогресс в культуре в целом фактически подошел к мертвой точке. И вот как это произошло.

Социальная система гражданского общества была, как мы видели, разделена на правящий класс и класс эксплуатируемый. Последний производил богатство, а первый присваивал себе столь крупную его часть, что оставлял последнему лишь минимум средств существования. Увеличение количества производимой продукции благодаря повышению эффективности не сулило классупроизводителю никакой выгоды; полученная прибыль могла быть лишь присвоена правящим классом. С другой стороны, правящему классу было ни к чему прибегать к широкомасштабному плану улучшения технологии сельскохозяйственного производства. Если им и требовалось больше, чем они получали в данный момент, то та или иная потребность была сиюминутной, в широкомасштабном плане нужды не возникало. В подобных случаях им приходилось прибегать к еще большим поборам, собираемым производящим классом. Однако во многих случаях (если не в большинстве случаев) у правящего класса было, судя по всему, достаточно средств для удовлетворения этих потребностей. На самом деле множество свидетельств указывает на то, что одной из тех проблем, с которыми им приходилось сталкиваться, была проблема скорее перепроизводства, чем недостатка. Таким образом, мы видим (особенно в Египте, но также и в Месопотамии и повсюду), что правящий класс жил с «необыкновенным расточительством и тратами» — и все это в большом мас-

409

штабе. Дворцы и храмы ломились от богатств, несметные сокровища хоронились в гробницах с умершими. В дополнение к этому осуществлялись программы гигантского общественного строительства: постояннб сооружались пирамиды, монументы, храмы, гробницы и дворцы. Создавалось такое впечатление, будто правящий класс зачастую сталкивался с проблемой перепроизводства и с угрозой технологической безработицы или переизбытка населения среди низших классов. Их программы широкомасштабных общественных работ, их обычаи закапывать огромные богатства и т.д. давали им возможность разрешить обе эти проблемы одновременно. Таким образом, достигнув определенной стадии развития, социальная система начинала становиться препятствием для дальнейшего ускорения технологического прогресса. В дополнение

купомянутым выше факторам Чайлд указывал на то, что социальная система не только приводила

кконцентрации богатства в руках правящего меньшинства, но и весьма препятствовала тому,

чтобы плоды технологического прогресса распределялись среди масс населения. А потому для технологии производства не существовало возможности ни к количественной экспансии, ни к качественному улучшению.

Таким образом, мы видим, что результатом новой технологии земледелия был огромный рост культуры на ее начальных стадиях. Однако в результате осуществления этого прогресса была создана такая социальная система, которая с течением времени стала тормозом и помехой технологической системы, сдерживая ее развитие настолько, что это привело к фактической остановке прогресса несмотря на тот факт, что еще не произошло тесного приближения к технологическим пределам сельскохозяйственного развития. А если так, то мы имеем все основания заключить, что человеческая культура никогда и не поднялась бы значительно выше тех вершин, которые были достигнуты до начала христианской эры, если бы благодаря использованию сил природы в новой форме не произошло бы значительного увеличения количества энергии, добываемой на душу населения в год.

Топливная Революция была кульминацией и синтезом определенного количества потоков культурных элементов,

410

которые в течение некоторого времени прогрессивно развивались, — точно так же и Земледельческая Революция представляла собой организованный расцвет тенденций предшествующих эпох. И, подобно своей предшественнице, Топливная Революция принесла с собой огромные социальные, политические и экономические перемены вследствие резкого увеличения энергетических ресурсов для культурного строительства благодаря получению солнечной энергии в новой форме — на этот раз в форме каменного угля, нефти и природного газа.

Как и в случае с Земледельческой Революцией, результатом новой топливной технологии стало заметное увеличение численности населения. До наступления Эпохи угля население Европы возросло всего лишь со 100 млн. человек в 1650 г. до 187 млн. - в 1800-м. А вот с 1800 по 1900 гг. оно увеличилось более чем до 400 млн. человек. Население Англии (если ссылаться на ту страну, в которой происходила Промышленная Революция и в которой она достигла значительного развития) увеличилось с 1700 по 1800 гг. на 50%. А вот в течение XIX в. оно возросло на 260%. За два века до 1850 г. население Японии увеличилось всего на 41%. Однако за пятьдесят лет после 1872 г. (примерно с того времени, когда там началась индустриализация) численность населения увеличилась более чем на 80%. Мощным стимулом, способсгвовавшим ускорению темпов урбанизации, была новая технология — точно так же, как в бронзовом веке подобным стимулом было развитие земледельческой технологии. Европейская феодальная система — сельское, аристократическое, экономичное сельскохозяйственное производство — устарела и была заменена городской, парламентской, промышленной экономикой, производ-ством-ради-продажи-и- прибыли. Социальная структура стала даже еще более дифференцированной, а функции -еще более специализированными. По мере прогресса технологии возрастала и производительность человеческого труда. Сельское население сокращалось — сокращалось относительно, а в некоторых случаях и абсолютно.

Произошли перемены и в классовой структуре общества. Базовая дихотомия — составляющий меньшинство правящий класс и большинство населения, подчиненного и эксплуатируемого, - попрежнему сохранялась, но со-

411

став этих классов претерпел радикальные изменения. Промышленные лорды и финансовые бароны заменили собой земельную аристократию феодализма в качестве доминирующего элемента правящего класса, а городской, промышленный пролетариат занял место невольников, крестьян или рабов в качестве базового элемента класса подчиненного. Промышленные забастовки пришли на смену крестьянским бунтам и восстаниям рабов и крепостных более раннего времени. И, уже в новой форме, Государство-Церковь функционировало в качестве координирующего и регулирующего механизма поддержания целостности общества посредством сдерживания этих классовых антагонизмов и мобилизации ресурсов общества для наступления и обороны.

Здесь нам следовало бы прервать наше размышление, чтобы отметить любопытное свойство процесса культурной эволюции: по мере эволюции культуры скорость роста возрастает. Как мы уже видели, скорость роста во времена позднего неолита и раннего бронзового века была гораздо выше, чем в палеолитическую и неолитическую эпохи. Чтобы совершить свое развитие, Земледельческой Революции потребовалось несколько тысяч лет. А вот Топливной Революции